Дмитрий Волчек: В сентябрьском кинообозрении подведем итоги 69-го Венецианского кинофестиваля. Я на фестивале не был, но в день его закрытия приветствовал в Праге кинокритиков Бориса Нелепо и Вадима Рутковского, возвращавшихся из Венеции, и мы, чтобы хотя бы отчасти воссоздать венецианскую атмосферу, решили записать эту передачу, отправившись в плавание на катамаране по Влтаве, возле Стрелецкого острова. Так что вы услышите не только разговор кинокритиков, но и шум педалей и крики водоплавающих птиц – наш катамаран (по-чешски “шлепадло”) привлекал внимание любопытных крякв и лебедей.

Главную награду в Венеции – “Золотого льва” – получил фильм Ким Ки Дука “Пьета”, “Серебряный лев” достался Полу Томасу Андерсону за фильм “Мастер”. Я предложил начать разговор не с выбора жюри, а с фильмов, которые больше всего понравились моим собеседникам.

Вадим Рутковский: Самое главное, отдельное впечатление – это фильм Кирилла Серебреникова “Измена” и бельгийский фильм “Пятое время года”. Оба фильма не получили ничего, но это ни о чем не говорит. Мне понравились, по большому счету, всего два фильма конкурса, но я ценю кураторскую политику Альберто Барберы, который сделал абсолютно авторскую и своевольную программу из вычурных, помпезных, претенциозных, но складывающихся в единую рифму фильмов. И это круто.

Дмитрий Волчек: Боря, о фильме “Измена”, который так понравился Вадиму, вы посылали пренебрежительные SMS на сайте Colta.ru. Что с ним не так?

Борис Нелепо: Я просто очень не люблю такой тип кино. В принципе, к моим пяти репликам на Colta.ru мне добавить нечего, кроме того, что это все-таки были не SMS, а стилизация под текстовые сообщения. Давайте лучше перейдем к хорошему кино. Больше всего меня впечатлил фильм Мануэля де Оливейры “Гебо и тень”. Это единственная картина, которую я смотрел на фестивале дважды – я так делаю со всеми фильмами, которые по-настоящему люблю. Оливейра – один из трех фильмов Венецианского фестиваля, который показывали с кинопленки, потому что фестиваль полностью сегодня переходят на цифру. "Гебо и тень" совершенно не похож на другие картины Оливеры. Вы знаете, я люблю такое кино, которое называют “домашние фильмы”, которые снимаются в одном пространстве, в одном доме, в одной квартире. Это – застольный фильм, потому что все полтора часа проходят за одним столом, который выполняет роль театральной сцены. За ним сменяются всего лишь шесть персонажей, главные роли исполняют очень известные актеры – Мишель Лонсдаль, Клаудиа Кардинале, Жанна Моро. Для меня это – главный фильм фестиваля. Если говорить о конкурсе, то я поддержу Вадима. Мне понравилось, что здесь не было ни одного случайного фильма, все конкурсные картины друг с другом перекликались, все были рифмами друг другу, продолжали темы друг друга, но мне кажется, что даже такая сильная кураторская воля не является поводом показывать столько плохих фильмов разом. По большому счету, настоящие, сильные эмоции, настоящий восторг у меня вызвал только фильм Хармони Корина “Spring Breakers”. Его собираются выпустить в российский прокат под названием “Отвязные каникулы”, если фильм получит прокатное удостоверение. И, конечно, мне ужасно понравился Терренс Малик, его фильм “К чуду”, который вызвал однозначное “буканье” в зале, совершенно мне непонятное. Действительно, Малик продолжает тот же самый метод, который он изобрел в фильме “Древо жизни”, но просто он этот метод натягивает на другую историю, более камерную и частную историю. Фактически это мелодрама, но если обычно в последнее время лучшие мелодрамы сняты с вниманием к деталям, с вниманием к каким-то вещам, которые каждому понятны, то здесь Малик просто рифмует любовные отношения между двумя людьми с поиском бога. Это очень поэтичный и абстрактный фильм. И он перекликается с Кориным, потому что обе эти картины практически без сюжета, с преобладанием закадрового голоса и вниманием к визуальному, а не повествовательному.

