В среде советских инженеров семидесятых был очень популярен анекдот про университетского завхоза, который сетовал, что физики слишком много просят: то синхрофазотрон им подавай, то еще какую-нибудь сложную машину. "Брали бы пример с математиков, – ворчал завхоз. – Они только карандаши и ластики просят. Или вот с философов – этим даже и ластиков не надо". В наши дни этот анекдотический завхоз, похоже, пришел к власти и, руководствуясь житейской мудростью, отменяет выдачу философам вообще чего бы то ни было. Писать всякую чушь, не нуждающуюся в исправлениях, можно вообще без финансовой поддержки. Удивительнее всего, что этот завхоз оказался у власти сразу по всему западному миру. Редкий случай, когда Россия, стремительно преодолев разрывы, зашагала в ногу с просвещенным Западом. Хотя один такой прецедент в истории все-таки был.
На днях московскую научно-гуманитарную общественность крайне встревожило известие о полной отмене бюджетных мест на бакалавриате философского факультета РГГУ. Соответствующий министерский приказ выложила в фейсбуке преподаватель факультета Анна Резниченко. Эта новость грустная – просто потому, что если в России и есть философия, то с точки зрения преподавательского состава она концентрируется именно на этом факультете. Печально, что этим преподавателям в следующем году будет некого учить. Мне трудно представить себе человека, оплачивающего из собственного кармана обучение философии. Но не потому, что я солидарна с завхозом, полагающим философию бессодержательной чушью, а потому что философия представляется мне полностью выключенной из круговорота потребностей и целесообразностей, подлинных или мнимых, внутри которого обращаются деньги. Философия в принципе ни для чего не нужна. Следовательно, покупать ее никто не будет.
В этой ситуации можно писать петиции в защиту РГГУ, требовать обоснований министерского решения и готовить свои контраргументы. Беда только в том, что все эти ходы заведомо слабы: сокращение бюджетных мест на гуманитарных специальностях – отражение общей тенденции. Причем тенденции, порожденной не произволом российской власти, а общим отношением к гуманитарному образованию. На вопрос "зачем учиться?" теперь отвечают как угодно, но только не естественными для прошлого словами "чтобы знать". Теперь на гуманитарных факультетах учатся, чтобы не попасть в армию, оттянуть взросление, повысить шансы на получение хорошей работы, исполнить родительские мечты, расширить кругозор и круг общения. Знание как таковое уходит из круга высшего гуманитарного образования, и университеты прекрасно приспосабливаются к текущей ситуации, предлагая фантастические с точки зрения прошлого специальности типа рекламы, менеджмента, искусства по связям с общественностью, конфликтологии, культуры чего угодно и теории всего подряд. Зачем в этой ситуации традиционные дисциплины и особенно философия, настаивающая на собственной бесполезности? Этот вопрос задается сейчас везде – не только в России.
Единственное, о чем действительно имеет смысл спросить сегодня именно у российского министерства, так это о причинах дискриминации философии. Сокращение бюджетных мест намечено по всем гуманитарным специальностям, но бюджетную философию почему-то уничтожают вовсе. Не знаю, что ответит на этот вопрос министерство, но можно предположить, что здесь оно действует просто по исторической инерции.
Университетской философии в России никогда в собственном смысле не существовало, и как только ее ростки начинали появляться на новоучрежденных факультетах, эти факультеты тут же закрывали. В 1850 году министр просвещения Ширинский-Шихматов закрыл философские факультеты в Петербурге и Москве, и его коронная фраза о том, что "польза философии не доказана, а вред от нее возможен" вполне приложима и к следующему по времени закрытию философского факультета в Петрограде в 1922 году – после высылки парохода с преподавателями за границу. Последующее возникновение университетской философии в сугубо идеологическом статусе тоже правильнее было бы считать формой ее уничтожения – именно на этом этапе и распространилась в СССР мудрость завхоза, с которой я начала. Теперь, очевидно, пришло время нового закрытия: пользу от своих изысканий философия сама сегодня с готовностью отрицает, вред же от нее очевиден. Он имеет конкретное денежное выражение.
История борьбы с философией в России отличается гладкостью и непрерывностью. Забавно, что финал этой сугубо частной истории хронологически совпадает с финалом университета как такового. Западный университет долго шел к собственному концу, многообразно меняясь и развиваясь, а российский (как минимум по части философии) попал туда – по историческим меркам – едва ли не сразу. Этот головокружительный пируэт каким-то зловещим образом напоминает изобретение предыдущего могильщика российской философии, Ленина.
