Не всегда можешь угадать, на что откликнутся слушатели и читатели – какое из писем или твоих замечаний привлечёт больше внимания… Не думал, например, что это окажется дивизионный начфин Лазарь из книги Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Я сказал о нём пару слов вскользь, без особой уверенности, что к месту… Разговор шёл, напомню, о торговле и жизни – о том, что торговля – это и есть жизнь, а жизнь – это и есть торговля, а кто этого не видит или не хочет видеть, или подмывает его бороться за бесторговое общественное устройство, есть - в иных случаях - существо опасное. Мы говорили о торговле в действующей русской армии двенадцатого года, за что некоторые наши слушатели резко осудили её командование, затеяли спор о том, что считать мародёрством, тут я и вспомнил о начфине Лазаре, который исправно доставлял на передовую офицерское жалованье, из чего следовало, что деньги что-то значили даже в условиях контактных боёв. Вот один из откликов на это, по-моему, совершенно невинное, место в передаче: «Вы там про начфина с торбой денег зачем-то проговорились (хотя понятно зачем - авторитетом Виктора Некрасова прикрыться пытаетесь)». Автор, как можно понять, не жалует начфинов той поры, что не удивительно – начфинами недовольны в России всегда. Помню, какими словами поминал начфина своей части один разбойного вида контрактник во время первой чеченской войны: сидит, мол, где-то, так его перетак, в тепле на наших деньгах, пузырь наел, растуды его, а мы тут без курева загибайся! Слушателю, который считает, что я решил прикрыться авторитетом Виктора Некрасова в не угодном Богу деле пропаганды товарно-денежных отношений, отвечает другой, уже, как видно, поддавшийся моей пропаганде. Читаю: «О начфинах на войне много написано. Они не ограничивались выдачей денежного довольствия раз в месяц. На них висело оформление аттестатов на семью, переводов, списков для зачисления во вклады для полевых банков (были и такие) и т.д. Кроме получки, выдавалось денежное вознаграждение за сбитые самолёты, подбитые танки, собранные снарядные гильзы и т.п. Да-да, орденов было мало, материальное поощрение играло не меньшую роль. Причём, если танк был уничтожен из личного ПТР - вознаграждение было одно, если гранатой - другое, если из пушки - третье и т.д. Градация была строгая. А ещё после перехода госграницы начфины вели операции с инвалютой (включая фальшивую) и т.н. военными деньгами, т.е., участвовали в организации денежного обращения на освобождённой территории», - говорится в письме. Вот такой путь прошла советская власть за каких-то пару десятков лет. Начинали с того, что торжественно отменили деньги, как самое главное и ненавистное в капитализме, и решили не больше, чем за десять лет, и на сплошном энтузиазме, построить коммунизм. Через три года вынуждены были позволить кое-какую торговлю и ввели деньги, сказали, что это всерьёз и надолго, и прозвучали знаменитые ленинские слова, что строить коммунизм придётся не на энтузиазме непосредственно, а и на материальной заинтересованности, и что это означает «пересмотр всей нашей точки зрения на социализм», как заявил тогда Ленин, а закончили тем, что установили расценки на воинские подвиги. Такова сила жизни, друзья. Она своё берёт – берет всегда и везде, хотя далеко не всегда и не везде – сразу.
Вот слушайте. Пишет господин Дунаев: «Каких только небылиц, оскорблений, анекдотов не было в адрес Хрущёва, и продолжается это до сих пор, несмотря на то, что все его начинания и преобразования жили и после его смерти, вплоть до развала колхозов и совхозов. Вспомните хотя бы то, что в начале развала СССР Россия закупала в Казахстане зерно, то самое зерно, которое было выращено на целинных землях, к распашке которых Никита Сергеевич приложил немало усилий. Но больше всего Никите досталось за кукурузу». Дальше автор подробно рассказывает, как Хрущёв внедрял эту культуру и почему её сильно невзлюбили, - в частности, дескать, потому, что она культура трудоёмкая, а техники не хватало, потому что, как выражается автор письма, «наша промышленность была не разворотлива». «Естественно, продолжает он, - шли скандалы, и виноват, конечно же, Никита, за то, что он всех заставлял мышковать, а мышковать не хотелось». Хорошее слово: мышковать, то есть, вертеться, проявлять живинку в деле. Завершает своё большое письмо господин Дунаев так: «При Никите была настоящая демократия, но ее поняли неправильно, болтали все, всё и везде, не боясь и не таясь, а будущим диссидентам оказалось этого мало, им захотелось всего и сразу… Никита был великий оратор и неутомимый труженик, он всколыхнул и оживил все общество, он был доступен, при нем было легко и просто, правда, не всем, для тех, кто хотел многого и всего сразу, а также для тех, кто играл в начальников, но не работал, - эти Никиту подставляли, кляли, вели склоки и сочиняли анекдоты».
