Ирина Лагунина: Представители экологической организации "Гринпис" завершили морскую экспедицию к нефтяной платформе "Приразломная", расположенной в Печорском море. Арктическое путешествие проходило на ледоколе Arctic Sunrise. "Приразломная" принадлежит компании "Газпром". Это первая в мире морская ледостойкая платформа. Экологи еще раз удостоверились в том, что российская нефтедобывающая отрасль остается закрытой - защитников природы, обеспокоенных возможными разливами нефти в море, не пустили к платформе. О том, как проходила экспедиция, что было ее целью, и почему в России ежегодно выливается свыше 5 миллионов тонн нефти - с координатором арктического проекта Гринпис в России Евгенией Беляковой побеседовала моя коллега Любовь Чижова
Евгения Белякова: Наша основная цель была задокументировать то, что сейчас уже происходит на российском арктическом шельфе, те изменения и те первые признаки индустриализации масштабной, которые угрожают Арктике. Мы увидели первую на российском арктическом шельфе нефтедобывающую платформу "Приразломная", которая установлена в прошлом году в Баренцевом море, так же мы увидели корабли сейсморазведки, которые для компании Роснефть проводят разведочные работы на южном участке, что недалеко от "Приразломной".
Любовь Чижова: Я думаю, что вы еще будете анализировать итоги своей экспедиции. Каковы ваши первые впечатления и ощущения?
Евгения Белякова: На данный момент видимых следов серьезного какого-то воздействия, нефтяных разливов, свидетельство о том, что животным там плохо, там не видно. Это открытое море и, слава богу, пока разливов нет. Но это связано с тем, что платформа работа еще не начала, а последствия сейсморазведки делятся на две категории, одни незаметные нам с вами и людям, которые по поверхности воды ходят, а во-вторых, последствия работ, они проводятся для уточнения объемов запасов нефти в месторождении и для разработки уже конкретных планов по добыче нефти. И несмотря на то, что на данный момент ничего пока не видно, никаких последствий какой-то промышленной деятельности. Но эти масштабные планы говорят нам о том, что катастрофа надвигается. Объемы катастрофы надо судить не по морю в данный момент, а потому, как нефтяная отрасль работает на данный момент на земле. Потому что море пока нигде не работает, кроме Сахалинского шельфа, а на земле яркие иллюстрации того, что такое нефтяная отрасль, мы в видим в катастрофических разливах и ущемлении прав коренного населения.
Любовь Чижова: Насколько вам удалось приблизиться к платформе новой и как на ваше судно реагировали нефтяники или те люди, которые ведут сейсморазведку?
Евгения Белякова: Надо сказать, что на слово Гринпис реагируют как-то аллергически тяжело. Не знаю, с чем связана эта реакция властей, чиновников всех возможных ведомств. Все началась с Мурманска, в котором капитану нашего судна и нам устроили семь кругов ада реально. Нам не дали встать у пирса в последний момент, поставили корабль на якорную стоянку, вынудили всех сторонников, заинтересованных журналистов и местных активистов путешествовать на корабль в течение сорока минут на нанятом нами катере, строили все возможные препятствия, десять раз проверяли. Прежде, чем мы отошли, ни от кого не скрывали, что мы из Мурманска выходим в сторону платформы "Приразломная", чтобы посмотреть на нее, что происходит, и нам тут же пограничники, которые выпускали нас из Мурманска, сообщили, что туда нельзя, что это территория Российской Федерации, там 12-мильная зона территориальных вод вокруг этой платформы, что является абсолютнейшей неправдой. Потому что согласно закону либо судно, либо искусственный остров, максимальная зона безопасности вокруг которой определено как в российском, так и в международном законодательстве в 500 метров. Пограничники либо не были достаточно осведомлены, либо просто начали откровенно пугать и врать нам, непонятно, что это было. Но в итоге мы выяснили, что "Газпром" воспользовался возможностью увеличить зону безопасности в соответствии с международным законодательством о морях. На данный момент эта зона составляет три морских мили вокруг платформы - это около 6 километров. Естественно, как и ожидалось, нас туда не пустили. Мы поговорили по радио с капитаном, поскольку на борту у нас были журналисты, мы попросились на борт платформы, капитал отказал нам. Мы попросились зайти в трехмильную зону безопасности, до 500 метров зайти, чтобы иметь возможность с близкого расстояния поснимать, но туда нас тоже не пустили и предложили обращаться в штаб-квартиру "Газпрома" за разрешением и возможностью общаться. Даже в интервью по радио, по рации отвечать на какие-то даже на производственные, даже личные вопросы капитан отказался категорически.
