Продолжают поступать отклики на вынесенный 17 августа Хамовническим судом Москвы приговор трем участницам панк-группы Pussy Riot, согласно которому девушки получили по два года лишения свободы каждая. Политолог Дмитрий Орешкин считает, что, возможно, Владимир Путин оставляет за собой шанс помиловать девушек после того, как церковь призвала власть к милосердию:
– Так или иначе, ситуация плоха тем, что это судилище окончательно подорвало доверие к суду у тех, кто питал относительно этого института хоть какие-то иллюзии. Надежда на то, что суд более-менее независим и исходит из норм права, а не из звонка сверху, благополучно уничтожена – вопрос в том, как скоро это осознается общественным мнением. Некоторые люди до сих пор говорят, что если на выборах случились нарушения, "так надо идти в суд". Мне кажется, что значительная часть такого рода людей после дела Pussy Riot поняли, что в суд идти с такими делами, как, например, фальсификация выборов, абсолютно бессмысленно.
– Говоря о роли Владимира Путина в этом деле, что вы имеете в виду? Что он лично принимал решение, или вы все-таки имеете в виду его ответственность, как главы государства, как политического лидера?
– Я не вижу, честно говоря, здесь принципиального противоречия, но я хотел бы подчеркнуть, что дело Pussy Riot – это, конечно, дело Владимира Путина. И то, как аккуратно из всех документов суда имя Владимира Путина вычеркивалось (кажется, в приговоре оно всего два раза упоминается, да и то в качестве цитаты из высказываний самих девушек) как раз косвенным образом это подтверждает. Правильно говорила госпожа Толоконникова, что если бы они пели "Богородица, Путина сохрани" или "Богородица, Путина благослови", никто бы их за богохульство не осудил. В то же время Владимир Путин старается быть как бы вне этого самого процесса. Я надеюсь на то, что он еще не потерял контакта с реальностью, и сейчас все-таки сможет выступить добрым дедушкой и помиловать девушек. Это было бы правильно с чисто функциональной точки зрения. Если он этого не сделает, это будет означать, что личная ненависть, мелкотравчатая обида затмевает ту функциональную прагматичность, которой он всегда отличался.
– Некоторые прогнозируют рост протестной активности после этого процесса. Вы разделяете эту точку зрения?
– Рост протестной активности, так или иначе, будет иметь место, но она будет качественно другой. Часть людей считает, что на произошедшее надо ответить активизацией протеста, и такие люди говорят, что протестные настроения будут расти (выдавая, скорее, желаемое за действительное). Другие говорят, что все правильно, навели порядок, и не надо никакого протеста. Таких тоже немало. Третьи говорят, что все, страна обречена, здесь делать нечего, надо уезжать. Все это, между прочим, разные формы реакции на одно и то же, и как минимум две из них – протестные. Я для себя их регулирую в виде трех направлений. Первая форма протеста – "утекай", собирай вещички и уезжай из страны, у которой уже нет будущего. Вторая форма протеста –"обтекай", то есть, вот они, чугунные ноги вертикали, а между ними какая-то жизнь течет и можно решать свои проблемы, не очень обращая внимания на власть. И третья стратегия – "оккупай", это линия выбранная молодыми людьми, полагающими, что с помощью протеста можно что-то изменить. Возможно – да, возможно – нет, я не уверен.
Я сам хожу на митинги и даже на них выступаю, но у меня все время такое ощущение, что этого недостаточно, хотя это очень важно. Да, мы вышли, мы сказали, нас не услышали и разогнали. Мы опять вышли, мы опять сказали, нас опять не услышали и опять разогнали. Начиная с какого-то момента, это возвратно-поступательное движение начинает терять смысл. Я думаю, что процесс идет и он необратим, просто он приобретает новое качество. Ведь одновременно с разочарованием в массовых протестах социологи фиксируют и падение рейтинга Паутина. То, что, в широком смысле слова, протест будет углубляться, расширяться и как чернильное пятно по промокашке расползаться от центра все глубже к провинции, для меня представляется совершенно очевидным.
