На проходящей в Москве XIV ярмарке интеллектуальной литературы Non\Fiction - традиционно разнообразная и большая польская программа. Проходят презентации новых книг писателей Войцеха Кучока, Януша Гловацкого, Мариуша Вилька с участием авторов, дискуссия «10 лет новой польской прозы в России», представлена книга курьера польского антифашистского сопротивления Яна Карского «Я свидетельствую перед миром. История подпольного государства». Переводная польская литература представлена в России лучше произведений писателей из других центральноевропейских стран, однако для массовой публики эта литература во многом остается неизвестной. О модном и значимом в современной польской словесности и способах ее проникновения к российскому читателю РС беседует с полонистом Ксенией Старосельской. В ее переводах изданы произведения Веслава Мысливского, Марека Хласко, Тадеуша Конвицкого и многих других польских писателей.
- Больше всего меня интересует современная польская литература. Я вообще в своей жизни только однажды переводила классику - Генрика Сенкевича, таковы уж мои личные пристрастия. В отборе книг очень помогает краковский Институт книги, задача которого - популяризовать польскую литературу за рубежом. Институт оказывает поддержку издательствам и переводчикам любых стран, где только возникает интерес к польской литературе, они этот интерес подогревают, финансово поддерживают. Если нужна новая книжка - пожалуйста, они связывают с издательствами или присылают сами.
- Вам удалось что-то выловить из урожая этого года?
- Я уже выловила на ярмарке не одну книжку. Во-первых, это Дорота Масловская, уже известная нашему читателю, и в Европе она уже очень известный автор. Мы в журнале «Иностранная литература» ее открыли в свое время, напечатали ее первый роман и одну пьесу. Теперь ведем переговоры о том, чтобы напечатать ее новую повесть, которая называется "Дорогой, я убила наших кошек". Еще один автор, который меня заинтересовал - молодая женщина по имени Зоська Папужанка, книга называется "Вертеп". Я ее недаром упоминаю вместе с Масловской, потому что эти обе молодые женщины поразительно слышат и знают свой родной язык, используют его легко, свободно, удивительно находчиво. Книга Папужанки - это дебют, я впервые услышала ее фамилию, и читаю сейчас книгу, которая на меня производит сильное впечатление. Это самые новые вещи. Кроме того, в последнее время меня очень интересует «литература факта», то есть не художественная литература, а литература документальная, репортерская, которая очень сильна в Польше и которая по своему художественному уровню не уступает беллетристике.
- Боюсь, что знакомство среднестатистического российского читателя с польской литературой ограничивается именами Станислава Лема и Генрика Сенкевича, интеллигентная публика вспомнит еще Чеслава Милоша. Как вы думаете, у поляков сейчас есть то, что популярно называется «большая европейская литература? И если да, то почему она недостаточно хорошо представлена на русском рынке?
- Литература такого рода, безусловно, есть. Ее представляют многие писатели среднего поколения, которым по 40-50 лет, которые начали писать 10-15 лет назад. Они известны в Европе, они известны в мире, и они гордо несут звание представителей большой польской литературы. Почему далеко не все они популярны у нас? Во-первых, если издательство заботится о прибыли, оно будет прислушиваться к голосу тех читателей, которым нужно чтиво. Есть пример, он у всех на слуху: писатель Януш Вишневский - никто не понимает в Польше, почему он так безумно популярен за границей, в частности, в России. Если издательство видит, что книга пользуется успехом, ну, почему бы ее ни издать? Нужно зарабатывать деньги. Книги серьезных авторов, может быть, нуждаются в большей популяризации, возможно, с этим как-то плохо у нас обстоит дело. Романы, и это относится не только к европейской, но и, скажем, к американской литературе, становятся все толще и толще. И вы знаете, это тоже препятствие и для издательства, и для переводчика.
- Польскую литературу можно назвать современной или остромодной? В этом отношении какая литература впереди - русская словесность или польская?
- Я бы сказала, что в польской драматургии есть произведения подобного рода. Такие пьесы время от времени ставятся, в маленьких экспериментальных театрах. Что же касается прозы, я не берусь судить о состоянии русской литературы, потому что просто не успеваю следить за многим. Хотя я могу представить, что трендом такого рода, модным... может быть, ну, скажем. Захар Прилепин. И в Польше есть писатель, который, с одной стороны, в другом направлении работает, но под дых так же бьет - Михал Витковский. У Прилепина - социальная литература, а Витковский - певец однополых отношений. Это сенсация, это модно.
