30 октября в России – траурный День памяти жертв политических репрессий. Эта дата впервые отмечалась в 1991-м году. Власти Москвы согласовали проведение 30 октября в Новопушкинском сквере митинга в поддержку политзаключенных, который организуют «Комитет 6 мая», движение «За права человека», Московская Хельсинкская группа, Союз солидарности с политзаключенными и правозащитный центр «Мемориал». Кроме того, «Мемориал» самостоятельно проведет еще одну акцию 29 октября – она называется «Возвращение имен». В Москве у Соловецкого камня на Лубянке будут вспоминать людей, расстрелянных в годы сталинского террора.
Об этой дате, предстоящих акциях и восприятии самой темы в современном российском обществе рассуждает председатель Совета правозащитного и историко-просветительского центра «Мемориал» Александр Черкасов:
– Последние события придали этому историческому и памятному событию новое содержание. День политзаключенного в СССР, изобретенный 38 лет назад Кронидом Любарским и его товарищами в мордовских лагерях, стал с 1990-1991 года, скорее, Днем памяти о репрессиях, жертвах тоталитарного режима. Однако в последние годы каждый раз мы проводим какие-то мероприятия, посвященные также и современным политзаключенным. И вот события последних дней, так называемое «анатомическое дело», или события последних месяцев (Болотное дело, дело Pussy Riot) неожиданно привлекли внимание народа к этой проблеме. Сейчас много говорят о том, что вернулся 1937 год, но разумеется это очень условное сравнение. Однако когда человека похищают, заковывают в наручники, держат в незаконном месте содержания, угрожают убийством его и его родных и т. д. – это привлекало всеобщее внимание, потому что подобное может случиться едва ли не с каждым. Так называемое Болотное дело коснулось пока более дюжины человек из десятков тысяч участвовавших в массовой манифестации 6 мая. Ощущение того, что репрессии, хотя и точечные, индивидуальные в чем-то лотерея, весьма сильны. И, вероятно, отклик на митинг 30 октября, который намечен в Новопушкинском сквере, – это мероприятие, эта манифестация, наверняка, станет более массовой, чем в прошлые годы. Есть и другой момент – собственно, память. 29 октября с утра до вечера мы будем, как и в прошлые годы, читать имена на Лубянской площади – фамилия, имя, отчество, год рождения, профессия, когда и кем приговорен, когда расстрелян.
– Когда мы с вами общались несколько месяцев назад, я спросил – возможно ли сейчас в стране повторение "большого террора"? Вы тогда сказали, что нет. Ваше мнение с тех пор не изменилось?
– В нашей стране с тех пор оказалось возможным многое, по крайней мере, на бумаге. Абсурдные законы (последний из этих законов о госизмене напоминает некоторые пункты 58-й статьи) создают психологическую и отчасти правовую, если можно назвать ее правовой, базу для массовых репрессий. Сами посудите, если теперь можно стать нарушителем закона о гостайне, не зная этого, если само понятие государственной измены расширено невообразимо, если региональные структуры ФСБ примутся исполнять эти дивные документы, тогда – да. Тогда возможны не единичные, а более массовые репрессии. Другое дело, что для этого нужна еще и воля, для этого нужен государственный аппарат. Для этого нужно многое, но мы, как выясняется, живем в стране чудес. Кто бы еще год назад мог предсказать, с одной стороны, массовые протестные движения, а с другой стороны, – ту "законодательную" базу, которой пытается противопоставить протестному движению власть.
– Общество сильно изменилось за последние 10-15 лет, по вашему мнению, так, чтобы можно было говорить о том, что с этим обществом "большой террор" провести уже не удастся?
– Общество менялось по-разному за это время. Если вы скажете о десятилетии, даже о 2012-13 годах,– общество сильно менялось. Потому что промывание мозгов, исчезновение практически независимых масс-медиа, прежде всего, электронных, отсутствие исторической рефлексии, самоцензура (последний пример – это позорная самоцензура при создании сериала "Жизнь и судьба" по книге Василия Гроссмана) – все это делает общество менее склонным вспоминать о прошлом и менее уязвимым к повторению этого прошлого. С другой стороны, за последние 2-3 года вдруг в обществе возник интерес противоположный – от сплошного развлечения к серьезным темам, начиная от серьезной науки кончая серьезными политическими и общественными проблемами. А раз так, то уже с этим обществом работать оказывается сложнее. Другое дело, что мы живем в стране, где есть как бы разные России – Россия малых городов, Россия сел, Россия интернета, Россия телевидения. И мы живем в стране, которую, к сожалению, плохо знаем, отчасти потому, что у нас нет тех самых свободных масс-медиа, задача которых – эта самая рефлексия о себе, о своей истории. Так что здесь все возможно – и реакция на подобные действия властей, то ли на законы, то ли на применение этих законов, то ли на вовсе беззаконные действия, подобные арестам Развозжаева и Лебедева. Кто же это может сегодня предсказать? Время достаточно непредсказуемое. Можно, конечно, считать, что все эти законы задают колею, по которой дальше все покатится, но вполне возможно, что и иначе. К сожалению, то самое прекращение рефлексии о себе, о своем прошлом, делает непредсказуемым будущее.
