Яков Кротов: У нас в гостях Емельян Сосинский. Речь пойдет о приюте, который называется "Ной".
Емельян Сосинский: Дом трудолюбия "Ной".
Яков Кротов: "Ной" выступает в качестве символа трудолюбия?
Емельян Сосинский: Нет. "Ной" - в качестве символа человека, который неважно, что говорят окружающие, делает то, что ему сказал Бог.
Яков Кротов: Если можно, немножко о себе. В России, как пишут, сильны традиции милосердия, православные корни, только всегда встает вопрос - почему часто православное милосердие и не только православное, благотворительность натыкаются на сопротивление в той самой среде, у которой такие густые православные корни? Вы человек православный по корням, по выбору, по решению, по благодати?
Емельян Сосинский: Я крестился в 2003 году. Я был полный атеист. В 2003 году я стал верующим настолько же осознанно, насколько раньше был неверующим. Я сразу понял, что если я верующий, то я должен спасаться. Как сказал Серафим Саровский, у человека есть три пути, чтобы спастись - либо он молитвенник, либо он постник, либо он благотворитель. Если бы я пошел по первым двум путям, я не то, чтобы не спасся, я настолько глубже себя утопил. Не хватает у меня ни воли, ни даров на то, чтобы быть постником или молитвенником. Остается благотворительность. Благотворительность - это любые дела, связанные с ближним. Это то, что мне дается из всех предложенных путей легче всего. Поэтому по совету того же Серафима Саровского, я занялся тем спасением, которое удобнее, потому что там есть какой-то шанс спастись.
Яков Кротов: Уже 10 лет как вы занимаетесь благотворительной инициативой?
Емельян Сосинский: В 2003 году я крестился. С 2004 года я начал заниматься теми людьми, которые приходили в храм и просили материальной помощи. С тех пор я с ними работаю, различные формы. Последние лет 7 - это форма приютов.
Яков Кротов: Вы по профессии и роду занятий - гуманитарий, физик, лирик?
Емельян Сосинский: Я, начиная еще со школьного возраста, был пионервожатый, потом был Клуб для трудных подростков при ЖЭКе. В 90-е пошел сплошной бизнес, из которого я вылетел с долгами. Потом стал автоинструктором. 12 лет работал. Это скорее гуманитарий.
Яков Кротов: Автоинструктор - это педагог. Вы были добрый автоинструктор?
Емельян Сосинский: Я старался им быть. По уровню, я думаю, я был довольно сильный автоинструктор.
Яков Кротов: Вы занялись организацией приюта. Там нужно командовать людьми. Или Вы обходитесь без этого?
Емельян Сосинский: У меня в каждом доме есть руководство, есть помощники, есть бригадиры. На мне прямого руководства людьми нет.
Яков Кротов: Сколько всего домов?
Емельян Сосинский: С позавчерашнего дня стало 4, проживает более 300 человек.
Яков Кротов: И они все под Москвой?
Емельян Сосинский: Да.
Яков Кротов: В Москве организовать ночлежку, приют технически невозможно?
Емельян Сосинский: Здесь этот вопрос должен делиться на две части. Во-первых, организовать официальный приют, чтобы люди там имели право проживать, я считаю, это вообще невозможно. Там нужны такие требования! Это нужны миллионы. Это нужна воля государства. Часто это сделать, я думаю, невозможно. И государство даже не может этого сделать. Государственный департамент не может получить все согласования для того, чтобы организовать приют. А в Подмосковье дешевле аренда.
Яков Кротов: В Москве, видимо, трудно сделать отдельное помещение.
Емельян Сосинский: Я и говорю про отдельный дом.
Яков Кротов: Вы снимаете коттеджи?
Емельян Сосинский: Да, мы снимаем большие комфортабельные коттеджи.
Яков Кротов: На Ваш взгляд, кого больше среди бездомных - мужчин, женщин?
Емельян Сосинский: Однозначно - мужчин. Женщины моментально находят себе алкоголика-москвича, у которого они начинают жить. Женщина всегда начнет того, с кем она начнет внебрачно жить. И он ее всегда возьмет.
Яков Кротов: Можно ли предположить, что мужчина, оказавшийся на улице, потому и оказался, что в отличие от женщины, что его туда привел разрыв, утрата способностей завязывать контакты с людьми?
Емельян Сосинский: Я с этой точки зрения это не рассматривал. Я смотрю, кто к нам обращается. В основном, это люди, приехавшие в Москву со всех регионов на заработки, по разным причинам кто-то сначала выпил, его выгнали, кого-то сначала выгнали, а после этого он запил. У кого-то украли документы. С коммуникативными связями это особо не связано.
Яков Кротов: Если человек выпил, это связано со способностями общаться, потому что водка - это замена общению. Или нет?
Емельян Сосинский: Есть люди, которые пьют из-за проблем.
Яков Кротов: Насколько можно доверять рассказам о потерянных документах, о том, что работодатель не заплатил?
Емельян Сосинский: Могу сказать, что сначала, когда я в храме в Красногорске, отвечал за помощь тем, кто обращался за материальной помощью, это были те люди, которые ходили по храмам и просили денег. На тот момент, когда я это начал делать, 95% из них были аферисты и тунеядцы. Я это все считал. Моя задача была - все про этого человека записать, выяснить и решать - оказываем ли мы ему помощь. 9 из 10 были аферистами. У них просто задача - не работать, получать деньги, а потом их пропивать. Но с тех пор, когда мы стали людей по приютам отправлять, а потом свой создали, про нас уже пошел слух, что мы теперь деньги не даем, но дадут возможность заработать. И вот тогда контингент тех, кто к нам стал приходить в храм, изменился кардинально. Стали приходить только те люди, которые готовы заработать себе на свои нужды.