- Что можно сказать о стилевых и жанровых предпочтениях польских авторов?
- Пожалуй, классиков-реалистов осталось совсем не много, они уже «вышли в тираж», к сожалению, говорю об этом с грустью. Конечно, есть авторы, которые, несмотря на возраст, еще что-то пишут, но это как-то особого интереса не вызывает. Что касается экспериментов с языком, то в Польше появилось довольно много феминисток и феминистских писательниц. Есть такая Сильвия Хутник, очень талантливая, та же Масловская, у которой совершенно своеобразный стиль, за ней идет Папужанка.
- Кто-то из гигантов польской социалистической литературы пережил свое время?
- Есть несколько писателей, которые продолжают писать. Первое имя, которое я назову - этот автор у нас меньше известен, чем хотелось бы - это Веслав Мысливский. Он принадлежит к категории деревенских писателей, которых в Польше одно время была целая плеяда, поскольку в этом находили способ уходить от соцреализма. Деревня в Польше всегда была немножко вещью в себе и о ней можно было писать свободнее, не подчиняясь общим законам. Вот Мысливский один из таких авторов, и он, несмотря на немолодой уже возраст, пишет - медленно, но раз в 5-6 лет выпускает большой роман. Поэты той эпохи, которые никогда не были певцами коммунистического общества, один за другим ушли - и Вислава Шимборская, и Херберт, жив остался один Тадеуш Ружевич.
- Сложные обстоятельства польско-российских и польско-советских отношений, связанных с многовековым соперничеством этих братских славянских народов, интересуют польскую читающую публику и польских литераторов?
- Я бы не сказала, что это очень многих интересует. Выходит журнал "Новая Польша", на страницах которого стараются прослеживать дискуссию по таким вопросам, но если она и вспыхивает, то на узкополитическом участке, я бы так сказала. Есть один представителей «литературы факта» - Яцек Хуго- Бадер, у которого есть уже две книги о России. И второй писатель, которого у нас знают и издают, поскольку он живет в России - Мариуш Вильк, он живет на нашем Севере, одна за другой выходят его книжки, сейчас на ярмарке представлена уже четвертая. Это люди, которые пишут вполне откровенно, не стесняясь критиковать себя и критиковать нас.
- Назовите, пожалуйста, три имени польских писателей, которые переведены на русский, и произведения которых вы бы обязательно посоветовали прочитать тем, кому это интересно.
- Масловская - безусловно. Витольд Гомбрович, только что вышли его дневники, их надо прочитать обязательно. Я бы рекомендовала еще книгу только что тоже ушедшего от нас Асара Эппеля: "Моя Полониана", польские стихи, которые Эппель переводил всю жизнь, - говорит Ксения Старосельская.
Почему именно к польской литературе стоит внимательнее присмотреться российскому читателю? Над этим вопросом размышляет московский поэт, литературный критик Елена Фанайлова.
- Польская литература действительно лучше других восточноевропейских литератур представлена в России - благодаря сознательным усилиям и редакции журнала "Иностранная литература", и издательского дома "Новое Литературное Обозрение", и издательству "Иностранка", и издательству "Лимбус-пресс" из Петербурга, и издательству "Corpus". Для меня, как для внимательного читателя польской литературы - при этом вовсе не полонофила и не знатока польского языка - эта литература важна, поскольку она на польском материале говорит мне, современному человеку, о том, о чем я бы сама хотела читать по-русски, чего мне по-русски не хватает.
Мне не хватает в России рефлексии на тему об исторической роли страны. Польская литература рефлексирует историческую роль Польши в ХХ веке как избранного народа с великой миссией, она развенчивает этот миф, развенчивает образ народа-жертвы. Об этом афористично сказал один из лучших, на мой взгляд, польских режиссеров Кшиштоф Варликовский: "Я все время слышу о том, что поляки - это избранная нация. А вижу перед собой каких-то жалких, мелких торговцев". Другой важный человек польского театра, режиссер Гжегож Ежина, поставил пьесу по книге Дороты Масловской, в которой открыто обсуждаются национальные комплексы польского величия. Они доводятся до абсурда, они высмеиваются. Текст пьесы, в частности, о том, что поляки якобы были единственной великой нацией в мире, о том, что и Колумб был поляком.
