Кирилл Кобрин: Начнем с первой – российской – темы; впрочем, она имеет мощный международный контекст. Речь пойдет о том, что политики, журналисты и некоторые эксперты называют «радикальным исламом», тесно связывая его с понятием «исламский экстремизм». Мы пока не будем обсуждать далеко не отвлеченный вопрос о том, насколько это верно, а обратимся к самой живой политической конкретике. На днях известный «серый кардинал» Кремля, один из самых изощренных политических манипуляторов нулевых годов Владислав Сурков был назначен в правительстве Дмитрия Медведева курировать отношения власти и церквей. Наблюдатели связывают это назначение с провальным для нынешнего режима судебным процессом над Pussy Riot, который привел к резкому падению авторитета РПЦ внутри страны и за рубежом, а также – к резкой критике самой российской власти. Однако есть мнение, что дело Pussy Riot – далеко не единственная причина, по которой испытанного политического игрока вернули на важнейшую должность. Еще один довод – ситуация в Татарстане. Около месяца назад в Казани был застрелен застрелен бывший заместитель главного муфтия Валиулла Якупов, сам же муфтий Илдус Файзов ранен в результате покушения. Начавшееся следствие подозревает последователей так называемого «радикального ислама», десятки людей были задержаны, объявлены в розыск предполагаемые организаторы преступления Роберт Валеев и Раис Мингалеев, а некоторые местные мусульмане жалуются на преследования. Союз татарской молодежи «Азатлык» и руководство казанской мечети Аль-Ихлас организовали в Казани митинги протеста против массовых задержаний. Одновременно в Татарстане произошла еще одна история, связанная с «радикальным исламом». В ходе расследования покушения на главного муфтия была обнаружена группа мусульман, называющая себя «Катакомбой». В бункере в предместье Казани жили около 70 ее членов, среди них – 27 детей. Эта история вызвала огромный общественный резонанс – некоторые из этих детей никогда не видели солнечного света, а лидер «Катакомбы» 83-летний Фаизрахман Саттаров, по сообщениям, объявил свой дом, в котором и был построен этот бункер, «независимым исламским государством». Так что Владиславу Суркову придется иметь дело не только с теряющей свой авторитет Русской православной церковью, но и с процессом – как утверждают некоторые эксперты – роста «радикального ислама». В связи с этим важнейший вопрос – что такое «радикальный ислам», существует ли он, и если да, то насколько сильно его влияние. Эта тема «круглого стола», который провела моя коллега Ирина Лагунина; в нем приняли участие журналисты Радио Свобода/Свободная Европа Алсу Курмашева, Муртазали Дугричилов и Лема Чабаев.
Ирина Лагунина: Вначале давайте начнем с одной цитаты: "Преследование религиозных групп, нападение на мусульманских лидеров и рейд против катакомбной исламской церкви привлекли внимание к тому, что власти называют подъемом радикального ислама в Татарстане". Алсу, я процитировала начало вашей статьи на эту тему. Почему вы говорите о том, что "власти называют радикальным исламом"?
Алсу Курмашева: Интересная кампания в Татарстане идет сейчас. Вообще немножко о другом, что ваххабизм, обвиняют в расцвете ваххабизма. То, что происходит в Татарстане – это часть большой геополитики. То есть ваххабизм не начал расцветать где-то, он всегда был. То, что сейчас происходит в Татарстане, кстати, востоковед, эксперт Центра Карнеги Алексей Малашенко назвал дешевой кампанейщиной. Мусульмане, которых сейчас держат за стенкой, более сотни человек, они всегда были мусульманами, они всегда исповедовали то, что исповедуют, и они всегда ходили в эти мечети. Но сейчас они попали под подозрение силовых структур, в частности, после нападения на муфтия.
Татарстан интересный регион, Татарстан развивается немного по-своему. И то, что грозит сейчас Татарстану – это не тот экстремизм, о котором рассказывают российские средства массовой информации, а именно вот эта пропаганда и эта интерпретация экстремизма. Весь мир узнал о секте Фаизрахмана Саттарова вдруг. Секта жила более, чем 10 лет в этом доме, они выходили на улицу, иногда в СМИ появлялись фотографии, видео этих детей, которые да, выглядели немного по-другому, но они никогда не жили так, чтобы не видели солнечного света. В данном случае я ни в коем случае не защищаю эту секту - это не очень хорошая пропаганда для татар. Сейчас все мировые средства массовой информации рассказывают – вот, это татарская секта. Время, которое сейчас выбрано, чтобы разгромить эту секту, выбрано неслучайно. То есть они попали под подозрение. Мы послали запрос в прокуратуру, в чем же они провинились, только потому, что они выглядят по-другому и не хотят общаться с внешним миром? Как работает наша прокуратура, очень милые все люди, но на запрос ответа до сих пор нет. И именно поэтому средства массовой информации полны слухов, догадок и своей интерпретации терроризма и экстремизма в Татарстане.