Мне пришлось несколько дольше, чем обычно, подумать, прежде чем что-то сказать об этом письме. В конце концов решил адресоваться к молодым людям – к тем, кто хорошенько забыл или вовсе не знает, как управлялся Советский Союз. Представьте себе, что Кремль сегодня указывает тем, кто работает на земле, что сеять, где сеять, когда сеять, сколько сеять, где и сколько, и какого скота содержать: сколько – крупного, сколько – мелкого, а также – птицы: где и сколько – водоплавающей, где и сколько – «сухопутной», и чем её кормить, и как кормить. Всем этим и занимался Никита Сергеевич Хрущёв, занимался с огромным увлечением, и все обязаны были беспрекословно исполнять его указания, и не просто исполнять, а – с благодарностью за мудрое руководство. Однажды он, например, приказал за два-три года догнать и перегнать Соединённые Штаты Америки по производству мяса, молока и масла на душу населения и услышал в ответ: будет сделано. В другой раз (в 1962 году) приказал и одновременно пообещал родному народу, что где-то к восьмидесятому году он (не Хрущёв, а народ) будет жить при коммунизме, то есть, никто ни в чём не будет нуждаться, а работать всяк будет для удовольствия, это называлось в марксизме: от каждого – по способностям, каждому – по потребностям. Хрущёва сменил Брежнев, от чего суть дела не могла измениться ни в малейшей степени. Советское сельское, лесное и прочее хозяйство, промышленность и торговля – всё это представляло собой одну огромную фабрику, управляемую из одного центра. Ничего более бесхозяйственного, расточительного, нелепого, чем эта конструкция, именовавшаяся социализмом, история не знала, что не мешает нашему крымскому слушателю Дунаеву вспоминать о ней, об этой конструкции, с нежностью и тоской. Если его спросить, почему он так и не дожил до коммунизма, он наверняка ответит: враги не дали. Враги, саботажники и просто плохие работники. Обратили внимание на его предложение: «Промышленность была неразворотлива»? Так он и скажет: коммунизм не построили потому, что промышленность была неразворотлива, а также сельское хозяйство. Ну, и всё остальное. Слишком много было неразворотливости… Если мы учтём, что так всё ещё думают миллионы, то станет понятно, почему от тех порядков, от тех понятий, от той жизни ушли не так далеко, как хотелось бы.
К этому разговору подходит словечко нашего слушателя Александрова: «Никита Сергеевич в украинской рубашке ходит по полям ,щупает хлеба, беседует с колхозниками... "Золотая рожь, хорошо поёшь!" А письмо своё господин Александров начинает так: «Говорят, этот год объявлен "годом российской истории". Вот и я решил уделить немного внимания этой скользкой теме. Великая Россия - самая северная африканская страна, Верхняя Вольта с ракетами, страна ненужных формальностей, страна дураков, поле чудес... История в России - предмет специфический. Предмет для патриотического воспитания. А просто патриотического воспитания у нас не бывает - бывает только военно-патриотическое, и получается, что наша история - что-то вроде сборки-разборки автомата… Ах, какие мы были хорошие когда-то! Что же мы теперь такие плохие? Ну, во-первых, не мы! А во-вторых, и сейчас, как говорит телевизор, есть у нас один великий человек, "спаситель отечества"... но не о нём сейчас речь», - я читаю из этого письма, чтобы показать, каким заразительным оказался пример отставного ротмистра, московского домоседа-философа Петра Чаадаева. В 1836 году он написал – на французском, заметьте, языке - «Философическое письмо» о том, что такое Россия, для чего она наличествует в мире: для того, ответил он на этот вопрос, чтобы показать другим народам, как не надо жить. С французского это было переведено на русский, прекрасно переведено, и напечатано в журнале, за что у людей возникли очень большие неприятности, сам же автор был объявлен сумасшедшим, сделал это главный психиатр России, каковым в то время был царь. С тех пор почти вся образованная, затем – и просто грамотная Россия стала подражать – и продолжает – Чаадаеву в самопоношениях или, как говорилось при коммунизме, в самокритике. С тех же пор существуют и два мнения о ней, о такой самокритике. Одни считают, что она вредна и для отечества, и для того, кто этим занимается, другие – что полезна, и очень. Я придерживаюсь третьего мнения: она может быть и вредной, и полезной, и безвредной, и бесполезной – всё зависит от того кто критикует своё отечество, за что критикует, когда, где, с каким чувством и с какой целью. Ну, вот, ещё немножко почитаю из «философического письма» господина Александрова: «Один иностранный посол писал, что в России все хотят свободы, только никак не могут договориться о её степени... Александр Второй, пожалуй, был самым подготовленным государем. Почему же такие плачевные результаты? Покушались на него восемь раз: два раза в шестьдесят шестом и шестьдесят седьмом годах, потом было двенадцать лет спокойных, и, наконец, шесть покушений с семьдесят девятого по восемьдесят первый. Реформ провёл множество, но отличались они тем, что никого не могли удовлетворить: ни левых, ни правых, ни верхних, ни нижних... Реформы сочетались с усилением репрессий, особенно - начиная с семидесятого года. Россия уже как бы попала на ледяную горку и пошла разгоняться, - пишет господин Александров и продолжает в другом месте – о признаках того, что настоящее – плоть от плоти прошлого, в том числе – и сравнительно далёкого. - Внедрение агентов и провокаторов в оппозицию, ограничение свободы
