Рассмотрение в Европейском союзе вопроса о введении так называемого "списка Магнитского" может занять месяцы, заявила депутат Европарламента Кристина Оюланд.
Речь идет о инициативе, поддержанной 23 октября Европейским парламентом, и предусматривающей введение санкций против российских официальных лиц, причастных к смерти в московском СИЗО юриста фонда Hermitage Capital Сергея Магнитского и к другим случаям нарушения прав человека в России. Предлагается, в частности, запретить им въезд в страны ЕС и заблокировать их банковские активы в Европе.
В интервью Радио Свобода Кристина Оюланд отметила, что решение Европарламента не носит юридически обязывающего характера, но дает "сильный политический сигнал".
– В юридическом смысле это только предложение к правительствам Евросоюза ввести визовые санкции против имущества тех людей, которые были связаны со смертью Сергея Магнитского. Но мы должны понимать, что эти предложения поддержали Европарламент, депутаты из разных политических групп, и это ясный политический сигнал к правительствам стран Евросоюза о том, что мы не желаем этих людей впускать на территорию Евросоюза – отдыхать или путешествовать, мы не хотим, чтобы люди, связаные с коррупцией в России, открывали здесь банковские счета или покупали здесь имущество на свои "серые" деньги. Это сильный политический сигнал, и я считаю, что правительства стран Евросоюза не могут оставить эти предложения в стороне. С другой стороны, конечно, я понимаю, что они нуждаются в некотором времени, чтобы рассмотреть это предложение, обсудить его возможное влияние на отношения между Россией и Евросоюзом, и другие вопросы. Потому что каждая санкция – необычная мера в дипломатии, и конечно, к этому мы все должны относиться осторожно. Но с другой стороны, политический сигнал очень ясный.
– Решения по санкциям должны принимать отдельные государства, входящие в ЕС, или это дело Совета министров всего Евросоюза как целого?
– Вопрос должен быть решен на принципе консенсуса в совете министров иностранных дел Евросоюза. И поэтому я говорю, что потребуется время, чтобы подготовить такое решение. Нам нельзя торопиться. Я считаю, что это может занять несколько месяцев, и я сомневаюсь, что совет обратится к этому вопросу к этом году. Еще один момент – после выборов в США американский Конгресс вернется к законопроекту Магнитского, и то, что они решат на законодательном уровне, тоже станет важным для руководства Евросоюза.
– В США предполагается в этот список вносить чиновников, причастных к нарушениям прав человека в России, не обязательно сваязанных с делом Магнитского. Вы предусматриваете в своей инициативе такое расширение?
– Да, так и есть. В этом предложении есть пункт 2, который расширит этот круг людей в таком же виде, как оно предложено в США. То есть предлагается принимать такие же меры и против других нарушителей прав человека или коррупционеров в России, если эти случаи хорошо документированы и имеют основания для такого резкого решения.
– Насколько воздействует решение Европейского парламент на политическую волю разных стран, входящих в ЕС? Не секрет, что Россия склонна выстраивать свои отношения с отдельными странами Европейского союза, прежде всего в экономической сфере. Насколько подобные решения Европарламента могут быть чувствительны для России?
– С одной стороны, вы правы, это была многолетняя практика правительства Владимира Путина – строить двусторонние отношения со странами Евросоюза, но если смотреть, какие политические события произошли в России в течение последних одного-двух лет, начиная с того, что и выборы не были справедливыми, как нынешний кремлевский режим относится к гражданскому обществу, к политической демократической оппозиции, и как много мы слышим случаев по нарушениям прав человека. И это все изменяет отношения и между Евросоюзом и Россией, и между НАТО и Россией. И конечно, мы должны смотреть, что происходит и в Совете Европы, где Россия полноправным членом. То есть отношения между Западом и Россией стали более сложными, чем они были, скажем, еще год назад. И если мы смотрим на то, какие изменения были в российском законодательстве, например, в отношении неправительственных организаций, на то, как коррупция расширяется в России – все эти элементы развития нынешней России очень беспокоят Евросоюз. И я считаю, что это в наших интересах в Евросоюзе, чтобы мы говорили с Россией с единых позиций. И все попытки вести двустороннюю политику с каждым государством отдельно - это уже не так легко, может быть, для России, как это было несколько лет назад.
