“В деревне Бог живет не по углам, как думают насмешники, а всюду”, - писал Бродский. В городе, надо думать, дело обстоит похожим образом. Были бы наказаны девушки Pussy Riot, если бы не поднялись на амвон?
История с “панк-молебном” оказалось очень сложной для понимания. У нее обнаружилось по меньшей мере четыре измерения - политика, религия, искусство и общественная мораль, а это ровно на одно измерение больше, чем привык воспринимать бедный человеческий мозг.
Сложно даже поставить правильные вопросы, чтобы разобраться в этом деле, не говоря уж о том, чтобы искать на них ответ. Я попробую задать вопросы, и поправьте меня, если они окажутся ложными.
Среди всех высказываний по поводу Pussy Riot последнего времени самыми сильными кажутся слова Владимира Мирзоева: “Если бы девушки были... немедленно освобождены, только тогда мы могли бы вернуться к эстетической стороне или к морально-нравственным оценкам”.
Почему в подавляющем большинстве случаев выступления даже в защиту Pussy Riot начинаются со слов “они совершили ужасную гадость, но...”? Кажется, оскорблены и покороблены и не-воцерковленные, и не-христиане, и либералы, вроде бы выступающие за свободу самовыражения. Стали ли церковные нормы, как их понимает руководство Русской православной церкви, нормами общественной морали? Как представляется, РПЦ - общественная организация, одна из многих, пусть очень влиятельная. Возможно, это ложная аналогия, но если бы - условно - общество натуристов выступило в предвыборной кампании за Путина, сочли бы люди, осуждающие Pussy Riot, столь же оскорбительным скандальное выступление одетых людей на нудистском пляже с призывом “разденьтесь против Путина”? А общество натуристов тоже, без сомнения, общественная организация.
Ну хорошо, не натуристы. Пусть филокартисты. Вряд ли кто-нибудь счел бы провокационное выступление в обществе филокартистов покушением на основы. А с точки зрения Конституции, кажется, все общественные организации равны, и никакой особой ведущей роли Русской православной церкви там не записано? Верно ли, что либерал, осуждающий Pussy Riot, но говорящий, что наказать их стоит мягче, становится оскюмороном и исчезает по-крайней мере как либерал, поскольку фактически признает общественной нормой внутренние правила общественной организации РПЦ?
Отдельный вопрос - готовность широких масс определять собственное наказание без всякого обременения органов правосудия. 15 суток общественных работ и публичная порка - это вердикт гуманиста, требование реального срока выдает приверженца твердых консервативных взглядов. Что демонстрирует эта склонность к самосуду? Поговорим о законности и правопорядке?
Политически - можно ли сказать, что до сих пор РПЦ выступала, в основном, с идеологогической, пропагандистской поддержкой власти, но в деле Pussy Riot впервые обрела реальные карательные функции - как иначе можно расценить появление в обвинительном приговоре фраз о “посягнувших на ценности христианства”. Сами власти не боятся этого альянса РПЦ и правоохранительных органов - ведь интересы РПЦ обширны, и где гарантия, что они не пересекутся с интересами людей во власти?
Сама церковь - она не опасается последствий? Сама по себе идея ее активного участия в судебном процессе на стороне обвинения спорна, учитывая самую суть новозаветной драмы. В конце концов, Иисус был осужден неправедным судом - я не сравниваю эти процессы, но ассоциации для общественного восприятия очевидны. Невероятного градуса обвинения в адрес Pussy Riot очень дисгармонируют со скандалами, к которым в последнее время причастна церковь - вроде поведения отдельных священников, не очень согласующегося даже с обычными нормами, не то, что церковными, или истории с торговлей/пожертвованиями в многострадальном храме Христа Спасителя.
Максим Осипов в интервью Радио Свобода сказал: “Православие – это на самом деле очень демократичная религия. Ведь если вам не нравится, что говорит один священник, пойдите в другой храм, через дорогу, и на проповеди там услышите совершенно противоположные вещи”.