слова и собраний, различные информационные манипуляции, захват собственности и финансов, захват телевидения, создание экстремистских молодёжных движений типа хунвейбинов, тайная поддержка фашистов, полный контроль над судами и прокуратурой, создание марионеточных партий всех необходимых направлений, полный контроль над выборами и, разумеется, бесконечное враньё. Милиция, ФСБ и прочие силовые структуры - главная угроза праву, законности, здоровью, достоинству и имуществу граждан. Суд, прокуратура, власть и преступность существуют, в основном, для обслуживания друг друга ко взаимному удовольствию», - пишет господин Александров в письме, которое я назвал «философическим». Сумасшедшим объявил Чаадаева царь, но и церковь оказалась тут как тут… Не кто иной, как начальник департамента иностранных вероисповЕданий, знаменитый ревнитель православия и всего русского Филипп Филиппович Вигель написал отчаянный донос петербургскому митрополиту – и пошло-поехало. К концу века кое-кому показалось, что чаадаевщина уходит в прошлое, что упадочнические настроения больше не вернутся, что мыслящие люди больше никогда не будут смотреть на окружающую их действительность и на будущее России с чаадаевской тоской и презрением…
«Ну, что, Анатолий Иванович, - читаю следующее письмо. - В Московии всё идёт по сценарию Смуты четырёхсотлетней давности, Годунова никто не сверг, но он сам вдруг и сильно постарел. Рассчитывать на то, что в стране рабов и мундиров его могут свергнуть или переизбрать, крайне наивно. Но у нас есть такой оппозиционер, как маразм правителя. Плачет от умиления, говорит много глупостей, именно его маразмом и неуклюжестью я объясняю, что вообще возникло хоть какое-то шевеление в смрадном болоте. Маразм правителей в Московии может быть самый разный, например, детско-юношеский, как у Петра II и Иоанна Антоновича. Они просто был подростки и не успели повзрослеть, когда их свергли. Может быть маразм от человеческих странностей, как у Петра III и Павла I, а может быть и от старческой дряхлости. Наш герой никогда не отличался большим умом, это, в общем, довольно заурядный службист, осторожный и хитрый, но он как бы "свой парень" и "один из них". Он чутко улавливает настроения себе подобных, говорит на их языке, в этом феномен его внезапной популярности после известных смачных фраз, но банальная посредственность не может совершать никаких неординарных телодвижений. Когда говорят, что он вдруг начнёт какие-то серьёзные перемены, это смешно. Он явно способен только на то же самое с небольшими вариациями».
Похоже, сильно похоже, что так и будет, как говорится в этом письме, если не хуже. Есть мнение, что для того, чтобы Россия перестала быть в известном смысле Нигерией, нужно одно из двух: или великий человек – человек с Петра Первого ростом, и такой же страстный западник, но западник-демократ, или должно случиться что-то такое, что страна и хотела бы ничего не менять в своём устройстве, а была бы вынуждена. Пока что она проедает нефтяные деньги. Недовольство нарастают, но – в малом меньшинстве.
«Большинства из тех людей уже нет, - пишет участник войны в Афганистане о своих офицерах; сам он был рядовым. – Большинство офицеров были старше меня лет на двадцать, а продолжительность жизни в России известна. Правда, командир части ещё жив, мне было бы очень интересно с ним поговорить, не знаю, получится ли. Пусть хоть какая-то память о тех людях останется, а не только как в песне: «Умывальник со звездой и цветы из жести, спи, соратник дорогой…». Мои кошмары – это когда сестричка в госпитале в Котовске, где я лежал, рассказала, что в соседнем корпусе лежат ребята, спалённые в Афганистане, и что большинство из них помрёт. Одного из них она знает с детства, но его родителям ничего сообщить не может. Не из-за подписок о неразглашении – просто он сам сказал, что не хочет, чтобы его таким видели. И морфия просил», - говорится в письме. Не отпускают нас войны… Торговля, кстати, была в русской армии и во время войны с турками на Балканах. Перед боем на неприступном Траяновом перевале солдаты, в аккурат на Рождество, подкрепляются сухарями, варят из них похлёбку с чаем – всё, чем располагали. Сухарями, заметьте, каждый своими. Один солдат предлагает другому золотой за два сухаря. Тот отказывает, но когда узнаёт, что солдат хочет подкрепить своего командира, поручика и у костерка появляется сам этот офицер, подаёт ему весь свой запасец бесплатно. Описано у Крестовского в рассказе «Средний солдат», когда-то случайно вычитал, засело в памяти.
