В магазине non-fiction литературы «Читалкафе» прошла презентация новой книги «“Но люблю мою курву-Москву”. Осип Мандельштам: поэт и город».
Ее автор – писатель и экскурсовод Леонид Видгоф.
Бывают литераторы, чья личная биография скудна на события. Их творчество – отражение насыщенной духовной жизни, а внешние обстоятельства ничего в нем не значат.
Произведения других авторов порой и не поймешь в полной мере без знания контекста. По мнению автора новой книги Леонида Видгофа, Мандельштама следует отнести "К тем писателям, поэтам, которые очень тесно связаны с контекстом времени и даже с бытовым очень тесно связаны. Не говоря уже о том, что он был усердным слушателем радио, читателем газет, и это отражалось очень интересно и по-разному в его творчестве".
- Как вы собирали этот московский материал, связанный с поэтом?
– Из разных источников. Я не ожидал, что это исследование пойдет так далеко, и, в общем, будет длиться так долго, но постепенно понял, что это вообще чрезвычайно интересный аспект – соотношение его творчества и биографии. А собирать приходилось по крупицам. Само собой, это обычный в таких разысканиях, я обращался к воспоминаниям современников, в первую очередь, к книгам Надежды Яковлевны Мандельштам. Кроме ее знаменитых мемуаров, были и другие. Еще пришлось просмотреть такие, например, ценнейшие книги, как "Вся Москва". До революции и потом в советское время некоторое время издавались справочники с таким названием, например, на 1916 год, на 1922 год, 1923-й и так далее. Там содержится очень много интересного материала, если все внимательно прочесть и посмотреть.
Следующий очень важный источник – газеты и журналы того времени. Вспомним знаменитый инцидент 1918 года, когда у Мандельштама был конфликт с Яковом Блюмкиным, известный, описанный многими мемуаристами. Дело было, видимо, в одном из поэтических кафе Москвы того времени или у кого-то на квартире, может быть, знакомых. Блюмкин, в то время работавший в ЧК, достал какие-то свои бланки, сказал, что от него зависит жизнь людей, что он может подписать одну из бумажек - и человека не будет. И Блюмкин назвал фамилию некого Пусловского. Но кто такой Пусловский? Мы долгое время этого совершенно не знали. Удалось выяснить, это был очень интересный человек - польский поэт, человек, проживший очень большую жизнь. И вполне возможно, что вмешательство Мандельштама было одним из тех факторов, который спас от смерти этого человека. В частности, выяснилось, например, что Пусловский и Блюмкин некоторое время в 1918 году жили в одной гостинице, и вполне возможно, что вообще мысль об аресте этого Пусловского пришла к Блюмкину именно там.
– Складывается впечатление, что вы проделали почти археологическую работу.
- Это звучит несколько хвалебно для меня, но смысл этой работы действительно такой был, это правда. Очень часто по каким-то мелким деталям, как в археологии, какие-то вещи выплывают, очень интересные. Несколько раз, по крайней мере, это было. Например, мы знаем, что Мандельштам жил в 1931 году у своего брата в Старосадском переулке, и что в Ивановском монастыре в это время находилась тюрьма, мимо которой он все время проходил. В общем, это что-то объясняет даже в том, что он писал тогда. А ведь это факт, который можно принимать во внимание, а можно не принимать, но знать это желательно, что напротив, в Ивановском монастыре, находилось место заключения, тюрьма.
– Неслучайно там сейчас установлен памятник Мандельштаму. Но не могли бы вы привести какую-нибудь поэтическую строчку, связанную именно с тем, о чем вы сейчас сказали, о связи конкретных событий и текста?
- Попробую... "В хрустальные дворцы на курьих ножках / Я даже тенью легкой не войду", - пишет Мандельштам в одном из своих стихотворений как раз этого времени, начала 30-х годов. Что это за хрустальные дворцы на курьих ножках? Понятно, что это отсылает в определенной степени к снам Веры Павловны из романа Чернышевского "Что делать?", но это отсылает и к чисто московской детали того времени - строительству знаменитого дома, который строил в Москве Ле Корбюзье. Этот дом был спроектирован стоящим на открытых опорах, вокруг которых - сквозное пространство для пешеходов. То есть на курьих ножках. И конечно, это выводит нас на некоторые другие соображения - некая ироничность по отношению к тому, что строится. У него были сложные отношения со строительством социализма, но, с другой стороны, здесь есть некоторая ирония, которая отсылает к конкретным деталям московской жизни.
– Я бы сказала, печальная ирония.
- Безусловно. "Я даже тенью легкой не войду..."
Разговор с Леонидом Видгофом был бы не полон без хотя бы короткой цитаты из его книги “Но люблю мою курву-Москву”. Вот она: «Москва увлекала его и отталкивала; бывали минуты, когда поэт увлекался ее пестротой, ее безалаберной, запутанной жизнью; в другое время она нередко раздражала, мучила и пугала, была для Мандельштама то сестрой, то курвой. Он создал свой, нетривиальный образ Москвы, не менее выразительный, чем Москва чеховская, толстовская и пастернаковская».