Яков Кротов: А как может храм предоставить работу?
Емельян Сосинский: Официально предоставить людям без документов работу невозможно вообще.
Яков Кротов: Запрещено?
Емельян Сосинский: Да. По тому законодательству, которое у нас сейчас есть, человек без документов не имеет права работать. Поэтому то, что под меня копает полиция города Домодедова, это имеет основу.
Яков Кротов: Это имеет юридическую основу, но не имеет этической, религиозной, христианской основы.
Емельян Сосинский: Мы стараемся идти по пути отца Иоанна Кронштадтского, который в 1872 году написал воззвание к жителям Кронштадта. В 1882 году построили Дом трудолюбия. Там люди (неважно - с документами, без документов) получили возможность посильно работать. Я так понимаю, что благодаря тому, что к нему приезжали члены царской семьи, не знаю, как было тогда налоговое законодательство, их не трогали. Им давали возможность честно жить, честно трудиться, зарабатывать на свою жизнь. У нас ситуация другая.
Яков Кротов: До революции было значительно проще.
Емельян Сосинский: Я стою на позиции Иоанна Кронштадтского в отношении, как поступать с этими бездомными. Он говорил, что в первую очередь надо дать кров и привязать их к общественному организму посильной работой. Тот из них, кто будучи здоров, отказывается работать, его надо гнать из города, потому что это источник заразы - тунеядец. Он говорил, что не надо подавать нищим у храмов, а надо создавать общества, которые будут с ними работать.
Яков Кротов: Насколько велик среди бездомных процент тех, кто не может работать физически?
Емельян Сосинский: Это наша болевая точка, что мы пока можем брать только тех, которые могут не просто физически, а вообще на стройках разнорабочими работать. Это довольно приличная нагрузка. Мы не можем найти другие работы, чтобы брать других людей.
Яков Кротов: Это подай, принеси?
Емельян Сосинский: Таскай, ломай - это тяжелая физическая работа. Поэтому, к сожалению, у нас перечень, кого мы можем брать, довольно ограниченный.
Яков Кротов: Сегодня среди прихожан, среди соседей, местных жителей, среди православных, среди не очень православных Вы чаще встречаетесь с симпатией, одобрением, сопротивлением и неодобрением?
Емельян Сосинский: Со стороны тех, кого Вы перечислили - прихожане и местные жители.
Яков Кротов: Да. Прихожане?
Емельян Сосинский: Со стороны прихожан с одобрением, скорее. Это считается хорошо работать с бездомными, правильно. Со стороны местных жителей. Мы стараемся, чтобы наши люди никак не контактировали с местными жителями вообще.
Яков Кротов: Это же трудно осуществимо.
Емельян Сосинский: Они ходят на работу и возвращаются назад.
Яков Кротов: А местный приход в том же Домодедово?
Емельян Сосинский: Здесь я могу сказать - это болевая точка. Это касается всего Подмосковья. Здесь позиция, я так понимаю, самого владыки Ювеналия, что Русская православная церковь - это не секта, которая ходит по домам. Храм у нас открытый. Кто хочет, тот придет к нам.
Яков Кротов: А какое это имеет отношение к благотворительности?
Емельян Сосинский: Я прихожу к местному священнику и прошу, чтобы они приходили к нам в какое-то время, проводили беседы. Если возможно - исповедовали. Мое глубокое убеждение, что люди, которые оказались у нас, пусть они неверующие, пусть номинальные какие-то верующие, но пока они у нас находятся, мы им создали какие-то условия. Они нас теперь слушают. Социальная работа церкви для того и нужна, чтобы дальше они были готовы слушать. Почва для того, чтобы пришел человек и начал проповедовать. Много примеров, когда неверующие люди, которым все до лампочки, грубо говоря, постоянно об этом слушая, менялись. Плод от этого будет, если будут приходить и проповедовать.
Яков Кротов: Почему местные жители бояться Ваших домов?
Емельян Сосинский: Местные жители наших домов, слава Богу, не боятся. У нас с ними никаких.
Яков Кротов: Почему они боятся, когда узнают?
Емельян Сосинский: Когда приходит человек и говорит, а Вы знаете, что там столько-то бывший алко- и наркозависимых, столько-то бывших сидевших, неужели Вам не страшно, что рядом с Вами живут такие люди?
Яков Кротов: А СПИДом пугают?
Емельян Сосинский: Точно не знаю, просто приходил участковый и говорил - давайте, напишем против них заявление, и их отсюда уберем, хотя никаких конфликтов нет. Тут нужно сотрудничество с полицией.
Яков Кротов: А какие-то программы в области, в Москве существуют, в которые Вы могли бы встроиться?
Емельян Сосинский: Я могу сказать, когда я пришел к женщине, которая отвечает за социальную работу в Домодедово, я думал, что это ее сфера деятельности, и она нас поддержит. Она сказала - у нас нет проблем ни с бездомными, ни с алкоголиками, ни с наркоманами. У нас все хорошо. У нас за предыдущий год два человека были пристроены в Дмитровский социальный приют. Вы нам не нужны.
Яков Кротов: Нет человека - нет проблемы.
Емельян Сосинский: Да.