«Расскажу вам, как в украинских сёлах готовятся к парламентским выборам, - следующее письмо. - Из района поступил сельским главам приказ: как хотите, а ваше село должно проголосовать за Партию регионов, и никого не интересует, как вы это сделаете, если хотите и дальше работать. Учителям - такой же приказ. А если учесть, что избирательные комиссии состоят, в основном, из учителей и работников сельсоветов, а ещё же каждый кому-то брат-сват, то можно предвидеть, какая будет правдивость и результат голосования. Ну и что может сделать волонтёр, который проживает в этом селе и тоже кому-то родственник? Или чужие волонтёры смогут помешать беззаконию, если будет круговая порука в комиссии? Единственная надежда, что народ поднимется против обмана, но это маловероятно», - говорится в письме. В горячке управленческих будней забыто, к чему привели нечестные выборы в 2004 году. Ноль внимания - на недавние волнения в России. Вообще: как будто нигде никогда никаких выборов не было, никто нигде на них не обжигался. Живут сей минутой – и увлечённо живут! Все уверены, что результат голосования будет нарисован в Киеве, но только некоторые задают вопрос: зачем в таком случае прилагаются огромные усилия – они действительно огромные! - и расходуются средства – действительно большие! - на организацию комедии на местном уровне? По всей Украине в эти дни, последние перед выборами, ускоренно, чтобы не сказать: лихорадочно, что-то делается для населения. Работа кипит повсюду! В наибеднейшем райцентре под присмотром главы администрации вводятся в строй детские площадки, да, во множественном числе, две - самое малое, а то и три, в газетах так и пишут: «вводятся в строй действующих детские площадки», и особо подчёркивается, что это всё – усилиями правящей партии. Когда-то говорилось: партия и правительство, теперь – только партия. Никто даже в этой партии не сомневается, что итоги выборов будут подтасованы, и в то же время со всем пылом проводится такая вот агитация на местах – агитация делом, как это называется… Сколько кому нарисуют, сказать трудно. Специалисты полагают, что прямые приписки будут умеренными. Упор делается на подкуп и запугивание. Избирателю говорят, например, что видеокамеры на участках будут для того, чтобы точно знать, кто за кого голосовал. Но Майдана не будет, о чём может свидетельствовать следующее письмо.
Это письмо львовянина, написано оно по-украински, перевожу. В нём упоминается Пьемонт. Напомню – в том числе и тем, кто знает: Пьемонт – это одна из итальянских земель, вокруг которой в позапрошлом веке с воодушевлением объединялись остальные земли Италии, - наиболее развитая и культурная, охваченная национальным одушевлением земля. Возвращаюсь к письму: «Насчёт Пьемонта, свободы и прочих пафосных вещей хотел бы заметить кое-что со своей собственной точки зрения. Если вы хотите прикоснуться к истории… не к Средневековью, а хотя бы к Возрождению или неоклассицизму, увидеть даже малость модерна, то вам нужно к нам, во Львов». Автор имеет в виду архитектуру, архитектурные стили, их мешанину в этом городе, вкусы разных времён и племён, навсегда отразившиеся в очертаниях построек разного назначения. – Если вы айтишник, - продолжаю читать письмо, - желающий спокойной жизни и вам нужно образование, добротное и недорогое, - вы на верном пути прямиком во Львов. Если вам просто интересно побывать в самом большом украинском городе, вы угадали. А вот с пьемонтами у нас как-то не сложилось. Коренной львовянин живёт собственным умом – точно так, как и подавляющее большинство украинцев. Семья, работа, деньги, дом, лучше - дворец. Что ещё добавить? Бизнес? Да, сфера услуг, например, пищевая промышленность, мелкая и не очень. Церковь мощная, как никогда, по воскресеньям весь город у алтарей на коленях, в остальные шесть дней торгуем возле храма – что поделаешь, жизнь… Нет, здесь прекрасные люди, я люблю их всей душой и никогда бы не променял их на киевлян, не говоря уже про иные дальние города. Они любят украшать свои дома и жилища, выпахивают своё здоровье, чтобы воздвигнуть каменную крепость на три этажа и украсить её плазмовыми панелями, не забыв про азиатчину - и коврами у каждого дивана и клозета. Складывают копейку к копейке… На митинги немножко похаживаем… Иной раз и две-три тысячи народа собрать можно. Придём, постоим с часик и назад, на рабочие места: преступную власть кормить. Ну, патриоты, что и говорить. Вот как-то приехала пара провокаторов на окладе и старичков сколько-то, застрявших в прошлом навсегда, решили вспомнить события прошлого, бывшего или выдуманного – это уже неизвестно. Кто-то в харю кому-то дал – есть что вспомнить, крупное событие, аттракцион вольнодумства. Вот так вот…».
Следующее письмо пришло от старого русского умельца, который заслуживает, по-моему, особого отличия, если бы такое было. Читаю: «В 1970 году сделал фуговочный станок, а отец научил столярить. Затем сделал сварку на постоянном токе, поэтому все металлические заборы и беседки под виноград тоже самодельные. Рассчитал и установил водяное отопление, а также - водопровод в доме, и канализацию. Электрокосилка у меня – из старого пылесоса, вытяжка над газовой плитой - из негодного рукосушителя. Растворомешалка, а также два станка для заточки всего, что должно быть острым, и отдельно станок для заточки фуговочных ножей, - всё это сделано из того, что люди выбрасывают. В 2008 году прорубил окно в большой мир - рассчитал параметры и поставил три спутниковые антенны и семь конверторов, в основном, для приёма всех украинских бесплатных теле и радиоканалов, а всё остальное попутно.
