Владимир Кара-Мурза: Правозащитники подводят итоги своей поездки в печально известную колонию № 6 города Копейска, в которой недавно более полутора тысяч арестантов устроили протест против руководства колонии. 4 декабря они посетили ШИЗО колонии № 6 и столкнулись с множеством жалоб. Они обнаружили двух инвалидов, которые с трудом перемещались по камере, и вчера их увезли в больницу на лечение. На совещании у губернатора и на заседании президентского совета отмечалось, что «никакого криминалитета, который спровоцировал протест, не существует, скорее всего, это попытка сотрудников ФСИН отвести от себя любую вину, предложив свой вариант развития событий». По словам руководства колонии, ситуация уже стабилизируется, однако пока не решатся проблемы заключенных, об этом рано говорить, необходимо довести до конца следственные проверки и уголовные дела по фактам пыток, избиений заключенных сотрудниками колонии.
О том, что же на самом деле произошло в Копейске, мы беседуем с координатором портала Gulagu.net в Челябинской области Оксаной Труфановой, членом этой делегации. Расскажите, пожалуйста. как была организована эта поездка в 6 колонию города Копейска?
Оксана Труфанова: Организована она была Советом при президенте Российской Федерации по правам человека и блогерами Gulagu.net. Сначала туда приехали за несколько дней до этого эксперты СПЧ во главе с Игорем Каляпиным, Комитет против пыток. Они проводили тщательное расследование всех этих фактов, встречались с членами ОНК, с нами, родственниками заключенных и впоследствии передали предварительный отчет Федотову Михаилу Александровичу, и они потом прилетели, чтобы посмотреть своими глазами, что же там происходит, подтверждаются ли нарушения.
Владимир Кара-Мурза: Вы были с первого дня событий на месте. Как начинался этот бунт?
Оксана Труфанова: На самом деле он был ожидаем. Это даже не бунт – это акция отчаявшихся людей. Ожидаем был с мая, для меня, по крайней мере, потому что тогда как раз был предел пыток, вымогательств, издевательств. У меня на этой «шестерке» находились два подзащитных – Евгений Терехин и Даниил Абакумов. Они подверглись жестокому насилию, как моральному, так и физическому, со стороны администрации, и многие заключенные вставали на их защиту. Собственно говоря, может быть, они и не вставали бы на их защиту, если бы сами не подвергались тому же самому. И вот все это вылилось в события 24 ноября, день открытых дверей, который был отменен по решению администрации колонии. Естественно, заключенные и родственники были возмущены. Осложнилось все тем, что к 12 часов дня звонков от родственников становилось все больше, заключенные были в негодовании, почему отменили этот день открытых дверей. Стали забираться на вышки промзоны и растягивать плакаты, написанные красной краской, сначала это были были какие-то маленькие обрывки простыней. На самом деле кто-то говорил, что это кровь, но я знаю, что там рядом есть швейный цех, и там много краски и белой ткани, наверное, это все же была краска. Конечно, это посеяло панику, родственники стали очень волноваться, подтягивать знакомых и всех, кого можно подтянуть. Администрация вовремя не сработала, они до 8 вечера вообще к родственникам не выходили, то есть ждали, когда соберется больше народа, когда нужно будет подтягивать ОМОН, спецназ ГУФСИН. когда волнения среди заключенных и родственников достигнут своего пика, – только тогда они начали хоть как-то действовать.
Владимир Кара-Мурза: Противоречивые были сведения о роли ОМОНа. Как вы оцениваете его действия?
Оксана Труфанова: На самом деле я вообще считаю, что ОМОНу там места не было. Потому что изначально, пока не было ОМОНа, все было спокойно, а когда ОМОН приехал, родственники стали волноваться, заключенные были в панике, забирались на крыши, стали кричать: мама, пожалуйста, не уходи, они нас сейчас всех убьют. Стоит сказать, что у них был микрофон или мегафон, то есть слышно было достаточно хорошо. Говорят, что заключенные украли микрофон и колонки из местного клуба, и их хотят обвинить в этом. Не знаю, насколько это правдивая информация, но по крайней мере, так как челябинская Федеральная служба исполнения наказаний пытается хоть как-то обелиться, то возможно и такое.
Владимир Кара-Мурза: Были ли факты избиения родственников и журналистов омоновцами?
Оксана Труфанова: Да, я даже сама попала под раздачу. Честно говоря, я это связываю лично с собой. До меня сначала не дошло, что это такое. Мне заместитель омбудсмена челябинского Бабин сказал: сейчас тебя пустят на территорию колонии, примерно через пять минут подходи. Мы вышли из машины, метров 30-40 оставалось до ОМОНа, они сказали: внимание, объект в зоне видимости. Готовность номер один, рубеж 30 метров. И ОМОН понесся на нас. Я пыталась спрятаться за машину, машину расхлестали вдребезги, все стекла, хватали людей. Девушка стояла на обочине, ее схватили и увели куда-то. Впоследствии она оказалась в хирургии в городской больнице Копейска, у нее сотрясение тяжелейшее. Все было сложно, избивали действительно родственников.
Владимир Кара-Мурза: Как вы объясняете неготовность руководства колонии к этому бунту заключенных?
Оксана Труфанова: Это все-таки был не бунт. Я считаю, что они до такой степени чувствуют себя безнаказанными, они привыкли, что заключенные – это всего лишь рабы, всего лишь те, кто может стать источником дохода, те, кого можно избивать, унижать, насиловать, это безвольные какие-то люди, а может быть их и за людей не считают. Поэтому такого, конечно, они не ожидали от них.
Владимир Кара-Мурза: Какова обстановка в ШИЗО колонии № 6?
Оксана Труфанова: Я даже не могу назвать определенным словом, но это что-то подобие концлагеря. Мне кажется, у Гитлера гуманнее было.
Владимир Кара-Мурза: А жалобы какие-то заключенных доходят до властей?
Оксана Труфанова: Сейчас, думаю, что доходят. Благодаря вмешательству СПЧ, благодаря вмешательству правозащитников, все-таки, наверное, они дойдут до тех, кому они должны быть адресованы. Ранее они не доходили. Вернее, выходили с территории колонии, но прокурор по надзору, прокуратура Челябинской области, прокуратура города Копейска, следственный комитет города Копейска во всем отказывали. Я не припомню за два года, чтобы было возбуждено хоть одно уголовное дело хоть по какому-то мало-мальскому нарушению. Не было этого.
Владимир Кара-Мурза: А вообще Копейск имеет нехорошую славу как объект в Федеральной службе исполнения наказаний. Напомните, какие там происходили события ранее?
Оксана Труфанова: Да, такое есть мнение, что это пыточная колония. Колония № 1 находится недалеко от этой «шестерки», там года четыре назад было забито несколько заключенных, некоторые получили тяжелые ранения. Били их сотрудники ФСИН, ОМОН, и впоследствии дело хотели сфальсифицировать, били друг друга, чтобы показать, что якобы на них напали заключенные. Потом доказали, что все не так, на скамье подсудимых оказалось 18 сотрудников челябинской ФСИН и сотрудников колонии. Они получили по заслугам.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос от Владимира, радиослушателя из Нижегородской области.
Слушатель: Добрый вечер. Оксана, пыточные колонии разбросаны по всей России, и у нас в Нижегородской области, соседняя в Мордовии, там пыточные колонии – это я точно знаю. До вас какие-нибудь сведения доходят из этих колоний, что там творится, почему они молчат? А потом вы рассказали – побили гражданское население, кто-нибудь будет отвечать за этот беспредел или все сойдет с рук?
Оксана Труфанова: На самом деле по пыточным колониям Мордовии много кто слышал. К сожалению, СПЧ не доехал до них, но я слышала, что собираются. Туда же собираюсь и я, собираюсь посетить 14 колонию женскую и 7 мужскую. Надеюсь, скоро доеду и все своими глазами увижу, если пустят, конечно. Что касается вопроса по поводу избиения гражданского населения, – более 20 жалоб поступило в Следственный комитет, по ним проводятся проверки. На самом деле есть пострадавшие, несмотря на то, что ОМОН и ГУВД отрицают этот факт. Думаю, что какие-то меры будут приняты. Будем стараться эту историю и дальше развивать. Есть еще одна зацепка: ОМОН не предупреждал жителей о том, что собирается действовать специальными средствами, нет никаких доказательств, эксперты СПЧ не обнаружили. Оказывается, рабочая видеозапись, которую они вели, не обнаружена, потому что якобы батарейки сели на морозе. Но, собственно говоря, уже наполовину понятно, что они виноваты.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвички Марины Николаевны.
Слушательница: Здравствуйте. Страшно удручающие передачи про наши места заключения. Я хотела спросить: у нас больше миллиона заключенных, надзирателей за ними тоже миллион. И вот они выходят, искалеченные тюрьмами, солдатскими казармами, – и хотят, чтобы у нас было гражданское общество. Эти люди смогут когда-нибудь превратиться в гражданское общество? Чем может кончиться этот кошмар?
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, могут социализироваться те заключенные, который, дай бог, выйдут из копейской колонии?
Оксана Труфанова: Во-первых, солдат я бы не считала заключенными, которые отбывают наказание в армии, – это совершенно не так, это совсем другая структура. По поводу заключенных, я считаю, что все зависит от человека. Несмотря на то, как его система ломала, как ломали сотрудники ГУФСИН, он все равно может остаться человеком. Конечно, им будет сложно социализироваться, потому что они разуверились, они не верят власти, они не верят, что кто-то может им помочь и вступиться за них. Я считаю, что выездное заседание Совета по правам человека при президенте Российской Федерации во главе с Михаилом Александровичем Федотовым может ситуацию изменить в корне. То есть на самом деле заключенные 6-й колонии уверены сейчас, что они под защитой, они почувствовали себя настоящими людьми, за которых кто-то может вступиться. Поэтому, думаю, что у этих людей все еще впереди.
