Российская пресса сообщила о разрабатываемой в правительстве реформе 15 ведущих научных организаций в области физики. Хотя информации об этих планах очень мало, у ученых есть опасения, что это попытка провести объединение под эгидой Курчатовского института.

В конце прошлого года 15 научных организаций заключили соглашение о партнерстве при реализации крупнейших проектов. А в конце июня, по данным газеты "Коммерсант", в администрацию президента России поступило письмо, подписанное директором Курчатовского института Михаилом Ковальчуком и экс-президентом РАН Юрием Осиповым, в котором предлагают использовать соглашение о партнерстве "для создания объединения ведущих научных учреждений страны" и просят президента "придать формальный статус такой структуре". По данным газеты, рассмотрев обращение, президент Владимир Путин поручил премьеру Дмитрию Медведеву до 1 сентября "обеспечить проработку вопроса о придании правового статуса объединению".

Сергей Дмитриев, глава лаборатории ядерных реакций имени Флерова в Объединенном институте ядерных исследований, в интервью Радио Свобода заявил:

– Точной информации о том, идет ли речь об ассоциации или придании правового статуса объединению 15 институтов, у нас пока нет. Если говорить о возможном развитии этой ситуации, то, конечно, это может способствовать концентрации усилий на проектах "Мегасайнс". Но наука не развивается по принципу демократического централизма. Она развивается в 15 институтах в определенной степени независимо и даже в конкуренции друг с другом, но в то же время и помогая друг другу. Тем не менее, это не холдинг. Наука не подчиняется законам бизнеса. А возникает такое подозрение, что российскую науку хотят построить менеджеры. Ну, вряд ли из этого получится то, что потом привьет и разовьет эту науку.

– Вы упомянули проекты "Мегасайнс". Что это такое?

– В соответствии с решением Совета по науке при президенте, рассматривается ряд "Мегасайнс" проектов, которые требуют очень большой поддержки государства. С точки зрения Объединенного института ядерных исследований (ОИЯИ), к этим проектам относится проект "Ника", это очень большой проект, вполне научно обоснованный, и конечно, в нем заинтересовано очень много и международных организаций, и наших коллаборантов, и мы его развиваем. Но конечно, нужна поддержка России. Второй проект – это "Пик-реактор", это Гатчина. Третий проект – это то, что мы делаем с Италией, это то, что проводит Камчатский институт. И четвертый проект – это Новосибирск. Все четыре проекта требуют сотен миллионов долларов вложений со стороны государства. Проекты должны вокруг себя объединить очень большое количество российских институтов, участие научного сообщества в их реализации. Это правильно. Но это не должно влиять на самостоятельность институтов и на их собственное развитие, иначе наука не будет развиваться.

– Правильно ли я понимаю, что в отношении таких проектов некое объединение, партнерство институтов необходимо?

– Да, но это не значит, что надо 15 институтов слить в один большой институт и подсоединить его к Курчатовскому центру. Каждый институт должен оставаться независимым, но научное сообщество должно вместе решать проблемы в реализации крупных проектов, как это делается и на Западе.

– Вы говорили о том, что институт, в котором вы работаете, Объединенный институт ядерных исследований, – это международный проект, и в этом смысле он не может быть объединен с кем бы то ни было.

– Объединенный институт ядерных исследований – это международная, межправительственная организация, на сегодняшний день ее участниками являются 18 стран. И высшим органом института является Комитет полномочных представителей, соответственно, 18 представителей правительств стран-участников. И конечно, ни в какую юридическую единую форму объединения ни с каким центром мы вступить не можем без согласия этих 18 стран. Мы действительно можем участвовать в ассоциации, мы можем участвовать в обсуждении, но не более того.

– Что касается вашего института, он нуждается в каком-то дополнительном получении средств от российского государства? Скажем, подобное объединение могло привести, может быть, в какой-то другой форме к тому, что институт бы только выиграл?

– Ну, опять-таки информации пока мало, и этот вопрос, скорее, к генеральному директору института, я всего лишь директор одной из лабораторий. Что касается лаборатории ядерных реакций, конечно, мы нуждаемся в поддержке, и мы ее получаем, но это не значит, что мы должны терять свою самостоятельность и зависеть от какой-то формы объединения.

– Каковы отношения других институтов с Курчатовским институтом? Почему именно Курчатовский институт считается, если можно так выразиться, первым среди равных и почему существуют эти опасения, что именно в Курчатовский институт это будет каким-то образом вливаться?

– Ну, опасения существуют, и они вполне оправданны, поскольку в Курчатовский институт вовлечен Институт ядерной физики в Гатчине, Институт теоретической и экспериментальной физики, уже вошедший в состав Объединенного ядерного центра "Курчатовский институт". И в результате это, конечно, сейчас самый мощный институт, самый многочисленный, наиболее финансируемый.

– Если представить теоретическую возможность какого-то объединения под эгидой Курчатовского института, это могло бы привести к тому, что увеличилось бы финансирование, например, вашего института? Или важнее сохранять эту независимость и это будет лучше способствовать развитию науки?

– Нет, бюджет нашего института формируется из взносов стран-участниц, в том числе и России. Этот бюджет утвержден комитетом полномочных представителей, и это то, на что мы ориентируемся. Но когда мы говорим о "Мегасайнс" проектах, то тут, конечно, нам нужна поддержка и международного сообщества, и мы ее ожидаем со стороны и Германии, и Франции, и Италии, и России. И в этом плане, конечно, мы заинтересованы в какой-то поддержке российской научной среды в реализации нашего проекта. Но это никоим образом не может влиять на наш правовой статус.

– Представим себе, что сами ученые принимают решение о том, как дальше организовывать жизнь научных институтов. Вы считаете, что сейчас эта жизнь организована правильно, то есть ее можно как-то незначительно менять, но в целом вас устраивает нынешняя ситуация? Или назрела необходимость и понимание, что должны быть какие-то реформы проведены? Почему вдруг заговорили о реформе?

– Вы возвращаетесь к вопросу о реформе Российской академии наук, о реформе управления наукой вообще. Это достаточно сложный вопрос, над которым и сама Российская академия наук, и институты достаточно думают, но мне казалось, что надо дать возможность российской науке реформироваться внутри научного сообщества, а не сверху.