Яков Кротов: На Ваш взгляд, меняется атмосфера, или это личный выбор отдельного полицейского, главы управы и т. д.? Или меняется в целом какой-то тренд в стране?
Емельян Сосинский: Что значит - меняется?
Яков Кротов: В отношении благотворительности, к бездомным и т. д. Ожесточаются сердца людей?
Емельян Сосинский: На моей истории всегда так и было. Законы сейчас помогают. В 2007 или 2008 году приняли закон о том, что паспорта можно людям восстанавливать в любом паспортном столе. Это сильно помогает, хотя все паспортные столы отказываются это делать.
Яков Кротов: Тогда в чем помощь?
Емельян Сосинский: А то, что можно их заставить это делать, потому что закон принят. Сверху власть делает правильные шаги. На местах это все саботируется полностью. Им не нужна лишняя работа. Это было то, за что они получали взятки, а теперь им говорят - вы должны это делать бесплатно. Они сопротивляются со всей силой. Здесь как-то странно. Я не могу сказать, что президент, патриарх издают какие-то такие законы, которые нам мешают. То, что они говорят, вроде нам помогает. Только на уровне местных отделений полиции, местных благочиний, местных еще чего-то вместо помощи, получается наоборот.
Яков Кротов: Доброта рассматривается как работа.
Емельян Сосинский: Это рассматривается как лишняя работа. Как доброта она вообще не рассматривается.
Яков Кротов: Вы знакомы с американским опытом создания таких приютов, опытом, который восходит еще к 30-м годам, католическому синдикализму? Что вот дом. Ты можешь прийти и жить сколько угодно, но ты соблюдаешь правила по части не курить и не пить, не драться. Ты моешь и убираешь за собой - и вот тебе комната. Благотворитель оплачивает только помещение. Это напоминает Вашу модель?
Емельян Сосинский: Нет, у нас люди обязательно должны работать.
Яков Кротов: Почему? Не хватает денег? Или это педагогический?..
Емельян Сосинский: Я считаю, что если человек не хочет работать - это такой же грех как то, что он хочет воровать. Для меня тунеядство того же самого порядка, как пить и воровать. Я не думаю, что если сейчас всем предложить - будете бесплатно жить, человек покатится вниз. Человек - существо ко греху удобопреклонное. Надеяться на то, что ты бесплатно живешь, питаешься, хочешь - работаешь, хочешь - не работаешь, надеяться, что все с радостью пойдут работать, на мой взгляд, это исключение, из которого ни в коем случае нельзя делать правило. Большинство людей перестанут работать. Что будет тогда с человечеством, со страной, с городом? Я думаю, что это будет деградация полная.
Яков Кротов: Социализм - это иждивенчество, а иждивенчество - это социализм?
Емельян Сосинский: Этого я не могу сказать. Я не понимаю, причем здесь иждивенчество. Я знаю, что тунеядство - это грех.
Яков Кротов: Объем Ваших домов. Насколько мест они рассчитаны?
Емельян Сосинский: У нас было порядка 350 человек. Сейчас пока количество осталось. Дома забиты до отказа. Мы пока никого не берем.
Яков Кротов: 350 человек. Какой процент обновления, вымывания? Насколько стабилен состав?
Емельян Сосинский: Каждый месяц у нас 50% людей меняется. Из этих 50% не могу сказать, кто и куда отправляется. У меня на глазах те, которых мы выгнали за то, что они выпили. Они на глазах. А то, что они пошли в обычную строительную бригаду, днем работают, а вечером пьют - это для нас криминал. У нас сухой закон. Мы их за это выгоняем.
Яков Кротов: А где они ночуют?
Емельян Сосинский: Если они работают на стройках, то они ночуют в строительных вагончиках, в рабочих общежитиях. Там по вечерам очень серьезные пьянки. Но работодателю главное, чтобы человек днем работал, а вечером пусть делает, что хочет. Некоторые нормально устраиваются на работу, не пьют, отзваниваются, особенно те, кому паспорта помогли восстановить, кому прописку сделали. Есть те, для которых случайность, что украли документы, надо было просто как-то заработать на билет. Они заработали и уехали.
Яков Кротов: Такие все-таки есть?
Емельян Сосинский: Есть, есть и много.
Яков Кротов: И на них паразитируют мошенники?
Емельян Сосинский: Мне кажется, что мошенников, которые просто попрошайничают и придумывают, не так много. Они все ходят по кругу, по храмам. Я бы их выселил из города. Вот вам деревня, которая загнулась - либо вы начинаете работать, либо вы умираете с голоду. Это ваш личный выбор.
Яков Кротов: Теперь о деньгах. Был какой-то первичный капитал? Вы закончили с долгами. Откуда деньги?
Емельян Сосинский: С долгами я закончил - это были 90-е годы. С тех пор я работал автоинструктором довольно успешно. Время долгов давно прошло. Но когда я начинал первый наш приют, я занимал у прихожан храма на это деньги. Я брал в долг. Первые полгода долг рос, потом приостановился, стали отдавать по чуть-чуть долги. А потом мы долги отдали.
Яков Кротов: А из чего Вы отдавали?
Емельян Сосинский: Из заработанного. Если изначально доля пожертвований составляла 60% от арендной платы. Мы сами не моги это все потянуть. А потом пожертвования вообще прекратились.
Яков Кротов: Так много платят чернорабочим на стройке?