– Нельзя ли исключать того, что после дела Pussy Riot судебные процессы по делу о беспорядках на Болотной площади пойдут в том же режиме, скидок и поблажек не будет – будут реальные сроки?
– Мне кажется, здесь и гадать-то особенно нечего, будут сажать или не будут. Конечно, будут. Они не могут, к примеру, не посадить Навального – он слишком популярен, слишком публицистичен, как угодно можно это назвать. Он хорошо говорит, он четко мыслит, он хорошо держится. На любых выборах он набрал определенное количество голосов, поэтому до выборов его допускать не надо. Да, он популист, он такой, этакий и прочее, но он является порождение этого нового поколения, и он более конкурентоспособен в этой среде, чем они. Власть это прекрасно понимает. Что делать с Навальным? Его надо дискредитировать, выдавить из страны, на худой конец посадить. При товарище Сталине его бы просто расстреляли и никаких проблем. Сейчас это труднее сделать, техника другая, но изолировать Навального необходимо, иначе он обыграет власть. Отсюда ответ на ваш вопрос: будут запугивать, будут сажать, будут изолировать, будут руки ломать. Что им еще остается делать, если они проигрывают конкуренцию? Они ее истребили на выборах, на телевидении, сейчас будут истреблять на радио, потом попытаются задушить в Интернете. Свободная конкуренция для них заведомо проигрышна.
– Если речь зашла о Навальном, то, может быть, процесс над Pussy Riot был просто разминкой, проверкой общественной реакции до перехода к более крупным фигурам?
– Можно это назвать разминкой. Я считаю, что это часть того свинцового потока мерзости, который включает в себя и законы по ограничению митинговой активности, и наезд на участников событий 6 мая, и Pussy Riot, и Навальногос его "Кировлесом", и Ксению Собчак, у которой заныкали 1,5 миллиона заработанных ею евро. Тенденция совершенно очевидная – писаные законы они в гробу видали, а вот неписаные должны свято соблюдаться. А закон такой: кто начальник, тот и прав. Поскольку Навальный этому неписаному закону не подчиняется, он должен быть наказан так, чтобы все остальные боялись.
– Так или иначе, ситуация плоха тем, что это судилище окончательно подорвало доверие к суду у тех, кто питал относительно этого института хоть какие-то иллюзии. Надежда на то, что суд более-менее независим и исходит из норм права, а не из звонка сверху, благополучно уничтожена – вопрос в том, как скоро это осознается общественным мнением. Некоторые люди до сих пор говорят, что если на выборах случились нарушения, "так надо идти в суд". Мне кажется, что значительная часть такого рода людей после дела Pussy Riot поняли, что в суд идти с такими делами, как, например, фальсификация выборов, абсолютно бессмысленно.
– Говоря о роли Владимира Путина в этом деле, что вы имеете в виду? Что он лично принимал решение, или вы все-таки имеете в виду его ответственность, как главы государства, как политического лидера?
– Я не вижу, честно говоря, здесь принципиального противоречия, но я хотел бы подчеркнуть, что дело Pussy Riot – это, конечно, дело Владимира Путина. И то, как аккуратно из всех документов суда имя Владимира Путина вычеркивалось (кажется, в приговоре оно всего два раза упоминается, да и то в качестве цитаты из высказываний самих девушек) как раз косвенным образом это подтверждает. Правильно говорила госпожа Толоконникова, что если бы они пели "Богородица, Путина сохрани" или "Богородица, Путина благослови", никто бы их за богохульство не осудил. В то же время Владимир Путин старается быть как бы вне этого самого процесса. Я надеюсь на то, что он еще не потерял контакта с реальностью, и сейчас все-таки сможет выступить добрым дедушкой и помиловать девушек. Это было бы правильно с чисто функциональной точки зрения. Если он этого не сделает, это будет означать, что личная ненависть, мелкотравчатая обида затмевает ту функциональную прагматичность, которой он всегда отличался.
