Своевременное рассуждение попалось мне недавно на сайте Slate. Нью-йоркский писатель Марк Ванхенакер попытался убедить читателей научного блога, что проблема непонимания, с которой философия сталкивается сегодня по всему миру, сводится к отсутствию внятных стратегий ее "продажи". Очевидно, что философия необходима любой культуре, даже нашей. Если бы не ее двухтысячелетняя с лишним традиция, откуда взялись бы, например, Monty Python? И где бы черпали вдохновение промоутеры спиртного ("Пью, следовательно, существую"), если бы не Декарт?
Философия должна существовать, но чтобы сохраниться в мире равнодушно похрюкивающего капитализма, ей требуется легкая маркетинговая встряска. Для начала нужно переключиться на производство другого продукта. Трактаты и академические статьи с трехэтажным научным аппаратом безнадежно устарели. Мир ускоряется, внимание бесконечно дробится. Успешный продукт может быть только компактным.
Мысленные эксперименты (Thought Experiments или TXs®), – предлагает Ванхенакер. Не более трех строчек. Вы хотите понять, нужно ли запрещать аборты? – Представьте, что вам придется в течение девяти месяцев лежать в больнице с торчащей из живота трубой, подсоединенной к другому существу, – причем так, что от любых мелочей вашей жизнедеятельности будет зависеть жизнь и здоровье этого второго существа. Готовы? Нет? Или только время от времени?
Затраты на производство TXs® минимальны. Огромное количество материала было наработано в далеком прошлом. Знаете, почему Ахиллес никогда не догонит черепаху? То-то же.
TXs® следует продвигать в виде подкастов. Мыслящая публика сможет стричь свои газоны, ждать автобуса и стоять в пробках под аккомпанемент предельных вопросов. Нужно только выложить все это на iTunes, завести страничку в Фейсбуке и аккаунт в Твиттере. Хотя пиар на начальном этапе тоже не помешает. Но это легко. В поддержку философии всегда может высказаться какой-нибудь Вуди Аллен. Или можно даже разместить портрет малоизвестного профессора философии рядом с фотографией Сороса и дать слоган: "Что между ними общего? – Философия".
Философия Поппера, если быть точным. Впрочем, это не важно.
Я благодарна Максу Ванхенакеру. Теперь мне не нужно объяснять, кто такие софисты, которых страшно ненавидел Сократ. Софисты, начинает свою вторую радио-беседу Пятигорский, были чутки к общественному мнению и предрассудкам. Но они, мол, занимались не философией, а дрессировкой.
Нет, сегодня это уже не совсем точно. Софистов, мыслящих исключительно своевременно, сегодня следует назвать мастерами маркетинга. Запатентованные ими мысленные эксперименты живы и по сей день. Они умели себя продать. Сократ, всю жизнь от них отмежевывавшийся, сам готов был платить – лишь бы понять. Понять, что значит "добродетель" и "благо", как устроена душа и благодаря чему она знает то, что знает. Так, во всяком случае, он говорил Евтифрону – главному герою диалога, который разбирает Пятигорский.
Разговор о добродетели происходил у них перед воротами суда. Евтифрон идет туда для тяжбы с собственным отцом, которого обвиняет в убийстве, а Сократ – отвечать по иску Мелета, который обвинил Сократа в развращении юношества. Ситуация, вроде бы, тоже для нас чрезвычайно своевременная. Как и позиция Евтифрона.
Тот абсолютно уверен, что, преследуя отца, поступает добродетельно. Он знает волю богов, он провидец. Он прав, потому что он прав. Ради демонстрации своей правоты он только что не совершает у ворот суда воскурения. А был бы у афинян тропарь – так спел бы и его.
Сократ иронически набивается к нему в ученики – чтобы сослаться в ходе разбирательства на мнение человека, абсолютно уверенного в своей правоте. Потому что сам-то Сократ в ней не уверен – что и демонстрирует Евтифрону в ходе недолгой беседы, не возымевшей, впрочем, никакого действия.
Сократ идет разбираться с Мелетом, Евтифрон – преследовать собственного отца. Оба, в сущности, не знают, что такое добродетель. Только уверенный в своей правоте Евтифрон не ведает о собственном незнании. Он считает, что поступок его угоден богам – они и сами так поступали. Не наказал ли Зевс своего отца Кроноса за излишнюю жестокость к детям? Значит, и ему, Евтифрону, подобает наказать собственного отца.
Сократ, напротив, точно знает, что полагаться на рассказы о богах при раздумьях о добродетели нельзя. Чего только не сочинили о них люди. Он не знает, что есть добродетель, но знает, что в основе любой ошибки лежит незнание о собственном незнании.