Владимир Кара-Мурза: Что был за слух о том, что криминальный авторитет руководил действиями заключенных?
Оксана Труфанова: Думаю, что это самый первый ответ на вопрос, почему возникла эта акция, он возник в головах сотрудников колонии, поэтому они решили приплести непонятного криминального авторитета, которого по определению не может быть в красной зоне для тех, кто сидит впервые. Люди еще не успели отсидеть, там нет рецидивистов, нет каких-то закоренелых бандитов. И Георгий Джинговадзе, которого обвинили в организации акции, но он совершенно не при чем. Я думаю, в этом убедили все, кто ходил в ШИЗО, все, кто видел этого бедного грузина, который даже по-русски плохо разговаривает, который в отрядах никогда не был, постоянно сидит в ШИЗО.
Владимир Кара-Мурза: Какие мероприятия проходили с участием Михаила Александровича Федотова? Как, по-вашему, пыталось ли начальство колонии пустить ему пыль в глаза?
Оксана Труфанова: Да, пытались, конечно. Сначала повели в бараки, кстати говоря, там хорошие бараки, они чуть ли не с евроремонтом, думали, что не успеем попасть в ШИЗО, но удалось все-таки увести туда Михаила Александровича, и он своими глазами все увидел.
Владимир Кара-Мурза: Какие наиболее яркие моменты войдут в его доклад?
Оксана Труфанова: Я думаю, он обязательно расскажет про инвалидов, ползающих по камерам ШИЗО. Благо, до этого был Игорь Каляпин, который попросил администрацию колонии положить на пол хотя бы матрас человеку, который ползает в судорогах, обездвижен. Он увидел заключенного Евгения Терехина, который был на голодовке более 10 дней и сейчас при росте 180 весит килограмм 60. Представляете, что это такое! Думаю, это произвело колоссальное впечатление, и об этом он не забудет и доложит всем, кому нужно.
Владимир Кара-Мурза: Какие требования выдвигает Терехин?
Оксана Труфанова: Во-первых, Терехин прекрасно понимает, что так как он написал заявление на администрацию колонии по факту избиений, в этой колонии он априори находиться не может, потому что сейчас его по сути охраняют те, на кого он жаловался и против кого пытался возбудить уголовное дело. Он всего лишь хотел перевестись в СИЗО или в безопасное место. Естественно, ШИЗО колонии № 6 не является для него безопасным местом.
Владимир Кара-Мурза: Судя по вашему рассказу, конечно, не является. Как по-вашему, возможно ли личное вмешательство президента в ситуацию?
Оксана Труфанова: Я думаю, не только возможно, но сейчас оно и нужно. Потому что, несмотря на то, что руководство ГУФСИН Челябинской области, прокуратура и Следственный комитет убеждали и президентский совет, и нас, правозащитников, в том, что договоренности достигнуты, к людям лезть не будут, будут проводить тщательные проверки, на самом деле ситуация далека от разрешения. Пытаются как-то воздействовать на тех самых людей, которые были побиты ОМОНом. Пытаются шантажировать, пытаются запугивать, люди до сих пор боятся.
Владимир Кара-Мурза: Какие есть факты, указывающие на вымогательство денег у заключенных?
Оксана Труфанова: Есть заявления как от заключенных, так и от их родственников с указанием счетов, на которые переводились деньги, с указанием телефонов посредников. Кстати говоря, там определенный, узкий круг лиц, и если начать это дело расследовать, то я уверена, что оно завершится так, как должно завершиться, виновные будут преданы суду. Несложно установить связь лиц, на счета которых переводились эти деньги, и администрации колонии.
Владимир Кара-Мурза: Звучали какие-нибудь фамилии надзирателей-садистов, которые наиболее отличились в этих пытках?
Оксана Труфанова: Эти фамилии мне известны в течение года, а то и больше, даже на самого начальника колонии Дениса Миханова жаловались. Но больше всего жалоб на его заместителей Зяхара и Щеголя. Кстати, Щеголь пришел на совещание Совета по правам человека явно не в очень трезвом виде, от него шел несвежий запах перегара.
Владимир Кара-Мурза: Почему именно их заключенные боятся, чем они отличаются от других работников шестой колонии?
Оксана Труфанова: Думаю, что они более активны и извращены в пытках. Они постоянно пытаются унизить мужчин. Даже не хочется описывать манипуляции, которые проделывают эти два заместителя начальника – это все ужасно. Я просто не понимаю, как они потом приходят домой, к женам и детям.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, типична ли ситуация в 6-й колонии Копейска для всей российской системы исполнения наказаний?
Оксана Труфанова: Я бы не стала обобщать, думаю, что не все так плохо в этой системе. Если взять, к примеру, челябинские колонии – много где было плохо где-то года четыре назад. После дела в первой колонии, о котором я говорила ранее, стало лучше. Остались две проблемные точки – это 10-я колония в Кыштыме и «шестерка» в Копейске. В остальных не так плохо. Сами заключенные говорят: ребята, у нас нормально, вы помогите тем, кто из «шестерки».
Владимир Кара-Мурза: А в Кыштыме что происходит?
Оксана Труфанова: Недавно заключенный один жаловался на то, что их постоянно избивают. Обратилась к нам одна чеченская семья, говорят, что их родственника замучили до смерти. Когда они забирали труп, там были следы от наручников. Сейчас они подали заявление в Следственный комитет. Еще был один заключенный, там совершенно отчетливо видны гематомы на фотографиях трупа. Уголовное дело, кстати, не возбудили. Сейчас будем пытаться расследовать это дело, пытаться вывести на новый уровень, чтобы его вернули на повторное рассмотрение.
Владимир Кара-Мурза: Что говорят заключенные, которые уже освободились из колонии Копейска, могут ли они выступать свидетелями по возможным уголовным делам?
Оксана Труфанова: Насколько я знаю, по крайней мере, со мной связывались бывшие заключенные пару дней назад, которые недавно освободились, – их уже вызывали в следственный комитет для дачи показаний по колонии. То есть их, наверное, рассматривают в качестве свидетелей. Им сейчас уже бояться нечего.
Владимир Кара-Мурза: Как вы думаете, почему такой резонанс получила эта история? Может быть, благодаря вашему присутствию у ворот колонии?
Оксана Труфанова: Думаю, что и этому тоже, и благодаря вмешательству блогеров Gulagu.net. Потому что я написала пост, когда поехала в колонию, разместила, он тут же был подхвачен многими. Тут же стали звонить журналисты. Кстати говоря, челябинские журналисты в этой ситуации проявили себя не лучшим образом, я была на связи с утра со многими, давала им полные комментарии, просила приехать, снять, что происходит, ни одной новости до двух часов ночи выпущено не было. Была отмашка не давать новости, в последующие три дня тоже. Хотя федеральные средства массовой информации уже повсюду кричали, что в колонии творится что-то невообразимое и странное.
Владимир Кара-Мурза: Чем вы объясняете поведение челябинских коллег?
Оксана Труфанова: Думаю, что отчасти это попытка выждать благополучный момент и принять чью-то сторону, это продуманный план действий.
Владимир Кара-Мурза: Какова была судьба после завершения конфликта тех, кто участвовал в этих акциях протеста?
Оксана Труфанова: Пока никто из них не наказан, администрация колонии обещала их не наказывать. Насколько я знаю, один человек помещен в ШИЗО, остальные нормально себя чувствуют, мы с ними встречались в клубе на территории колонии. Они на самом деле не верят, что это все обошлось мирно, что никто не пострадал, что никаких провокаций не было с их стороны. На самом деле заключенные – категория интересная, чтобы их сдержать, нужно очень постараться. Молодцы, выдержали они.
Владимир Кара-Мурза: Чем занимаются заключенные, каким общественно-полезным трудом?
Оксана Труфанова: До этого там было много производств, кстати говоря, не совсем легальных. Обнаружили члены президентского совета, например, цех, там перерабатывали шприцы, отходы медицинские биологические, капельницы, там есть запекшиеся остатки крови. Они должны были руками отделять иголки от шприцов, у них не было никаких средств индивидуальной защиты. Один парень сказал, что отказывался идти на это производство по переработке медицинских отходов, из-за этого его постоянно помещали в ШИЗО. Вы понимаете, что это незаконно. Еще один цех по изготовлению оружия, якобы сувенирного – ножи, сабли и так далее. Я лично сомневаюсь, что на территории колонии это может быть законно. Был еще один нелегальный цементный цех. Там пыль была, никаких средств индивидуальной защиты, ничего не было. То есть достаточно сомнительные производства, какие-то арендаторы непонятные. Единственное, где они могли работать, – это мебельный цех, где они делали мебель для детских садов. Наверное, это единственное, что не вызывает сомнений.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, как можно было улучшить быт и условия труда заключенных, может быть какие-то должны были быть наблюдательные советы, общественные комиссии, которые могли бы предотвратить поворот событий в насильственное русло?
Оксана Труфанова: На самом деле я не знаю, что делали Роспотребнадзор и Ростехнадзор, которые явно на эти проверки в колонию выезжали. Почему нет предписаний, почему бездействовал прокурор по надзору за исправительными учреждениями, тоже непонятно. Скорее всего, тут никто ничего не мог сделать, тут какая-то круговая порука, наверное.
Владимир Кара-Мурза: Что можно изменить в этом отношении занятий, есть какая-то альтернатива организации труда заключенных?
Оксана Труфанова: Члены президентского совета делали предложения губернатору Юревичу, которые каким-то образом могли бы повлиять на открытие производства на территории колонии и так далее. Он сказал, что область никакого отношения к этому не имеет и ничего там делать не будет. Думаю, что на самом деле проблема существует с трудоустройством заключенных, может быть, каким-то образом нужно привлекать близлежащие заводы, потому что я знаю, что многие заключенные – достаточно опытные токари, водители, мебельщики, они много чего могут. Времени у них много, чтобы совершенствовать свое мастерство, думаю, что они ценные работники.