Теперь из электроники: в разные годы - трое настенных часов на микросхемах собственной конструкции и два радиоприемника. Два стопрограмных телевизора и пять компьютеров - всё из неисправных блоков. заодно «подсадил» на интернет несколько приятелей-пенсионеров.
Всего, что понаделал, вспомнить не могу. Ваша жизненная установка более прогрессивна, потому что люди давно изобрели разделение труда.
Но когда меня спрашивали, зачем я делаю, к примеру, электронные часы, а не покупаю, я отвечал - мне интересно!».
Это письмо понятно до последней запятой каждому, без исключения, слушателю и читателю радио «Свобода» в России. Без исключения. Письмо такого себе современного Левши, коих можно пересчитать на пальцах одной руки, надо заметить. Но его поймёт далеко не каждый американец. Русского человека быть умельцем заставляет нужда, редко кого, как автора этого письма, не только нужда, но и склонность к тому кайфу, который он испытывает, когда у него получается конфетка сами знаете из чего. Но главное – нужда. Американец же – среднестатистический американец – наслаждается покупкой всего нового, самоновейшего, притом – или самого маленького, если это микросхемы, или самого большого, если это сеялка. Умельцем он становится только из любви к искусству… Ну и под конец не откажу себе в удовольствии напомнить слушателям уже известное им поучение моего друга, пана Остапенко, психолога и маленького, при большом росте, киевского предпринимателя: «Конфетку из дерьма, Анатолий Иванович, сделать можно. Люди будут смотреть и говорить: ах, какая красивая конфетка из дерьма!». То есть, пан Остапенко хочет сказать, что цвет, консистенция и запах материала никуда не денутся.
Вот слушайте. Пишет господин Дунаев: «Каких только небылиц, оскорблений, анекдотов не было в адрес Хрущёва, и продолжается это до сих пор, несмотря на то, что все его начинания и преобразования жили и после его смерти, вплоть до развала колхозов и совхозов. Вспомните хотя бы то, что в начале развала СССР Россия закупала в Казахстане зерно, то самое зерно, которое было выращено на целинных землях, к распашке которых Никита Сергеевич приложил немало усилий. Но больше всего Никите досталось за кукурузу». Дальше автор подробно рассказывает, как Хрущёв внедрял эту культуру и почему её сильно невзлюбили, - в частности, дескать, потому, что она культура трудоёмкая, а техники не хватало, потому что, как выражается автор письма, «наша промышленность была не разворотлива». «Естественно, продолжает он, - шли скандалы, и виноват, конечно же, Никита, за то, что он всех заставлял мышковать, а мышковать не хотелось». Хорошее слово: мышковать, то есть, вертеться, проявлять живинку в деле. Завершает своё большое письмо господин Дунаев так: «При Никите была настоящая демократия, но ее поняли неправильно, болтали все, всё и везде, не боясь и не таясь, а будущим диссидентам оказалось этого мало, им захотелось всего и сразу… Никита был великий оратор и неутомимый труженик, он всколыхнул и оживил все общество, он был доступен, при нем было легко и просто, правда, не всем, для тех, кто хотел многого и всего сразу, а также для тех, кто играл в начальников, но не работал, - эти Никиту подставляли, кляли, вели склоки и сочиняли анекдоты».
Мне пришлось несколько дольше, чем обычно, подумать, прежде чем что-то сказать об этом письме. В конце концов решил адресоваться к молодым людям – к тем, кто хорошенько забыл или вовсе не знает, как управлялся Советский Союз. Представьте себе, что Кремль сегодня указывает тем, кто работает на земле, что сеять, где сеять, когда сеять, сколько сеять, где и сколько, и какого скота содержать: сколько – крупного, сколько – мелкого, а также – птицы: где и сколько – водоплавающей, где и сколько – «сухопутной», и чем её кормить, и как кормить. Всем этим и занимался Никита Сергеевич Хрущёв, занимался с огромным увлечением, и все обязаны были беспрекословно исполнять его указания, и не просто исполнять, а – с благодарностью за мудрое руководство. Однажды он, например, приказал за два-три года догнать и перегнать Соединённые Штаты Америки по производству мяса, молока и масла на душу населения и услышал в ответ: будет сделано. В другой раз (в 1962 году) приказал и одновременно пообещал родному народу, что где-то к восьмидесятому году он (не Хрущёв, а народ) будет жить при коммунизме, то есть, никто ни в чём не будет нуждаться, а работать всяк будет для удовольствия, это называлось в марксизме: от каждого – по способностям, каждому – по потребностям. Хрущёва сменил Брежнев, от чего суть дела не могла измениться ни в малейшей степени. Советское сельское, лесное и прочее хозяйство, промышленность и торговля – всё это представляло собой одну огромную фабрику, управляемую из одного центра. Ничего более бесхозяйственного, расточительного, нелепого, чем эта конструкция, именовавшаяся социализмом, история не знала, что не мешает нашему крымскому слушателю Дунаеву вспоминать о ней, об этой конструкции, с нежностью и тоской. Если его спросить, почему он так и не дожил до коммунизма, он наверняка ответит: враги не дали. Враги, саботажники и просто плохие работники. Обратили внимание на его предложение: «Промышленность была неразворотлива»? Так он и скажет: коммунизм не построили потому, что промышленность была неразворотлива, а также сельское хозяйство. Ну, и всё остальное. Слишком много было неразворотливости… Если мы учтём, что так всё ещё думают миллионы, то станет понятно, почему от тех порядков, от тех понятий, от той жизни ушли не так далеко, как хотелось бы.