В суде, который состоялся через некоторое время по иску Мелета и двух других, Анита и Ликона, Сократ крайне неудачно "позиционировал" себя перед афинянами как овода, приставленного к обленившемуся от тучности полису. Не убивать меня следует, а кормить на общественный счет, – уверял сограждан Сократ. Но так и не уверил. Ведь источником его мудрости тоже было, вроде бы, божественное – только афиняне, имевшие о нем собственные представления, не уловили его инаковость. "Мне бывает какое-то чудесное знамение. Началось у меня это с детства: вдруг – какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен делать, а склонять к чему-нибудь никогда не склоняет". Ему есть зов, и он пытается его понять. Зов этот всякий раз выводит Сократа из автоматизма повседневности, выключает из "своевременного" и заставляет выяснять, что же благосклонный даймон пытался ему нашептать.
Источник сократовской мудрости, заключает Пятигорский, в боге. Это так, но стоит отметить принципиальную неопределенность этого бога. На протяжении двух с половиной тысяч лет он приобретал в философии самые разные очертания. Из голоса сократовского даймона он превращался в волю христианского бога, свет разума, диктат истории, зов бытия. Неизменным для ищущего мудрости всегда оставалось одно: готовность услышать этот голос и откликнуться на этот зов. Умение отключиться от стрижки газонов и слушать. Пустоту, тишину, гул большого города или разговоры знакомых. Задерживаться в состоянии несвоевременности – и слушать. Например, то, что говорилось в одном московском переулке в годы юности Пятигорского. Поэтому прежде, чем обратиться к Сократу, прислушаемся, как Пятигорский читает фрагменты из "Философии одного переулка", собрания сократических всплесков в далекие от Сократа времена и в далеких от Афин широтах.
(Видео любезно предоставлено в наше распоряжение главным редактором рижского журнала Rigas Laiks, автором фильма "Философ сбежал" Улдисом Тиронсом.)
И только теперь – к самому Сократу. Вторая радиобеседа о нем прозвучала в эфире Радио Свобода 11 января 1975 года. Пятигорский выступал под именем "Александр Моисеев".
Проект "Свободный философ Пятигорский" готовится совместно с Фондом Александра Пятигорского. Благодарим руководство Фонда и лично Людмилу Пятигорскую за сотрудничество. Напоминаю, этот проект был бы невозможен без архивиста "Свободы" Ольги Широковой, являющейся соавтором всего начинания.
Все выпуски доступны здесь.
Философия должна существовать, но чтобы сохраниться в мире равнодушно похрюкивающего капитализма, ей требуется легкая маркетинговая встряска. Для начала нужно переключиться на производство другого продукта. Трактаты и академические статьи с трехэтажным научным аппаратом безнадежно устарели. Мир ускоряется, внимание бесконечно дробится. Успешный продукт может быть только компактным.
Мысленные эксперименты (Thought Experiments или TXs®), – предлагает Ванхенакер. Не более трех строчек. Вы хотите понять, нужно ли запрещать аборты? – Представьте, что вам придется в течение девяти месяцев лежать в больнице с торчащей из живота трубой, подсоединенной к другому существу, – причем так, что от любых мелочей вашей жизнедеятельности будет зависеть жизнь и здоровье этого второго существа. Готовы? Нет? Или только время от времени?
Затраты на производство TXs® минимальны. Огромное количество материала было наработано в далеком прошлом. Знаете, почему Ахиллес никогда не догонит черепаху? То-то же.
TXs® следует продвигать в виде подкастов. Мыслящая публика сможет стричь свои газоны, ждать автобуса и стоять в пробках под аккомпанемент предельных вопросов. Нужно только выложить все это на iTunes, завести страничку в Фейсбуке и аккаунт в Твиттере. Хотя пиар на начальном этапе тоже не помешает. Но это легко. В поддержку философии всегда может высказаться какой-нибудь Вуди Аллен. Или можно даже разместить портрет малоизвестного профессора философии рядом с фотографией Сороса и дать слоган: "Что между ними общего? – Философия".
Философия Поппера, если быть точным. Впрочем, это не важно.
Я благодарна Максу Ванхенакеру. Теперь мне не нужно объяснять, кто такие софисты, которых страшно ненавидел Сократ. Софисты, начинает свою вторую радио-беседу Пятигорский, были чутки к общественному мнению и предрассудкам. Но они, мол, занимались не философией, а дрессировкой.