Емельян Сосинский: Допустим, если человек за месяц на стройке заработал 15 тыс., если 50 человек в доме, это уже получается хорошо. Этого хватает на жизнь дома. Дом должен зарабатывать. Давайте, не будем затрагивать эту тему. Тут все незаконное предпринимательство, к сожалению. Не могу я об этом говорить. Это все на самоокупаемости. Есть, конечно, пожертвования, но большая часть - это то, что зарабатывают.
Яков Кротов: Вы не знакомы с опытом Бразилии - "Фазенда надежды"?
Емельян Сосинский: Они и под Истрой есть. Насколько я знаю, работа у них рассматривается только как трудотерапия. Те, кто работают, ничего не получают. У них это, насколько я понимаю, реабилитационный центр.
Яков Кротов: Они специализируются на наркозависимых.
Емельян Сосинский: Да. У них деньги - это яд. Если люди этот яд получают, то они им вредят. У нас Дом трудолюбия. Мы не ребцентр. У нас люди деньги получают. Там текучка в месяц выше, чем у нас.
Яков Кротов: "Фазенда надежды" создавалась в очень нищей Бразилии, потом в еще больше нищей Колумбии, где кокаин основное производство. В ее российском варианте акцент на наркозависимых, но там очень жесткая набожность. Я это часто встречаю у католиков. День начинается с общей молитвы, причем духовенства там нет. Люди сами собираются, читают Евангелие. Там запрещены телевизоры, потому что это тоже отрава. У Вас другая модель?
Емельян Сосинский: Что-то у нас оттуда есть. Допустим, у нас утро тоже начинается с молитвы. К счастью или к сожалению, она не такая долгая. У нас читается правило Серафима Саровского. В течение дня мы один раз (где-то на час) мы включаем либо лекции, либо какие-то проповеди, либо христианский фильм. На вечернем собрании у нас, если есть кому-то что-то духовное рассказать, то это говорится.
Яков Кротов: А Вы бы хотели большего?
Емельян Сосинский: Я бы хотел большего хотя бы для тех людей, которые сегодня не на работе либо работы не нашли, либо болеют. Я в это верю. Если человек будет это смотреть, будет это слышать, во многих может что-то поменяться. Я считаю, что если брать просто социальную работу без духовных вещей, на мой взгляд, это просто бесполезно.
Яков Кротов: Вы так считаете или за 10 лет Вы можете сказать, что так оно и есть по фактам?
Емельян Сосинский: Я считаю, что без духовной работы вероятность того, что человек станет обратно бездомным намного выше, чем если что-то духовное он будет слушать.
Яков Кротов: Статистика Ваших "выпускников" это подтверждает?
Емельян Сосинский: Мы, к сожалению, пока еще не дошли до того, чтобы вести статистику. Я понимаю, что она нужна. Скажем так, те люди, которые потом отзваниваются, что у них все нормально, что они работают, они еще ни разу ничего не сказали, что плохо, что они у нас все это слушали.
Яков Кротов: Претензий не было?
Емельян Сосинский: Большинство из них в собраниях каких-то участие принимают, еще что-то. Это те люди, которые слушают, не закрывают уши.
Яков Кротов: А Вы не пробовали приглашать местных жителей?
Емельян Сосинский: А зачем?
Яков Кротов: А чтобы они увидели, что это люди?
Емельян Сосинский: У нас во всех домах, где мы живем, с местными жителями пока конфликтов не было. Если мы позовем и скажем, я боюсь, что они тогда узнают и испугаются. Я их не трогаю.
Яков Кротов: Если помечтать, что нас слушают Абрамович и т. д., что Вы предпочтете - чтобы они помогли, воздействовав на родную полицию, или помогли деньгами? Вам нужна политическая поддержка или финансовая больше?
Емельян Сосинский: В тот момент, когда нас полиция пытается вытравить, у меня получается, чтобы не вытравили. В тот момент, когда у нас нет борьбы с полицией, там нужна другая помощь.
Яков Кротов: У американцев довольно жестко - накладные расходы на содержание аппарата не должны превышать, по-моему, 15%. У Вас на 350 мест нуждающихся, сколько организаторов, менеджеров?
Емельян Сосинский: Во-первых, все, кто у нас есть, это все люди, живущие у нас. Это все те, кто пришел в храм за помощью.
Яков Кротов: Каждым домом руководит такой же бедолага?
Емельян Сосинский: Такой же точно, который вырос. Он был сначала рядовым, потом стал бригадиром, потом стал помощником руководителя, потом стал руководителем. У нас нет других людей.
Яков Кротов: И он также зарабатывает себе на жизнь?
Емельян Сосинский: Там есть определенная линейка. Я тоже получаю определенную стабильную цифру. Я беру ее из тех пожертвований, которые есть. Она не выше, чем получают руководители домов. А все остальные деньги идут на развитие. Так как январь месяц получился очень тяжелый, у нас сейчас минус. Поэтому те деньги, которые были накоплены осенью, они уменьшаются и довольно стремительно.
Яков Кротов: Но это каждый год должно происходить?
Емельян Сосинский: Мы с октября 2011 года только существуем. Нам всего 1,5 года.
Яков Кротов: Все 4 дома?
Емельян Сосинский: У нас был сначала один дом - 5 октября 2011 года, потом в ноябре возник второй дом.
Яков Кротов: Это огромная потребность в таком? Или просто Ваша энергия?
Емельян Сосинский: Сейчас сколько людей звонят и просят - возьмите нас, пожалуйста, включая женщин с детьми... А мы их не можем брать - некуда! Потребность, я думаю, еще как минимум в столько же точно!
