Инициированный Навальным скандал с дочками депутата Железняка, обучающимися за границей, еще раз показал, насколько сильна в российском сознании вера в «хорошее образование», которое будто бы дает путевку в «правильную» жизнь. Осудивших действия Навального оказалось неожиданно много. Типичные реплики сводились к тому, что сын (в данном случае, дочь) за отца не отвечает и что не надо трогать детей. Реальной пружиной, заставлявшей самых разных людей защищать дочек Железняка, было твердое намерение этих людей учить собственных детей именно за границей. Честнее многих высказался Марат Гельман:
– Россия – часть глобального мира. И я своих тоже, если будет возможность, отправлю учиться в хороший вуз, в какой части мира он ни находился бы. Но я же не принимаю людоедских законов о запрете усыновления, я же не гружу людей телегами про квасной патриотизм.
Стремление дать ребенку хорошее образование будет существовать, пока существуют дети и родители. Но родительская жизнь стала бы гораздо проще, если бы мы помнили, что хороший вуз не гарантирует не только счастливой жизни, но и удачной карьеры. Пример из российской действительности, с котором мне лично пришлось столкнуться: в Петербурге всегда считалось, что хорошее экономическое образование дают либо в университете, либо в Финансово-экономическом институте (ныне, естественно, академии). Инженерно-экономический институт (ИНЖЭКОН) совершенно не котировался. Но кто из родителей мог предполагать, что именно диплом ИНЖЭКОНа, родного вуза Анатолия Чубайса и его товарищей, станет гарантией быстрой и успешной карьеры – по крайней мере, в конце 90-х и начале нулевых в Петербурге? Стоило ли поступление в более престижные вузы потраченных усилий?
Стремление Железняка учить дочерей за границей объясняется, конечно же, не академическими заслугами избранных им школ, но в желании публики замять разговор мотив хорошего образования как пропуска в жизнь, несомненно, присутствовал. Присутствует он и в Штатах, где иерархия вузов – вещь не такая шаткая, как в России, и где детей ради хорошего образования за границу отправлять как раз не нужно. Для этого там есть Лига плюща – Коламбия, Гарвард, Йель, Принстон, Корнелл, университет Пенсильвании, Дартмунский колледж, Брауновский университет.
Но с Лигой плюща есть проблемы. Во-первых, это дорого. (Высшее образование вообще дорогая вещь, и попасть в колледж – по крайней мере, для не очень состоятельных студентов – часто значит не открыть себе дорогу к будущим высоким заработкам, а, напротив, ее закрыть: смотрите поучительную историю в New York Times.) Во-вторых, высокий конкурс. В-третьих, не всегда прозрачный. Последнее обстоятельство вызвало недавно довольно острую дискуссию. Есть подозрения, что в университетах Лиги плюща действует негласная квота на прием студентов азиатского происхождения. Доказывается это простой статистикой: при общем росте численности азиатского населения и традиционно высоких баллах, с которыми дети азиатского происхождения заканчивают школы, их процент в университетах Лиги плюща в последние 20 лет держится на одном и том же уровне – около 17.
Нет ни одной статьи по этому вопросу, в которой не приводилась бы очевидная параллель с существовавшей в первой половине XX века еврейской квотой в университетах Лиги плюща. Университеты в то время отрицали ее существование, как сейчас отрицают существование азиатской квоты. Рон Унц приводит статистику за последние 20 лет, в которой прекращение расследования о расовой дискриминации в Гарварде в начале 90-х довольно четко увязывается с последующим падением числа студентов-азиатов. Можно объяснить это падение тем, что азиаты просто не подают заявления в Гарвард, но проверить, так ли это на самом деле, нельзя, потому что университет не публикует данные о своих абитуриентах.
Каролин Чен пытается понять сантимент, который за этим стоит:
– В двадцатые годы люди спрашивали себя, останется ли Гарвард Гарвардом, если в нем будет учиться столько евреев? Сегодня мы спрашиваем: останется ли Гарвард Гарвардом, если там будет столько азиатов? В Йеле сейчас белые студенты составляют 58 процентов, азиаты – 18. Что произойдет, если соотношение поменяется? Для состоятельных белых семей чрезмерные, по их мнению, успехи детей-азиатов ставят неприятные вопросы о природе власти, устойчивости привилегий, личных заслугах и равенстве возможностей. Многие родители пытаются защитить своих детей, отправляя их не в соревновательные университеты, которые становятся «слишком азиатскими», а в частные колледжи, где практикуют «прогрессивные» подходы к образованию, не связанные с экзаменами и тестами, и предлагают программы по обучению искусствам и музыке (но только не «азиатским инструментам», каковыми теперь считаются фортепьяно и скрипка).
Каролину Чен тревожат моральные последствия всего этого: если не установить равенства для абитуриентов в лучших университетах США, то где окажутся через некоторое время традиционные американские ценности вроде трудолюбия и культа личных усилий? В конечном итоге ведь все усвоят, что стремиться к хорошим оценкам и работать по максимуму совершенно не нужно. Добавлю от себя: и в чем тогда будет состоять смысл «хорошего образования»? Какие карьерные успехи оно будет гарантировать?
Разумеется, особых карьерных гарантий Лига плюща не дает. Но медиаисследователю Стивену Блуму и его студентам из Мичиганского университета удалось обнаружить одну связанную с этими университетами занятную вещь. Студенты озаботились статистическим анализом некрологов, выходивших в New York Times в течение последних 70 лет. Они взяли все номера газеты за февраль каждого года с 1942-го по 2012-й и проанализировали напечатанные там сообщения об умерших. Полный отчет можно прочитать здесь, я упомяну только об одной из установленных закономерностей: большинство людей, удостоившихся некролога в важнейшей национальной газете, были выпускниками университетов Лиги плюща. То есть кое-что “хорошее образование” все же гарантирует.