Дмитрий Волчек: Вообще трудно представить перечисление через запятую Терренса Малика и Хармони Корина, потому что нет ничего более несхожего.

Вадим Рутковский: На самом деле они очень похожи. Более того, Малик напрямую рифмуется с “Изменой” Кирилла Серебренникова, потому что они используют одну и ту же музыкальную тему – “Остров мертвых” Рахманинова. И я согласен с тем, что все конкурсные фильмы собираются в рифму про отношения с Богом, присутствие божественного вмешательства или его неприсутствие в частной жизни. И в этом заслуга Барберы, который создал цельную программу из абсолютно непохожих, если их смотреть по отдельности, фильмов.

Дмитрий Волчек: Мы не упомянули фильм Валерии Сармиенто “Линии Веллингтона”. А ведь это фильм, который мы больше всего ждали, фильм, который должен был снимать великий режиссер Рауль Руис. Он умер год назад, и картину сняла его вдова.

Вадим Рутковский: Я считаю, что единственная заслуга этого фильма именно в том, что его должен был снимать Рауль Руис. Более ни в чем. Сармиенто сделала абсолютно телевизионный скучный проект. Подозреваю, что если бы его закончил Руис, это было бы совсем другое кино при той же самой драматургической основе.

Борис Нелепо: Я не согласен, что это скучный фильм. Это была одна их моих главных причин поехать в Венецию, потому что Рауль Руис – мой самый любимый режиссер, и его предыдущий фильм “Ночь напротив”, который я смотрел в Канне, возглавляет список моих самых любимых картин года. И я ждал от “Линии Веллингтона”, что это будет что-то вроде второй части “Лиссабонских тайн”. Именно так это и планировалось – большой португальский телевизионный проект, он существует в двух версиях, в киноверсии и телевизионной. Но Руис из каждой сцены, которую он снимает, высекает что-то волшебное, а у Сармиенто получилась очень классическая, очень консервативная и, по правде говоря, немного стандартная режиссура. Получился набор виньеток, связанных Наполеоновской войной, темой военного времени. К сожалению, я даже с трудом сейчас вспоминаю сцены из фильма, все они у меня смешались друг с другом. Как ни прискорбно, что-то подобное у меня произошло с Оливье Ассаясом. Я очень ждал его фильм “После мая”. О мае 68 года и пост-революционном опыте снято, как это ни удивительно, очень мало фильмов. “Мечтатели”, “Регулярные любовники” Филиппа Гарреля… Теперь Ассаяс возвращается к этой теме уже во второй раз, у него был фильм “Холодная вода”, а также автобиографическая книга с воспоминаниями про свое взросление, на которой во многом основан “После мая”. Ассаяс участвовал в разных политических кружках и объединениях; один из главных вопросов фильма, которым задаются герои, тот самый известный годаровский вопрос: "Как снимать кино политически?". В "После мая" он подробно обсуждается. Это очень умный фильм, снятый интеллектуалом, к тому же неравнодушным к этой теме. Но мне фильм умозрительным, слишком сухим и слишком холодным, чтобы вызвать какие-то настоящие переживания. И неизбежное сравнение с Филиппом Гаррелем ему на пользу не идет, а не сравнивать их невозможно.

Дмитрий Волчек: Вадим, вы согласитесь?

Вадим Рутковский: Я считаю очень справедливо то, что фильм Ассаяса получил приз за сценарий, потому что это реально очень хорошо придуманный и очень хорошо написанный фильм, где есть серия микроисторий, которые дают полиэкранную картину того, что происходило в головах людей после 68 года – смесь отрезвления, разочарования, попыток впрыгнуть в последний вагон бунта и так далее. Но это все хорошо в пересказе и на бумаге, а сам фильм выглядит абсолютно искусственным проектом, где актеры похожи на банду ряженых, которых одели в костюмы соответствующей эпохи. За этим нет никакой жизни, никакой достоверности, чувств и переживаний.



Дмитрий Волчек: Мы говорили о конкурсных фильмах, которые не получили главных наград. Давайте, наконец, вспомним и картину Ким Ки Дука “Пьета”. Я знаю, что здесь ваши оценки расходятся. Борис, вы не любите эту картину, Вадим, вы ее посмотрели с интересом.