Емельян Сосинский: Дом трудолюбия "Ной".
Яков Кротов: "Ной" выступает в качестве символа трудолюбия?
Емельян Сосинский: Нет. "Ной" - в качестве символа человека, который неважно, что говорят окружающие, делает то, что ему сказал Бог.
Яков Кротов: Если можно, немножко о себе. В России, как пишут, сильны традиции милосердия, православные корни, только всегда встает вопрос - почему часто православное милосердие и не только православное, благотворительность натыкаются на сопротивление в той самой среде, у которой такие густые православные корни? Вы человек православный по корням, по выбору, по решению, по благодати?
Емельян Сосинский: Я крестился в 2003 году. Я был полный атеист. В 2003 году я стал верующим настолько же осознанно, насколько раньше был неверующим. Я сразу понял, что если я верующий, то я должен спасаться. Как сказал Серафим Саровский, у человека есть три пути, чтобы спастись - либо он молитвенник, либо он постник, либо он благотворитель. Если бы я пошел по первым двум путям, я не то, чтобы не спасся, я настолько глубже себя утопил. Не хватает у меня ни воли, ни даров на то, чтобы быть постником или молитвенником. Остается благотворительность. Благотворительность - это любые дела, связанные с ближним. Это то, что мне дается из всех предложенных путей легче всего. Поэтому по совету того же Серафима Саровского, я занялся тем спасением, которое удобнее, потому что там есть какой-то шанс спастись.
Яков Кротов: Уже 10 лет как вы занимаетесь благотворительной инициативой?
Емельян Сосинский: В 2003 году я крестился. С 2004 года я начал заниматься теми людьми, которые приходили в храм и просили материальной помощи. С тех пор я с ними работаю, различные формы. Последние лет 7 - это форма приютов.
Яков Кротов: Вы по профессии и роду занятий - гуманитарий, физик, лирик?
Емельян Сосинский: Я, начиная еще со школьного возраста, был пионервожатый, потом был Клуб для трудных подростков при ЖЭКе. В 90-е пошел сплошной бизнес, из которого я вылетел с долгами. Потом стал автоинструктором. 12 лет работал. Это скорее гуманитарий.
Яков Кротов: Автоинструктор - это педагог. Вы были добрый автоинструктор?
Емельян Сосинский: Я старался им быть. По уровню, я думаю, я был довольно сильный автоинструктор.
Яков Кротов: Вы занялись организацией приюта. Там нужно командовать людьми. Или Вы обходитесь без этого?
Емельян Сосинский: У меня в каждом доме есть руководство, есть помощники, есть бригадиры. На мне прямого руководства людьми нет.
Яков Кротов: Сколько всего домов?
Емельян Сосинский: С позавчерашнего дня стало 4, проживает более 300 человек.
Яков Кротов: И они все под Москвой?
Емельян Сосинский: Да.
Яков Кротов: В Москве организовать ночлежку, приют технически невозможно?
Емельян Сосинский: Здесь этот вопрос должен делиться на две части. Во-первых, организовать официальный приют, чтобы люди там имели право проживать, я считаю, это вообще невозможно. Там нужны такие требования! Это нужны миллионы. Это нужна воля государства. Часто это сделать, я думаю, невозможно. И государство даже не может этого сделать. Государственный департамент не может получить все согласования для того, чтобы организовать приют. А в Подмосковье дешевле аренда.
Яков Кротов: В Москве, видимо, трудно сделать отдельное помещение.
Емельян Сосинский: Я и говорю про отдельный дом.
Яков Кротов: Вы снимаете коттеджи?
Емельян Сосинский: Да, мы снимаем большие комфортабельные коттеджи.
Яков Кротов: На Ваш взгляд, кого больше среди бездомных - мужчин, женщин?
Емельян Сосинский: Однозначно - мужчин. Женщины моментально находят себе алкоголика-москвича, у которого они начинают жить. Женщина всегда начнет того, с кем она начнет внебрачно жить. И он ее всегда возьмет.
Яков Кротов: Можно ли предположить, что мужчина, оказавшийся на улице, потому и оказался, что в отличие от женщины, что его туда привел разрыв, утрата способностей завязывать контакты с людьми?
Емельян Сосинский: Я с этой точки зрения это не рассматривал. Я смотрю, кто к нам обращается. В основном, это люди, приехавшие в Москву со всех регионов на заработки, по разным причинам кто-то сначала выпил, его выгнали, кого-то сначала выгнали, а после этого он запил. У кого-то украли документы. С коммуникативными связями это особо не связано.
Яков Кротов: Если человек выпил, это связано со способностями общаться, потому что водка - это замена общению. Или нет?
Емельян Сосинский: Есть люди, которые пьют из-за проблем.
Яков Кротов: Насколько можно доверять рассказам о потерянных документах, о том, что работодатель не заплатил?
Емельян Сосинский: Могу сказать, что сначала, когда я в храме в Красногорске, отвечал за помощь тем, кто обращался за материальной помощью, это были те люди, которые ходили по храмам и просили денег. На тот момент, когда я это начал делать, 95% из них были аферисты и тунеядцы. Я это все считал. Моя задача была - все про этого человека записать, выяснить и решать - оказываем ли мы ему помощь. 9 из 10 были аферистами. У них просто задача - не работать, получать деньги, а потом их пропивать. Но с тех пор, когда мы стали людей по приютам отправлять, а потом свой создали, про нас уже пошел слух, что мы теперь деньги не даем, но дадут возможность заработать. И вот тогда контингент тех, кто к нам стал приходить в храм, изменился кардинально. Стали приходить только те люди, которые готовы заработать себе на свои нужды.