К этому разговору подходит словечко нашего слушателя Александрова: «Никита Сергеевич в украинской рубашке ходит по полям ,щупает хлеба, беседует с колхозниками... "Золотая рожь, хорошо поёшь!" А письмо своё господин Александров начинает так: «Говорят, этот год объявлен "годом российской истории". Вот и я решил уделить немного внимания этой скользкой теме. Великая Россия - самая северная африканская страна, Верхняя Вольта с ракетами, страна ненужных формальностей, страна дураков, поле чудес... История в России - предмет специфический. Предмет для патриотического воспитания. А просто патриотического воспитания у нас не бывает - бывает только военно-патриотическое, и получается, что наша история - что-то вроде сборки-разборки автомата… Ах, какие мы были хорошие когда-то! Что же мы теперь такие плохие? Ну, во-первых, не мы! А во-вторых, и сейчас, как говорит телевизор, есть у нас один великий человек, "спаситель отечества"... но не о нём сейчас речь», - я читаю из этого письма, чтобы показать, каким заразительным оказался пример отставного ротмистра, московского домоседа-философа Петра Чаадаева. В 1836 году он написал – на французском, заметьте, языке - «Философическое письмо» о том, что такое Россия, для чего она наличествует в мире: для того, ответил он на этот вопрос, чтобы показать другим народам, как не надо жить. С французского это было переведено на русский, прекрасно переведено, и напечатано в журнале, за что у людей возникли очень большие неприятности, сам же автор был объявлен сумасшедшим, сделал это главный психиатр России, каковым в то время был царь. С тех пор почти вся образованная, затем – и просто грамотная Россия стала подражать – и продолжает – Чаадаеву в самопоношениях или, как говорилось при коммунизме, в самокритике. С тех же пор существуют и два мнения о ней, о такой самокритике. Одни считают, что она вредна и для отечества, и для того, кто этим занимается, другие – что полезна, и очень. Я придерживаюсь третьего мнения: она может быть и вредной, и полезной, и безвредной, и бесполезной – всё зависит от того кто критикует своё отечество, за что критикует, когда, где, с каким чувством и с какой целью. Ну, вот, ещё немножко почитаю из «философического письма» господина Александрова: «Один иностранный посол писал, что в России все хотят свободы, только никак не могут договориться о её степени... Александр Второй, пожалуй, был самым подготовленным государем. Почему же такие плачевные результаты? Покушались на него восемь раз: два раза в шестьдесят шестом и шестьдесят седьмом годах, потом было двенадцать лет спокойных, и, наконец, шесть покушений с семьдесят девятого по восемьдесят первый. Реформ провёл множество, но отличались они тем, что никого не могли удовлетворить: ни левых, ни правых, ни верхних, ни нижних... Реформы сочетались с усилением репрессий, особенно - начиная с семидесятого года. Россия уже как бы попала на ледяную горку и пошла разгоняться, - пишет господин Александров и продолжает в другом месте – о признаках того, что настоящее – плоть от плоти прошлого, в том числе – и сравнительно далёкого. - Внедрение агентов и провокаторов в оппозицию, ограничение свободы
слова и собраний, различные информационные манипуляции, захват собственности и финансов, захват телевидения, создание экстремистских молодёжных движений типа хунвейбинов, тайная поддержка фашистов, полный контроль над судами и прокуратурой, создание марионеточных партий всех необходимых направлений, полный контроль над выборами и, разумеется, бесконечное враньё. Милиция, ФСБ и прочие силовые структуры - главная угроза праву, законности, здоровью, достоинству и имуществу граждан. Суд, прокуратура, власть и преступность существуют, в основном, для обслуживания друг друга ко взаимному удовольствию», - пишет господин Александров в письме, которое я назвал «философическим». Сумасшедшим объявил Чаадаева царь, но и церковь оказалась тут как тут… Не кто иной, как начальник департамента иностранных вероисповЕданий, знаменитый ревнитель православия и всего русского Филипп Филиппович Вигель написал отчаянный донос петербургскому митрополиту – и пошло-поехало. К концу века кое-кому показалось, что чаадаевщина уходит в прошлое, что упадочнические настроения больше не вернутся, что мыслящие люди больше никогда не будут смотреть на окружающую их действительность и на будущее России с чаадаевской тоской и презрением…
«Ну, что, Анатолий Иванович, - читаю следующее письмо. - В Московии всё идёт по сценарию Смуты четырёхсотлетней давности, Годунова никто не сверг, но он сам вдруг и сильно постарел. Рассчитывать на то, что в стране рабов и мундиров его могут свергнуть или переизбрать, крайне наивно. Но у нас есть такой оппозиционер, как маразм правителя. Плачет от умиления, говорит много глупостей, именно его маразмом и неуклюжестью я объясняю, что вообще возникло хоть какое-то шевеление в смрадном болоте. Маразм правителей в Московии может быть самый разный, например, детско-юношеский, как у Петра II и Иоанна Антоновича. Они просто был подростки и не успели повзрослеть, когда их свергли. Может быть маразм от человеческих странностей, как у Петра III и Павла I, а может быть и от старческой дряхлости. Наш герой никогда не отличался большим умом, это, в общем, довольно заурядный службист, осторожный и хитрый, но он как бы "свой парень" и "один из них". Он чутко улавливает настроения себе подобных, говорит на их языке, в этом феномен его внезапной популярности после известных смачных фраз, но банальная посредственность не может совершать никаких неординарных телодвижений. Когда говорят, что он вдруг начнёт какие-то серьёзные перемены, это смешно. Он явно способен только на то же самое с небольшими вариациями».