весь блог
– Россия – часть глобального мира. И я своих тоже, если будет возможность, отправлю учиться в хороший вуз, в какой части мира он ни находился бы. Но я же не принимаю людоедских законов о запрете усыновления, я же не гружу людей телегами про квасной патриотизм.
Стремление дать ребенку хорошее образование будет существовать, пока существуют дети и родители. Но родительская жизнь стала бы гораздо проще, если бы мы помнили, что хороший вуз не гарантирует не только счастливой жизни, но и удачной карьеры. Пример из российской действительности, с котором мне лично пришлось столкнуться: в Петербурге всегда считалось, что хорошее экономическое образование дают либо в университете, либо в Финансово-экономическом институте (ныне, естественно, академии). Инженерно-экономический институт (ИНЖЭКОН) совершенно не котировался. Но кто из родителей мог предполагать, что именно диплом ИНЖЭКОНа, родного вуза Анатолия Чубайса и его товарищей, станет гарантией быстрой и успешной карьеры – по крайней мере, в конце 90-х и начале нулевых в Петербурге? Стоило ли поступление в более престижные вузы потраченных усилий?
Стремление Железняка учить дочерей за границей объясняется, конечно же, не академическими заслугами избранных им школ, но в желании публики замять разговор мотив хорошего образования как пропуска в жизнь, несомненно, присутствовал. Присутствует он и в Штатах, где иерархия вузов – вещь не такая шаткая, как в России, и где детей ради хорошего образования за границу отправлять как раз не нужно. Для этого там есть Лига плюща – Коламбия, Гарвард, Йель, Принстон, Корнелл, университет Пенсильвании, Дартмунский колледж, Брауновский университет.
Но с Лигой плюща есть проблемы. Во-первых, это дорого. (Высшее образование вообще дорогая вещь, и попасть в колледж – по крайней мере, для не очень состоятельных студентов – часто значит не открыть себе дорогу к будущим высоким заработкам, а, напротив, ее закрыть: смотрите поучительную историю в New York Times.) Во-вторых, высокий конкурс. В-третьих, не всегда прозрачный. Последнее обстоятельство вызвало недавно довольно острую дискуссию. Есть подозрения, что в университетах Лиги плюща действует негласная квота на прием студентов азиатского происхождения. Доказывается это простой статистикой: при общем росте численности азиатского населения и традиционно высоких баллах, с которыми дети азиатского происхождения заканчивают школы, их процент в университетах Лиги плюща в последние 20 лет держится на одном и том же уровне – около 17.
Нет ни одной статьи по этому вопросу, в которой не приводилась бы очевидная параллель с существовавшей в первой половине XX века еврейской квотой в университетах Лиги плюща. Университеты в то время отрицали ее существование, как сейчас отрицают существование азиатской квоты. Рон Унц приводит статистику за последние 20 лет, в которой прекращение расследования о расовой дискриминации в Гарварде в начале 90-х довольно четко увязывается с последующим падением числа студентов-азиатов. Можно объяснить это падение тем, что азиаты просто не подают заявления в Гарвард, но проверить, так ли это на самом деле, нельзя, потому что университет не публикует данные о своих абитуриентах.
Каролин Чен пытается понять сантимент, который за этим стоит:
– В двадцатые годы люди спрашивали себя, останется ли Гарвард Гарвардом, если в нем будет учиться столько евреев? Сегодня мы спрашиваем: останется ли Гарвард Гарвардом, если там будет столько азиатов? В Йеле сейчас белые студенты составляют 58 процентов, азиаты – 18. Что произойдет, если соотношение поменяется? Для состоятельных белых семей чрезмерные, по их мнению, успехи детей-азиатов ставят неприятные вопросы о природе власти, устойчивости привилегий, личных заслугах и равенстве возможностей. Многие родители пытаются защитить своих детей, отправляя их не в соревновательные университеты, которые становятся «слишком азиатскими», а в частные колледжи, где практикуют «прогрессивные» подходы к образованию, не связанные с экзаменами и тестами, и предлагают программы по обучению искусствам и музыке (но только не «азиатским инструментам», каковыми теперь считаются фортепьяно и скрипка).
Каролину Чен тревожат моральные последствия всего этого: если не установить равенства для абитуриентов в лучших университетах США, то где окажутся через некоторое время традиционные американские ценности вроде трудолюбия и культа личных усилий? В конечном итоге ведь все усвоят, что стремиться к хорошим оценкам и работать по максимуму совершенно не нужно. Добавлю от себя: и в чем тогда будет состоять смысл «хорошего образования»? Какие карьерные успехи оно будет гарантировать?
Разумеется, особых карьерных гарантий Лига плюща не дает. Но медиаисследователю Стивену Блуму и его студентам из Мичиганского университета удалось обнаружить одну связанную с этими университетами занятную вещь. Студенты озаботились статистическим анализом некрологов, выходивших в New York Times в течение последних 70 лет. Они взяли все номера газеты за февраль каждого года с 1942-го по 2012-й и проанализировали напечатанные там сообщения об умерших. Полный отчет можно прочитать здесь, я упомяну только об одной из установленных закономерностей: большинство людей, удостоившихся некролога в важнейшей национальной газете, были выпускниками университетов Лиги плюща. То есть кое-что “хорошее образование” все же гарантирует.
весь блог