Яков Кротов: А как может храм предоставить работу?
Емельян Сосинский: Официально предоставить людям без документов работу невозможно вообще.
Яков Кротов: Запрещено?
Емельян Сосинский: Да. По тому законодательству, которое у нас сейчас есть, человек без документов не имеет права работать. Поэтому то, что под меня копает полиция города Домодедова, это имеет основу.
Яков Кротов: Это имеет юридическую основу, но не имеет этической, религиозной, христианской основы.
Емельян Сосинский: Мы стараемся идти по пути отца Иоанна Кронштадтского, который в 1872 году написал воззвание к жителям Кронштадта. В 1882 году построили Дом трудолюбия. Там люди (неважно - с документами, без документов) получили возможность посильно работать. Я так понимаю, что благодаря тому, что к нему приезжали члены царской семьи, не знаю, как было тогда налоговое законодательство, их не трогали. Им давали возможность честно жить, честно трудиться, зарабатывать на свою жизнь. У нас ситуация другая.
Яков Кротов: До революции было значительно проще.
Емельян Сосинский: Я стою на позиции Иоанна Кронштадтского в отношении, как поступать с этими бездомными. Он говорил, что в первую очередь надо дать кров и привязать их к общественному организму посильной работой. Тот из них, кто будучи здоров, отказывается работать, его надо гнать из города, потому что это источник заразы - тунеядец. Он говорил, что не надо подавать нищим у храмов, а надо создавать общества, которые будут с ними работать.
Яков Кротов: Насколько велик среди бездомных процент тех, кто не может работать физически?
Емельян Сосинский: Это наша болевая точка, что мы пока можем брать только тех, которые могут не просто физически, а вообще на стройках разнорабочими работать. Это довольно приличная нагрузка. Мы не можем найти другие работы, чтобы брать других людей.
Яков Кротов: Это подай, принеси?
Емельян Сосинский: Таскай, ломай - это тяжелая физическая работа. Поэтому, к сожалению, у нас перечень, кого мы можем брать, довольно ограниченный.
Яков Кротов: Сегодня среди прихожан, среди соседей, местных жителей, среди православных, среди не очень православных Вы чаще встречаетесь с симпатией, одобрением, сопротивлением и неодобрением?
Емельян Сосинский: Со стороны тех, кого Вы перечислили - прихожане и местные жители.
Яков Кротов: Да. Прихожане?
Емельян Сосинский: Со стороны прихожан с одобрением, скорее. Это считается хорошо работать с бездомными, правильно. Со стороны местных жителей. Мы стараемся, чтобы наши люди никак не контактировали с местными жителями вообще.
Яков Кротов: Это же трудно осуществимо.
Емельян Сосинский: Они ходят на работу и возвращаются назад.
Яков Кротов: А местный приход в том же Домодедово?
Емельян Сосинский: Здесь я могу сказать - это болевая точка. Это касается всего Подмосковья. Здесь позиция, я так понимаю, самого владыки Ювеналия, что Русская православная церковь - это не секта, которая ходит по домам. Храм у нас открытый. Кто хочет, тот придет к нам.
Яков Кротов: А какое это имеет отношение к благотворительности?
Емельян Сосинский: Я прихожу к местному священнику и прошу, чтобы они приходили к нам в какое-то время, проводили беседы. Если возможно - исповедовали. Мое глубокое убеждение, что люди, которые оказались у нас, пусть они неверующие, пусть номинальные какие-то верующие, но пока они у нас находятся, мы им создали какие-то условия. Они нас теперь слушают. Социальная работа церкви для того и нужна, чтобы дальше они были готовы слушать. Почва для того, чтобы пришел человек и начал проповедовать. Много примеров, когда неверующие люди, которым все до лампочки, грубо говоря, постоянно об этом слушая, менялись. Плод от этого будет, если будут приходить и проповедовать.
Яков Кротов: Почему местные жители бояться Ваших домов?
Емельян Сосинский: Местные жители наших домов, слава Богу, не боятся. У нас с ними никаких.
Яков Кротов: Почему они боятся, когда узнают?
Емельян Сосинский: Когда приходит человек и говорит, а Вы знаете, что там столько-то бывший алко- и наркозависимых, столько-то бывших сидевших, неужели Вам не страшно, что рядом с Вами живут такие люди?
Яков Кротов: А СПИДом пугают?
Емельян Сосинский: Точно не знаю, просто приходил участковый и говорил - давайте, напишем против них заявление, и их отсюда уберем, хотя никаких конфликтов нет. Тут нужно сотрудничество с полицией.
Яков Кротов: А какие-то программы в области, в Москве существуют, в которые Вы могли бы встроиться?
Емельян Сосинский: Я могу сказать, когда я пришел к женщине, которая отвечает за социальную работу в Домодедово, я думал, что это ее сфера деятельности, и она нас поддержит. Она сказала - у нас нет проблем ни с бездомными, ни с алкоголиками, ни с наркоманами. У нас все хорошо. У нас за предыдущий год два человека были пристроены в Дмитровский социальный приют. Вы нам не нужны.
Яков Кротов: Нет человека - нет проблемы.
Емельян Сосинский: Да.