Владимир Кара-Мурза: В телерепортажах мелькали лица матерей заключенных, которые говорили, что под видом гуманитарной помощи у них вымогают продукты питания. Там какие-то хищения отпущенных продуктов наблюдаются?
Оксана Труфанова: По продуктам питания я не могу сказать, но скажу по тому, что там странная схема была по гуманитарке. Их просят: вы хотите свидание – привезите цемент, или гвозди, или инструменты, только, пожалуйста, с накладными и фактурами. Мы их в бухгалтерию сдадим и так далее. Вопрос: если люди привозят товары со всеми документами, нет ли в этой колонии хищения бюджетных средств, куда деваются бюджетные средства, если все за счет гуманитарки организуется? Собственно, это вопрос к Счетной палате. Наверное, Счетной палате надо тщательно проверить и челябинский ГУФСИН, и колонию по факту расходования бюджетных средств.
Владимир Кара-Мурза: Чем еще недовольны были родители заключенных, которые приехали на день открытых дверей?
Оксана Труфанова: Пытки, вымогательства, все то же самое. Все знают, что их детей бьют, все знают, что надо заплатить 20 тысяч, грубо говоря, в месяц, чтобы их ребенка не трогали, что за свидание надо заплатить от 3 до 5 тысяч рублей. Некоторые женщины с удивлением узнавали, что, оказывается, в нашем государстве свидания бесплатные.
Владимир Кара-Мурза: Расскажите лично о вашей деятельности, в чем ваша функция как члена координатора портала Gulagu.net в Челябинской области в нормальные дни, чем занимается ваша организация, когда нет критических ситуаций?
Оксана Труфанова: Занимаемся сопровождением дел. Я лично занимаюсь сопровождением юридическим и информационным, так как я сама журналист, то могу проводить журналистские расследования и полностью заниматься сопровождением громких дел – и не только громких дел. И в то же время могу сделать какое-то дело громким, чтобы привлечь внимание. Дело Данила Абакумова, связанное со смертью Коровкина, просто требовало привлечения колоссального внимания. Без внимания правоохранителей, общественности оно бы не разрешилось. Сейчас его передали в следственный комитет Челябинской области – следователям по особо важным делам. То есть 306 статью «ложный донос» будут расследовать следователи по особо важным делам только потому, что администрация колонии решила сокрыть факт избиения этого Коровкина и его смерти, то, что в деле по 306 статье совершенно другого человека оказались фотографии трупа, побитого дубинками. Да, действительно, есть в чем разбираться. Если потянуть за одну ниточку, потянутся и распустятся очень многие – это и прокуратура, и следственный комитет города Копейска, и все те, кто отказывал во всем, и даже те, кто написал заявление на Даниила, пытаясь обвинить его во лжи, – это начальник колонии Миханов и его заместитель Щеголь. Кстати говоря, на которых и жаловались.
Владимир Кара-Мурза: Какие еще громкие дела вам запомнились?
Оксана Труфанова: Это дело Терехина, тот же самый Щеголь, именно из этой колонии. Есть другие дела, но они менее важны сегодня, потому что они разрешились, в отличие от этих двух дел.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, нужна ли в других колониях такая же служба, подобная вашей, – служба сопровождения тех неправомерных преследований, которым подвергаются заключенные?
Оксана Труфанова: Я думаю, что такие волонтеры должны быть в любом регионе, не только в Челябинской области, допустим, в той же Мордовии. Они очень нужны, потому что там одна из самых закрытых структур ФСИН, непрозрачных, нет хороших членов ОНК, один правозащитник на всю Мордовию. То же самое в Красноярском крае, там пыточные колонии. У меня был подзащитный Павел Новиков, гражданин Казахстана, мы выиграли все суды для того, чтобы передать отбывать наказание на родину в Казахстан, однако он находится в красноярской колонии № 17, генерал-полковник Шаишников до сих пор упорствует, парня не отпускают. Кстати, этот парень стал инвалидом в СИЗО № 1 Красноярска, у него в результате черепно-мозговых травм возникла эпилепсия и полная отслойка сетчатки глаз. Это все доказано медицинскими документами, и иск уже в Страсбурге. Парень до сих пор страдает там, полностью игнорируются все решения судов, все предписания Генеральной прокуратуры и так далее. Если бы там были достойные правозащитники или блогеры, которые могли бы освещать эти проблемы, думаю, они давно бы решились.
Владимир Кара-Мурза: Как формируются общественно-наблюдательные комиссии, почему не везде они сформированы?
Оксана Труфанова: На самом деле они сформированы, но наполняемость этих комиссий – большой вопрос. Это зачастую бывшие работники колоний, как у нас в Челябинске председатель общественно-наблюдательной комиссии бывший начальник 15 колонии. Таких много, во всех регионах такие есть. Это большая проблема, почему бывшие вертухаи занимают сейчас позицию правозащитников. Извините меня, какой из вертухая правозащитник?
Владимир Кара-Мурза: Расскажите, как удалось добиться того, что дошло это дело до Совета по правам человека при президенте, и лично возглавил делегацию Михаил Федотов?
Оксана Труфанова: Не знаю, честное слово, думаю, что это общественность, это средства массовой информации федерального уровня. Когда информационный поток достиг апогея, видимо, не было никакого другого способа, кроме личного вмешательства. Когда в Челябинске начались преследования людей силовиками, ситуация действительно вышла из-под контроля. Тем более в Америке, в Швеции, в Германии сюжеты прошли, мировой скандал хороший был.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, можно ли без вмешательства такого высокого чиновника получать достоверную информацию, которую вы получили в Копейске?
Оксана Труфанова: Думаю, что можно. Но другое дело, что делать потом с этой информацией. Мы бы ее получили, и дальше бы ничего не пошло, все руководители колоний остались бы сидеть на местах, заключенных по-прежнему бы пытали, по-прежнему бы били, по-прежнему бы вымогали деньги от родственников. Ничего бы не изменилось, если бы не Совет по правам человека при президенте Российской Федерации и, кстати, Владимир Осечкин, создатель сайта Gulagu.net, который тоже, я знаю, что очень много решал и в Общественной палате, и во многих других местах, чтобы как-то помочь заключенным.
Владимир Кара-Мурза: Он был у нас в студии, рассказывал об этом. Как по-вашему, смена руководства Федеральной службы исполнения наказаний уже сказалась на существе дела, на характере их работы?
Оксана Труфанова: Я думаю, что смена руководства обнажила эту проблему. Они привыкли что-то скрывать, привыкли делать так, как им нужно, я имею в виду руководство колоний, а тут раз – и приехал Совет по правам человека. И директор ФСИН России тоже не стал никого покрывать. Я думаю, что для них это удар. Но в то же время это, наверное, и позитивный момент, многие теперь будут думать о том, что делать, что не делать, кого пытать, кого не пытать. Думаю, что все, что ни делается, к лучшему – эта ситуация показательная. И для руководства ФСИН такое крещение первое.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Волгограда от радиослушателя Юрия Владимировича.
Слушатель: Здравствуйте. Если происходит беспредел на воле, когда грабят детей, когда грабят пенсионеров и так далее, то почему бы не позволить себе грабить заключенных. Не считаете ли вы, что безобразие из-за отсутствия легитимной власти в России идет от тех людей, которые изменили советской военной присяге? Они изменили присяге советской милиции и так далее, чего же от них еще ждать, как ни жестокости и тому подобного. Политический момент тоже присутствует, как вы думаете?
Владимир Кара-Мурза: Я думаю, многие родились после распада Советского Союза. Следует ли вести воспитательную работу среди персонала колонии или набирать его каким-то иным способом?
Оксана Труфанова: Думаю, и то, и то. На самом деле там, судя по тому, с кем я общалась из сотрудников колонии, их нужно воспитывать заново, начиная с детского сада, всю программу. Например, Щеголя, когда он был на круглом столе Совета по правам человека при президенте, спросили, каковы там принципы воспитания в пенитенциарной системе, – и он на этот вопрос вообще ответить не мог. Собственно говоря, это уже показатель. Там очень интересные факты, была беседа с психологами, которые что-то утверждали по поводу состояния заключенных до акции протеста и сейчас. Что за два месяца до акции протеста они были неудовлетворенны, сейчас у них высокий уровень удовлетворенности, а у сотрудников очень плохое настроение. Потом выяснилось, что, оказывается, никто никаких обследований не проводил, то есть психологи на глазок определили, что очень удовлетворены стали заключенные. Всех нужно воспитывать. учить заново работать и набирать в том числе новых надо.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, повлияло ли в лучшую сторону выведение системы исполнения наказаний из структуры МВД в структуру Минюста?
Оксана Труфанова: Я думаю, нет – повлияло только в худшую сторону.
Владимир Кара-Мурза: А какие бы вы видели выходы из этой ситуации, может быть кому-то переподчинить или вернуть в систему внутренних дел?
Оксана Труфанова: Я думаю, что сейчас единственный выход, который мог бы изменить все, – это большая прозрачность и больший общественный контроль. Это совсем новая схема работы. Не должны члены ОНК стоять за территорией колонии и ждать в течение пяти часов, когда их примут. Не может быть так, чтобы адвокат не мог зайти по двое по трое суток и без фотоаппарата, хотя есть пленум Верховного суда, который позволяет снимать своих подзащитных. Все должно быть четко, налажено, чтобы каждый, кто имел право входить туда согласно закону, входил беспрепятственно. Тогда бы не было ни пыток, ни увечий, во всяком случае, они бы думали о том, что они делают. Это единственный способ сделать работу лучше, гуманнее и совершенно исключить фактор пыток.
Владимир Кара-Мурза: Какие средства связи есть у заключенных, может быть не совсем легальные, чтобы донести правду о происходящем на волю?