Вадим Рутковский: Это преувеличение, что я посмотрел с интересом, потому что к финалу фильма я отчаянно зевал. Я очень хорошо отношусь к Ким Ки Дуку, как режиссеру, после его фильма “Ариран”, снятого спустя три года молчания и личностного кризиса. Я ожидал, что Ким Ки Дук начнет делать что-то совершенно непохожее на то, что он делал до этого. Но Ким называет свою картину в титрах 18-м фильмом Ким Ки Дука. И сделал именно что очередной фильм Ким Ки Дука. Те же самые темы – насилие, искупление, как бы провокационная история. Лично мне было достаточно скучно смотреть это фильм. Майкл Манн, очевидно, не видел предыдущих фильмов Ким Ки Дука, ему было смотреть интересно. В итоге, фильм получил Золотого льва.

Дмитрий Волчек: Борис, почему этому фильму достался главный приз?

Борис Нелепо: Я буду резок, я бы этот фильм назвал порнографией в том смысле, что это фильм, который бьет ровно в одну и ту же точку. Он с самого начала пытается поразить зрителя каким-то резким насилием, хотя любого человека, который последние годы ездит на любые кинофестивали, уже невозможно удивить подобными сценами. Но усердный Ким Ки Дук продолжает наносить удары в одно и то же место. Вот и картина смотрится не то, что новаторски и радикально, а, скорее, каким-то приветом из прошлого, из начала “нулевых”, когда Ким Ки Дук еще мог удивить наивного зрителя своим “Островом” или "Плохим парнем". Сегодня это любительский нафталин. Для меня это попросту худший фильм конкурса, и то, что он получил главную награду, это дискредитация вообще идеи фестивального движения, жюри, наград и всего остального. И, пожалуй, единственным оправданием "Пьеты" может стать разве то, что решение Венецианского жюри оказалось абсурднее и нелепее любой сцены из самого фильма. Это было непросто, но жизнь всегда превосходит кино, даже в глупости.

Дмитрий Волчек: У меня есть догадка. Мне кажется, что Ким Ки Дук снимает народное кино, он вообще вырос весь из фильма Михалкова “Родня”, даже если он его и не видел. Мне кажется, что именно это и привлекает к нему неискушенных зрителей и зрителей сентиментальных, которые, наверное, преобладали в венецианском жюри. Поговорим теперь о фильме, который получил вторую премию. Это новый фильм Пола Томаса Андерсона “Мастер”.

Вадим Рутковский: Я считаю его худшим фильмом конкурса. Возможно, мое радикальное заявление, что это худший фильм конкурса, связано с тем, что у этого фильма был наибольший резонанс, самые большие очереди выстраивались на “Мастера”, потому что людей подкупает формальное совершенство Пола Томаса Андерсона, который может выстроить такой кадр, которой не могут выстроить или не хотят выстраивать, потому что им это не нужно, другие режиссеры. Но за всем этим формальным даже не совершенством, а формальным великолепием не кроется ровным счетом ничего, кроется пустота, кроется надуманная и ничтожная история, к которой мы можем придумать разные трактовки, но сожалению, они не накладываются на текст этого фильма, сам по себе ничтожный.

Борис Нелепо: Я согласен, это просто громоздкая мертвечина. Не могу вспомнить ни одного кадра из этого фильма, при том, что его снимал замечательный оператор, который был открыт Копполой и работал на последних трех фильмах Копполы, которые я очень ценю. Весь сеанс я думал о феномене Пола Томаса Андерсона. Не понимаю, почему он стал народным режиссером. Неужели все соскучились по такому формальному совершенству, которое было действительно присуще всем великим американским режиссерам времен Золотого Голливуда, и не только Золотого Голливуда. Я сейчас вернулся из Локарно, где посмотрел 10 фильмов Отто Премингера подряд, но во всех этих фильмах, помимо их формальных достоинств – глубокое содержание. В “Мастере” нет ничего, несмотря даже на участие моего любимого актера Хоакина Феникса, вспомните его в "Любовниках" Джеймса Грэя. Я писал как раз на Colta.ru, что я мог бы смотреть два с половиной часа в стену с тем же успехом вместо посещения кинозала. И это не преувеличение, я просто не могу понять, зачем существует этот фильм. Хотя я понимаю, что мое высказывание вызывает у многих поклонников Пола Томаса Андерсона негативные эмоции, потому что многим кажется, что это какой-то очень важный режиссер. Я не могу понять этот феномен.

