Для "Мемориала" важно не только изучение прошлого, для нас важно сохранение и изучение памяти людей. Как существовала неофициальная народная память о ГУЛАГе, так была и неофициальная память о холокосте.

Политбюро, конечно, не коллективный Большой Брат, который доводит знания населения о прошлом до чистого листа, но память о Второй мировой войне в Советском Союзе довольно сильно редактировалась. Попытки "вычистить" память о холокосте начались еще в конце войны, когда слово "евреи" в сообщениях Чрезвычайной государственной комиссии заменяли выражением "мирные советские граждане". После войны власть быстро прошла путь от слепоты в отношении минской еврейской общины, которая установила памятник погибшим евреям с надписью на идише, до острого зрения: высматривали врагов и сажали евреев за "создание сионистской организации", когда те всего-то хотели скинуться на памятник в Одессе. Потом на два десятилетия наступило забвение. Однако с оттепелью ростки свободолюбия проникли и в область исторической памяти. В 1959 году Виктор Некрасов написал статью, напомнив о том, что Бабий Яр (тогда – пустырь под Киевом) не место для стадиона и складывания пульпы. В 1961 году Евгений Евтушенко в своей поэме, а потом Дмитрий Шостакович в своей 13-й симфонии еще раз напомнили власти о том, что евреи лежат в Бабьем Яру и в других местах только за то, что они – евреи.

Именно под давлением неофициальной памяти в Бабьем Яру стали вообще проводить митинги памяти. Неофициальный митинг 1966 года собрал несколько сот человек, лучших представителей киевской и московской интеллигенции. С тех пор митинги стали ежегодными, в начале 1970-х в них участвовали уже по несколько сотен человек. Естественно, власти всячески препятствовали попыткам произносить речи, возлагать венки с надписями на иврите или на идише и голубыми (цвета израильского флага) лентами. Для того чтобы перехватить инициативу, с 1968 года киевский горком КПСС стал проводить свои, официозные митинги. Письмо почти 100 евреев из разных городов в 1974-м подвигло власть в 1976 году поставить все-таки хоть какой-то памятник в Бабьем Яру, а необходимость ответить "сионистской пропаганде" стала причиной создания в 1981-м фильма "Бабий Яр – уроки истории".

Неофициальная память о холокосте наказывалась так же строго, как и память о советских репрессиях. Вот эпизод, ставший квинтэссенцией отношения советской власти к этой теме: бывший сотрудник ГУЛАГа, затем военнопленный Дарницкого концлагеря под Киевом Владимир Давыдов в 1969 году оказался свидетелем обвинения на процессе Бориса Кочубиевского, произнесшего речь на неофициальном митинге памяти. Именно бывший сотрудник ГУЛАГа, военнопленный, а не еврейский отказник были для советской власти живым олицетворением памяти о войне.

Была ли неофициальная память эффективной, достигли ли ощутимых результатов усилия интеллектуалов, общественных активистов, которые получали 15 суток за "несогласованный митинг"? Глядя на сегодняшние учебники истории – скорее нет, о холокосте в них написано очень немного. Хотя тема холокоста и современного антисемитизма связаны между собой так же крепко, как и память о репрессиях и ситуация с правами человека сейчас. Но это уже проблема современной России, которая с неонацистами начала бороться только тогда, когда они стали убивать федеральных судей. Так, в 2010 году членами подпольной неонацистской группы БОРН, которую некоторое время считали мифической, был убит судья Мосгорсуда Эдуард Чувашов.

Алексей Макаров – сотрудник архива Международного общества "Мемориал", учитель обществознания школы-интерната "Интеллектуал"