Об этой дате, предстоящих акциях и восприятии самой темы в современном российском обществе рассуждает председатель Совета правозащитного и историко-просветительского центра «Мемориал» Александр Черкасов:
– Последние события придали этому историческому и памятному событию новое содержание. День политзаключенного в СССР, изобретенный 38 лет назад Кронидом Любарским и его товарищами в мордовских лагерях, стал с 1990-1991 года, скорее, Днем памяти о репрессиях, жертвах тоталитарного режима. Однако в последние годы каждый раз мы проводим какие-то мероприятия, посвященные также и современным политзаключенным. И вот события последних дней, так называемое «анатомическое дело», или события последних месяцев (Болотное дело, дело Pussy Riot) неожиданно привлекли внимание народа к этой проблеме. Сейчас много говорят о том, что вернулся 1937 год, но разумеется это очень условное сравнение. Однако когда человека похищают, заковывают в наручники, держат в незаконном месте содержания, угрожают убийством его и его родных и т. д. – это привлекало всеобщее внимание, потому что подобное может случиться едва ли не с каждым. Так называемое Болотное дело коснулось пока более дюжины человек из десятков тысяч участвовавших в массовой манифестации 6 мая. Ощущение того, что репрессии, хотя и точечные, индивидуальные в чем-то лотерея, весьма сильны. И, вероятно, отклик на митинг 30 октября, который намечен в Новопушкинском сквере, – это мероприятие, эта манифестация, наверняка, станет более массовой, чем в прошлые годы. Есть и другой момент – собственно, память. 29 октября с утра до вечера мы будем, как и в прошлые годы, читать имена на Лубянской площади – фамилия, имя, отчество, год рождения, профессия, когда и кем приговорен, когда расстрелян.
– Когда мы с вами общались несколько месяцев назад, я спросил – возможно ли сейчас в стране повторение "большого террора"? Вы тогда сказали, что нет. Ваше мнение с тех пор не изменилось?
– В нашей стране с тех пор оказалось возможным многое, по крайней мере, на бумаге. Абсурдные законы (последний из этих законов о госизмене напоминает некоторые пункты 58-й статьи) создают психологическую и отчасти правовую, если можно назвать ее правовой, базу для массовых репрессий. Сами посудите, если теперь можно стать нарушителем закона о гостайне, не зная этого, если само понятие государственной измены расширено невообразимо, если региональные структуры ФСБ примутся исполнять эти дивные документы, тогда – да. Тогда возможны не единичные, а более массовые репрессии. Другое дело, что для этого нужна еще и воля, для этого нужен государственный аппарат. Для этого нужно многое, но мы, как выясняется, живем в стране чудес. Кто бы еще год назад мог предсказать, с одной стороны, массовые протестные движения, а с другой стороны, – ту "законодательную" базу, которой пытается противопоставить протестному движению власть.
– Общество сильно изменилось за последние 10-15 лет, по вашему мнению, так, чтобы можно было говорить о том, что с этим обществом "большой террор" провести уже не удастся?
– Общество менялось по-разному за это время. Если вы скажете о десятилетии, даже о 2012-13 годах,– общество сильно менялось. Потому что промывание мозгов, исчезновение практически независимых масс-медиа, прежде всего, электронных, отсутствие исторической рефлексии, самоцензура (последний пример – это позорная самоцензура при создании сериала "Жизнь и судьба" по книге Василия Гроссмана) – все это делает общество менее склонным вспоминать о прошлом и менее уязвимым к повторению этого прошлого. С другой стороны, за последние 2-3 года вдруг в обществе возник интерес противоположный – от сплошного развлечения к серьезным темам, начиная от серьезной науки кончая серьезными политическими и общественными проблемами. А раз так, то уже с этим обществом работать оказывается сложнее. Другое дело, что мы живем в стране, где есть как бы разные России – Россия малых городов, Россия сел, Россия интернета, Россия телевидения. И мы живем в стране, которую, к сожалению, плохо знаем, отчасти потому, что у нас нет тех самых свободных масс-медиа, задача которых – эта самая рефлексия о себе, о своей истории. Так что здесь все возможно – и реакция на подобные действия властей, то ли на законы, то ли на применение этих законов, то ли на вовсе беззаконные действия, подобные арестам Развозжаева и Лебедева. Кто же это может сегодня предсказать? Время достаточно непредсказуемое. Можно, конечно, считать, что все эти законы задают колею, по которой дальше все покатится, но вполне возможно, что и иначе. К сожалению, то самое прекращение рефлексии о себе, о своем прошлом, делает непредсказуемым будущее.