Дмитрий Волчек: Вы вспоминали Золотой век Голливуда, а был в Венеции один фильм, который разорил крупную голливудскую киностудию в 80-м году, но сейчас воспринимается совсем по-другому. Его называли худшим фильмом в истории Голливуда, критика была чудовищная, и вдруг публика и несколько лет назад, когда он был восстановлен, и сейчас в Венеции плакала, аплодировала, и говорят, что это чуть ли не лучший фильм, снятый в 80-е годы. Это фильм Майкла Чимино “Врата рая”. Борис, вы были на этом показе, видели эту реакцию?

Борис Нелепо: Да, для меня это сильнейшее впечатление фестиваля. И его присутствие в программе было органично, потому что получилось, что, в принципе, в программе, помимо темы, о которой говорил Вадим – отношений человека и бога – оказались несколько больших американских проектов, невероятно амбициозных. Проект Пола Томаса Андерсона, проект Терренса Малика, который использует кинематограф сегодня чуть ли не для проповеди, возможно не было амбициознее по своему замыслу проекта за последние годы, чем "Древо жизни". Кстати, еще замечательный Брайан Де Пальма, который фактически переснял “Головокружение” Хичкока в своей картине “Страсть”. И вот закономерно присутствие фильма Чимино “Врата рая”, я его могу сравнить разве что с "Исходом" Отто Премингера. Чимино для меня совершенно неожиданно срифмовался с Терренсом Маликом, потому что и “К чуду” Терренса Малика, и “Врата рая” это хореографические, прежде всего, фильмы. "Врата рая" - один их тех фильмов, которые невозможно смотреть не на большом экране, в нем практически нет сцен без участия огромной массовки, большого количества человек, которые все время находятся друг с другом во взаимодействии, танцуют, стреляют друг в друга, враждуют. У Малика фильм камерный, это история двух людей, мелодрама. Если фильм Чимино своем формой рассказывает о попытке образовать некое коллективное тело, сравнимое с католической мессой, обрести в нем утопию – не зря "Врата рая" рассказывают, вообще говоря, о тех основаниях, на которых существуют США, то у Малика люди весь фильм танцуют друг с другом и со всем миром – то есть, по мысли Малика, с богом. Это два совершенно замечательных фильма.

Дмитрий Волчек: Понятно ли теперь, в 2012 году, почему фильм “Врата рая” был так воспринят и публикой, и критикой 30 лет назад?

Борис Нелепо: Ну это сложный экспериментальный фильм и, возможно, он на деле и не достигает всех тех смелых задач, которые перед собой ставит. Но даже не достигая их, фильм оказывается шедевром. Сегодня такое кино уже невозможно. В какой-то степени это еще и блокбастер, но теперь многие блокбастеры основаны, прежде всего, на компьютерной графике и на всех вещах, которые не являются рукодельными. А когда ты видишь сотню человек на лошадях, которые сражаются друг с другом, естественно, это всегда производит очень сильное впечатление. Особенно при такой исключительной режиссуре.
Вадим Рутковский: Я бы хотел сказать еще пару слов в пользу бельгийского фильма “Пятое время года” Джессики Вудворд и Питера Броссенса. Это хореографическое антиутопическое кино, история апокалипсиса, которая рассказана в танце, в движении. Очень жаль, что фильм ничего не получил.