Похоже, сильно похоже, что так и будет, как говорится в этом письме, если не хуже. Есть мнение, что для того, чтобы Россия перестала быть в известном смысле Нигерией, нужно одно из двух: или великий человек – человек с Петра Первого ростом, и такой же страстный западник, но западник-демократ, или должно случиться что-то такое, что страна и хотела бы ничего не менять в своём устройстве, а была бы вынуждена. Пока что она проедает нефтяные деньги. Недовольство нарастают, но – в малом меньшинстве.
«Большинства из тех людей уже нет, - пишет участник войны в Афганистане о своих офицерах; сам он был рядовым. – Большинство офицеров были старше меня лет на двадцать, а продолжительность жизни в России известна. Правда, командир части ещё жив, мне было бы очень интересно с ним поговорить, не знаю, получится ли. Пусть хоть какая-то память о тех людях останется, а не только как в песне: «Умывальник со звездой и цветы из жести, спи, соратник дорогой…». Мои кошмары – это когда сестричка в госпитале в Котовске, где я лежал, рассказала, что в соседнем корпусе лежат ребята, спалённые в Афганистане, и что большинство из них помрёт. Одного из них она знает с детства, но его родителям ничего сообщить не может. Не из-за подписок о неразглашении – просто он сам сказал, что не хочет, чтобы его таким видели. И морфия просил», - говорится в письме. Не отпускают нас войны… Торговля, кстати, была в русской армии и во время войны с турками на Балканах. Перед боем на неприступном Траяновом перевале солдаты, в аккурат на Рождество, подкрепляются сухарями, варят из них похлёбку с чаем – всё, чем располагали. Сухарями, заметьте, каждый своими. Один солдат предлагает другому золотой за два сухаря. Тот отказывает, но когда узнаёт, что солдат хочет подкрепить своего командира, поручика и у костерка появляется сам этот офицер, подаёт ему весь свой запасец бесплатно. Описано у Крестовского в рассказе «Средний солдат», когда-то случайно вычитал, засело в памяти.
«Расскажу вам, как в украинских сёлах готовятся к парламентским выборам, - следующее письмо. - Из района поступил сельским главам приказ: как хотите, а ваше село должно проголосовать за Партию регионов, и никого не интересует, как вы это сделаете, если хотите и дальше работать. Учителям - такой же приказ. А если учесть, что избирательные комиссии состоят, в основном, из учителей и работников сельсоветов, а ещё же каждый кому-то брат-сват, то можно предвидеть, какая будет правдивость и результат голосования. Ну и что может сделать волонтёр, который проживает в этом селе и тоже кому-то родственник? Или чужие волонтёры смогут помешать беззаконию, если будет круговая порука в комиссии? Единственная надежда, что народ поднимется против обмана, но это маловероятно», - говорится в письме. В горячке управленческих будней забыто, к чему привели нечестные выборы в 2004 году. Ноль внимания - на недавние волнения в России. Вообще: как будто нигде никогда никаких выборов не было, никто нигде на них не обжигался. Живут сей минутой – и увлечённо живут! Все уверены, что результат голосования будет нарисован в Киеве, но только некоторые задают вопрос: зачем в таком случае прилагаются огромные усилия – они действительно огромные! - и расходуются средства – действительно большие! - на организацию комедии на местном уровне? По всей Украине в эти дни, последние перед выборами, ускоренно, чтобы не сказать: лихорадочно, что-то делается для населения. Работа кипит повсюду! В наибеднейшем райцентре под присмотром главы администрации вводятся в строй детские площадки, да, во множественном числе, две - самое малое, а то и три, в газетах так и пишут: «вводятся в строй действующих детские площадки», и особо подчёркивается, что это всё – усилиями правящей партии. Когда-то говорилось: партия и правительство, теперь – только партия. Никто даже в этой партии не сомневается, что итоги выборов будут подтасованы, и в то же время со всем пылом проводится такая вот агитация на местах – агитация делом, как это называется… Сколько кому нарисуют, сказать трудно. Специалисты полагают, что прямые приписки будут умеренными. Упор делается на подкуп и запугивание. Избирателю говорят, например, что видеокамеры на участках будут для того, чтобы точно знать, кто за кого голосовал. Но Майдана не будет, о чём может свидетельствовать следующее письмо.