Любовь Чижова: Кто организовал вашу экспедицию и кто в ней участвовал, кроме экологов и журналистов? Были может быть еще какие-то ученые?
Евгения Белякова: Нет, ученых на борту не было. Организовал эту экспедицию Гринпис России, Гринпис Интернэшнл, судно принадлежит Гринпис Интернэшнл. Участвовали команда корабля, сотрудники Гринпис России и несколько журналистов. Ученых на борту не было, поскольку никакой научной деятельности мы не вели. У нас был изначально план проводить отбор проб и посещать территории свалок по маршруту движения из Мурманска до "Приразломной", известных довольно на островах, на мысах Арктики российской. Но, к сожалению, эта процедура согласования транзита по территориальным водам, которая дала бы нам возможность проделать эти работы, она настолько масштабна, сложна и долгосрочна, что к данному моменту мы не успели подготовиться, потому что на это требуется больше двух лет, а готовиться к этой экспедиции мы начали только в декабре прошлого года.
Платформа находится так далеко, что добраться до нее реально проблематично. Туда может привезти либо владелец, либо уникальные оказии. Журналистам, людям, способным широкой публике рассказать о том, что происходит, попасть туда просто невозможно. У меня была надежда на то, что здравый смысл возобладает в этих людях, и они покажут хотя бы журналистам, если не Гринпис, какие они хорошие. Мы пришли, мы хотим посмотреть, как они собираются работать. Они абсолютно не хотят открываться и тем самым вызывают серьезные подозрения и подтверждают подозрения, которые уже есть.
Любовь Чижова: Евгения, а какова ситуация с нефтеразливами в России? В апреле был серьезный разлив нефти в месторождении Трепса в Ненецком автономном округе, удалось ли уточнить масштабы этого разлива, оценить ущерб нанесенный природе?
Евгения Белякова: С разливами происходит катастрофа. Разлив месторождения Трепса ничего более детального, чем стало известно весной непосредственно в момент разлива, неизвестно было. Гринпис мониторингом этой территории не занимался отдельно. Официальных данных не поступало, что в очередной раз подтверждает скрытость информации. Сейчас МПР создает специальное ведомство внутри себя, отдельную структуру, которая призвана будет фильтровать информацию об экологических нарушениях и катастрофах, которую можно давать публике, а которую нельзя. Так что мы с вами вообще имеем шансы в следующем году вообще ничего не узнать о подобных происшествиях. А то, что известно на данный момент и те проекты, о которых мы говорили давно - это то, что ежегодно в России происходит более 20 тысяч порывов трубопроводов, около 5 миллионов тонн нефти выливается в окружающую среду, и около 500 тысяч тонн нефти водами крупных рек арктического бассейна выносятся в арктические моря. 5 миллионов тонн – это гигантская цифра, это 1% от всей добываемой нефти в России.
Можно назвать это такой скрытой катастрофой, потому что об этом никто не говорит. Об этом известно людям, которые живут в этом регионе, и тем специалистам, которые этим вопросом интересуются, а всей стране, которая живет на нефтяные деньги и которая по телевидению и радио, по всем СМИ слышит ежедневно о том, что нефть – это наше все, нефть кормит всю страну, она нам чрезвычайно важна, нужно разрабатывать месторождения, не знает, что нефтяные компании халатно относятся как к самой добыче, к добытому драгоценному золоту, так и к его переработке, эффективности разработки этих месторождений. Просто выкачиваются деньги и уничтожается природа, получается к сверхприбылям еще налоговые льготы за разработку новых месторождений, эти деньги вывозятся.
Любовь Чижова: Чем опасны разливы нефти? Скажем, чем опасны разливы нефти в морях, может быть для представителей животного мира?