Оксана Труфанова: В этой колонии до акции протеста не было вообще никаких средств связи. Там есть таксофоны, которые постоянно не работают, пронос сотовых телефонов исключен абсолютно. Мы знаем, что во многих колониях сотовый телефон можно нелегально взять к себе в пользование, деньги заплатить тем же самым сотрудникам, и они сами принесут. Здесь этого не было, здесь ситуация была полностью контролируема администрацией. Таксофоны не работали, звонить никому не давали, то есть нереально было передать информацию. Единственный способ связи – это общественные наблюдательные комиссии, которые выносили жалобы, и то люди боялись их писать.
Владимир Кара-Мурза: А как же тогда они могли позвать на помощь адвоката или членов общественных комиссий?
Оксана Труфанова: Никак. У членов общественных комиссий есть план, согласно которому они посещают колонии. Члены общественной комиссии приходят, принимают заключенных, у которых есть жалобы. Кстати говоря, когда Коровкина побили, его везли в больничку, ОНК Валерия Юрьевна Приходкина и Дина Латыпова, члены общественной наблюдательной комиссии Челябинской области, они одними из первых об этом узнали. Они записали видео с Даниилом Абакумовым, который оказался свидетелем всего этого, и поехали в больницу проверить, как там Коровкин, – а когда приехали в больницу, Коровкин умер. То есть этот факт стал известен только благодаря им, благодаря тому, что у них есть четкий план, согласно которому они посещают колонию.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Дмитрия.
Слушатель: Добрый вечер. У меня вопрос к Оксане относительно общественного контроля. Несколько раз она оговорилась, что общественный контроль не могут осуществлять бывшие сотрудники правоохранительных органов. Не кажется ли вам, что это несколько несправедливый подход? Я не вижу никаких оснований для отказа человеку, который когда-то служил в органах, быть общественным наблюдателем. На чем основано это мнение? К тому же многие из общественных наблюдателей, те же самые правозащитники являются, к примеру, бывшими заключенными, то есть признанные судом Российской Федерации преступниками, и несмотря на это, никто не поднимает вопрос о том, почему правозащитники являются бывшими заключенными.
Оксана Труфанова: На самом деле на этот вопрос легко ответить. Щеголь сейчас уволен, лет через 10 давайте сделаем его членом ОНК. Или, например, давайте сделаем членом ОНК Миханова, который видел все это беззаконие, которое творили его подчиненные. Или давайте сделаем членом ОНК омоновца, бригадира ОМОНа, который отдал приказ бить ни в чем не повинных людей, родственников заключенных. Считаю, что может быть есть резон, чтобы какая-то малая часть бывших сотрудников работала в ОНК, но для этого нужно отобрать совсем уж честных. И еще хотела сказать о том, почему адвокаты не могут входить в общественно-наблюдательные комиссии, а бывшие сотрудники могут. Я считаю, что адвокаты могут сделать гораздо больше в этом качестве, чем бывшие сотрудники, которые будут солидарны с теми, кого они будут проверять.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Смоленской области от радиослушателя Геннадия Сергеевича.
Слушатель: Здравствуйте. Поймите меня правильно, вся Россия находится в общей большой зоне террора, где происходит то, что вы рассказываете. Спасибо вам, что вы принимаете какие-то силы, чтобы облегчить жизнь наших рабов в зонах. Но я прожил 76 лет, и я считаю, что без изменения политического режима, без отстранения от власти кремлевского гнезда это будет продолжаться в России всегда.
Владимир Кара-Мурза: Да, это мнение распространенное. Оксана сказала, что есть надежда, что президент вмешается. Как по-вашему, почему не доведено до суда дело Магнитского, который погиб в застенках, и сотни подобных же дел?
Оксана Труфанова: Относительно дела Магнитского я, возможно, где-то и согласна, что это все должно быть доведено до суда. Однако, я знаю, есть объективная причина, что от Магнитского и от его адвокатов, в том числе во время нахождения его в следственном изоляторе не поступало ни одной жалобы на состояние здоровья. По крайней мере, об этом говорят ОНК. Это тоже большой вопрос. Есть дела громкие политические с неодородной окраской, о которых хотелось бы не говорить. Меня больше интересуют дела Павла Новикова, простых смертных, к которым никто из членов ОНК Красноярского края ни разу не пришел, а парня угробили. Терехина и Абакумова – это простые смертные, о которых никто не вспомнит, если мы не вспомним.
Владимир Кара-Мурза: А у них есть родственники?
Оксана Труфанова: Есть. Два с половиной года матери Новикова не говорили, где он находится. Он находился в СИЗО в Красноярске, где ему уже угробили здоровье. Кстати, парень каратист, международный призер различных соревнований. Когда сделали запрос, в федеральный розыск хотели подавать, они ответили, кстати, и мне: мы не обязаны сообщать родственникам о местонахождении. Закон такой у нас.
Владимир Кара-Мурза: Вы собираетесь заниматься мордовскими колониями – это женские зоны, где сидит, в частности, Надежда Толоконникова?
Оксана Труфанова: Да. И Евгения Хасис, они сидят в одной зоне. На самом деле там ситуация достаточно плохая, мягко говоря. Если к ним письма приходят, то от них они не выходят. Не знаю, как у Толоконниковой, возможно, боятся новых скандалов, а от Хасис точно письма не выходят. Не знаю, доходят ли до нее посылки в целости и сохранности, но от нее никто не получает ничего. Из ста писем, которые она отсылает за год, одно доходит до адресата.
Владимир Кара-Мурза: Она имеет право на сто писем?
Оксана Труфанова: У нас нет такой нормы «без права переписки», как была когда-то, сейчас хоть каждый день могут по сто писем писать, однако ни одно не доходит. То ли оперчасть так работает замечательно, то ли кто-то из спецчасти таким образом фильтруют.
Владимир Кара-Мурза: А что еще вас настораживает в быте этой колонии?
Оксана Труфанова: Холодно, женщины мерзнут зимой, форма непонятная, издевательства. Есть жалоба конкретная: если в швейном цехе кто-то совершил брак, то наказывают каждую пятую. Как наказывают – тоже большой вопрос, нужно разбираться. Судя из того, что я слышала от бывших заключенных этой колонии 14, девушки рассказали, что боятся говорить свое имя и фамилию, потому что им сказали четко: откроешь рот, мы тебя найдем и ты получишь. То есть туда надо ехать с тщательной проверкой. Было бы неплохо, если бы поехал президентский Совет – и неожиданно.
Владимир Кара-Мурза: В пермской колонии, где оказалась Алехина, там же тоже пришлось ее сажать в одиночную камеру из-за угроз в ее адрес?
Оксана Труфанова: Честно говоря, я не сомневаюсь, что угрозы могли быть. В каждой колонии каждому заключенному есть угрозы. Так как это большой коллектив, особенно коллектив женский, там может быть все, что угодно. С другой стороны, приходят сообщения о том, что она себя некорректно повела. Не хочу это комментировать, может быть, девочка просто адаптируется, потом поймет, как дальше быть. Другое дело, что они сидеть не должны – это другой вопрос.
Владимир Кара-Мурза: Кто-нибудь наблюдает за бытом ученых, которые осуждены за шпионаж, конкретно за заключенным номер один Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым, которые пока отбывают свои сроки?
Оксана Труфанова: Наверное, ОНК наблюдают. Для меня все заключенные равны, неважно, за шпионаж он сидит, громкое ли дело, за 282 статью, – они для меня все одинаковые, поэтому мы наблюдаем по возможности за всеми.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, велико ли население российских тюрем относительно общего населения страны?
Оксана Труфанова: Думаю, что невелико. Хотя если судить с той точки зрения, что у кого-то кто-то когда-то сидел, то, наверное, каждая семья к этой теме близка, начиная с 1937 года хотя бы.
Владимир Кара-Мурза: Соответствует ли положение заключенных мировым стандартам по метражу в местах заключения, по пайкам?
Оксана Труфанова: Насколько я знаю, в бараках – да, в ШИЗО, естественно, нет. По пайкам не знаю, не смотрела. Но знаю, что в копейской колонии № 6 кормили плохо.
Владимир Кара-Мурза: Как это реально выглядело на практике?
Оксана Труфанова: Мясо могли вообще не давать, давали какой-то рыбный фарш с пюре картофельным на ужин, пюре картофельное без рыбного и без любого фарша на обед. Почему-то они любители картофельного пюре.
Владимир Кара-Мурза: Как вы считаете, можно ли ожидать повторения этих событий, или пока администрация затихнет, чтобы спустить это дело на тормозах?
Оксана Труфанова: У меня, честно говоря, есть некие сомнения относительно того, что каждый получит по заслугам. Потому что если бы вовремя произвели обыски, изъяли все документы, то, наверное, они бы их не уничтожили. Вчера прошла информация по колонии, что срочно сжигали в печах документацию, я даже знаю по фамилиям, кто уничтожал документы. То, что никто не арестован, и конкретные обвинения никому не предъявлены, тоже вызывает некие сомнения. То есть общее дело, 286 статья – превышение должностных полномочий, а конкретных фигурантов в деле пока нет.
Владимир Кара-Мурза: Работает ли следственная группа? Иногда генерал Маркин что-то говорит про копейскую колонию.
Оксана Труфанова: Сейчас работает следственная группа. Вчера со мной в самолете летели сотрудники управления собственной безопасности ФСИН с чемоданами, с ящиками, с документацией, наверное, были выемки произведены и какие-то расследования идут.
Владимир Кара-Мурза: Какие документы уничтожили, какого характера?
Оксана Труфанова: Наверное, те, в которых явно были нарушения, может быть гуманитарка какая-то учитывалась и так далее.
Владимир Кара-Мурза: То есть накладные, о которых вы говорили?
Оксана Труфанова: Скорее всего да.
Владимир Кара-Мурза: Когда вы намерены побывать вновь в колонии, и какие бы вопросы вы бы задали ее руководству?