Это письмо львовянина, написано оно по-украински, перевожу. В нём упоминается Пьемонт. Напомню – в том числе и тем, кто знает: Пьемонт – это одна из итальянских земель, вокруг которой в позапрошлом веке с воодушевлением объединялись остальные земли Италии, - наиболее развитая и культурная, охваченная национальным одушевлением земля. Возвращаюсь к письму: «Насчёт Пьемонта, свободы и прочих пафосных вещей хотел бы заметить кое-что со своей собственной точки зрения. Если вы хотите прикоснуться к истории… не к Средневековью, а хотя бы к Возрождению или неоклассицизму, увидеть даже малость модерна, то вам нужно к нам, во Львов». Автор имеет в виду архитектуру, архитектурные стили, их мешанину в этом городе, вкусы разных времён и племён, навсегда отразившиеся в очертаниях построек разного назначения. – Если вы айтишник, - продолжаю читать письмо, - желающий спокойной жизни и вам нужно образование, добротное и недорогое, - вы на верном пути прямиком во Львов. Если вам просто интересно побывать в самом большом украинском городе, вы угадали. А вот с пьемонтами у нас как-то не сложилось. Коренной львовянин живёт собственным умом – точно так, как и подавляющее большинство украинцев. Семья, работа, деньги, дом, лучше - дворец. Что ещё добавить? Бизнес? Да, сфера услуг, например, пищевая промышленность, мелкая и не очень. Церковь мощная, как никогда, по воскресеньям весь город у алтарей на коленях, в остальные шесть дней торгуем возле храма – что поделаешь, жизнь… Нет, здесь прекрасные люди, я люблю их всей душой и никогда бы не променял их на киевлян, не говоря уже про иные дальние города. Они любят украшать свои дома и жилища, выпахивают своё здоровье, чтобы воздвигнуть каменную крепость на три этажа и украсить её плазмовыми панелями, не забыв про азиатчину - и коврами у каждого дивана и клозета. Складывают копейку к копейке… На митинги немножко похаживаем… Иной раз и две-три тысячи народа собрать можно. Придём, постоим с часик и назад, на рабочие места: преступную власть кормить. Ну, патриоты, что и говорить. Вот как-то приехала пара провокаторов на окладе и старичков сколько-то, застрявших в прошлом навсегда, решили вспомнить события прошлого, бывшего или выдуманного – это уже неизвестно. Кто-то в харю кому-то дал – есть что вспомнить, крупное событие, аттракцион вольнодумства. Вот так вот…».
Следующее письмо пришло от старого русского умельца, который заслуживает, по-моему, особого отличия, если бы такое было. Читаю: «В 1970 году сделал фуговочный станок, а отец научил столярить. Затем сделал сварку на постоянном токе, поэтому все металлические заборы и беседки под виноград тоже самодельные. Рассчитал и установил водяное отопление, а также - водопровод в доме, и канализацию. Электрокосилка у меня – из старого пылесоса, вытяжка над газовой плитой - из негодного рукосушителя. Растворомешалка, а также два станка для заточки всего, что должно быть острым, и отдельно станок для заточки фуговочных ножей, - всё это сделано из того, что люди выбрасывают. В 2008 году прорубил окно в большой мир - рассчитал параметры и поставил три спутниковые антенны и семь конверторов, в основном, для приёма всех украинских бесплатных теле и радиоканалов, а всё остальное попутно.
Теперь из электроники: в разные годы - трое настенных часов на микросхемах собственной конструкции и два радиоприемника. Два стопрограмных телевизора и пять компьютеров - всё из неисправных блоков. заодно «подсадил» на интернет несколько приятелей-пенсионеров.
Всего, что понаделал, вспомнить не могу. Ваша жизненная установка более прогрессивна, потому что люди давно изобрели разделение труда.
Но когда меня спрашивали, зачем я делаю, к примеру, электронные часы, а не покупаю, я отвечал - мне интересно!».
Это письмо понятно до последней запятой каждому, без исключения, слушателю и читателю радио «Свобода» в России. Без исключения. Письмо такого себе современного Левши, коих можно пересчитать на пальцах одной руки, надо заметить. Но его поймёт далеко не каждый американец. Русского человека быть умельцем заставляет нужда, редко кого, как автора этого письма, не только нужда, но и склонность к тому кайфу, который он испытывает, когда у него получается конфетка сами знаете из чего. Но главное – нужда. Американец же – среднестатистический американец – наслаждается покупкой всего нового, самоновейшего, притом – или самого маленького, если это микросхемы, или самого большого, если это сеялка. Умельцем он становится только из любви к искусству… Ну и под конец не откажу себе в удовольствии напомнить слушателям уже известное им поучение моего друга, пана Остапенко, психолога и маленького, при большом росте, киевского предпринимателя: «Конфетку из дерьма, Анатолий Иванович, сделать можно. Люди будут смотреть и говорить: ах, какая красивая конфетка из дерьма!». То есть, пан Остапенко хочет сказать, что цвет, консистенция и запах материала никуда не денутся.