Дмитрий Волчек: Когда я открыл список фильмов, которые будут показаны в Венеции, я сразу заметил маленький фильм Лилианы Кавани, знаменитого режиссера 70-х годов, которая мало снимает в последнее время, и еще один итальянский фильм – "Это был сын" Даниэле Чипри, который раньше работал вместе с другим сицилийским режиссером Франко Мареско. Сейчас он снял картину один и, насколько я знаю, это тоже одно из конкурсных разочарований…

Борис Нелепо: Да, я, к сожалению, тоже ждал эту картину, и смешно, что она показывается парой с картиной Марко Беллоккьо “Спящая красавица”. Чипри на ней выступил оператором, и у них играли одни и те же актеры – Тони Сервилло и Фабрицио Фалько, который получил приз за лучший дебют. Я ждал черного юмора и смелости, присущей Чипри, но мне показалось, Вадим тут со мной не согласится, что это просто рядовая телевизионная итальянская комедия. В ней, конечно, есть место и черному юмору, и какому-то цинизму, но такие картины мы видим обычно на Московском кинофестивале. Разочарование.

Дмитрий Волчек: Очень жаль, потому что фильм “Тото, который жил дважды”, был замечательный.

Вадим Рутковский: Я только не согласен с тем, что фильм Даниэля Чипри “Это был сын” годится для конкурса Московского фестиваля, и то, что это по форме – телевизионное кино. Потому что форме это абсолютно вписывающееся к конкурс Венецианского фестиваля, вычурное, помпезное кино, для меня срифмовавшееся с “Мастером”. Это та же самая безупречность и изощренность формы, которая не подтверждена никаким содержанием. Это такой эксперимент на холостом ходу.

Борис Нелепо: У меня с “Мастером” срифмовался “Беспредел-2” Такеши Китано, который неожиданно сильно понравился. Возможно, из-за того, что это был один из тех немногих фильмов, которые показывались на кинопленке. Все фильмы Венецианского кинофестиваля были о поиске истины. И фильм Терренса Малика, и фильм Пола Томаса Андерсона. У Такеши Китано тоже ищут истину, но делает это японский якудза с помощью дрели, которой сверлит голову одной из своих жертв.

Дмитрий Волчек: И ищут истину монахини в фильме Лилианы Кавани. Вы смотрели, Вадим?

Вадим Рутковский: Да. Но они, скорее, не истину ищут, они для себя ее, я думаю, нашли. Они просто разговаривают с автором фильма о каких-то общих вещах, например, был ли Иисус женоненавистником. Но для монахинь понятно, что нет, не был. Я не знаю, есть ли здесь вопрос для Кавани. Может быть, она задает вопрос только для поддержания разговора. Фильм Кавани – 20-минутная короткометражка, он, безусловно, достоин уважения, но он не очень интересен, честно говоря, это просто диалог режиссера и монахинь.




Борис Нелепо: Мы, к сожалению, еще ни разу не упомянули фильм, который нам с Вадимом обоим очень понравился. Называется “Любой ценой” Рамина Бахрани, который раньше был независимым американским режиссером, а теперь снял, казалось бы, более традиционную американскую драму. Это один из моих фаворитов в конкурсе. Я очень ждал Джеймса Грея, который не попал в Венецию, и для меня фильм “Любой ценой” стал такой заменой Грею. Это большое американское кино о семье, о земле и, в какой-то степени, об американском образе жизни. Сюжет рассказывает о фермере из Айовы. Один его сын уже покинул родной дом, второй мечтает – одержим своими амбициями, желанием начать новую жизнь, уехать из провинции. По-моему, это очень тонкий, хотя, казалось бы, снятый по вполне понятным лекалам фильм.

Вадим Рутковский: Мне кажется, что Бахрани вызвал у нас такую приязнь, потому что этот фильм относится к американской мечте без издевки.

Дмитрий Волчек: Давайте скажем еще несколько слов о том, как меняется фестиваль технически. В этом году можно было посмотреть некоторые фильмы в интернете, заплатив скромную сумму, 4 евро. В частности, фильм Алексея Балабанова можно было посмотреть в тот же день.

Вадим Рутковский: В интернете можно было посмотреть фильмы программы “Горизонты”. Это второй конкурс Венецианского фестиваля, по определению он вызывает меньше интереса фестивальной публики, чем основной конкурс. Предыдущий куратор Венецианского фестиваля Марко Мюллер целенаправленно превращал “Горизонты” в конкурс экспериментального кино.

Борис Нелепо: Он пытался работать с неким взаимовлиянием между кинофестивалем и биеннале, в рамках которого происходит этот фестиваль, то есть налаживать какие-то мосты между кинематографом, видео-артом, современным искусством, и так далее. Но Альберто Барбера полностью зарубил эту идею.