Дорота Масловская стала популярна не только потому, что она умело работает с современным языком и все понимает про современную молодежь, но и потому, что жестко высмеивает польского обывателя, в частности, его русофобию. В ее первой книге "Польско-русская война под бело-красным флагом" рассказ ведется от лица наркомана. Один из эпизодов этой книги - так называемый "День без русских", жители маленького городка решают - выгнать русских или пусть они торгуют паленой водкой и фальшивыми сигаретами? Эта книга, а затем эта пьеса, ставят обычного поляка лицом к лицу с его комплексами.
Польская литература вообще тесно связана с интеллектуальной дискуссией последних десятилетий о месте страны в Европе, в Восточной Европе и в постсоциалистическом мире. Один из важных аспектов этой дискуссии, который буквально перевернул польское интеллектуальное сообщество - роль Польши во Второй мировой войне. Поляки традиционно относились к себе как к народу-жертве и к народу-герою. Но речь вдруг пошла о польском антисемитизме, об эпизоде в деревне Едвабне, месте жестокого убийства поляками евреев; читающее общество буквально взорвала книга Яна Томаша Гросса "Соседи".
Еще один важный момент для польской литературы - она чрезвычайно тесно связана с театром, а этот театр, возможно, сейчас один из первых в Европе. Наконец, польская словесность связана с большой традицией литературы ХХ века, с Ежи Гедройцем и его журналом "Культура". Важно и то, как точно современная польская литература работает с запрещенными темами. Возьмем первый польский роман о геях, это книга "Люби его!" журналиста Михаила Витковского. Это абсолютно жесткое журналистское расследование бытовой жизни ЛГБТ-сообщества в социалистические времена, без всякого умиления жизнью сексуальных меньшинств, без борьбы за их права, без либерального самоутверждения, которое довольно распространено в этой среде. Еще одна вещь, которая обычно не проговаривается в посттоталитарных государствах - работа с телом и телесность, имею в виду, в частности, книгу Славомира Мрожека "Валтасар". Это автобиография, в которой заслуженный драматург рассказывает о том, как он пережил инфаркт и клиническую смерть.
Когда мы говорим о лучшем в польской литературе, то это не магический реализм, а метафизический реализм, очень ясное мышление, ясное интеллектуальное видение общественных проблем. Может быть, главный польский урок для России - это то, как искусство должно обходится с историческими травмами общества. Считаю, что у поляков этому можно было бы поучиться, - говорит Елена Фанайлова.
Фрагмент итогового выпуска программы «Время Свободы»
- Больше всего меня интересует современная польская литература. Я вообще в своей жизни только однажды переводила классику - Генрика Сенкевича, таковы уж мои личные пристрастия. В отборе книг очень помогает краковский Институт книги, задача которого - популяризовать польскую литературу за рубежом. Институт оказывает поддержку издательствам и переводчикам любых стран, где только возникает интерес к польской литературе, они этот интерес подогревают, финансово поддерживают. Если нужна новая книжка - пожалуйста, они связывают с издательствами или присылают сами.
- Вам удалось что-то выловить из урожая этого года?
- Я уже выловила на ярмарке не одну книжку. Во-первых, это Дорота Масловская, уже известная нашему читателю, и в Европе она уже очень известный автор. Мы в журнале «Иностранная литература» ее открыли в свое время, напечатали ее первый роман и одну пьесу. Теперь ведем переговоры о том, чтобы напечатать ее новую повесть, которая называется "Дорогой, я убила наших кошек". Еще один автор, который меня заинтересовал - молодая женщина по имени Зоська Папужанка, книга называется "Вертеп". Я ее недаром упоминаю вместе с Масловской, потому что эти обе молодые женщины поразительно слышат и знают свой родной язык, используют его легко, свободно, удивительно находчиво. Книга Папужанки - это дебют, я впервые услышала ее фамилию, и читаю сейчас книгу, которая на меня производит сильное впечатление. Это самые новые вещи. Кроме того, в последнее время меня очень интересует «литература факта», то есть не художественная литература, а литература документальная, репортерская, которая очень сильна в Польше и которая по своему художественному уровню не уступает беллетристике.
