Александр Генис: Накануне очередной годовщины - 60-летия со дня смерти Сталина - о нем спорят еще больше, чем раньше. Так и не найдя себе постоянного места в отечественной истории, Сталин остается центром раздоров в расколовшемся постсоветском обществе. На Западе, однако, эти дискуссии давно в прошлом, и место полемики занимают факты беспристрастных исторических исследований. Об одном из них сегодня рассказывает ведущая “Книжного обозрения” “Американского часа” Марина Ефимова.
Tim Tzouliadis. «The Forsaken: An American Tragedy in Stalin’s Russia»
Тим Цулиадис. «Брошенные. Американская трагедия в сталинской России»
Марина Ефимова: Веками в нью-йоркской гавани приветствовали иммигрантов, прибывавших в Америку. Но в 1930-31 годах Нью-Йорк провожал американцев, тысячами эмигрировавших из Америки, и не куда-нибудь, а в Советский Союз. Это были и коммунисты, и просто рабочие, фермеры, инженеры, учителя, бежавшие от безработицы. Многие были наняты на советские автозаводы, которым Форд продал сотни сборочных линий устаревшей «Модели А». Советское агентство по найму – «Амторг» – приняло заявления от 100 000 американцев. 10 000 из них уехали в Россию. Их судьбу и попытался проследить историк Тим Цулиадис в книге «Брошенные. Американская трагедия в Сталинской России».
Советский Союз принял американцев радушно. «В 1930 г, - пишет Цулиадис, - школы для англоязычных детей были открыты в Москве, Ленинграде, Харькове, Сталинграде и Нижнем Новгороде. На тракторном заводе в Сталинграде американец зарабатывал на 110 долларов в месяц больше рабочего в Детройте, плюс получал даровое жилье, уборщицу, месячный отпуск и бесплатный транспорт». В 1931 году в Москве жило столько американцев, что там были созданы две бейсбольных команды (американская и русская) и выходила газета «The Moscow News» под редакцией Анны Стронг - подруги Элеонор Рузвельт. В газете «Нью-Йорк Таймс» журналист Уолтер Дюранти рисовал сияющий портрет России, включая Гулаг:
Диктор: «Каждый трудовой исправительный лагерь формирует род коммуны, где его обитатели относительно свободны и работают на пользу коммуны. Еда и жилье - даровые, а за работу они получают небольшую плату. Они, безусловно, не заключенные в американском понимании этого слова».
Марина Ефимова: Да что взять с журналиста в 31-м году, если в 44-м вице-президент Уоллес так описал энкаведешников после визита в Гулаг: «Старые солдаты в голубых фуражках. Заключенные относятся к ним с явным уважением». Уоллес не знал, что в день его визита роль заключенных тоже играли работники НКВД.
Сладкая жизнь американцев в СССР стала стремительно и необъяснимо меняться, когда 30-е годы перевалили за середину: молодежь начали брать в 37-м. Большинство расстреливали сразу после ареста, причем вместе с отцами, которые привезли их в Советский Союз. Сыновей допрашивали и били при отцах, а иногда и при матерях. Расстрелы велись в Бутово, в 30-ти километрах к югу от Москвы. Бейсболист Артур Аболин был расстрелян вместе с младшим братом Карлом и с отцом Джеймсом. Мать умерла в лагере. Не тронули только сестру-школьницу. Брали и знаменитостей. Парашютист Виктор Герман, недавний герой, которого прозвали «Линдберг России», был схвачен на улице в городе Горьком (прозванном советским Детройтом) и доставлен в управление НКВД – как и другие арестованные американцы - на той самой «модели А», которую они собирали.
Диктор: «В Москве студент Художественного училища Том Сговио каждый день слышал новость об аресте очередного знакомого, причем вместе с семьей. Особенно потряс арест друга – Арнольда Предина. Клуб американских рабочих на улице Герцена закрыли, как и английские школы, объявленные «центрами подготовки шпионов». Учителя исчезли. После ареста отца Том бросился в то единственное место, где 20-летнему американцу могли оказать помощь – в Американское посольство. Остальные посольства в Москве осаждали обезумевшие европейцы, слишком поздно понявшие, какую ошибку они совершили. Американское посольство отказывало в помощи бывшим соотечественникам под разными предлогами, включая нелепые. Например, у тех, кто продлевал свой паспорт, не было 2-х долларов в уплату за процедуру – хотя было известно, что в СССР владение иностранной валютой - преступление. По выходе из посольства американцев хватало НКВД буквально на глазах у дипломатов. Тома Сговио попросили прийти через неделю, он вышел из посольства, на площади Свердлова был арестован и исчез на 20 лет».