Нет, сегодня это уже не совсем точно. Софистов, мыслящих исключительно своевременно, сегодня следует назвать мастерами маркетинга. Запатентованные ими мысленные эксперименты живы и по сей день. Они умели себя продать. Сократ, всю жизнь от них отмежевывавшийся, сам готов был платить – лишь бы понять. Понять, что значит "добродетель" и "благо", как устроена душа и благодаря чему она знает то, что знает. Так, во всяком случае, он говорил Евтифрону – главному герою диалога, который разбирает Пятигорский.
Разговор о добродетели происходил у них перед воротами суда. Евтифрон идет туда для тяжбы с собственным отцом, которого обвиняет в убийстве, а Сократ – отвечать по иску Мелета, который обвинил Сократа в развращении юношества. Ситуация, вроде бы, тоже для нас чрезвычайно своевременная. Как и позиция Евтифрона.
Тот абсолютно уверен, что, преследуя отца, поступает добродетельно. Он знает волю богов, он провидец. Он прав, потому что он прав. Ради демонстрации своей правоты он только что не совершает у ворот суда воскурения. А был бы у афинян тропарь – так спел бы и его.
Сократ иронически набивается к нему в ученики – чтобы сослаться в ходе разбирательства на мнение человека, абсолютно уверенного в своей правоте. Потому что сам-то Сократ в ней не уверен – что и демонстрирует Евтифрону в ходе недолгой беседы, не возымевшей, впрочем, никакого действия.
Сократ идет разбираться с Мелетом, Евтифрон – преследовать собственного отца. Оба, в сущности, не знают, что такое добродетель. Только уверенный в своей правоте Евтифрон не ведает о собственном незнании. Он считает, что поступок его угоден богам – они и сами так поступали. Не наказал ли Зевс своего отца Кроноса за излишнюю жестокость к детям? Значит, и ему, Евтифрону, подобает наказать собственного отца.
Сократ, напротив, точно знает, что полагаться на рассказы о богах при раздумьях о добродетели нельзя. Чего только не сочинили о них люди. Он не знает, что есть добродетель, но знает, что в основе любой ошибки лежит незнание о собственном незнании.
В суде, который состоялся через некоторое время по иску Мелета и двух других, Анита и Ликона, Сократ крайне неудачно "позиционировал" себя перед афинянами как овода, приставленного к обленившемуся от тучности полису. Не убивать меня следует, а кормить на общественный счет, – уверял сограждан Сократ. Но так и не уверил. Ведь источником его мудрости тоже было, вроде бы, божественное – только афиняне, имевшие о нем собственные представления, не уловили его инаковость. "Мне бывает какое-то чудесное знамение. Началось у меня это с детства: вдруг – какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен делать, а склонять к чему-нибудь никогда не склоняет". Ему есть зов, и он пытается его понять. Зов этот всякий раз выводит Сократа из автоматизма повседневности, выключает из "своевременного" и заставляет выяснять, что же благосклонный даймон пытался ему нашептать.
Источник сократовской мудрости, заключает Пятигорский, в боге. Это так, но стоит отметить принципиальную неопределенность этого бога. На протяжении двух с половиной тысяч лет он приобретал в философии самые разные очертания. Из голоса сократовского даймона он превращался в волю христианского бога, свет разума, диктат истории, зов бытия. Неизменным для ищущего мудрости всегда оставалось одно: готовность услышать этот голос и откликнуться на этот зов. Умение отключиться от стрижки газонов и слушать. Пустоту, тишину, гул большого города или разговоры знакомых. Задерживаться в состоянии несвоевременности – и слушать. Например, то, что говорилось в одном московском переулке в годы юности Пятигорского. Поэтому прежде, чем обратиться к Сократу, прислушаемся, как Пятигорский читает фрагменты из "Философии одного переулка", собрания сократических всплесков в далекие от Сократа времена и в далеких от Афин широтах.
(Видео любезно предоставлено в наше распоряжение главным редактором рижского журнала Rigas Laiks, автором фильма "Философ сбежал" Улдисом Тиронсом.)
И только теперь – к самому Сократу. Вторая радиобеседа о нем прозвучала в эфире Радио Свобода 11 января 1975 года. Пятигорский выступал под именем "Александр Моисеев".
Проект "Свободный философ Пятигорский" готовится совместно с Фондом Александра Пятигорского. Благодарим руководство Фонда и лично Людмилу Пятигорскую за сотрудничество. Напоминаю, этот проект был бы невозможен без архивиста "Свободы" Ольги Широковой, являющейся соавтором всего начинания.
Все выпуски доступны здесь.