- Боюсь, что знакомство среднестатистического российского читателя с польской литературой ограничивается именами Станислава Лема и Генрика Сенкевича, интеллигентная публика вспомнит еще Чеслава Милоша. Как вы думаете, у поляков сейчас есть то, что популярно называется «большая европейская литература? И если да, то почему она недостаточно хорошо представлена на русском рынке?
- Литература такого рода, безусловно, есть. Ее представляют многие писатели среднего поколения, которым по 40-50 лет, которые начали писать 10-15 лет назад. Они известны в Европе, они известны в мире, и они гордо несут звание представителей большой польской литературы. Почему далеко не все они популярны у нас? Во-первых, если издательство заботится о прибыли, оно будет прислушиваться к голосу тех читателей, которым нужно чтиво. Есть пример, он у всех на слуху: писатель Януш Вишневский - никто не понимает в Польше, почему он так безумно популярен за границей, в частности, в России. Если издательство видит, что книга пользуется успехом, ну, почему бы ее ни издать? Нужно зарабатывать деньги. Книги серьезных авторов, может быть, нуждаются в большей популяризации, возможно, с этим как-то плохо у нас обстоит дело. Романы, и это относится не только к европейской, но и, скажем, к американской литературе, становятся все толще и толще. И вы знаете, это тоже препятствие и для издательства, и для переводчика.
- Польскую литературу можно назвать современной или остромодной? В этом отношении какая литература впереди - русская словесность или польская?
- Я бы сказала, что в польской драматургии есть произведения подобного рода. Такие пьесы время от времени ставятся, в маленьких экспериментальных театрах. Что же касается прозы, я не берусь судить о состоянии русской литературы, потому что просто не успеваю следить за многим. Хотя я могу представить, что трендом такого рода, модным... может быть, ну, скажем. Захар Прилепин. И в Польше есть писатель, который, с одной стороны, в другом направлении работает, но под дых так же бьет - Михал Витковский. У Прилепина - социальная литература, а Витковский - певец однополых отношений. Это сенсация, это модно.
- Что можно сказать о стилевых и жанровых предпочтениях польских авторов?
- Пожалуй, классиков-реалистов осталось совсем не много, они уже «вышли в тираж», к сожалению, говорю об этом с грустью. Конечно, есть авторы, которые, несмотря на возраст, еще что-то пишут, но это как-то особого интереса не вызывает. Что касается экспериментов с языком, то в Польше появилось довольно много феминисток и феминистских писательниц. Есть такая Сильвия Хутник, очень талантливая, та же Масловская, у которой совершенно своеобразный стиль, за ней идет Папужанка.
- Кто-то из гигантов польской социалистической литературы пережил свое время?
- Есть несколько писателей, которые продолжают писать. Первое имя, которое я назову - этот автор у нас меньше известен, чем хотелось бы - это Веслав Мысливский. Он принадлежит к категории деревенских писателей, которых в Польше одно время была целая плеяда, поскольку в этом находили способ уходить от соцреализма. Деревня в Польше всегда была немножко вещью в себе и о ней можно было писать свободнее, не подчиняясь общим законам. Вот Мысливский один из таких авторов, и он, несмотря на немолодой уже возраст, пишет - медленно, но раз в 5-6 лет выпускает большой роман. Поэты той эпохи, которые никогда не были певцами коммунистического общества, один за другим ушли - и Вислава Шимборская, и Херберт, жив остался один Тадеуш Ружевич.
- Сложные обстоятельства польско-российских и польско-советских отношений, связанных с многовековым соперничеством этих братских славянских народов, интересуют польскую читающую публику и польских литераторов?
- Я бы не сказала, что это очень многих интересует. Выходит журнал "Новая Польша", на страницах которого стараются прослеживать дискуссию по таким вопросам, но если она и вспыхивает, то на узкополитическом участке, я бы так сказала. Есть один представителей «литературы факта» - Яцек Хуго- Бадер, у которого есть уже две книги о России. И второй писатель, которого у нас знают и издают, поскольку он живет в России - Мариуш Вильк, он живет на нашем Севере, одна за другой выходят его книжки, сейчас на ярмарке представлена уже четвертая. Это люди, которые пишут вполне откровенно, не стесняясь критиковать себя и критиковать нас.
- Назовите, пожалуйста, три имени польских писателей, которые переведены на русский, и произведения которых вы бы обязательно посоветовали прочитать тем, кому это интересно.