Евгения Белякова: Разливы нефти на земле, нефть - это токсичное вещество само по себе, плюс оно сопровождается попутной водой, то, что выкачивается, это не только нефть, но и сильно засоленные воды, которые значительно более интенсивно распространяются в окружающей среде, чем сама нефть, которая густая, естественно, они токсичны и отравляют все на свете. Загрязнение происходит токсическое, распространение токсического загрязнения по пищевой цепочке, уничтожаются биоценозы, какие-то биоценозы сильно разрушаются. Когда все это происходит на земле, более или менее оно само собой локализуется, в море разлив нефти распространяется течением на значительно большее расстояние и повреждает значительно большие объемы и пространства биосферы, природы морской. Нефть на поверхности создает пленку, сокращает естественно приток кислорода, уничтожает токсическими компонентами планктоны, жителей толщи воды. Часть нефти испаряется, часть нефти осаждается на дно, покрывает дно, оседает на дно, соответственно все донные механизмы погибают и сильно страдают в зависимости от объема осадков. Дальше течением это все выносится на берег, повреждаются береговые биоценозы, птичьи базары. места гнездования, места лежек морских млекопитающих, моржей, тюленей. По пищевой цепочке рыба, белухи, в окрестностях "Приразвальной" летом бывают летом белые киты из Ледовитого океана.
Любовь Чижова: А возможно ли в принципе до конца, случилась катастрофа какая-то, локализовать ее последствия, собрать всю нефть, например?
Евгения Белякова: В условиях земли может быть нефть вы и соберете, но в попутных водах практически нет, потому что это вода, она пролилась и убежала. Катастрофа Мексиканского залива говорит нам о том, что меньше половины не удалось собрать. А для условий арктических морей на данный момент в мире не существует технологий, эффективность которых приближалась хотя бы к 10% разлившейся нефти, больше 10-13% никому в Арктике собрать нефти не удается. Самая эффективная технология в Норвегии, и они говорят о том, что на данный момент они пока практически бессильны даже при всей своей мощной инфраструктуре береговой, при своем мощном флоте нефтесборочном, ликвидационном, они тоже не могут справиться. Наша Арктика пустынна в смысле индустрии, там нет никакой серьезной инфраструктуры. От "Приразломной" до ближайшего серьезного пункта, где есть мощности по ликвидации разливов масштаба региона, крупных, какие возможны при тех мощностях хранения, объемов танкеров, которые будут возить, эти ближайшие мощности располагаются в Мурманске, в тысяче километров – это два дня пути при хорошей погоде и хорошем корабле. Это очень далеко, и катастрофа может случиться большая.
Что было уникально для культуры нганасан – это их культ женских духов, матерей, который характерен для представления о природе. У каждого природного объекта обязательно есть такая мать-покровительница. И этот феминизм в воззрениях - это уникальная особенность нганасан, ее нет больше ни у одного сибирского народа.
Евгения Белякова: Наша основная цель была задокументировать то, что сейчас уже происходит на российском арктическом шельфе, те изменения и те первые признаки индустриализации масштабной, которые угрожают Арктике. Мы увидели первую на российском арктическом шельфе нефтедобывающую платформу "Приразломная", которая установлена в прошлом году в Баренцевом море, так же мы увидели корабли сейсморазведки, которые для компании Роснефть проводят разведочные работы на южном участке, что недалеко от "Приразломной".
Любовь Чижова: Я думаю, что вы еще будете анализировать итоги своей экспедиции. Каковы ваши первые впечатления и ощущения?
Евгения Белякова: На данный момент видимых следов серьезного какого-то воздействия, нефтяных разливов, свидетельство о том, что животным там плохо, там не видно. Это открытое море и, слава богу, пока разливов нет. Но это связано с тем, что платформа работа еще не начала, а последствия сейсморазведки делятся на две категории, одни незаметные нам с вами и людям, которые по поверхности воды ходят, а во-вторых, последствия работ, они проводятся для уточнения объемов запасов нефти в месторождении и для разработки уже конкретных планов по добыче нефти. И несмотря на то, что на данный момент ничего пока не видно, никаких последствий какой-то промышленной деятельности. Но эти масштабные планы говорят нам о том, что катастрофа надвигается. Объемы катастрофы надо судить не по морю в данный момент, а потому, как нефтяная отрасль работает на данный момент на земле. Потому что море пока нигде не работает, кроме Сахалинского шельфа, а на земле яркие иллюстрации того, что такое нефтяная отрасль, мы в видим в катастрофических разливах и ущемлении прав коренного населения.
Любовь Чижова: Насколько вам удалось приблизиться к платформе новой и как на ваше судно реагировали нефтяники или те люди, которые ведут сейсморазведку?