Ирина Лагунина: Лема, в Чечне как это отзывается, эта кампания? Я вообще не представляю, что в Чечне считается радикальным исламом – любой, кто противостоит Кадырову?
Лема Чабаев: Вообще сам термин как бы ругательный - ваххабизм.
Ирина Лагунина: Я, кстати, против этого термина – это государственная религия Саудовской Аравии, ничего в ней радикального нет.
Лема Чабаев: В принципе само определение людей, исповедующих это течение, впервые огласили врагами в Чечне, и оттуда все и началось, лет 8-10 назад. Нужно сказать, что это не сотня человек, которые в лесах, люди, которые придерживаются линии, что ислам должен исповедоваться ближе к истокам, освобождение от всего наносного и так далее. А так в принципе взять суфистов, взять людей, которые придерживаются тариката, любой мусульманин считает – веровать нужно правильно, веровать нужно чисто, это то же самое. Их не сотня, не две сотни, даже не 10-20 тысяч. Это целое поколение в Чечне, в Дагестане, в том же Татарстане. Еще в 99 году в Дагестане президентом Дагестана был принят закон о запрещении так называемого ваххабизма, всевозможных объединений из этих людей, их загнали в угол и не оставили никаких шансов понимать ислам так, как они понимают. Мы говорим – корень, истоки в Саудовской Аравии. Саудовская Аравия ближайший союзник Соединенных Штатов, которая помогала в двух иракских войнах. В принципе, если называть ваххабизмом – оплот ваххабизма там. Если взять сегодняшнюю Чечню, 70-80% теологов образованных тоже оттуда, они учились там. И главнейший исламский институт там находится. Я считаю, где-то на уровне 2000-го, не ранее, этих людей, мы помним поездку в Карамахи директора ФСБ Степашина, как он обнимался, хвалил ребят, называя их этим же словом "ваххабиты". Они оказались не столь страшны: молодцы, ребята, сами построили больницу, не пьют, не курят, пропагандируют. А потом резкий поворот и эти люди просто не знают, как отправлять свое понимание ислама.
Ирина Лагунина: Лема, вы упомянули о том, что образование религиозное получали многие в той же Саудовской Аравии. Как сейчас воспринимаются люди, которые получили образование религиозное вне России, и откуда идут истоки – от религиозного духовенства местного или от светских властей?
Муртазали Дугричилов: Я отвечу на вопрос так: естественно, ребята, которые окончили исламские вузы в странах Ближнего Востока, они попадают в черные списки – это безусловно. Вместе с тем в отличие от того шага, который приняло руководство Татарстана аттестовать, не аттестовать этих ребят, допускать, не допускать к преподавательской деятельности и так далее, в Дагестане, тем не менее, есть несколько преподавателей в исламском университете, которые являются выпускниками тех вузов. Более того, существует общественная организация, в эту организацию входят, я не хочу потреблять слово "радикалы", "ваххабиты", надо говорить о людях, исповедующих священную книгу Коран, надо называть их мусульманами. Я против такого понятия, как радикальный ислам, ислам есть ислам, есть в исламе радикалы, есть люди умеренные. В состав этой организации входят люди, которые сторонятся официальных религиозных организаций, я имею в виду духовное управление, которое сплошь состоит из последователей тарикатских различных шейхов.
Что касается ситуации в Татарстане, казалось бы, люди должны пройти аттестацию, чтобы их допустили или не допустили к той или иной деятельности, но прежде всего давайте зададимся вопросом: а сами люди, которых подозревают в причастности к радикализму, разве они пойдут работать в структуры, патронируемые властью. Ни один салафит не пойдет, они как против таких структур, так и против самой власти. Другой вопрос, почему против власти. Тут целый ряд всплывает как социальных, так и политических предпосылок к возникновению салафизма.