Оксана Труфанова: Так как руководство отстранили, насколько я знаю, то у меня к ним вопросов нет, я уже задала все свои вопросы. Новому руководству я бы задала вполне конкретные вопросы: какой стиль руководства они примут? Будут ли они пытать заключенных? И что они будут менять в лучшую сторону? Еще один вопрос, конечно же: согласны ли они идти навстречу правозащитникам и членам общественных наблюдательных комиссий и вообще просто родственникам, чтобы сделать положение дел более прозрачным?
О том, что же на самом деле произошло в Копейске, мы беседуем с координатором портала Gulagu.net в Челябинской области Оксаной Труфановой, членом этой делегации. Расскажите, пожалуйста. как была организована эта поездка в 6 колонию города Копейска?
Оксана Труфанова: Организована она была Советом при президенте Российской Федерации по правам человека и блогерами Gulagu.net. Сначала туда приехали за несколько дней до этого эксперты СПЧ во главе с Игорем Каляпиным, Комитет против пыток. Они проводили тщательное расследование всех этих фактов, встречались с членами ОНК, с нами, родственниками заключенных и впоследствии передали предварительный отчет Федотову Михаилу Александровичу, и они потом прилетели, чтобы посмотреть своими глазами, что же там происходит, подтверждаются ли нарушения.
Владимир Кара-Мурза: Вы были с первого дня событий на месте. Как начинался этот бунт?
Оксана Труфанова: На самом деле он был ожидаем. Это даже не бунт – это акция отчаявшихся людей. Ожидаем был с мая, для меня, по крайней мере, потому что тогда как раз был предел пыток, вымогательств, издевательств. У меня на этой «шестерке» находились два подзащитных – Евгений Терехин и Даниил Абакумов. Они подверглись жестокому насилию, как моральному, так и физическому, со стороны администрации, и многие заключенные вставали на их защиту. Собственно говоря, может быть, они и не вставали бы на их защиту, если бы сами не подвергались тому же самому. И вот все это вылилось в события 24 ноября, день открытых дверей, который был отменен по решению администрации колонии. Естественно, заключенные и родственники были возмущены. Осложнилось все тем, что к 12 часов дня звонков от родственников становилось все больше, заключенные были в негодовании, почему отменили этот день открытых дверей. Стали забираться на вышки промзоны и растягивать плакаты, написанные красной краской, сначала это были были какие-то маленькие обрывки простыней. На самом деле кто-то говорил, что это кровь, но я знаю, что там рядом есть швейный цех, и там много краски и белой ткани, наверное, это все же была краска. Конечно, это посеяло панику, родственники стали очень волноваться, подтягивать знакомых и всех, кого можно подтянуть. Администрация вовремя не сработала, они до 8 вечера вообще к родственникам не выходили, то есть ждали, когда соберется больше народа, когда нужно будет подтягивать ОМОН, спецназ ГУФСИН. когда волнения среди заключенных и родственников достигнут своего пика, – только тогда они начали хоть как-то действовать.
Владимир Кара-Мурза: Противоречивые были сведения о роли ОМОНа. Как вы оцениваете его действия?
Оксана Труфанова: На самом деле я вообще считаю, что ОМОНу там места не было. Потому что изначально, пока не было ОМОНа, все было спокойно, а когда ОМОН приехал, родственники стали волноваться, заключенные были в панике, забирались на крыши, стали кричать: мама, пожалуйста, не уходи, они нас сейчас всех убьют. Стоит сказать, что у них был микрофон или мегафон, то есть слышно было достаточно хорошо. Говорят, что заключенные украли микрофон и колонки из местного клуба, и их хотят обвинить в этом. Не знаю, насколько это правдивая информация, но по крайней мере, так как челябинская Федеральная служба исполнения наказаний пытается хоть как-то обелиться, то возможно и такое.
Владимир Кара-Мурза: Были ли факты избиения родственников и журналистов омоновцами?
Оксана Труфанова: Да, я даже сама попала под раздачу. Честно говоря, я это связываю лично с собой. До меня сначала не дошло, что это такое. Мне заместитель омбудсмена челябинского Бабин сказал: сейчас тебя пустят на территорию колонии, примерно через пять минут подходи. Мы вышли из машины, метров 30-40 оставалось до ОМОНа, они сказали: внимание, объект в зоне видимости. Готовность номер один, рубеж 30 метров. И ОМОН понесся на нас. Я пыталась спрятаться за машину, машину расхлестали вдребезги, все стекла, хватали людей. Девушка стояла на обочине, ее схватили и увели куда-то. Впоследствии она оказалась в хирургии в городской больнице Копейска, у нее сотрясение тяжелейшее. Все было сложно, избивали действительно родственников.
Владимир Кара-Мурза: Как вы объясняете неготовность руководства колонии к этому бунту заключенных?
Оксана Труфанова: Это все-таки был не бунт. Я считаю, что они до такой степени чувствуют себя безнаказанными, они привыкли, что заключенные – это всего лишь рабы, всего лишь те, кто может стать источником дохода, те, кого можно избивать, унижать, насиловать, это безвольные какие-то люди, а может быть их и за людей не считают. Поэтому такого, конечно, они не ожидали от них.
Владимир Кара-Мурза: Какова обстановка в ШИЗО колонии № 6?
Оксана Труфанова: Я даже не могу назвать определенным словом, но это что-то подобие концлагеря. Мне кажется, у Гитлера гуманнее было.
Владимир Кара-Мурза: А жалобы какие-то заключенных доходят до властей?
Оксана Труфанова: Сейчас, думаю, что доходят. Благодаря вмешательству СПЧ, благодаря вмешательству правозащитников, все-таки, наверное, они дойдут до тех, кому они должны быть адресованы. Ранее они не доходили. Вернее, выходили с территории колонии, но прокурор по надзору, прокуратура Челябинской области, прокуратура города Копейска, следственный комитет города Копейска во всем отказывали. Я не припомню за два года, чтобы было возбуждено хоть одно уголовное дело хоть по какому-то мало-мальскому нарушению. Не было этого.
Владимир Кара-Мурза: А вообще Копейск имеет нехорошую славу как объект в Федеральной службе исполнения наказаний. Напомните, какие там происходили события ранее?
Оксана Труфанова: Да, такое есть мнение, что это пыточная колония. Колония № 1 находится недалеко от этой «шестерки», там года четыре назад было забито несколько заключенных, некоторые получили тяжелые ранения. Били их сотрудники ФСИН, ОМОН, и впоследствии дело хотели сфальсифицировать, били друг друга, чтобы показать, что якобы на них напали заключенные. Потом доказали, что все не так, на скамье подсудимых оказалось 18 сотрудников челябинской ФСИН и сотрудников колонии. Они получили по заслугам.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос от Владимира, радиослушателя из Нижегородской области.
Слушатель: Добрый вечер. Оксана, пыточные колонии разбросаны по всей России, и у нас в Нижегородской области, соседняя в Мордовии, там пыточные колонии – это я точно знаю. До вас какие-нибудь сведения доходят из этих колоний, что там творится, почему они молчат? А потом вы рассказали – побили гражданское население, кто-нибудь будет отвечать за этот беспредел или все сойдет с рук?
Оксана Труфанова: На самом деле по пыточным колониям Мордовии много кто слышал. К сожалению, СПЧ не доехал до них, но я слышала, что собираются. Туда же собираюсь и я, собираюсь посетить 14 колонию женскую и 7 мужскую. Надеюсь, скоро доеду и все своими глазами увижу, если пустят, конечно. Что касается вопроса по поводу избиения гражданского населения, – более 20 жалоб поступило в Следственный комитет, по ним проводятся проверки. На самом деле есть пострадавшие, несмотря на то, что ОМОН и ГУВД отрицают этот факт. Думаю, что какие-то меры будут приняты. Будем стараться эту историю и дальше развивать. Есть еще одна зацепка: ОМОН не предупреждал жителей о том, что собирается действовать специальными средствами, нет никаких доказательств, эксперты СПЧ не обнаружили. Оказывается, рабочая видеозапись, которую они вели, не обнаружена, потому что якобы батарейки сели на морозе. Но, собственно говоря, уже наполовину понятно, что они виноваты.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвички Марины Николаевны.
Слушательница: Здравствуйте. Страшно удручающие передачи про наши места заключения. Я хотела спросить: у нас больше миллиона заключенных, надзирателей за ними тоже миллион. И вот они выходят, искалеченные тюрьмами, солдатскими казармами, – и хотят, чтобы у нас было гражданское общество. Эти люди смогут когда-нибудь превратиться в гражданское общество? Чем может кончиться этот кошмар?
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, могут социализироваться те заключенные, который, дай бог, выйдут из копейской колонии?
Оксана Труфанова: Во-первых, солдат я бы не считала заключенными, которые отбывают наказание в армии, – это совершенно не так, это совсем другая структура. По поводу заключенных, я считаю, что все зависит от человека. Несмотря на то, как его система ломала, как ломали сотрудники ГУФСИН, он все равно может остаться человеком. Конечно, им будет сложно социализироваться, потому что они разуверились, они не верят власти, они не верят, что кто-то может им помочь и вступиться за них. Я считаю, что выездное заседание Совета по правам человека при президенте Российской Федерации во главе с Михаилом Александровичем Федотовым может ситуацию изменить в корне. То есть на самом деле заключенные 6-й колонии уверены сейчас, что они под защитой, они почувствовали себя настоящими людьми, за которых кто-то может вступиться. Поэтому, думаю, что у этих людей все еще впереди.
Владимир Кара-Мурза: Что был за слух о том, что криминальный авторитет руководил действиями заключенных?