Яков Кротов: На Ваш взгляд, меняется атмосфера, или это личный выбор отдельного полицейского, главы управы и т. д.? Или меняется в целом какой-то тренд в стране?
Емельян Сосинский: Что значит - меняется?
Яков Кротов: В отношении благотворительности, к бездомным и т. д. Ожесточаются сердца людей?
Емельян Сосинский: На моей истории всегда так и было. Законы сейчас помогают. В 2007 или 2008 году приняли закон о том, что паспорта можно людям восстанавливать в любом паспортном столе. Это сильно помогает, хотя все паспортные столы отказываются это делать.
Яков Кротов: Тогда в чем помощь?
Емельян Сосинский: А то, что можно их заставить это делать, потому что закон принят. Сверху власть делает правильные шаги. На местах это все саботируется полностью. Им не нужна лишняя работа. Это было то, за что они получали взятки, а теперь им говорят - вы должны это делать бесплатно. Они сопротивляются со всей силой. Здесь как-то странно. Я не могу сказать, что президент, патриарх издают какие-то такие законы, которые нам мешают. То, что они говорят, вроде нам помогает. Только на уровне местных отделений полиции, местных благочиний, местных еще чего-то вместо помощи, получается наоборот.
Яков Кротов: Доброта рассматривается как работа.
Емельян Сосинский: Это рассматривается как лишняя работа. Как доброта она вообще не рассматривается.
Яков Кротов: Вы знакомы с американским опытом создания таких приютов, опытом, который восходит еще к 30-м годам, католическому синдикализму? Что вот дом. Ты можешь прийти и жить сколько угодно, но ты соблюдаешь правила по части не курить и не пить, не драться. Ты моешь и убираешь за собой - и вот тебе комната. Благотворитель оплачивает только помещение. Это напоминает Вашу модель?
Емельян Сосинский: Нет, у нас люди обязательно должны работать.
Яков Кротов: Почему? Не хватает денег? Или это педагогический?..
Емельян Сосинский: Я считаю, что если человек не хочет работать - это такой же грех как то, что он хочет воровать. Для меня тунеядство того же самого порядка, как пить и воровать. Я не думаю, что если сейчас всем предложить - будете бесплатно жить, человек покатится вниз. Человек - существо ко греху удобопреклонное. Надеяться на то, что ты бесплатно живешь, питаешься, хочешь - работаешь, хочешь - не работаешь, надеяться, что все с радостью пойдут работать, на мой взгляд, это исключение, из которого ни в коем случае нельзя делать правило. Большинство людей перестанут работать. Что будет тогда с человечеством, со страной, с городом? Я думаю, что это будет деградация полная.
Яков Кротов: Социализм - это иждивенчество, а иждивенчество - это социализм?
Емельян Сосинский: Этого я не могу сказать. Я не понимаю, причем здесь иждивенчество. Я знаю, что тунеядство - это грех.
Яков Кротов: Объем Ваших домов. Насколько мест они рассчитаны?
Емельян Сосинский: У нас было порядка 350 человек. Сейчас пока количество осталось. Дома забиты до отказа. Мы пока никого не берем.
Яков Кротов: 350 человек. Какой процент обновления, вымывания? Насколько стабилен состав?
Емельян Сосинский: Каждый месяц у нас 50% людей меняется. Из этих 50% не могу сказать, кто и куда отправляется. У меня на глазах те, которых мы выгнали за то, что они выпили. Они на глазах. А то, что они пошли в обычную строительную бригаду, днем работают, а вечером пьют - это для нас криминал. У нас сухой закон. Мы их за это выгоняем.
Яков Кротов: А где они ночуют?
Емельян Сосинский: Если они работают на стройках, то они ночуют в строительных вагончиках, в рабочих общежитиях. Там по вечерам очень серьезные пьянки. Но работодателю главное, чтобы человек днем работал, а вечером пусть делает, что хочет. Некоторые нормально устраиваются на работу, не пьют, отзваниваются, особенно те, кому паспорта помогли восстановить, кому прописку сделали. Есть те, для которых случайность, что украли документы, надо было просто как-то заработать на билет. Они заработали и уехали.
Яков Кротов: Такие все-таки есть?
Емельян Сосинский: Есть, есть и много.
Яков Кротов: И на них паразитируют мошенники?
Емельян Сосинский: Мне кажется, что мошенников, которые просто попрошайничают и придумывают, не так много. Они все ходят по кругу, по храмам. Я бы их выселил из города. Вот вам деревня, которая загнулась - либо вы начинаете работать, либо вы умираете с голоду. Это ваш личный выбор.
Яков Кротов: Теперь о деньгах. Был какой-то первичный капитал? Вы закончили с долгами. Откуда деньги?
Емельян Сосинский: С долгами я закончил - это были 90-е годы. С тех пор я работал автоинструктором довольно успешно. Время долгов давно прошло. Но когда я начинал первый наш приют, я занимал у прихожан храма на это деньги. Я брал в долг. Первые полгода долг рос, потом приостановился, стали отдавать по чуть-чуть долги. А потом мы долги отдали.
Яков Кротов: А из чего Вы отдавали?
Емельян Сосинский: Из заработанного. Если изначально доля пожертвований составляла 60% от арендной платы. Мы сами не моги это все потянуть. А потом пожертвования вообще прекратились.
Яков Кротов: Так много платят чернорабочим на стройке?