– Некоторые прогнозируют рост протестной активности после этого процесса. Вы разделяете эту точку зрения?
– Рост протестной активности, так или иначе, будет иметь место, но она будет качественно другой. Часть людей считает, что на произошедшее надо ответить активизацией протеста, и такие люди говорят, что протестные настроения будут расти (выдавая, скорее, желаемое за действительное). Другие говорят, что все правильно, навели порядок, и не надо никакого протеста. Таких тоже немало. Третьи говорят, что все, страна обречена, здесь делать нечего, надо уезжать. Все это, между прочим, разные формы реакции на одно и то же, и как минимум две из них – протестные. Я для себя их регулирую в виде трех направлений. Первая форма протеста – "утекай", собирай вещички и уезжай из страны, у которой уже нет будущего. Вторая форма протеста –"обтекай", то есть, вот они, чугунные ноги вертикали, а между ними какая-то жизнь течет и можно решать свои проблемы, не очень обращая внимания на власть. И третья стратегия – "оккупай", это линия выбранная молодыми людьми, полагающими, что с помощью протеста можно что-то изменить. Возможно – да, возможно – нет, я не уверен.
Я сам хожу на митинги и даже на них выступаю, но у меня все время такое ощущение, что этого недостаточно, хотя это очень важно. Да, мы вышли, мы сказали, нас не услышали и разогнали. Мы опять вышли, мы опять сказали, нас опять не услышали и опять разогнали. Начиная с какого-то момента, это возвратно-поступательное движение начинает терять смысл. Я думаю, что процесс идет и он необратим, просто он приобретает новое качество. Ведь одновременно с разочарованием в массовых протестах социологи фиксируют и падение рейтинга Паутина. То, что, в широком смысле слова, протест будет углубляться, расширяться и как чернильное пятно по промокашке расползаться от центра все глубже к провинции, для меня представляется совершенно очевидным.
– Нельзя ли исключать того, что после дела Pussy Riot судебные процессы по делу о беспорядках на Болотной площади пойдут в том же режиме, скидок и поблажек не будет – будут реальные сроки?
– Мне кажется, здесь и гадать-то особенно нечего, будут сажать или не будут. Конечно, будут. Они не могут, к примеру, не посадить Навального – он слишком популярен, слишком публицистичен, как угодно можно это назвать. Он хорошо говорит, он четко мыслит, он хорошо держится. На любых выборах он набрал определенное количество голосов, поэтому до выборов его допускать не надо. Да, он популист, он такой, этакий и прочее, но он является порождение этого нового поколения, и он более конкурентоспособен в этой среде, чем они. Власть это прекрасно понимает. Что делать с Навальным? Его надо дискредитировать, выдавить из страны, на худой конец посадить. При товарище Сталине его бы просто расстреляли и никаких проблем. Сейчас это труднее сделать, техника другая, но изолировать Навального необходимо, иначе он обыграет власть. Отсюда ответ на ваш вопрос: будут запугивать, будут сажать, будут изолировать, будут руки ломать. Что им еще остается делать, если они проигрывают конкуренцию? Они ее истребили на выборах, на телевидении, сейчас будут истреблять на радио, потом попытаются задушить в Интернете. Свободная конкуренция для них заведомо проигрышна.
– Если речь зашла о Навальном, то, может быть, процесс над Pussy Riot был просто разминкой, проверкой общественной реакции до перехода к более крупным фигурам?
– Можно это назвать разминкой. Я считаю, что это часть того свинцового потока мерзости, который включает в себя и законы по ограничению митинговой активности, и наезд на участников событий 6 мая, и Pussy Riot, и Навальногос его "Кировлесом", и Ксению Собчак, у которой заныкали 1,5 миллиона заработанных ею евро. Тенденция совершенно очевидная – писаные законы они в гробу видали, а вот неписаные должны свято соблюдаться. А закон такой: кто начальник, тот и прав. Поскольку Навальный этому неписаному закону не подчиняется, он должен быть наказан так, чтобы все остальные боялись.