Оксана Труфанова: Думаю, что это самый первый ответ на вопрос, почему возникла эта акция, он возник в головах сотрудников колонии, поэтому они решили приплести непонятного криминального авторитета, которого по определению не может быть в красной зоне для тех, кто сидит впервые. Люди еще не успели отсидеть, там нет рецидивистов, нет каких-то закоренелых бандитов. И Георгий Джинговадзе, которого обвинили в организации акции, но он совершенно не при чем. Я думаю, в этом убедили все, кто ходил в ШИЗО, все, кто видел этого бедного грузина, который даже по-русски плохо разговаривает, который в отрядах никогда не был, постоянно сидит в ШИЗО.
Владимир Кара-Мурза: Какие мероприятия проходили с участием Михаила Александровича Федотова? Как, по-вашему, пыталось ли начальство колонии пустить ему пыль в глаза?
Оксана Труфанова: Да, пытались, конечно. Сначала повели в бараки, кстати говоря, там хорошие бараки, они чуть ли не с евроремонтом, думали, что не успеем попасть в ШИЗО, но удалось все-таки увести туда Михаила Александровича, и он своими глазами все увидел.
Владимир Кара-Мурза: Какие наиболее яркие моменты войдут в его доклад?
Оксана Труфанова: Я думаю, он обязательно расскажет про инвалидов, ползающих по камерам ШИЗО. Благо, до этого был Игорь Каляпин, который попросил администрацию колонии положить на пол хотя бы матрас человеку, который ползает в судорогах, обездвижен. Он увидел заключенного Евгения Терехина, который был на голодовке более 10 дней и сейчас при росте 180 весит килограмм 60. Представляете, что это такое! Думаю, это произвело колоссальное впечатление, и об этом он не забудет и доложит всем, кому нужно.
Владимир Кара-Мурза: Какие требования выдвигает Терехин?
Оксана Труфанова: Во-первых, Терехин прекрасно понимает, что так как он написал заявление на администрацию колонии по факту избиений, в этой колонии он априори находиться не может, потому что сейчас его по сути охраняют те, на кого он жаловался и против кого пытался возбудить уголовное дело. Он всего лишь хотел перевестись в СИЗО или в безопасное место. Естественно, ШИЗО колонии № 6 не является для него безопасным местом.
Владимир Кара-Мурза: Судя по вашему рассказу, конечно, не является. Как по-вашему, возможно ли личное вмешательство президента в ситуацию?
Оксана Труфанова: Я думаю, не только возможно, но сейчас оно и нужно. Потому что, несмотря на то, что руководство ГУФСИН Челябинской области, прокуратура и Следственный комитет убеждали и президентский совет, и нас, правозащитников, в том, что договоренности достигнуты, к людям лезть не будут, будут проводить тщательные проверки, на самом деле ситуация далека от разрешения. Пытаются как-то воздействовать на тех самых людей, которые были побиты ОМОНом. Пытаются шантажировать, пытаются запугивать, люди до сих пор боятся.
Владимир Кара-Мурза: Какие есть факты, указывающие на вымогательство денег у заключенных?
Оксана Труфанова: Есть заявления как от заключенных, так и от их родственников с указанием счетов, на которые переводились деньги, с указанием телефонов посредников. Кстати говоря, там определенный, узкий круг лиц, и если начать это дело расследовать, то я уверена, что оно завершится так, как должно завершиться, виновные будут преданы суду. Несложно установить связь лиц, на счета которых переводились эти деньги, и администрации колонии.
Владимир Кара-Мурза: Звучали какие-нибудь фамилии надзирателей-садистов, которые наиболее отличились в этих пытках?
Оксана Труфанова: Эти фамилии мне известны в течение года, а то и больше, даже на самого начальника колонии Дениса Миханова жаловались. Но больше всего жалоб на его заместителей Зяхара и Щеголя. Кстати, Щеголь пришел на совещание Совета по правам человека явно не в очень трезвом виде, от него шел несвежий запах перегара.
Владимир Кара-Мурза: Почему именно их заключенные боятся, чем они отличаются от других работников шестой колонии?
Оксана Труфанова: Думаю, что они более активны и извращены в пытках. Они постоянно пытаются унизить мужчин. Даже не хочется описывать манипуляции, которые проделывают эти два заместителя начальника – это все ужасно. Я просто не понимаю, как они потом приходят домой, к женам и детям.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, типична ли ситуация в 6-й колонии Копейска для всей российской системы исполнения наказаний?
Оксана Труфанова: Я бы не стала обобщать, думаю, что не все так плохо в этой системе. Если взять, к примеру, челябинские колонии – много где было плохо где-то года четыре назад. После дела в первой колонии, о котором я говорила ранее, стало лучше. Остались две проблемные точки – это 10-я колония в Кыштыме и «шестерка» в Копейске. В остальных не так плохо. Сами заключенные говорят: ребята, у нас нормально, вы помогите тем, кто из «шестерки».
Владимир Кара-Мурза: А в Кыштыме что происходит?
Оксана Труфанова: Недавно заключенный один жаловался на то, что их постоянно избивают. Обратилась к нам одна чеченская семья, говорят, что их родственника замучили до смерти. Когда они забирали труп, там были следы от наручников. Сейчас они подали заявление в Следственный комитет. Еще был один заключенный, там совершенно отчетливо видны гематомы на фотографиях трупа. Уголовное дело, кстати, не возбудили. Сейчас будем пытаться расследовать это дело, пытаться вывести на новый уровень, чтобы его вернули на повторное рассмотрение.
Владимир Кара-Мурза: Что говорят заключенные, которые уже освободились из колонии Копейска, могут ли они выступать свидетелями по возможным уголовным делам?
Оксана Труфанова: Насколько я знаю, по крайней мере, со мной связывались бывшие заключенные пару дней назад, которые недавно освободились, – их уже вызывали в следственный комитет для дачи показаний по колонии. То есть их, наверное, рассматривают в качестве свидетелей. Им сейчас уже бояться нечего.
Владимир Кара-Мурза: Как вы думаете, почему такой резонанс получила эта история? Может быть, благодаря вашему присутствию у ворот колонии?
Оксана Труфанова: Думаю, что и этому тоже, и благодаря вмешательству блогеров Gulagu.net. Потому что я написала пост, когда поехала в колонию, разместила, он тут же был подхвачен многими. Тут же стали звонить журналисты. Кстати говоря, челябинские журналисты в этой ситуации проявили себя не лучшим образом, я была на связи с утра со многими, давала им полные комментарии, просила приехать, снять, что происходит, ни одной новости до двух часов ночи выпущено не было. Была отмашка не давать новости, в последующие три дня тоже. Хотя федеральные средства массовой информации уже повсюду кричали, что в колонии творится что-то невообразимое и странное.
Владимир Кара-Мурза: Чем вы объясняете поведение челябинских коллег?
Оксана Труфанова: Думаю, что отчасти это попытка выждать благополучный момент и принять чью-то сторону, это продуманный план действий.
Владимир Кара-Мурза: Какова была судьба после завершения конфликта тех, кто участвовал в этих акциях протеста?
Оксана Труфанова: Пока никто из них не наказан, администрация колонии обещала их не наказывать. Насколько я знаю, один человек помещен в ШИЗО, остальные нормально себя чувствуют, мы с ними встречались в клубе на территории колонии. Они на самом деле не верят, что это все обошлось мирно, что никто не пострадал, что никаких провокаций не было с их стороны. На самом деле заключенные – категория интересная, чтобы их сдержать, нужно очень постараться. Молодцы, выдержали они.
Владимир Кара-Мурза: Чем занимаются заключенные, каким общественно-полезным трудом?
Оксана Труфанова: До этого там было много производств, кстати говоря, не совсем легальных. Обнаружили члены президентского совета, например, цех, там перерабатывали шприцы, отходы медицинские биологические, капельницы, там есть запекшиеся остатки крови. Они должны были руками отделять иголки от шприцов, у них не было никаких средств индивидуальной защиты. Один парень сказал, что отказывался идти на это производство по переработке медицинских отходов, из-за этого его постоянно помещали в ШИЗО. Вы понимаете, что это незаконно. Еще один цех по изготовлению оружия, якобы сувенирного – ножи, сабли и так далее. Я лично сомневаюсь, что на территории колонии это может быть законно. Был еще один нелегальный цементный цех. Там пыль была, никаких средств индивидуальной защиты, ничего не было. То есть достаточно сомнительные производства, какие-то арендаторы непонятные. Единственное, где они могли работать, – это мебельный цех, где они делали мебель для детских садов. Наверное, это единственное, что не вызывает сомнений.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, как можно было улучшить быт и условия труда заключенных, может быть какие-то должны были быть наблюдательные советы, общественные комиссии, которые могли бы предотвратить поворот событий в насильственное русло?
Оксана Труфанова: На самом деле я не знаю, что делали Роспотребнадзор и Ростехнадзор, которые явно на эти проверки в колонию выезжали. Почему нет предписаний, почему бездействовал прокурор по надзору за исправительными учреждениями, тоже непонятно. Скорее всего, тут никто ничего не мог сделать, тут какая-то круговая порука, наверное.
Владимир Кара-Мурза: Что можно изменить в этом отношении занятий, есть какая-то альтернатива организации труда заключенных?
Оксана Труфанова: Члены президентского совета делали предложения губернатору Юревичу, которые каким-то образом могли бы повлиять на открытие производства на территории колонии и так далее. Он сказал, что область никакого отношения к этому не имеет и ничего там делать не будет. Думаю, что на самом деле проблема существует с трудоустройством заключенных, может быть, каким-то образом нужно привлекать близлежащие заводы, потому что я знаю, что многие заключенные – достаточно опытные токари, водители, мебельщики, они много чего могут. Времени у них много, чтобы совершенствовать свое мастерство, думаю, что они ценные работники.
Владимир Кара-Мурза: В телерепортажах мелькали лица матерей заключенных, которые говорили, что под видом гуманитарной помощи у них вымогают продукты питания. Там какие-то хищения отпущенных продуктов наблюдаются?