Такой исторический пример небольшой: выдающийся ученый дагестанский Замир Алиев, которого в наши дни обвиняют, что он был первый, кто принес идеи ваххабизма в Дагестан, он в свое время, не скажу, сотрудничал с советскими властями, но он способствовал созданию целого ряда научных учреждений. Его усилиями создан рукописный фонд дагестанского центра Вкадемии наук Российской Федерации. Тем не менее, этот человек был репрессирован, умер в ссылке. Или другой противоположный пример - тарикатский шейх, который был умеренным, который не восставал против властей, более того, призывал к смирению, тоже пострадал от этих же властей. Мы видим, что страдает как та сторона, так и эта, как угодно власти в тот или иной политический период. Так что духовное управление может быть поливает масла в огонь, но все зависит от отношения к власти. Потому что власть видит в этих людях, с независимым от этой власти мышлением, видят прежде всего оппонентам и угрозу своему существованию.
Ирина Лагунина: Алсу, именно поэтому происходит такая кампанейщина в Татарстане?
Алсу Курмашева: Дополняя коллегу, хочу сказать, что именно проблема - власть она отстает от ситуации немножко. Вот этот закон, который был подписан на этой неделе президентом Миннихановым о свободе совести и о религиозных организациях, нужный закон, он разрабатывался вместе с религиозными деятелями и депутатами. Здесь возлагается еще большая ответственность на религиозные организации за контроль дипломов религиозных. Хорошо, почему врач, получивший образование за рубежом, должен аттестироваться на родине, пусть и религиозные деятели аттестируются.
Муртазали Дугричилов: Вопрос: а судьи кто?
Алсу Курмашева: Вот – а судьи кто? Поэтому тяжело сказать. Власть немножечко отстает в своих знаниях, такое впечатление, что власть не знает, что существуют социальные сети и Твиттер, когда народ и мир узнают моментально обо всем. Например, последняя новость: знаменитая мечеть и имам, который там работал, Юнусов как-то неожиданно исчез неделю назад, у него было противостояние с муфтием, и он уехал в запланированную стажировку в Лондон. Ему предъявлено обвинение по подозрению, что он работал по ложному диплому, который получил в аграрной академии. Если диплом был действительно ложный – это плохо, пусть он понесет наказание. Но почему эта система не работала немножко раньше, почему сейчас это делается? Закрыли мечеть в Казани, имам там тоже работал по ложному диплому. Зачем закрывать мечеть, там много прихожан, которые в последние месяца священного месяца Рамадан остались без места, куда они могут ходить, читать молитвы. Закрывается мечеть на ремонт, хотя власти говорят, что это плановый ремонт. Почему? Люди, которые туда ходят, говорят, что они не видят, что там надо что-то ремонтировать. Власть тем самым как-то берет себе тайм-аут: вот сейчас мы всех прикроем, подождем и подумаем. Тем временем будем выдавать в эфир следующие заявления.
Муртазали Дугричилов: Я думаю, что власти Татарстана повторяют ошибку властей Дагестана, допущенную в свое время принятием пресловутого закона о запрете ваххабизма и иной экстремистской деятельности.
Алсу Курмашева: Запретом нельзя добиться. После запрета все этой уйдет в подполье. Власти, я думаю, не хотят разговаривать ни с кем, я думаю, всегда можно договориться, в любой ситуации со всеми договориться. Главное, не запрещать. Потому что нельзя запрещать людям жить только потому, что они выглядят по-другому, только потому, что они одеты по-другому - это власти должны понять.
Ирина Лагунина: Лема, это верно для Чечни?
Лема Чабаев: Что касается Чечни, вроде бы как бы да, чисто формально несколько устаканили ситуацию, в Чечне меньше появляется фамилий, которых давят, расстреливают и прочее. Но в Чечне, это, наверное, вообще уникальная территория для России в этом смысле, муфтий вечный, муфтий в позапрошлом году был объявлен вечным.
Ирина Лагунина: Кем объявлен?
Лема Чабаев: Духовным управлением, паствой, верующими. Естественно, это все с инициативы Кадырова. Люди, которые имеют некоторый перекос от такого центрального понимания ислама, здесь имеются в виду всевозможные течения суфизма, течения тариката, эти люди моментально объявляются врагами, их непосредственно Рамзан Кадыров объявляет. К примеру, был очень уважаемый молодежью шейх, его сначала Кадыров объявляет врагом, которого необходимо умертвить. Затем этот шейх, он живет в республике, абсолютно уязвимый, доступный, он является к Кадырову. Кадыров говорит: иди на телевидение, народ простит - я прощу. И человек, за которым годами шли, догматы которого воспринимались и так далее, в двухчасовой передаче приносит покаянные речи. Там идет непосредственный допрос от представителя духовного управления республики и так далее. Человек отрекся абсолютно от всех истин, к которым он годами звал, он дальше получил индульгенцию на жизнь.
