Мы хотели составить список. Я представляла себе несколько историй — портретов людей, которые, обладая одновременно российским и американским гражданствами, возглавляют или являются членами действующих в России некоммерческих организаций, занимающихся политической деятельностью. Что такое «члены» некоммерческих организаций, непонятно, зато уже ясно (по опыту внедрения закона об «иностранных агентах» и выступления депутатов, потребовавших убрать из государственного эфира иностранного подданного Владимира Познера), что под «политической деятельностью» иметься в виду может практически все, чем занимаются НКО: от наблюдения за выборами до защиты прав инвалидов.
В России зарегистрировано около 600 тысяч некоммерческих организаций; из них, по разным оценкам, реально функционируют чуть больше или чуть меньше половины. Это сотни тысяч руководителей (и неизвестное количество «членов»), если не считать представительства международных НКО. Неудивительно, что среди них можно без особого труда найти самых разных людей, в том числе и граждан России, обладающих также гражданством США. Мы и нашли нескольких таких людей.
Но почти все они отказались рассказать о себе.
Они сказали: «Я не хочу привлекать к себе внимание прокуратуры». «Я позаботился о том, чтобы никто не знал о моем американском гражданстве». «Я вообще не хочу об этом думать».
Надо понимать: мы говорили с людьми, прожившими значительную часть своей жизни в Америке, где публичная речь не просто ценится, но почти всегда является первой реакцией на опасность. В американской культуре принято думать, что внимание общественности, в особенности внимание медиа, если не гарантирует торжество справедливости, то во всяком случае повышает шансы на него. Более того, мы говорили с руководителями некоммерческих организаций, для которых публичная речь всегда была важным инструментом работы.
В американском праве есть такое понятие chilling effect — «сковывающий эффект», или «охлаждающий эффект». Это непрямое воздействие репрессивных законов на общество. Например, вводится запрет на разглашение определенного рода информации. Прямое действие такого закона заключается в том, что указанная информация не разглашается. А непрямое — в том, что люди начинают замалчивать близкие темы, опасаясь отрицательных последствий. Например, введение строгих законов о клевете на должностных лиц сковывает журналистов, освещающих деятельность чиновников.
«Охлаждающий эффект» закона, принятого в ответ на «Акт Магнитского», заставил смелых, деятельных, умеющих хорошо говорить людей испуганно замолчать. Им есть чего бояться: как выразилась одна из моих собеседниц, заместитель директора российского представительства международной организации Human Rights Watch Татьяна Локшина (она одна из двух человек, не отказавшихся говорить на эту тему), «для меня вводится фактически запрет на профессию». И поскольку профессия эта — публичная, запрет по сути уже начал действовать, как только люди замолчали. При этом расчет остаться в тени, не засветиться, скорее всего, неоправдан: российскому гражданину регулярно — например, при получении общегражданского или заграничного паспорта — приходится отвечать на вопрос: «Есть ли у вас гражданство другого государства?»
Особая мрачная ирония этой истории с «Актом Магнитского» в том, что, когда Сергея Магнитского методично убивали в тюрьме, он сам, его родственники, друзья и даже адвокаты боялись громко жаловаться и привлекать прессу, из общих соображений, что от публичности может стать только хуже. Теперь, конечно, невозможно сказать, могло ли общественное внимание спасти Сергея Магнитского, но последний год показал: по крайней мере в некоторых случаях повышенное внимание к тому или иному судебному делу приносило скорее положительные результаты.
«Список Антимагнитского» включает 39-летнюю Татьяну Локшину: она окончила школу в Москве, незадолго до развала СССР эмигрировала с семьей в США, там получила образование, а защитив диссертацию, вернулась в Россию, где с 1998 года работает в правозащитных организациях. Когда она получала американский паспорт, Локшина была, как практически все эмигранты из СССР, лицом без гражданства: советского ее лишили, а российский паспорт получила только в середине 90-х. Организация Human Rights Watch отслеживает соблюдение — или несоблюдение — разными странами всевозможных международных конвенций, обеспечивающих права человека, от конвенций против пыток до норм, гарантирующих права инвалидов.
«Список Антимагнитского» включает 85-летнюю Людмилу Алексееву, возглавляющую Московскую Хельсинкскую группу. Деятельность МХГ созвучна деятельности HRW — собственно, корни у этих организаций одни и те же. «Это поправки имени Людмилы Алексеевой, — говорит она. — Они приняты исключительно для моей особы».
Но на самом деле людей в «списке Антимагнитского» гораздо больше. В нем и люди, которые занимаются наблюдением за выборами, и люди, которые занимаются прямой гуманитарной помощью, и люди, работающие в области высоких технологий и права. Я, кстати, тоже могу в нем оказаться: у меня, по примерно тем же обстоятельствам, что и у Локшиной, два гражданства, а русская служба Радио Свобода — это российское представительство американской некоммерческой компании. Это не очевидно то же самое, что НКО, и политической деятельностью мы не занимаемся, но размытость формулировок и накал сопутствующей риторики подсказывают, что придут и за нами. Особенно если мы будем молчать.