Вадим Рутковский: Абсолютно отказался от этой идеи, переформатировал конкурс просто во второй конкурс, где фильмы скромнее, меньше, но это нормальное зрительское повествовательное кино. А то, что часть этих фильмов можно было посмотреть в веб-зале, это хорошо, это способ привлечь дополнительную публику к Венецианскому фестивалю, тех зрителей, которые ленятся или не хотят покидать свою страну, но они могут стать частью фестиваля, не отходя от своего рабочего стола.

Борис Нелепо: В “Горизонтах” победили “Три сестры” Ван Бина, китайского документалиста, который участвовал в Венеции со своим единственным игровым фильмом “Ров”. Ван Бин считается важной фигурой в синефильских кругах… Его новая картина мне совсем не понравилась. Если помните, в Роттердаме была программа нового китайского документального кино, там подобных фильмов были десятки. Ван Бин проводит вместе с тремя нищими девочками от 4 до 10 лет, которые живут в какой-то пещере, два с половиной часа экранного времени. Почему этот фильм идет два с половиной часа, не час, не десять часов - нет ответа. Фильм, который похож на такие же фильмы, которые снимаются и в Китае, и в России, и в Португалии. Совершенно типичная современная арт-документалистика.

Вадим Рутковский: Просто в нынешних “Горизонтах” этот фильм разительно отличался от всех других фильмов, которые, как я сказал, были вполне себе традиционными, повествовательными, и так далее. И жюри, которое возглавлял итальянский актер Пьерфранческо Фавино, видимо, просто выбрало фильм, который не похож ни на что. Для них таким фильмом оказался классический документальный проект Ван Бина.

Дмитрий Волчек: В Венеции состоялась премьера фильма дебютного фильма Любови Аркус “Антон тут рядом”. В 2008 году редактор киножурнала “Сеанс” Любовь Аркус случайно познакомилась с мальчиком-аутистом Антоном Харитоновым. Он и стал героем ее документального фильма, снятого замечательным оператором Алишером Хамидходжаевым. Впечатления кинокритика Андрея Плахова:

Андрей Плахов: Антон тут рядом" действительно очень достойный, интересный фильм. Он абсолютно уникален как авторский эксперимент, с одной стороны, с другой – эксперимент формы самой жизни. То есть фактически сама жизнь написала сценарий этого фильма и разыграла эту драму, а режиссер Любовь Аркус и оператор Алишер Хамидходжаев сумели чрезвычайно тонко и убедительно ее воплотить на экране.
Это история мальчика-аутиста и история отношений автора фильма Любови Аркус с этим мальчиком. Через эту историю просвечивает много различных жизненных обстоятельств. В частности, отношение общества к людям с нестандартной психикой. Говорится о проблемах, которые в связи с этим возникают и среди так называемых нормальных людей. Потому что иногда в чем-то эти как бы ненормальные люди на самом деле проявляют ненормальность, которую мы не замечаем и начинаем замечать только тогда, когда оказываемся рядом с такими историями, с такими людьми.
Эта картина удалась, и она чрезвычайно интересна и как жизненный поступок. Потому что Любовь Аркус посвятила четыре года жизни тому, чтобы как-то изменить жизнь этого мальчика к лучшему и, похоже, что ей удалось чего-то добиться, а это очень важно – не менее важно, чем кино.



Дмитрий Волчек: Венецианские впечатления Константина Шавловского, редактора журнала “Сеанс” и исполнительного продюсера фильма “Антон тут рядом”:

Константин Шавловский: Мы, конечно же, ужасно волновались, так как это Любин дебют и, соответственно, для всех нас международный дебют. Хотя уже была в Венеции картина, сделанная при нашем участии: “Бриллианты” Рустама Хамдамова, но там все-таки Рустам, а здесь это полноценный дебют, и мы ужасно волновались. До этого мы в течение месяца занимались подготовкой фестиваля, копиями, тем, чем не занимались никогда в жизни, поскольку мы все-таки делаем журнал. И, кончено, были потрясены овацией в зале, которую нам устроили. Трогательно, что единственным призом, который Россия увезла из Венеции, оказалась “Серебряная мышь”. Это приз интернет критиков. Вручают 72 сайта, аккредитованных при этом призе. Награда называется “Golden Mouse”, и они вручают два приза – “Золотую мышь” участнику конкурсной программы и “Серебряную мышь” участнику внеконкурсной программы. Этих мышек две, и одна досталась картине “Антон тут рядом”, чем мы невероятно тронуты. Это значит, что нам не показалось, и фильм действительно заметили, потому что был полный зал, была эта овация. И потом обозреватель Variety даже написала нам письмо, попросила о встрече с Любой, и они четыре часа разговаривали. То есть картину заметили не только наши друзья.