Оксана Труфанова: По продуктам питания я не могу сказать, но скажу по тому, что там странная схема была по гуманитарке. Их просят: вы хотите свидание – привезите цемент, или гвозди, или инструменты, только, пожалуйста, с накладными и фактурами. Мы их в бухгалтерию сдадим и так далее. Вопрос: если люди привозят товары со всеми документами, нет ли в этой колонии хищения бюджетных средств, куда деваются бюджетные средства, если все за счет гуманитарки организуется? Собственно, это вопрос к Счетной палате. Наверное, Счетной палате надо тщательно проверить и челябинский ГУФСИН, и колонию по факту расходования бюджетных средств.
Владимир Кара-Мурза: Чем еще недовольны были родители заключенных, которые приехали на день открытых дверей?
Оксана Труфанова: Пытки, вымогательства, все то же самое. Все знают, что их детей бьют, все знают, что надо заплатить 20 тысяч, грубо говоря, в месяц, чтобы их ребенка не трогали, что за свидание надо заплатить от 3 до 5 тысяч рублей. Некоторые женщины с удивлением узнавали, что, оказывается, в нашем государстве свидания бесплатные.
Владимир Кара-Мурза: Расскажите лично о вашей деятельности, в чем ваша функция как члена координатора портала Gulagu.net в Челябинской области в нормальные дни, чем занимается ваша организация, когда нет критических ситуаций?
Оксана Труфанова: Занимаемся сопровождением дел. Я лично занимаюсь сопровождением юридическим и информационным, так как я сама журналист, то могу проводить журналистские расследования и полностью заниматься сопровождением громких дел – и не только громких дел. И в то же время могу сделать какое-то дело громким, чтобы привлечь внимание. Дело Данила Абакумова, связанное со смертью Коровкина, просто требовало привлечения колоссального внимания. Без внимания правоохранителей, общественности оно бы не разрешилось. Сейчас его передали в следственный комитет Челябинской области – следователям по особо важным делам. То есть 306 статью «ложный донос» будут расследовать следователи по особо важным делам только потому, что администрация колонии решила сокрыть факт избиения этого Коровкина и его смерти, то, что в деле по 306 статье совершенно другого человека оказались фотографии трупа, побитого дубинками. Да, действительно, есть в чем разбираться. Если потянуть за одну ниточку, потянутся и распустятся очень многие – это и прокуратура, и следственный комитет города Копейска, и все те, кто отказывал во всем, и даже те, кто написал заявление на Даниила, пытаясь обвинить его во лжи, – это начальник колонии Миханов и его заместитель Щеголь. Кстати говоря, на которых и жаловались.
Владимир Кара-Мурза: Какие еще громкие дела вам запомнились?
Оксана Труфанова: Это дело Терехина, тот же самый Щеголь, именно из этой колонии. Есть другие дела, но они менее важны сегодня, потому что они разрешились, в отличие от этих двух дел.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, нужна ли в других колониях такая же служба, подобная вашей, – служба сопровождения тех неправомерных преследований, которым подвергаются заключенные?
Оксана Труфанова: Я думаю, что такие волонтеры должны быть в любом регионе, не только в Челябинской области, допустим, в той же Мордовии. Они очень нужны, потому что там одна из самых закрытых структур ФСИН, непрозрачных, нет хороших членов ОНК, один правозащитник на всю Мордовию. То же самое в Красноярском крае, там пыточные колонии. У меня был подзащитный Павел Новиков, гражданин Казахстана, мы выиграли все суды для того, чтобы передать отбывать наказание на родину в Казахстан, однако он находится в красноярской колонии № 17, генерал-полковник Шаишников до сих пор упорствует, парня не отпускают. Кстати, этот парень стал инвалидом в СИЗО № 1 Красноярска, у него в результате черепно-мозговых травм возникла эпилепсия и полная отслойка сетчатки глаз. Это все доказано медицинскими документами, и иск уже в Страсбурге. Парень до сих пор страдает там, полностью игнорируются все решения судов, все предписания Генеральной прокуратуры и так далее. Если бы там были достойные правозащитники или блогеры, которые могли бы освещать эти проблемы, думаю, они давно бы решились.
Владимир Кара-Мурза: Как формируются общественно-наблюдательные комиссии, почему не везде они сформированы?
Оксана Труфанова: На самом деле они сформированы, но наполняемость этих комиссий – большой вопрос. Это зачастую бывшие работники колоний, как у нас в Челябинске председатель общественно-наблюдательной комиссии бывший начальник 15 колонии. Таких много, во всех регионах такие есть. Это большая проблема, почему бывшие вертухаи занимают сейчас позицию правозащитников. Извините меня, какой из вертухая правозащитник?
Владимир Кара-Мурза: Расскажите, как удалось добиться того, что дошло это дело до Совета по правам человека при президенте, и лично возглавил делегацию Михаил Федотов?
Оксана Труфанова: Не знаю, честное слово, думаю, что это общественность, это средства массовой информации федерального уровня. Когда информационный поток достиг апогея, видимо, не было никакого другого способа, кроме личного вмешательства. Когда в Челябинске начались преследования людей силовиками, ситуация действительно вышла из-под контроля. Тем более в Америке, в Швеции, в Германии сюжеты прошли, мировой скандал хороший был.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, можно ли без вмешательства такого высокого чиновника получать достоверную информацию, которую вы получили в Копейске?
Оксана Труфанова: Думаю, что можно. Но другое дело, что делать потом с этой информацией. Мы бы ее получили, и дальше бы ничего не пошло, все руководители колоний остались бы сидеть на местах, заключенных по-прежнему бы пытали, по-прежнему бы били, по-прежнему бы вымогали деньги от родственников. Ничего бы не изменилось, если бы не Совет по правам человека при президенте Российской Федерации и, кстати, Владимир Осечкин, создатель сайта Gulagu.net, который тоже, я знаю, что очень много решал и в Общественной палате, и во многих других местах, чтобы как-то помочь заключенным.
Владимир Кара-Мурза: Он был у нас в студии, рассказывал об этом. Как по-вашему, смена руководства Федеральной службы исполнения наказаний уже сказалась на существе дела, на характере их работы?
Оксана Труфанова: Я думаю, что смена руководства обнажила эту проблему. Они привыкли что-то скрывать, привыкли делать так, как им нужно, я имею в виду руководство колоний, а тут раз – и приехал Совет по правам человека. И директор ФСИН России тоже не стал никого покрывать. Я думаю, что для них это удар. Но в то же время это, наверное, и позитивный момент, многие теперь будут думать о том, что делать, что не делать, кого пытать, кого не пытать. Думаю, что все, что ни делается, к лучшему – эта ситуация показательная. И для руководства ФСИН такое крещение первое.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Волгограда от радиослушателя Юрия Владимировича.
Слушатель: Здравствуйте. Если происходит беспредел на воле, когда грабят детей, когда грабят пенсионеров и так далее, то почему бы не позволить себе грабить заключенных. Не считаете ли вы, что безобразие из-за отсутствия легитимной власти в России идет от тех людей, которые изменили советской военной присяге? Они изменили присяге советской милиции и так далее, чего же от них еще ждать, как ни жестокости и тому подобного. Политический момент тоже присутствует, как вы думаете?
Владимир Кара-Мурза: Я думаю, многие родились после распада Советского Союза. Следует ли вести воспитательную работу среди персонала колонии или набирать его каким-то иным способом?
Оксана Труфанова: Думаю, и то, и то. На самом деле там, судя по тому, с кем я общалась из сотрудников колонии, их нужно воспитывать заново, начиная с детского сада, всю программу. Например, Щеголя, когда он был на круглом столе Совета по правам человека при президенте, спросили, каковы там принципы воспитания в пенитенциарной системе, – и он на этот вопрос вообще ответить не мог. Собственно говоря, это уже показатель. Там очень интересные факты, была беседа с психологами, которые что-то утверждали по поводу состояния заключенных до акции протеста и сейчас. Что за два месяца до акции протеста они были неудовлетворенны, сейчас у них высокий уровень удовлетворенности, а у сотрудников очень плохое настроение. Потом выяснилось, что, оказывается, никто никаких обследований не проводил, то есть психологи на глазок определили, что очень удовлетворены стали заключенные. Всех нужно воспитывать. учить заново работать и набирать в том числе новых надо.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, повлияло ли в лучшую сторону выведение системы исполнения наказаний из структуры МВД в структуру Минюста?
Оксана Труфанова: Я думаю, нет – повлияло только в худшую сторону.
Владимир Кара-Мурза: А какие бы вы видели выходы из этой ситуации, может быть кому-то переподчинить или вернуть в систему внутренних дел?
Оксана Труфанова: Я думаю, что сейчас единственный выход, который мог бы изменить все, – это большая прозрачность и больший общественный контроль. Это совсем новая схема работы. Не должны члены ОНК стоять за территорией колонии и ждать в течение пяти часов, когда их примут. Не может быть так, чтобы адвокат не мог зайти по двое по трое суток и без фотоаппарата, хотя есть пленум Верховного суда, который позволяет снимать своих подзащитных. Все должно быть четко, налажено, чтобы каждый, кто имел право входить туда согласно закону, входил беспрепятственно. Тогда бы не было ни пыток, ни увечий, во всяком случае, они бы думали о том, что они делают. Это единственный способ сделать работу лучше, гуманнее и совершенно исключить фактор пыток.
Владимир Кара-Мурза: Какие средства связи есть у заключенных, может быть не совсем легальные, чтобы донести правду о происходящем на волю?
Оксана Труфанова: В этой колонии до акции протеста не было вообще никаких средств связи. Там есть таксофоны, которые постоянно не работают, пронос сотовых телефонов исключен абсолютно. Мы знаем, что во многих колониях сотовый телефон можно нелегально взять к себе в пользование, деньги заплатить тем же самым сотрудникам, и они сами принесут. Здесь этого не было, здесь ситуация была полностью контролируема администрацией. Таксофоны не работали, звонить никому не давали, то есть нереально было передать информацию. Единственный способ связи – это общественные наблюдательные комиссии, которые выносили жалобы, и то люди боялись их писать.