Когда Ленин адаптировал революционную теорию Маркса под условия родных осин, ему пришло в голову заявить, что Россия перешла от феодализма к империализму, минуя капитализм, чем и обосновывалась возможность пролетарской революции в этой почти лишенной пролетариата стране. После чего революция стремительно уничтожила то, чего не было, – капитализм. С "нормальной" университетской философией в России сейчас происходит нечто похожее: едва установившись, она достигла высшей степени неприкаянности, характерной для классического западного университета. И, видимо, опять обречена – так и не состоявшись.
На днях московскую научно-гуманитарную общественность крайне встревожило известие о полной отмене бюджетных мест на бакалавриате философского факультета РГГУ. Соответствующий министерский приказ выложила в фейсбуке преподаватель факультета Анна Резниченко. Эта новость грустная – просто потому, что если в России и есть философия, то с точки зрения преподавательского состава она концентрируется именно на этом факультете. Печально, что этим преподавателям в следующем году будет некого учить. Мне трудно представить себе человека, оплачивающего из собственного кармана обучение философии. Но не потому, что я солидарна с завхозом, полагающим философию бессодержательной чушью, а потому что философия представляется мне полностью выключенной из круговорота потребностей и целесообразностей, подлинных или мнимых, внутри которого обращаются деньги. Философия в принципе ни для чего не нужна. Следовательно, покупать ее никто не будет.
В этой ситуации можно писать петиции в защиту РГГУ, требовать обоснований министерского решения и готовить свои контраргументы. Беда только в том, что все эти ходы заведомо слабы: сокращение бюджетных мест на гуманитарных специальностях – отражение общей тенденции. Причем тенденции, порожденной не произволом российской власти, а общим отношением к гуманитарному образованию. На вопрос "зачем учиться?" теперь отвечают как угодно, но только не естественными для прошлого словами "чтобы знать". Теперь на гуманитарных факультетах учатся, чтобы не попасть в армию, оттянуть взросление, повысить шансы на получение хорошей работы, исполнить родительские мечты, расширить кругозор и круг общения. Знание как таковое уходит из круга высшего гуманитарного образования, и университеты прекрасно приспосабливаются к текущей ситуации, предлагая фантастические с точки зрения прошлого специальности типа рекламы, менеджмента, искусства по связям с общественностью, конфликтологии, культуры чего угодно и теории всего подряд. Зачем в этой ситуации традиционные дисциплины и особенно философия, настаивающая на собственной бесполезности? Этот вопрос задается сейчас везде – не только в России.
Единственное, о чем действительно имеет смысл спросить сегодня именно у российского министерства, так это о причинах дискриминации философии. Сокращение бюджетных мест намечено по всем гуманитарным специальностям, но бюджетную философию почему-то уничтожают вовсе. Не знаю, что ответит на этот вопрос министерство, но можно предположить, что здесь оно действует просто по исторической инерции.
Университетской философии в России никогда в собственном смысле не существовало, и как только ее ростки начинали появляться на новоучрежденных факультетах, эти факультеты тут же закрывали. В 1850 году министр просвещения Ширинский-Шихматов закрыл философские факультеты в Петербурге и Москве, и его коронная фраза о том, что "польза философии не доказана, а вред от нее возможен" вполне приложима и к следующему по времени закрытию философского факультета в Петрограде в 1922 году – после высылки парохода с преподавателями за границу. Последующее возникновение университетской философии в сугубо идеологическом статусе тоже правильнее было бы считать формой ее уничтожения – именно на этом этапе и распространилась в СССР мудрость завхоза, с которой я начала. Теперь, очевидно, пришло время нового закрытия: пользу от своих изысканий философия сама сегодня с готовностью отрицает, вред же от нее очевиден. Он имеет конкретное денежное выражение.
История борьбы с философией в России отличается гладкостью и непрерывностью. Забавно, что финал этой сугубо частной истории хронологически совпадает с финалом университета как такового. Западный университет долго шел к собственному концу, многообразно меняясь и развиваясь, а российский (как минимум по части философии) попал туда – по историческим меркам – едва ли не сразу. Этот головокружительный пируэт каким-то зловещим образом напоминает изобретение предыдущего могильщика российской философии, Ленина.
Когда Ленин адаптировал революционную теорию Маркса под условия родных осин, ему пришло в голову заявить, что Россия перешла от феодализма к империализму, минуя капитализм, чем и обосновывалась возможность пролетарской революции в этой почти лишенной пролетариата стране. После чего революция стремительно уничтожила то, чего не было, – капитализм. С "нормальной" университетской философией в России сейчас происходит нечто похожее: едва установившись, она достигла высшей степени неприкаянности, характерной для классического западного университета. И, видимо, опять обречена – так и не состоявшись.