Это не очень заметно, если наблюдать руководство РПЦ, но важно вот в каком соображении - не опасается ли церковь, учитывая снижение ее авторитета в глазах россиян (по данным социологов), устроить себе нечто вроде Реформации (это вопрос к историкам-специалистам по той эпохе, но, когда читаешь о недовольстве злоупотреблениями Католической церкви и ее претензиями быть верховным моралистом, то это кажется вполне актуальным).
Наконец, искусство. Бессмысленно говорить, что акция Pussy Riot не была искусством или была искусством плохим. Эффект акции говорит о том, что художественно она абсолютно точна - тут можно изучить мнение, например, Ирины Кулик. Виталий Комар в своем интервью упомянул важнейший исторический прецедент, судебный спор между Уистлером и Рёскиным: “Все, названное художником произведением искусства, следует считать произведением искусства”. Старый спор - должно ли искусство соответствовать общепринятому - казалось, давно разрешен в пользу твердого “нет”. Но очевидно, дело Pussy Riot вновь открывает это вопрос?
Утверждается, что короткая акция Pussy Riot была призвана унизить чувства многочисленной группы православных верующих. С этим трудно спорить - в том смысле, что трудно опросить всю многочисленную группу (например, о том, что еще ей кажется оскорбительным в этом пока грубоватом и подчас несправедливом мире). Но есть некое общее ощущение от поведения церкви в процессе и от поведения общества. Этот вопрос - самый сложный для формулирования. Когда речь идет одновременно о суде и о христианстве, одна из первых ассоциаций - Достоевский. Так вот это общее ощущение - не-достоевское. Все реакции - иные. В книге Максима Осипова о провинциальной жизни есть страшные строчки: “Ни разу меня не спрашивал о состоянии больных кто-нибудь, кроме родственников. Отсутствует взаимопомощь, мы самые большие индивидуалисты, каких себе можно представить. Кажется, у нации нет инстинкта самосохранения”.
Тут может показаться, что у людей не так уж много чувств, и оскорбленный крик - лишь повод ударить. Но это, наверное, ложное предположение?
П.С. Раз уж текст содержит столько ссылок - вот еще одна, просто к слову:
“В Пакистане 11-летняя девочка из христанской семьи арестована после того, как местные жители обвинили её в богохульстве - за сожжение нескольких страниц Корана”.
История с “панк-молебном” оказалось очень сложной для понимания. У нее обнаружилось по меньшей мере четыре измерения - политика, религия, искусство и общественная мораль, а это ровно на одно измерение больше, чем привык воспринимать бедный человеческий мозг.
Сложно даже поставить правильные вопросы, чтобы разобраться в этом деле, не говоря уж о том, чтобы искать на них ответ. Я попробую задать вопросы, и поправьте меня, если они окажутся ложными.
Среди всех высказываний по поводу Pussy Riot последнего времени самыми сильными кажутся слова Владимира Мирзоева: “Если бы девушки были... немедленно освобождены, только тогда мы могли бы вернуться к эстетической стороне или к морально-нравственным оценкам”.
Почему в подавляющем большинстве случаев выступления даже в защиту Pussy Riot начинаются со слов “они совершили ужасную гадость, но...”? Кажется, оскорблены и покороблены и не-воцерковленные, и не-христиане, и либералы, вроде бы выступающие за свободу самовыражения. Стали ли церковные нормы, как их понимает руководство Русской православной церкви, нормами общественной морали? Как представляется, РПЦ - общественная организация, одна из многих, пусть очень влиятельная. Возможно, это ложная аналогия, но если бы - условно - общество натуристов выступило в предвыборной кампании за Путина, сочли бы люди, осуждающие Pussy Riot, столь же оскорбительным скандальное выступление одетых людей на нудистском пляже с призывом “разденьтесь против Путина”? А общество натуристов тоже, без сомнения, общественная организация.
Ну хорошо, не натуристы. Пусть филокартисты. Вряд ли кто-нибудь счел бы провокационное выступление в обществе филокартистов покушением на основы. А с точки зрения Конституции, кажется, все общественные организации равны, и никакой особой ведущей роли Русской православной церкви там не записано? Верно ли, что либерал, осуждающий Pussy Riot, но говорящий, что наказать их стоит мягче, становится оскюмороном и исчезает по-крайней мере как либерал, поскольку фактически признает общественной нормой внутренние правила общественной организации РПЦ?