Владимир Кара-Мурза: А как же тогда они могли позвать на помощь адвоката или членов общественных комиссий?
Оксана Труфанова: Никак. У членов общественных комиссий есть план, согласно которому они посещают колонии. Члены общественной комиссии приходят, принимают заключенных, у которых есть жалобы. Кстати говоря, когда Коровкина побили, его везли в больничку, ОНК Валерия Юрьевна Приходкина и Дина Латыпова, члены общественной наблюдательной комиссии Челябинской области, они одними из первых об этом узнали. Они записали видео с Даниилом Абакумовым, который оказался свидетелем всего этого, и поехали в больницу проверить, как там Коровкин, – а когда приехали в больницу, Коровкин умер. То есть этот факт стал известен только благодаря им, благодаря тому, что у них есть четкий план, согласно которому они посещают колонию.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Дмитрия.
Слушатель: Добрый вечер. У меня вопрос к Оксане относительно общественного контроля. Несколько раз она оговорилась, что общественный контроль не могут осуществлять бывшие сотрудники правоохранительных органов. Не кажется ли вам, что это несколько несправедливый подход? Я не вижу никаких оснований для отказа человеку, который когда-то служил в органах, быть общественным наблюдателем. На чем основано это мнение? К тому же многие из общественных наблюдателей, те же самые правозащитники являются, к примеру, бывшими заключенными, то есть признанные судом Российской Федерации преступниками, и несмотря на это, никто не поднимает вопрос о том, почему правозащитники являются бывшими заключенными.
Оксана Труфанова: На самом деле на этот вопрос легко ответить. Щеголь сейчас уволен, лет через 10 давайте сделаем его членом ОНК. Или, например, давайте сделаем членом ОНК Миханова, который видел все это беззаконие, которое творили его подчиненные. Или давайте сделаем членом ОНК омоновца, бригадира ОМОНа, который отдал приказ бить ни в чем не повинных людей, родственников заключенных. Считаю, что может быть есть резон, чтобы какая-то малая часть бывших сотрудников работала в ОНК, но для этого нужно отобрать совсем уж честных. И еще хотела сказать о том, почему адвокаты не могут входить в общественно-наблюдательные комиссии, а бывшие сотрудники могут. Я считаю, что адвокаты могут сделать гораздо больше в этом качестве, чем бывшие сотрудники, которые будут солидарны с теми, кого они будут проверять.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Смоленской области от радиослушателя Геннадия Сергеевича.
Слушатель: Здравствуйте. Поймите меня правильно, вся Россия находится в общей большой зоне террора, где происходит то, что вы рассказываете. Спасибо вам, что вы принимаете какие-то силы, чтобы облегчить жизнь наших рабов в зонах. Но я прожил 76 лет, и я считаю, что без изменения политического режима, без отстранения от власти кремлевского гнезда это будет продолжаться в России всегда.
Владимир Кара-Мурза: Да, это мнение распространенное. Оксана сказала, что есть надежда, что президент вмешается. Как по-вашему, почему не доведено до суда дело Магнитского, который погиб в застенках, и сотни подобных же дел?
Оксана Труфанова: Относительно дела Магнитского я, возможно, где-то и согласна, что это все должно быть доведено до суда. Однако, я знаю, есть объективная причина, что от Магнитского и от его адвокатов, в том числе во время нахождения его в следственном изоляторе не поступало ни одной жалобы на состояние здоровья. По крайней мере, об этом говорят ОНК. Это тоже большой вопрос. Есть дела громкие политические с неодородной окраской, о которых хотелось бы не говорить. Меня больше интересуют дела Павла Новикова, простых смертных, к которым никто из членов ОНК Красноярского края ни разу не пришел, а парня угробили. Терехина и Абакумова – это простые смертные, о которых никто не вспомнит, если мы не вспомним.
Владимир Кара-Мурза: А у них есть родственники?
Оксана Труфанова: Есть. Два с половиной года матери Новикова не говорили, где он находится. Он находился в СИЗО в Красноярске, где ему уже угробили здоровье. Кстати, парень каратист, международный призер различных соревнований. Когда сделали запрос, в федеральный розыск хотели подавать, они ответили, кстати, и мне: мы не обязаны сообщать родственникам о местонахождении. Закон такой у нас.
Владимир Кара-Мурза: Вы собираетесь заниматься мордовскими колониями – это женские зоны, где сидит, в частности, Надежда Толоконникова?
Оксана Труфанова: Да. И Евгения Хасис, они сидят в одной зоне. На самом деле там ситуация достаточно плохая, мягко говоря. Если к ним письма приходят, то от них они не выходят. Не знаю, как у Толоконниковой, возможно, боятся новых скандалов, а от Хасис точно письма не выходят. Не знаю, доходят ли до нее посылки в целости и сохранности, но от нее никто не получает ничего. Из ста писем, которые она отсылает за год, одно доходит до адресата.
Владимир Кара-Мурза: Она имеет право на сто писем?
Оксана Труфанова: У нас нет такой нормы «без права переписки», как была когда-то, сейчас хоть каждый день могут по сто писем писать, однако ни одно не доходит. То ли оперчасть так работает замечательно, то ли кто-то из спецчасти таким образом фильтруют.
Владимир Кара-Мурза: А что еще вас настораживает в быте этой колонии?
Оксана Труфанова: Холодно, женщины мерзнут зимой, форма непонятная, издевательства. Есть жалоба конкретная: если в швейном цехе кто-то совершил брак, то наказывают каждую пятую. Как наказывают – тоже большой вопрос, нужно разбираться. Судя из того, что я слышала от бывших заключенных этой колонии 14, девушки рассказали, что боятся говорить свое имя и фамилию, потому что им сказали четко: откроешь рот, мы тебя найдем и ты получишь. То есть туда надо ехать с тщательной проверкой. Было бы неплохо, если бы поехал президентский Совет – и неожиданно.
Владимир Кара-Мурза: В пермской колонии, где оказалась Алехина, там же тоже пришлось ее сажать в одиночную камеру из-за угроз в ее адрес?
Оксана Труфанова: Честно говоря, я не сомневаюсь, что угрозы могли быть. В каждой колонии каждому заключенному есть угрозы. Так как это большой коллектив, особенно коллектив женский, там может быть все, что угодно. С другой стороны, приходят сообщения о том, что она себя некорректно повела. Не хочу это комментировать, может быть, девочка просто адаптируется, потом поймет, как дальше быть. Другое дело, что они сидеть не должны – это другой вопрос.
Владимир Кара-Мурза: Кто-нибудь наблюдает за бытом ученых, которые осуждены за шпионаж, конкретно за заключенным номер один Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым, которые пока отбывают свои сроки?
Оксана Труфанова: Наверное, ОНК наблюдают. Для меня все заключенные равны, неважно, за шпионаж он сидит, громкое ли дело, за 282 статью, – они для меня все одинаковые, поэтому мы наблюдаем по возможности за всеми.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, велико ли население российских тюрем относительно общего населения страны?
Оксана Труфанова: Думаю, что невелико. Хотя если судить с той точки зрения, что у кого-то кто-то когда-то сидел, то, наверное, каждая семья к этой теме близка, начиная с 1937 года хотя бы.
Владимир Кара-Мурза: Соответствует ли положение заключенных мировым стандартам по метражу в местах заключения, по пайкам?
Оксана Труфанова: Насколько я знаю, в бараках – да, в ШИЗО, естественно, нет. По пайкам не знаю, не смотрела. Но знаю, что в копейской колонии № 6 кормили плохо.
Владимир Кара-Мурза: Как это реально выглядело на практике?
Оксана Труфанова: Мясо могли вообще не давать, давали какой-то рыбный фарш с пюре картофельным на ужин, пюре картофельное без рыбного и без любого фарша на обед. Почему-то они любители картофельного пюре.
Владимир Кара-Мурза: Как вы считаете, можно ли ожидать повторения этих событий, или пока администрация затихнет, чтобы спустить это дело на тормозах?
Оксана Труфанова: У меня, честно говоря, есть некие сомнения относительно того, что каждый получит по заслугам. Потому что если бы вовремя произвели обыски, изъяли все документы, то, наверное, они бы их не уничтожили. Вчера прошла информация по колонии, что срочно сжигали в печах документацию, я даже знаю по фамилиям, кто уничтожал документы. То, что никто не арестован, и конкретные обвинения никому не предъявлены, тоже вызывает некие сомнения. То есть общее дело, 286 статья – превышение должностных полномочий, а конкретных фигурантов в деле пока нет.
Владимир Кара-Мурза: Работает ли следственная группа? Иногда генерал Маркин что-то говорит про копейскую колонию.
Оксана Труфанова: Сейчас работает следственная группа. Вчера со мной в самолете летели сотрудники управления собственной безопасности ФСИН с чемоданами, с ящиками, с документацией, наверное, были выемки произведены и какие-то расследования идут.
Владимир Кара-Мурза: Какие документы уничтожили, какого характера?
Оксана Труфанова: Наверное, те, в которых явно были нарушения, может быть гуманитарка какая-то учитывалась и так далее.
Владимир Кара-Мурза: То есть накладные, о которых вы говорили?
Оксана Труфанова: Скорее всего да.
Владимир Кара-Мурза: Когда вы намерены побывать вновь в колонии, и какие бы вопросы вы бы задали ее руководству?
Оксана Труфанова: Так как руководство отстранили, насколько я знаю, то у меня к ним вопросов нет, я уже задала все свои вопросы. Новому руководству я бы задала вполне конкретные вопросы: какой стиль руководства они примут? Будут ли они пытать заключенных? И что они будут менять в лучшую сторону? Еще один вопрос, конечно же: согласны ли они идти навстречу правозащитникам и членам общественных наблюдательных комиссий и вообще просто родственникам, чтобы сделать положение дел более прозрачным?