- Масловская - безусловно. Витольд Гомбрович, только что вышли его дневники, их надо прочитать обязательно. Я бы рекомендовала еще книгу только что тоже ушедшего от нас Асара Эппеля: "Моя Полониана", польские стихи, которые Эппель переводил всю жизнь, - говорит Ксения Старосельская.
Почему именно к польской литературе стоит внимательнее присмотреться российскому читателю? Над этим вопросом размышляет московский поэт, литературный критик Елена Фанайлова.
- Польская литература действительно лучше других восточноевропейских литератур представлена в России - благодаря сознательным усилиям и редакции журнала "Иностранная литература", и издательского дома "Новое Литературное Обозрение", и издательству "Иностранка", и издательству "Лимбус-пресс" из Петербурга, и издательству "Corpus". Для меня, как для внимательного читателя польской литературы - при этом вовсе не полонофила и не знатока польского языка - эта литература важна, поскольку она на польском материале говорит мне, современному человеку, о том, о чем я бы сама хотела читать по-русски, чего мне по-русски не хватает.
Мне не хватает в России рефлексии на тему об исторической роли страны. Польская литература рефлексирует историческую роль Польши в ХХ веке как избранного народа с великой миссией, она развенчивает этот миф, развенчивает образ народа-жертвы. Об этом афористично сказал один из лучших, на мой взгляд, польских режиссеров Кшиштоф Варликовский: "Я все время слышу о том, что поляки - это избранная нация. А вижу перед собой каких-то жалких, мелких торговцев". Другой важный человек польского театра, режиссер Гжегож Ежина, поставил пьесу по книге Дороты Масловской, в которой открыто обсуждаются национальные комплексы польского величия. Они доводятся до абсурда, они высмеиваются. Текст пьесы, в частности, о том, что поляки якобы были единственной великой нацией в мире, о том, что и Колумб был поляком.
Дорота Масловская стала популярна не только потому, что она умело работает с современным языком и все понимает про современную молодежь, но и потому, что жестко высмеивает польского обывателя, в частности, его русофобию. В ее первой книге "Польско-русская война под бело-красным флагом" рассказ ведется от лица наркомана. Один из эпизодов этой книги - так называемый "День без русских", жители маленького городка решают - выгнать русских или пусть они торгуют паленой водкой и фальшивыми сигаретами? Эта книга, а затем эта пьеса, ставят обычного поляка лицом к лицу с его комплексами.
Польская литература вообще тесно связана с интеллектуальной дискуссией последних десятилетий о месте страны в Европе, в Восточной Европе и в постсоциалистическом мире. Один из важных аспектов этой дискуссии, который буквально перевернул польское интеллектуальное сообщество - роль Польши во Второй мировой войне. Поляки традиционно относились к себе как к народу-жертве и к народу-герою. Но речь вдруг пошла о польском антисемитизме, об эпизоде в деревне Едвабне, месте жестокого убийства поляками евреев; читающее общество буквально взорвала книга Яна Томаша Гросса "Соседи".
Еще один важный момент для польской литературы - она чрезвычайно тесно связана с театром, а этот театр, возможно, сейчас один из первых в Европе. Наконец, польская словесность связана с большой традицией литературы ХХ века, с Ежи Гедройцем и его журналом "Культура". Важно и то, как точно современная польская литература работает с запрещенными темами. Возьмем первый польский роман о геях, это книга "Люби его!" журналиста Михаила Витковского. Это абсолютно жесткое журналистское расследование бытовой жизни ЛГБТ-сообщества в социалистические времена, без всякого умиления жизнью сексуальных меньшинств, без борьбы за их права, без либерального самоутверждения, которое довольно распространено в этой среде. Еще одна вещь, которая обычно не проговаривается в посттоталитарных государствах - работа с телом и телесность, имею в виду, в частности, книгу Славомира Мрожека "Валтасар". Это автобиография, в которой заслуженный драматург рассказывает о том, как он пережил инфаркт и клиническую смерть.
Когда мы говорим о лучшем в польской литературе, то это не магический реализм, а метафизический реализм, очень ясное мышление, ясное интеллектуальное видение общественных проблем. Может быть, главный польский урок для России - это то, как искусство должно обходится с историческими травмами общества. Считаю, что у поляков этому можно было бы поучиться, - говорит Елена Фанайлова.
Фрагмент итогового выпуска программы «Время Свободы»