Отдельный вопрос - готовность широких масс определять собственное наказание без всякого обременения органов правосудия. 15 суток общественных работ и публичная порка - это вердикт гуманиста, требование реального срока выдает приверженца твердых консервативных взглядов. Что демонстрирует эта склонность к самосуду? Поговорим о законности и правопорядке?
Политически - можно ли сказать, что до сих пор РПЦ выступала, в основном, с идеологогической, пропагандистской поддержкой власти, но в деле Pussy Riot впервые обрела реальные карательные функции - как иначе можно расценить появление в обвинительном приговоре фраз о “посягнувших на ценности христианства”. Сами власти не боятся этого альянса РПЦ и правоохранительных органов - ведь интересы РПЦ обширны, и где гарантия, что они не пересекутся с интересами людей во власти?
Сама церковь - она не опасается последствий? Сама по себе идея ее активного участия в судебном процессе на стороне обвинения спорна, учитывая самую суть новозаветной драмы. В конце концов, Иисус был осужден неправедным судом - я не сравниваю эти процессы, но ассоциации для общественного восприятия очевидны. Невероятного градуса обвинения в адрес Pussy Riot очень дисгармонируют со скандалами, к которым в последнее время причастна церковь - вроде поведения отдельных священников, не очень согласующегося даже с обычными нормами, не то, что церковными, или истории с торговлей/пожертвованиями в многострадальном храме Христа Спасителя.
Максим Осипов в интервью Радио Свобода сказал: “Православие – это на самом деле очень демократичная религия. Ведь если вам не нравится, что говорит один священник, пойдите в другой храм, через дорогу, и на проповеди там услышите совершенно противоположные вещи”.
Это не очень заметно, если наблюдать руководство РПЦ, но важно вот в каком соображении - не опасается ли церковь, учитывая снижение ее авторитета в глазах россиян (по данным социологов), устроить себе нечто вроде Реформации (это вопрос к историкам-специалистам по той эпохе, но, когда читаешь о недовольстве злоупотреблениями Католической церкви и ее претензиями быть верховным моралистом, то это кажется вполне актуальным).
Наконец, искусство. Бессмысленно говорить, что акция Pussy Riot не была искусством или была искусством плохим. Эффект акции говорит о том, что художественно она абсолютно точна - тут можно изучить мнение, например, Ирины Кулик. Виталий Комар в своем интервью упомянул важнейший исторический прецедент, судебный спор между Уистлером и Рёскиным: “Все, названное художником произведением искусства, следует считать произведением искусства”. Старый спор - должно ли искусство соответствовать общепринятому - казалось, давно разрешен в пользу твердого “нет”. Но очевидно, дело Pussy Riot вновь открывает это вопрос?
Утверждается, что короткая акция Pussy Riot была призвана унизить чувства многочисленной группы православных верующих. С этим трудно спорить - в том смысле, что трудно опросить всю многочисленную группу (например, о том, что еще ей кажется оскорбительным в этом пока грубоватом и подчас несправедливом мире). Но есть некое общее ощущение от поведения церкви в процессе и от поведения общества. Этот вопрос - самый сложный для формулирования. Когда речь идет одновременно о суде и о христианстве, одна из первых ассоциаций - Достоевский. Так вот это общее ощущение - не-достоевское. Все реакции - иные. В книге Максима Осипова о провинциальной жизни есть страшные строчки: “Ни разу меня не спрашивал о состоянии больных кто-нибудь, кроме родственников. Отсутствует взаимопомощь, мы самые большие индивидуалисты, каких себе можно представить. Кажется, у нации нет инстинкта самосохранения”.
Тут может показаться, что у людей не так уж много чувств, и оскорбленный крик - лишь повод ударить. Но это, наверное, ложное предположение?
П.С. Раз уж текст содержит столько ссылок - вот еще одна, просто к слову:
“В Пакистане 11-летняя девочка из христанской семьи арестована после того, как местные жители обвинили её в богохульстве - за сожжение нескольких страниц Корана”.