В России зарегистрировано около 600 тысяч некоммерческих организаций; из них, по разным оценкам, реально функционируют чуть больше или чуть меньше половины. Это сотни тысяч руководителей (и неизвестное количество «членов»), если не считать представительства международных НКО. Неудивительно, что среди них можно без особого труда найти самых разных людей, в том числе и граждан России, обладающих также гражданством США. Мы и нашли нескольких таких людей.
Но почти все они отказались рассказать о себе.
Они сказали: «Я не хочу привлекать к себе внимание прокуратуры». «Я позаботился о том, чтобы никто не знал о моем американском гражданстве». «Я вообще не хочу об этом думать».
Надо понимать: мы говорили с людьми, прожившими значительную часть своей жизни в Америке, где публичная речь не просто ценится, но почти всегда является первой реакцией на опасность. В американской культуре принято думать, что внимание общественности, в особенности внимание медиа, если не гарантирует торжество справедливости, то во всяком случае повышает шансы на него. Более того, мы говорили с руководителями некоммерческих организаций, для которых публичная речь всегда была важным инструментом работы.
В американском праве есть такое понятие chilling effect — «сковывающий эффект», или «охлаждающий эффект». Это непрямое воздействие репрессивных законов на общество. Например, вводится запрет на разглашение определенного рода информации. Прямое действие такого закона заключается в том, что указанная информация не разглашается. А непрямое — в том, что люди начинают замалчивать близкие темы, опасаясь отрицательных последствий. Например, введение строгих законов о клевете на должностных лиц сковывает журналистов, освещающих деятельность чиновников.
«Охлаждающий эффект» закона, принятого в ответ на «Акт Магнитского», заставил смелых, деятельных, умеющих хорошо говорить людей испуганно замолчать. Им есть чего бояться: как выразилась одна из моих собеседниц, заместитель директора российского представительства международной организации Human Rights Watch Татьяна Локшина (она одна из двух человек, не отказавшихся говорить на эту тему), «для меня вводится фактически запрет на профессию». И поскольку профессия эта — публичная, запрет по сути уже начал действовать, как только люди замолчали. При этом расчет остаться в тени, не засветиться, скорее всего, неоправдан: российскому гражданину регулярно — например, при получении общегражданского или заграничного паспорта — приходится отвечать на вопрос: «Есть ли у вас гражданство другого государства?»
Особая мрачная ирония этой истории с «Актом Магнитского» в том, что, когда Сергея Магнитского методично убивали в тюрьме, он сам, его родственники, друзья и даже адвокаты боялись громко жаловаться и привлекать прессу, из общих соображений, что от публичности может стать только хуже. Теперь, конечно, невозможно сказать, могло ли общественное внимание спасти Сергея Магнитского, но последний год показал: по крайней мере в некоторых случаях повышенное внимание к тому или иному судебному делу приносило скорее положительные результаты.
«Список Антимагнитского» включает 39-летнюю Татьяну Локшину: она окончила школу в Москве, незадолго до развала СССР эмигрировала с семьей в США, там получила образование, а защитив диссертацию, вернулась в Россию, где с 1998 года работает в правозащитных организациях. Когда она получала американский паспорт, Локшина была, как практически все эмигранты из СССР, лицом без гражданства: советского ее лишили, а российский паспорт получила только в середине 90-х. Организация Human Rights Watch отслеживает соблюдение — или несоблюдение — разными странами всевозможных международных конвенций, обеспечивающих права человека, от конвенций против пыток до норм, гарантирующих права инвалидов.
«Список Антимагнитского» включает 85-летнюю Людмилу Алексееву, возглавляющую Московскую Хельсинкскую группу. Деятельность МХГ созвучна деятельности HRW — собственно, корни у этих организаций одни и те же. «Это поправки имени Людмилы Алексеевой, — говорит она. — Они приняты исключительно для моей особы».
Но на самом деле людей в «списке Антимагнитского» гораздо больше. В нем и люди, которые занимаются наблюдением за выборами, и люди, которые занимаются прямой гуманитарной помощью, и люди, работающие в области высоких технологий и права. Я, кстати, тоже могу в нем оказаться: у меня, по примерно тем же обстоятельствам, что и у Локшиной, два гражданства, а русская служба Радио Свобода — это российское представительство американской некоммерческой компании. Это не очевидно то же самое, что НКО, и политической деятельностью мы не занимаемся, но размытость формулировок и накал сопутствующей риторики подсказывают, что придут и за нами. Особенно если мы будем молчать.