Емельян Сосинский: Допустим, если человек за месяц на стройке заработал 15 тыс., если 50 человек в доме, это уже получается хорошо. Этого хватает на жизнь дома. Дом должен зарабатывать. Давайте, не будем затрагивать эту тему. Тут все незаконное предпринимательство, к сожалению. Не могу я об этом говорить. Это все на самоокупаемости. Есть, конечно, пожертвования, но большая часть - это то, что зарабатывают.
Яков Кротов: Вы не знакомы с опытом Бразилии - "Фазенда надежды"?
Емельян Сосинский: Они и под Истрой есть. Насколько я знаю, работа у них рассматривается только как трудотерапия. Те, кто работают, ничего не получают. У них это, насколько я понимаю, реабилитационный центр.
Яков Кротов: Они специализируются на наркозависимых.
Емельян Сосинский: Да. У них деньги - это яд. Если люди этот яд получают, то они им вредят. У нас Дом трудолюбия. Мы не ребцентр. У нас люди деньги получают. Там текучка в месяц выше, чем у нас.
Яков Кротов: "Фазенда надежды" создавалась в очень нищей Бразилии, потом в еще больше нищей Колумбии, где кокаин основное производство. В ее российском варианте акцент на наркозависимых, но там очень жесткая набожность. Я это часто встречаю у католиков. День начинается с общей молитвы, причем духовенства там нет. Люди сами собираются, читают Евангелие. Там запрещены телевизоры, потому что это тоже отрава. У Вас другая модель?
Емельян Сосинский: Что-то у нас оттуда есть. Допустим, у нас утро тоже начинается с молитвы. К счастью или к сожалению, она не такая долгая. У нас читается правило Серафима Саровского. В течение дня мы один раз (где-то на час) мы включаем либо лекции, либо какие-то проповеди, либо христианский фильм. На вечернем собрании у нас, если есть кому-то что-то духовное рассказать, то это говорится.
Яков Кротов: А Вы бы хотели большего?
Емельян Сосинский: Я бы хотел большего хотя бы для тех людей, которые сегодня не на работе либо работы не нашли, либо болеют. Я в это верю. Если человек будет это смотреть, будет это слышать, во многих может что-то поменяться. Я считаю, что если брать просто социальную работу без духовных вещей, на мой взгляд, это просто бесполезно.
Яков Кротов: Вы так считаете или за 10 лет Вы можете сказать, что так оно и есть по фактам?
Емельян Сосинский: Я считаю, что без духовной работы вероятность того, что человек станет обратно бездомным намного выше, чем если что-то духовное он будет слушать.
Яков Кротов: Статистика Ваших "выпускников" это подтверждает?
Емельян Сосинский: Мы, к сожалению, пока еще не дошли до того, чтобы вести статистику. Я понимаю, что она нужна. Скажем так, те люди, которые потом отзваниваются, что у них все нормально, что они работают, они еще ни разу ничего не сказали, что плохо, что они у нас все это слушали.
Яков Кротов: Претензий не было?
Емельян Сосинский: Большинство из них в собраниях каких-то участие принимают, еще что-то. Это те люди, которые слушают, не закрывают уши.
Яков Кротов: А Вы не пробовали приглашать местных жителей?
Емельян Сосинский: А зачем?
Яков Кротов: А чтобы они увидели, что это люди?
Емельян Сосинский: У нас во всех домах, где мы живем, с местными жителями пока конфликтов не было. Если мы позовем и скажем, я боюсь, что они тогда узнают и испугаются. Я их не трогаю.
Яков Кротов: Если помечтать, что нас слушают Абрамович и т. д., что Вы предпочтете - чтобы они помогли, воздействовав на родную полицию, или помогли деньгами? Вам нужна политическая поддержка или финансовая больше?
Емельян Сосинский: В тот момент, когда нас полиция пытается вытравить, у меня получается, чтобы не вытравили. В тот момент, когда у нас нет борьбы с полицией, там нужна другая помощь.
Яков Кротов: У американцев довольно жестко - накладные расходы на содержание аппарата не должны превышать, по-моему, 15%. У Вас на 350 мест нуждающихся, сколько организаторов, менеджеров?
Емельян Сосинский: Во-первых, все, кто у нас есть, это все люди, живущие у нас. Это все те, кто пришел в храм за помощью.
Яков Кротов: Каждым домом руководит такой же бедолага?
Емельян Сосинский: Такой же точно, который вырос. Он был сначала рядовым, потом стал бригадиром, потом стал помощником руководителя, потом стал руководителем. У нас нет других людей.
Яков Кротов: И он также зарабатывает себе на жизнь?
Емельян Сосинский: Там есть определенная линейка. Я тоже получаю определенную стабильную цифру. Я беру ее из тех пожертвований, которые есть. Она не выше, чем получают руководители домов. А все остальные деньги идут на развитие. Так как январь месяц получился очень тяжелый, у нас сейчас минус. Поэтому те деньги, которые были накоплены осенью, они уменьшаются и довольно стремительно.
Яков Кротов: Но это каждый год должно происходить?
Емельян Сосинский: Мы с октября 2011 года только существуем. Нам всего 1,5 года.
Яков Кротов: Все 4 дома?
Емельян Сосинский: У нас был сначала один дом - 5 октября 2011 года, потом в ноябре возник второй дом.
Яков Кротов: Это огромная потребность в таком? Или просто Ваша энергия?
Емельян Сосинский: Сейчас сколько людей звонят и просят - возьмите нас, пожалуйста, включая женщин с детьми... А мы их не можем брать - некуда! Потребность, я думаю, еще как минимум в столько же точно!