Дмитрий Волчек: Константин, а сам Антон не приезжал в Венецию?

Константин Шавловский: Это невозможно, поскольку он все-таки довольно тяжелый аутист. Во-первых, было опасно, и мы не знали, как он может перенести полет, вряд ли он его бы перенес нормально. Сами мы летели не прямым рейсом, а он никогда не летал на самолетах, и была опасность хуже сделать для его здоровья и для окружающих, с одной стороны. И с другой стороны, картину он не видел, и мы ему, естественно, ее не покажем, поскольку там вся история с его мамой Ренатой, при просмотре которой у него может ухудшиться состояние. Это было бы неправильно со всех сторон.

Дмитрий Волчек: А он знает, что фильм закончен, что он был на фестивале, или вы ему ничего не говорите?

Константин Шавловский: Конечно, он знает, понимает. Но вообще открытие Любы… Я в данном случае не преувеличиваю, потому что очень многие специалисты говорят, что это открытие и, возможно, открытие нового метода в работе с аутистами с помощью кинокамеры. Антона гораздо больше интересовал момент съемки, чем момент просмотра снятого. То есть какие-то фрагменты того, что снималось все эти годы, ему показывали, но это его не интересовало. Его интересует сама съемка и камера, как объект внимания, направленный на него. Я повторяю Любины слова, потому что она и в фильме это формулирует. Одна из историй фильма, в том числе, в этом – в том, что камера взаимодействует с героем, является третьим действующим лицом этой картины.

Дмитрий Волчек: Я знаю, что у редакции журнала “Сеанс” готов еще один план фильма или даже уже начались съемки. Это так?

Константин Шавловский: Дело в том, что изначально, когда Люба поехала в первый раз в летний лагерь для детей-аутистов на Онеге, мы не знали, что из этого получится. И Люба не знала, и Алишер Хамидходжаев, который с ней поехал: он поехал за ней, потому что он давний поклонник журнала “Сеанс”, и он просто поверил, что это будет какая-то серьезная история. Тогда еще Антон не подразумевался главным героем фильма, и вообще Люба не понимала, может он быть героем или нет. Они снимали очень много в этом лагере, но больше снимали не самого Антона, а других его обитателей. Это родители детей-аутистов вместе с детьми. И там, собственно, три героя, которых Люба с Алишером снимали там, а потом в городе. У каждого своя история, и Люба планирует (это изначально было в плане), что из этого будет отдельная картина. Отдельная она стала после того, как сложился этот фильм. Отдельная картина – на самом деле про родителей и про их жизнь. Потому что это абсолютно уникальные люди. Достаточно сказать, что двое из трех героев – это отцы детей, которые воспитывают их без матерей. Обычно уходят отцы, а здесь все наоборот. И этот фильм “Онега”, в котором большинство материала снято в лагере, я надеюсь, в ближайшее время Люба доделает. А сейчас, конечно, мы оправляемся от венецианских впечатлений. Фильм “Антон тут рядом” уже приглашают на еще ряд фестивалей, и, конечно, обязательно надо ехать. Знаете, в России естественная ситуация, что все приходит из-за рубежа, поэтому Венецианский фестиваль открыл дорогу, я надеюсь, не только нашей студии и Любе. И тема аутизма у нас замалчивается, и то, что в реальности происходит: у нас даже нет диагноза “аутизм”, вы, конечно, об этом знаете. Россия не присоединилась к международной классификации, поэтому для аутистов у нас никакой специальной терапии не существует. Их лечат как шизофреников, то есть не лечат, а упекают в психоневрологический интернат, где они просто погибают. Поэтому мы очень надеемся, что, благодаря успеху фильма, в том числе, будут и социальные последствия, а не только художественные и всякие призы, которые тоже, конечно, приятно получать.