Ее автор – писатель и экскурсовод Леонид Видгоф.
Бывают литераторы, чья личная биография скудна на события. Их творчество – отражение насыщенной духовной жизни, а внешние обстоятельства ничего в нем не значат.
Произведения других авторов порой и не поймешь в полной мере без знания контекста. По мнению автора новой книги Леонида Видгофа, Мандельштама следует отнести "К тем писателям, поэтам, которые очень тесно связаны с контекстом времени и даже с бытовым очень тесно связаны. Не говоря уже о том, что он был усердным слушателем радио, читателем газет, и это отражалось очень интересно и по-разному в его творчестве".
- Как вы собирали этот московский материал, связанный с поэтом?
– Из разных источников. Я не ожидал, что это исследование пойдет так далеко, и, в общем, будет длиться так долго, но постепенно понял, что это вообще чрезвычайно интересный аспект – соотношение его творчества и биографии. А собирать приходилось по крупицам. Само собой, это обычный в таких разысканиях, я обращался к воспоминаниям современников, в первую очередь, к книгам Надежды Яковлевны Мандельштам. Кроме ее знаменитых мемуаров, были и другие. Еще пришлось просмотреть такие, например, ценнейшие книги, как "Вся Москва". До революции и потом в советское время некоторое время издавались справочники с таким названием, например, на 1916 год, на 1922 год, 1923-й и так далее. Там содержится очень много интересного материала, если все внимательно прочесть и посмотреть.
Следующий очень важный источник – газеты и журналы того времени. Вспомним знаменитый инцидент 1918 года, когда у Мандельштама был конфликт с Яковом Блюмкиным, известный, описанный многими мемуаристами. Дело было, видимо, в одном из поэтических кафе Москвы того времени или у кого-то на квартире, может быть, знакомых. Блюмкин, в то время работавший в ЧК, достал какие-то свои бланки, сказал, что от него зависит жизнь людей, что он может подписать одну из бумажек - и человека не будет. И Блюмкин назвал фамилию некого Пусловского. Но кто такой Пусловский? Мы долгое время этого совершенно не знали. Удалось выяснить, это был очень интересный человек - польский поэт, человек, проживший очень большую жизнь. И вполне возможно, что вмешательство Мандельштама было одним из тех факторов, который спас от смерти этого человека. В частности, выяснилось, например, что Пусловский и Блюмкин некоторое время в 1918 году жили в одной гостинице, и вполне возможно, что вообще мысль об аресте этого Пусловского пришла к Блюмкину именно там.
– Складывается впечатление, что вы проделали почти археологическую работу.
- Это звучит несколько хвалебно для меня, но смысл этой работы действительно такой был, это правда. Очень часто по каким-то мелким деталям, как в археологии, какие-то вещи выплывают, очень интересные. Несколько раз, по крайней мере, это было. Например, мы знаем, что Мандельштам жил в 1931 году у своего брата в Старосадском переулке, и что в Ивановском монастыре в это время находилась тюрьма, мимо которой он все время проходил. В общем, это что-то объясняет даже в том, что он писал тогда. А ведь это факт, который можно принимать во внимание, а можно не принимать, но знать это желательно, что напротив, в Ивановском монастыре, находилось место заключения, тюрьма.
– Неслучайно там сейчас установлен памятник Мандельштаму. Но не могли бы вы привести какую-нибудь поэтическую строчку, связанную именно с тем, о чем вы сейчас сказали, о связи конкретных событий и текста?
- Попробую... "В хрустальные дворцы на курьих ножках / Я даже тенью легкой не войду", - пишет Мандельштам в одном из своих стихотворений как раз этого времени, начала 30-х годов. Что это за хрустальные дворцы на курьих ножках? Понятно, что это отсылает в определенной степени к снам Веры Павловны из романа Чернышевского "Что делать?", но это отсылает и к чисто московской детали того времени - строительству знаменитого дома, который строил в Москве Ле Корбюзье. Этот дом был спроектирован стоящим на открытых опорах, вокруг которых - сквозное пространство для пешеходов. То есть на курьих ножках. И конечно, это выводит нас на некоторые другие соображения - некая ироничность по отношению к тому, что строится. У него были сложные отношения со строительством социализма, но, с другой стороны, здесь есть некоторая ирония, которая отсылает к конкретным деталям московской жизни.
– Я бы сказала, печальная ирония.
- Безусловно. "Я даже тенью легкой не войду..."
Разговор с Леонидом Видгофом был бы не полон без хотя бы короткой цитаты из его книги “Но люблю мою курву-Москву”. Вот она: «Москва увлекала его и отталкивала; бывали минуты, когда поэт увлекался ее пестротой, ее безалаберной, запутанной жизнью; в другое время она нередко раздражала, мучила и пугала, была для Мандельштама то сестрой, то курвой. Он создал свой, нетривиальный образ Москвы, не менее выразительный, чем Москва чеховская, толстовская и пастернаковская».