В принципе попытка загнать полностью под унификацию, под один вариант понимания ислама, эти люди могут жить, быть. При том официально где-то в мечеть ходят, не ходят, а в принципе любой молодой человек верующий – это раз, второе - в нем свой мир, он абсолютно упоминает все основные постулаты, которые с ящика зомбируются, распускаются. Такая ситуация. А потом пример для подражания. Это же духовное управление, лица, имамы, муфтии в целом, если по России взять, вспомните, в прошлом году Султан Мирзаев, муфтий Чечни, на всероссийском мусульманском совещании, форум назывался "Россия наш дом", призывает своих коллег по России – прекратите пьянствовать. Муфтии, имамы, прекратите пьянствовать. И дальше он говорит: если вы считаете, что я неправ, я буду называть фамилии. Зал молчал. При таком примере для подражания такой вариант ислама Кремлем приветствуется. А попробуй выступить за чистоту ислама – да, он враг. И куда ему? Остается только в лес.
Ирина Лагунина: Вначале давайте начнем с одной цитаты: "Преследование религиозных групп, нападение на мусульманских лидеров и рейд против катакомбной исламской церкви привлекли внимание к тому, что власти называют подъемом радикального ислама в Татарстане". Алсу, я процитировала начало вашей статьи на эту тему. Почему вы говорите о том, что "власти называют радикальным исламом"?
Алсу Курмашева: Интересная кампания в Татарстане идет сейчас. Вообще немножко о другом, что ваххабизм, обвиняют в расцвете ваххабизма. То, что происходит в Татарстане – это часть большой геополитики. То есть ваххабизм не начал расцветать где-то, он всегда был. То, что сейчас происходит в Татарстане, кстати, востоковед, эксперт Центра Карнеги Алексей Малашенко назвал дешевой кампанейщиной. Мусульмане, которых сейчас держат за стенкой, более сотни человек, они всегда были мусульманами, они всегда исповедовали то, что исповедуют, и они всегда ходили в эти мечети. Но сейчас они попали под подозрение силовых структур, в частности, после нападения на муфтия.
Татарстан интересный регион, Татарстан развивается немного по-своему. И то, что грозит сейчас Татарстану – это не тот экстремизм, о котором рассказывают российские средства массовой информации, а именно вот эта пропаганда и эта интерпретация экстремизма. Весь мир узнал о секте Фаизрахмана Саттарова вдруг. Секта жила более, чем 10 лет в этом доме, они выходили на улицу, иногда в СМИ появлялись фотографии, видео этих детей, которые да, выглядели немного по-другому, но они никогда не жили так, чтобы не видели солнечного света. В данном случае я ни в коем случае не защищаю эту секту - это не очень хорошая пропаганда для татар. Сейчас все мировые средства массовой информации рассказывают – вот, это татарская секта. Время, которое сейчас выбрано, чтобы разгромить эту секту, выбрано неслучайно. То есть они попали под подозрение. Мы послали запрос в прокуратуру, в чем же они провинились, только потому, что они выглядят по-другому и не хотят общаться с внешним миром? Как работает наша прокуратура, очень милые все люди, но на запрос ответа до сих пор нет. И именно поэтому средства массовой информации полны слухов, догадок и своей интерпретации терроризма и экстремизма в Татарстане.
Ирина Лагунина: Лема, в Чечне как это отзывается, эта кампания? Я вообще не представляю, что в Чечне считается радикальным исламом – любой, кто противостоит Кадырову?
Лема Чабаев: Вообще сам термин как бы ругательный - ваххабизм.
Ирина Лагунина: Я, кстати, против этого термина – это государственная религия Саудовской Аравии, ничего в ней радикального нет.