Дмитрий Волчек: Фильм “Антон тут рядом” будет в октябре показан по российскому телевидению. 1 канал, программа “Закрытый показ”.

Любовь Аркус: Я очень рада за Антона – главного героя моего фильма, потому что для меня это означает, что та мощь, которая в нем есть, видна не только мне, а она видна и другим людям. Пока мы делали фильм, пока Антон был в редакции, пока с ним все возились и общались, его все полюбили, он стал близким человеком. Я видела, какое количество людей стало понимать, благодаря Антону, что это такое, что это за проблема. Главным образом счастлива, что, как я теперь понимаю, у фильма будет судьба, и он все-таки принесет пользу.



Дмитрий Волчек: Кинокритик Андрей Плахов был членом жюри монреальского кинофестиваля, который предшествовал венецианскому. Главный приз получила картина Исмаила Гюнеша "Где загорается пламя".

Андрей Плахов: Этот фильм сделан очень современно, в современной режиссерской манере, которая вообще характерна для нового турецкого кино. Тема там очень актуальная и острая. Сюжет заключается в том, что выясняется, что 14-летняя девушка беременна, и ее семья, ее отец, в частности, хочет с ней расправиться, потому что таковы требования негласного закона в отсталых турецких деревнях, где подобного рода ситуации приводят к трагическим конфликтам почти еженедельно, об этом сообщает хроника. В фильме кстати очень много различной телевизионной хроники, которая сообщает о тех или иных событиях вокруг того, что происходит в самом фильме. Это сильная, довольно яркая картина, с довольно сильным феминистским акцентом – это и объясняет то, что ее выбрали члены жюри в качестве лучшей на фестивальном конкурсе. Она произвела, вероятно, самое сильное эмоциональное впечатление.

Дмитрий Волчек: Еще одну награду получил российский режиссер Александр Прошкин, его фильм “Искупление”. Это награда за лучшее художественное воплощение. Фильм по прозе Фридриха Горенштейна, замечательного писателя и сценариста Андрея Тарковского. Любопытно, что это уже второй фильм за этот год по Горенштейну. Был фильм “Дом с башенкой”, который в Карловых Варах получил награду.

Андрей Плахов: Да, в отличие от фильма, о котором вы упомянули, “Дом с башенкой”, фильм Прошкина сделан в эпической, романной манере. Собственно, это и есть экранизация большого романа, в котором много сюжетных линий, много библейских параллелей, много различных философских пластов, которые, конечно, очень трудно было уместить в картину – все-таки это не сериал, а двухчасовой фильм. И трудности этой работы, перевода литературного произведении в экранное, конечно, заметны, особенно для иностранных зрителей. Многие члены жюри не совсем поняли отдельных сюжетных линий и контекста того, о чем рассказывает Прошкин и что содержится в романе Горенштейна, которого они, вероятно, тоже не читали. Поэтому мне пришлось кое-что разъяснить. Но изобразительное решение фильма и попытка перевести образы Горенштейна в визуальные образы – оператор Геннадий Карюк и режиссер Александр Прошкин с этой задачей справились. Они создали довольно впечатляющую вещь, в которой есть чрезвычайно сильные сцены – даже если не до конца вникаешь в этот контекст, то все равно эмоционально ими как-то заряжаешься. Поэтому картина и получила приз. Ио я хотел бы упомянуть еще один фильм, косвенно имеющий отношение к России, режиссер Дито Цинцадзе работал также и в России, мы его хорошо знаем. Он очень талантливый человек, уже имеющий много призов – и в Сан-Себастьяне, и в Локарно (Серебряный леопард), и вот сейчас он получил специальный приз жюри фестиваля в Монреале за свою картину “Вторжение”. Это очень интересная, наиболее, может быть, интересная картина фестивального конкурса, которая в метафорической форме рассказывает о вторжении варварского мира – Восточной Европы, вероятно, Азии – в старую Европу, и о тех конфликтах, которые сопровождают эти сложные процессы.