Евгения Белякова: Надо сказать, что на слово Гринпис реагируют как-то аллергически тяжело. Не знаю, с чем связана эта реакция властей, чиновников всех возможных ведомств. Все началась с Мурманска, в котором капитану нашего судна и нам устроили семь кругов ада реально. Нам не дали встать у пирса в последний момент, поставили корабль на якорную стоянку, вынудили всех сторонников, заинтересованных журналистов и местных активистов путешествовать на корабль в течение сорока минут на нанятом нами катере, строили все возможные препятствия, десять раз проверяли. Прежде, чем мы отошли, ни от кого не скрывали, что мы из Мурманска выходим в сторону платформы "Приразломная", чтобы посмотреть на нее, что происходит, и нам тут же пограничники, которые выпускали нас из Мурманска, сообщили, что туда нельзя, что это территория Российской Федерации, там 12-мильная зона территориальных вод вокруг этой платформы, что является абсолютнейшей неправдой. Потому что согласно закону либо судно, либо искусственный остров, максимальная зона безопасности вокруг которой определено как в российском, так и в международном законодательстве в 500 метров. Пограничники либо не были достаточно осведомлены, либо просто начали откровенно пугать и врать нам, непонятно, что это было. Но в итоге мы выяснили, что "Газпром" воспользовался возможностью увеличить зону безопасности в соответствии с международным законодательством о морях. На данный момент эта зона составляет три морских мили вокруг платформы - это около 6 километров. Естественно, как и ожидалось, нас туда не пустили. Мы поговорили по радио с капитаном, поскольку на борту у нас были журналисты, мы попросились на борт платформы, капитал отказал нам. Мы попросились зайти в трехмильную зону безопасности, до 500 метров зайти, чтобы иметь возможность с близкого расстояния поснимать, но туда нас тоже не пустили и предложили обращаться в штаб-квартиру "Газпрома" за разрешением и возможностью общаться. Даже в интервью по радио, по рации отвечать на какие-то даже на производственные, даже личные вопросы капитан отказался категорически.
Любовь Чижова: Кто организовал вашу экспедицию и кто в ней участвовал, кроме экологов и журналистов? Были может быть еще какие-то ученые?
Евгения Белякова: Нет, ученых на борту не было. Организовал эту экспедицию Гринпис России, Гринпис Интернэшнл, судно принадлежит Гринпис Интернэшнл. Участвовали команда корабля, сотрудники Гринпис России и несколько журналистов. Ученых на борту не было, поскольку никакой научной деятельности мы не вели. У нас был изначально план проводить отбор проб и посещать территории свалок по маршруту движения из Мурманска до "Приразломной", известных довольно на островах, на мысах Арктики российской. Но, к сожалению, эта процедура согласования транзита по территориальным водам, которая дала бы нам возможность проделать эти работы, она настолько масштабна, сложна и долгосрочна, что к данному моменту мы не успели подготовиться, потому что на это требуется больше двух лет, а готовиться к этой экспедиции мы начали только в декабре прошлого года.
Платформа находится так далеко, что добраться до нее реально проблематично. Туда может привезти либо владелец, либо уникальные оказии. Журналистам, людям, способным широкой публике рассказать о том, что происходит, попасть туда просто невозможно. У меня была надежда на то, что здравый смысл возобладает в этих людях, и они покажут хотя бы журналистам, если не Гринпис, какие они хорошие. Мы пришли, мы хотим посмотреть, как они собираются работать. Они абсолютно не хотят открываться и тем самым вызывают серьезные подозрения и подтверждают подозрения, которые уже есть.
Любовь Чижова: Евгения, а какова ситуация с нефтеразливами в России? В апреле был серьезный разлив нефти в месторождении Трепса в Ненецком автономном округе, удалось ли уточнить масштабы этого разлива, оценить ущерб нанесенный природе?