– В юридическом смысле это только предложение к правительствам Евросоюза ввести визовые санкции против имущества тех людей, которые были связаны со смертью Сергея Магнитского. Но мы должны понимать, что эти предложения поддержали Европарламент, депутаты из разных политических групп, и это ясный политический сигнал к правительствам стран Евросоюза о том, что мы не желаем этих людей впускать на территорию Евросоюза – отдыхать или путешествовать, мы не хотим, чтобы люди, связаные с коррупцией в России, открывали здесь банковские счета или покупали здесь имущество на свои "серые" деньги. Это сильный политический сигнал, и я считаю, что правительства стран Евросоюза не могут оставить эти предложения в стороне. С другой стороны, конечно, я понимаю, что они нуждаются в некотором времени, чтобы рассмотреть это предложение, обсудить его возможное влияние на отношения между Россией и Евросоюзом, и другие вопросы. Потому что каждая санкция – необычная мера в дипломатии, и конечно, к этому мы все должны относиться осторожно. Но с другой стороны, политический сигнал очень ясный.
– Решения по санкциям должны принимать отдельные государства, входящие в ЕС, или это дело Совета министров всего Евросоюза как целого?
– Вопрос должен быть решен на принципе консенсуса в совете министров иностранных дел Евросоюза. И поэтому я говорю, что потребуется время, чтобы подготовить такое решение. Нам нельзя торопиться. Я считаю, что это может занять несколько месяцев, и я сомневаюсь, что совет обратится к этому вопросу к этом году. Еще один момент – после выборов в США американский Конгресс вернется к законопроекту Магнитского, и то, что они решат на законодательном уровне, тоже станет важным для руководства Евросоюза.
– В США предполагается в этот список вносить чиновников, причастных к нарушениям прав человека в России, не обязательно сваязанных с делом Магнитского. Вы предусматриваете в своей инициативе такое расширение?
– Да, так и есть. В этом предложении есть пункт 2, который расширит этот круг людей в таком же виде, как оно предложено в США. То есть предлагается принимать такие же меры и против других нарушителей прав человека или коррупционеров в России, если эти случаи хорошо документированы и имеют основания для такого резкого решения.
– Насколько воздействует решение Европейского парламент на политическую волю разных стран, входящих в ЕС? Не секрет, что Россия склонна выстраивать свои отношения с отдельными странами Европейского союза, прежде всего в экономической сфере. Насколько подобные решения Европарламента могут быть чувствительны для России?
– С одной стороны, вы правы, это была многолетняя практика правительства Владимира Путина – строить двусторонние отношения со странами Евросоюза, но если смотреть, какие политические события произошли в России в течение последних одного-двух лет, начиная с того, что и выборы не были справедливыми, как нынешний кремлевский режим относится к гражданскому обществу, к политической демократической оппозиции, и как много мы слышим случаев по нарушениям прав человека. И это все изменяет отношения и между Евросоюзом и Россией, и между НАТО и Россией. И конечно, мы должны смотреть, что происходит и в Совете Европы, где Россия полноправным членом. То есть отношения между Западом и Россией стали более сложными, чем они были, скажем, еще год назад. И если мы смотрим на то, какие изменения были в российском законодательстве, например, в отношении неправительственных организаций, на то, как коррупция расширяется в России – все эти элементы развития нынешней России очень беспокоят Евросоюз. И я считаю, что это в наших интересах в Евросоюзе, чтобы мы говорили с Россией с единых позиций. И все попытки вести двустороннюю политику с каждым государством отдельно - это уже не так легко, может быть, для России, как это было несколько лет назад.