Марина Ефимова: На книгу «Брошенные» написана масса рецензий. Вот что пишет в своей знаток периода сталинского террора Энн Эпплбаум, автор бестселлера «Гулаг»:
Диктор: «Однажды в Сибири мне рассказали о лагере, известном у местных как «Английская колония». Говорили, что это в нескольких часах езды от города, туда не доходит поезд, а дорог нет вовсе. Однажды путевой обходчик нашел поблизости остатки британской военной формы. Кто-то слышал, как заключенные пели по-английски. В архивах я не нашла ни следа этого лагеря. Даже сегодня те, кто пытается узнать о судьбе иностранцев в Гулаге, обнаруживают, что документы потеряны или неизвестно куда переведены, или не существуют... И ничего нельзя доказать».
Марина Ефимова: Поэтому Эпплбаум считает такой важной книгу Цулиадиса, собравшего все письма (в том числе мольбы о помощи из архива Американского посольства), все дневники, мемуары, пересказы историй, даже слухи и, конечно, свидетельства горстки оставшихся в живых. Среди них - Том Сговио и Виктор Герман. Том выжил потому, что рисовал в лагере на Колыме пропагандистские плакаты. Он освободился в 50-х. Герману удалось выбраться из России только в 1976 году, через 45 лет после приезда. В рецензии на книгу «Брошенные» Энн Эпплбаум касается и злободневного аспекта старой трагедии:
Диктор: «Трагедия была двойной: американцев не только предало советское правительство, но и бросило собственное. Возможно, отчасти это было нежелание помогать коммунистам, которые предпочли Америке Советский Союз (некоторые из них уже на кораблях демонстративно бросали в океан американские паспорта). Но главное – на Западе отношения между странами считались в то время неизмеримо важнее индивидуальных судеб. Европейские посольства тоже не спасали своих граждан. До взлета движения за гражданские права в 60-х годах дипломаты не шли на риск международного конфликта ради сограждан, попавших в ловушку советских репрессий».
Марина Ефимова: Сколько американцев погибло во время сталинского террора (загадочно кровожадного в отношении своих друзей и сторонников), неизвестно. В книге «Брошенные» приводятся такие цифры: В 1951-м Госдеп составил отчет о 2-х тысячах американцев, пропавших в Советском Союзе. В 1952 г по данным ЦРУ еще 300 американцев было переведено из Китая в г. Молотов. В постсоветское время совместная комиссия обнаружила след 119-ти пленных американцев с русскими, украинскими и еврейскими фамилиями, вывезенных НКВД из Германии. Один архив хранит документ 50-х годов о 2836-ти зэках-американцах только в лагерях республики Коми... Да и какая может быть точность, когда даже в наше относительно открытое время в исторической литературе число жителей Советского Союза, арестованных с 1935 по 1941 годы, колеблется между 3-мя и 19-ю миллионами – в зависимости от степени личной причастности, политической наивности или патриотизма пишущего. Именно в связи с этим интересен вывод Энн Эппльбаум:
Диктор: «Во многих аспектах отношение Америки к сталинскому Советскому Союзу было основано на глубоком невежестве американцев. Не только коммунисты и левые, но и политически нейтральные общественные деятели, журналисты и дипломаты проявляли наивность, в которую трудно поверить».
Марина Ефимова: Посол Джозеф Дэвис писал, что у Сталина «лицо человека, которого любят дети и собаки». Дюранти восхвалял Гулаг. Даже если это была не глупость, а неведение, то неведение непростительное. «Остается надеяться, - пишет Эпплбаум, - что в будущем мы будем избавлены от такой опасной политической наивности».
Это же пожелание можно отнести и к тем россиянам, которые готовы вернуть Волгограду название Сталинград. Ничто не изменит того факта, что Сталинградская битва была величайшим сражением Второй мировой войны или что Ленинградская блокада была самым жертвенным и героическим противостоянием. Но это не значит, что за Петербургом и Царицыным надо навечно закрепить лишь один – темнейший - период их долгой, разнообразной и великой истории.