Евгения Белякова: С разливами происходит катастрофа. Разлив месторождения Трепса ничего более детального, чем стало известно весной непосредственно в момент разлива, неизвестно было. Гринпис мониторингом этой территории не занимался отдельно. Официальных данных не поступало, что в очередной раз подтверждает скрытость информации. Сейчас МПР создает специальное ведомство внутри себя, отдельную структуру, которая призвана будет фильтровать информацию об экологических нарушениях и катастрофах, которую можно давать публике, а которую нельзя. Так что мы с вами вообще имеем шансы в следующем году вообще ничего не узнать о подобных происшествиях. А то, что известно на данный момент и те проекты, о которых мы говорили давно - это то, что ежегодно в России происходит более 20 тысяч порывов трубопроводов, около 5 миллионов тонн нефти выливается в окружающую среду, и около 500 тысяч тонн нефти водами крупных рек арктического бассейна выносятся в арктические моря. 5 миллионов тонн – это гигантская цифра, это 1% от всей добываемой нефти в России.
Можно назвать это такой скрытой катастрофой, потому что об этом никто не говорит. Об этом известно людям, которые живут в этом регионе, и тем специалистам, которые этим вопросом интересуются, а всей стране, которая живет на нефтяные деньги и которая по телевидению и радио, по всем СМИ слышит ежедневно о том, что нефть – это наше все, нефть кормит всю страну, она нам чрезвычайно важна, нужно разрабатывать месторождения, не знает, что нефтяные компании халатно относятся как к самой добыче, к добытому драгоценному золоту, так и к его переработке, эффективности разработки этих месторождений. Просто выкачиваются деньги и уничтожается природа, получается к сверхприбылям еще налоговые льготы за разработку новых месторождений, эти деньги вывозятся.
Любовь Чижова: Чем опасны разливы нефти? Скажем, чем опасны разливы нефти в морях, может быть для представителей животного мира?
Евгения Белякова: Разливы нефти на земле, нефть - это токсичное вещество само по себе, плюс оно сопровождается попутной водой, то, что выкачивается, это не только нефть, но и сильно засоленные воды, которые значительно более интенсивно распространяются в окружающей среде, чем сама нефть, которая густая, естественно, они токсичны и отравляют все на свете. Загрязнение происходит токсическое, распространение токсического загрязнения по пищевой цепочке, уничтожаются биоценозы, какие-то биоценозы сильно разрушаются. Когда все это происходит на земле, более или менее оно само собой локализуется, в море разлив нефти распространяется течением на значительно большее расстояние и повреждает значительно большие объемы и пространства биосферы, природы морской. Нефть на поверхности создает пленку, сокращает естественно приток кислорода, уничтожает токсическими компонентами планктоны, жителей толщи воды. Часть нефти испаряется, часть нефти осаждается на дно, покрывает дно, оседает на дно, соответственно все донные механизмы погибают и сильно страдают в зависимости от объема осадков. Дальше течением это все выносится на берег, повреждаются береговые биоценозы, птичьи базары. места гнездования, места лежек морских млекопитающих, моржей, тюленей. По пищевой цепочке рыба, белухи, в окрестностях "Приразвальной" летом бывают летом белые киты из Ледовитого океана.
Любовь Чижова: А возможно ли в принципе до конца, случилась катастрофа какая-то, локализовать ее последствия, собрать всю нефть, например?
Евгения Белякова: В условиях земли может быть нефть вы и соберете, но в попутных водах практически нет, потому что это вода, она пролилась и убежала. Катастрофа Мексиканского залива говорит нам о том, что меньше половины не удалось собрать. А для условий арктических морей на данный момент в мире не существует технологий, эффективность которых приближалась хотя бы к 10% разлившейся нефти, больше 10-13% никому в Арктике собрать нефти не удается. Самая эффективная технология в Норвегии, и они говорят о том, что на данный момент они пока практически бессильны даже при всей своей мощной инфраструктуре береговой, при своем мощном флоте нефтесборочном, ликвидационном, они тоже не могут справиться. Наша Арктика пустынна в смысле индустрии, там нет никакой серьезной инфраструктуры. От "Приразломной" до ближайшего серьезного пункта, где есть мощности по ликвидации разливов масштаба региона, крупных, какие возможны при тех мощностях хранения, объемов танкеров, которые будут возить, эти ближайшие мощности располагаются в Мурманске, в тысяче километров – это два дня пути при хорошей погоде и хорошем корабле. Это очень далеко, и катастрофа может случиться большая.
Что было уникально для культуры нганасан – это их культ женских духов, матерей, который характерен для представления о природе. У каждого природного объекта обязательно есть такая мать-покровительница. И этот феминизм в воззрениях - это уникальная особенность нганасан, ее нет больше ни у одного сибирского народа.
