Распространение радикального исламизма – одна из основных угроз национальной безопасности России, считают авторы доклада "Карта этнорелигиозных угроз: Северный Кавказ и Поволжье". Это исследование, посвященное проблемам Северного Кавказа, подготовлено Институтом национальной стратегии в Москве. Президент института Михаил Ремизов заявил в интервью Радио Свобода:
– Сейчас происходит экспансия радикального политического исламизма в нескольких плоскостях. Во-первых, территориальная экспансия: его влияние распространяется на новые регионы, прежде всего, на республики Поволжья. Татарстан, Башкирия – это традиционные регионы распространения ислама, но политический исламизм, тем более радикальный и близкий к ваххабизму, был всегда чужд этим регионам, однако сейчас именно там происходит достаточно активное распространение этих взглядов. Во-вторых, этническая экспансия: идет активная пропаганда среди немусульманских народов. В-третьих, социальная экспансия: радикальные исламистские взгляды распространяются в трех важных социальных стратах. В первую очередь, молодежь: в том же Дагестане быть ваххабитом – это элемент молодежной моды, и в Татарстане основной питательной почвой этих настроений является молодежь. Во вторую очередь, это криминальный мир: идет активная пропаганда в тюрьмах, формируются тюремные джамааты, есть риск сращивания исламизма с организованной преступностью. И третья группа, как бы неожиданно это ни звучало, – это бюрократия, потому что и в Дагестане, и в Татарстане проваххабитские, происламистские симпатии существуют на среднем-низовом уровне, но иногда возникают вопросы к высоким уровням региональной власти – в связи с покровительством этих течений.
– Какие есть объяснения этим процессам?
– Причины связаны со слабостями государства, эта идеология паразитирует на слабостях государства: на клановости, на коррупции, на несправедливости и апеллирует к равенству поверх границ этнических, клановых, к справедливости и так далее. В этой идеологии есть привлекательные моменты. Но от этого она не становится менее опасной, не только для государства, но и для общества, потому что она может выглядеть привлекательно как форма протеста против уродства, несовершенства существующей системы, но самостоятельного позитивного проекта жизнеустройства она не несет. Если мы возьмем ваххабизм как некое обозначение для радикальных направлений в исламе, которые ориентируются на создание универсального глобального исламского политического проекта, на конфликт со светским государством и категорически отвергают его, то он становится интегральной идеологией протеста в регионах, где традиционно был ислам силен. Здесь есть, к сожалению, некая логика исторического процесса. Это не значит, что этому нельзя противостоять, но этот вызов нужно очень отчетливо видеть и диагностировать.
– Ваш доклад называется "Карта этнорелигиозных угроз": могли бы вы систематизировать, о каких угрозах и о каких регионах идет речь?
– Я выделил четыре группы угроз. Первая – это частичное выпадение из правового пространства страны ряда регионов, прежде всего на Северном Кавказе. Там есть полюса в виде Чечни и Дагестана, где по-разному разворачиваются события, но в обоих случаях можно говорить о выпадении этих регионов из правового пространства страны. Вторая группа угроз – распространение радикального политического исламизма. Третья – это формирование этнократии: доступ к государственной службе связан с этнической и клановой принадлежностью. Это стало негласной нормой даже в тех национальных республиках, где нет конфликтов. Четвертая группа угроз – это отчуждение на уровне общества. На первое место в этой подгруппе я бы поставил активизацию, с одной стороны, панкавказских представлений, выражаемых лозунгом "Кавказ – сила", и с другой стороны, антикавказских представлений. И те и другие представления являются не только дефицитом толерантности или дефицитом воспитания молодежи, но и являются выражением серьезных структурных проблем, с которыми сталкиваются и кавказские народы, находящиеся в процессе урбанизации и распада традиционного общества, и русское большинство России, которое до сих пор еще не оправилось от обвала общественного порядка, произошедшего в 90-х годах, и которое из-за слабости государства чувствует себя наиболее уязвимым.
– Сейчас происходит экспансия радикального политического исламизма в нескольких плоскостях. Во-первых, территориальная экспансия: его влияние распространяется на новые регионы, прежде всего, на республики Поволжья. Татарстан, Башкирия – это традиционные регионы распространения ислама, но политический исламизм, тем более радикальный и близкий к ваххабизму, был всегда чужд этим регионам, однако сейчас именно там происходит достаточно активное распространение этих взглядов. Во-вторых, этническая экспансия: идет активная пропаганда среди немусульманских народов. В-третьих, социальная экспансия: радикальные исламистские взгляды распространяются в трех важных социальных стратах. В первую очередь, молодежь: в том же Дагестане быть ваххабитом – это элемент молодежной моды, и в Татарстане основной питательной почвой этих настроений является молодежь. Во вторую очередь, это криминальный мир: идет активная пропаганда в тюрьмах, формируются тюремные джамааты, есть риск сращивания исламизма с организованной преступностью. И третья группа, как бы неожиданно это ни звучало, – это бюрократия, потому что и в Дагестане, и в Татарстане проваххабитские, происламистские симпатии существуют на среднем-низовом уровне, но иногда возникают вопросы к высоким уровням региональной власти – в связи с покровительством этих течений.
– Какие есть объяснения этим процессам?
– Причины связаны со слабостями государства, эта идеология паразитирует на слабостях государства: на клановости, на коррупции, на несправедливости и апеллирует к равенству поверх границ этнических, клановых, к справедливости и так далее. В этой идеологии есть привлекательные моменты. Но от этого она не становится менее опасной, не только для государства, но и для общества, потому что она может выглядеть привлекательно как форма протеста против уродства, несовершенства существующей системы, но самостоятельного позитивного проекта жизнеустройства она не несет. Если мы возьмем ваххабизм как некое обозначение для радикальных направлений в исламе, которые ориентируются на создание универсального глобального исламского политического проекта, на конфликт со светским государством и категорически отвергают его, то он становится интегральной идеологией протеста в регионах, где традиционно был ислам силен. Здесь есть, к сожалению, некая логика исторического процесса. Это не значит, что этому нельзя противостоять, но этот вызов нужно очень отчетливо видеть и диагностировать.
– Ваш доклад называется "Карта этнорелигиозных угроз": могли бы вы систематизировать, о каких угрозах и о каких регионах идет речь?
– Я выделил четыре группы угроз. Первая – это частичное выпадение из правового пространства страны ряда регионов, прежде всего на Северном Кавказе. Там есть полюса в виде Чечни и Дагестана, где по-разному разворачиваются события, но в обоих случаях можно говорить о выпадении этих регионов из правового пространства страны. Вторая группа угроз – распространение радикального политического исламизма. Третья – это формирование этнократии: доступ к государственной службе связан с этнической и клановой принадлежностью. Это стало негласной нормой даже в тех национальных республиках, где нет конфликтов. Четвертая группа угроз – это отчуждение на уровне общества. На первое место в этой подгруппе я бы поставил активизацию, с одной стороны, панкавказских представлений, выражаемых лозунгом "Кавказ – сила", и с другой стороны, антикавказских представлений. И те и другие представления являются не только дефицитом толерантности или дефицитом воспитания молодежи, но и являются выражением серьезных структурных проблем, с которыми сталкиваются и кавказские народы, находящиеся в процессе урбанизации и распада традиционного общества, и русское большинство России, которое до сих пор еще не оправилось от обвала общественного порядка, произошедшего в 90-х годах, и которое из-за слабости государства чувствует себя наиболее уязвимым.