Лема Чабаев: В принципе само определение людей, исповедующих это течение, впервые огласили врагами в Чечне, и оттуда все и началось, лет 8-10 назад. Нужно сказать, что это не сотня человек, которые в лесах, люди, которые придерживаются линии, что ислам должен исповедоваться ближе к истокам, освобождение от всего наносного и так далее. А так в принципе взять суфистов, взять людей, которые придерживаются тариката, любой мусульманин считает – веровать нужно правильно, веровать нужно чисто, это то же самое. Их не сотня, не две сотни, даже не 10-20 тысяч. Это целое поколение в Чечне, в Дагестане, в том же Татарстане. Еще в 99 году в Дагестане президентом Дагестана был принят закон о запрещении так называемого ваххабизма, всевозможных объединений из этих людей, их загнали в угол и не оставили никаких шансов понимать ислам так, как они понимают. Мы говорим – корень, истоки в Саудовской Аравии. Саудовская Аравия ближайший союзник Соединенных Штатов, которая помогала в двух иракских войнах. В принципе, если называть ваххабизмом – оплот ваххабизма там. Если взять сегодняшнюю Чечню, 70-80% теологов образованных тоже оттуда, они учились там. И главнейший исламский институт там находится. Я считаю, где-то на уровне 2000-го, не ранее, этих людей, мы помним поездку в Карамахи директора ФСБ Степашина, как он обнимался, хвалил ребят, называя их этим же словом "ваххабиты". Они оказались не столь страшны: молодцы, ребята, сами построили больницу, не пьют, не курят, пропагандируют. А потом резкий поворот и эти люди просто не знают, как отправлять свое понимание ислама.
Ирина Лагунина: Лема, вы упомянули о том, что образование религиозное получали многие в той же Саудовской Аравии. Как сейчас воспринимаются люди, которые получили образование религиозное вне России, и откуда идут истоки – от религиозного духовенства местного или от светских властей?
Муртазали Дугричилов: Я отвечу на вопрос так: естественно, ребята, которые окончили исламские вузы в странах Ближнего Востока, они попадают в черные списки – это безусловно. Вместе с тем в отличие от того шага, который приняло руководство Татарстана аттестовать, не аттестовать этих ребят, допускать, не допускать к преподавательской деятельности и так далее, в Дагестане, тем не менее, есть несколько преподавателей в исламском университете, которые являются выпускниками тех вузов. Более того, существует общественная организация, в эту организацию входят, я не хочу потреблять слово "радикалы", "ваххабиты", надо говорить о людях, исповедующих священную книгу Коран, надо называть их мусульманами. Я против такого понятия, как радикальный ислам, ислам есть ислам, есть в исламе радикалы, есть люди умеренные. В состав этой организации входят люди, которые сторонятся официальных религиозных организаций, я имею в виду духовное управление, которое сплошь состоит из последователей тарикатских различных шейхов.
Что касается ситуации в Татарстане, казалось бы, люди должны пройти аттестацию, чтобы их допустили или не допустили к той или иной деятельности, но прежде всего давайте зададимся вопросом: а сами люди, которых подозревают в причастности к радикализму, разве они пойдут работать в структуры, патронируемые властью. Ни один салафит не пойдет, они как против таких структур, так и против самой власти. Другой вопрос, почему против власти. Тут целый ряд всплывает как социальных, так и политических предпосылок к возникновению салафизма.
Такой исторический пример небольшой: выдающийся ученый дагестанский Замир Алиев, которого в наши дни обвиняют, что он был первый, кто принес идеи ваххабизма в Дагестан, он в свое время, не скажу, сотрудничал с советскими властями, но он способствовал созданию целого ряда научных учреждений. Его усилиями создан рукописный фонд дагестанского центра Вкадемии наук Российской Федерации. Тем не менее, этот человек был репрессирован, умер в ссылке. Или другой противоположный пример - тарикатский шейх, который был умеренным, который не восставал против властей, более того, призывал к смирению, тоже пострадал от этих же властей. Мы видим, что страдает как та сторона, так и эта, как угодно власти в тот или иной политический период. Так что духовное управление может быть поливает масла в огонь, но все зависит от отношения к власти. Потому что власть видит в этих людях, с независимым от этой власти мышлением, видят прежде всего оппонентам и угрозу своему существованию.
Ирина Лагунина: Алсу, именно поэтому происходит такая кампанейщина в Татарстане?
Алсу Курмашева: Дополняя коллегу, хочу сказать, что именно проблема - власть она отстает от ситуации немножко. Вот этот закон, который был подписан на этой неделе президентом Миннихановым о свободе совести и о религиозных организациях, нужный закон, он разрабатывался вместе с религиозными деятелями и депутатами. Здесь возлагается еще большая ответственность на религиозные организации за контроль дипломов религиозных. Хорошо, почему врач, получивший образование за рубежом, должен аттестироваться на родине, пусть и религиозные деятели аттестируются.
Муртазали Дугричилов: Вопрос: а судьи кто?
Алсу Курмашева: Вот – а судьи кто? Поэтому тяжело сказать. Власть немножечко отстает в своих знаниях, такое впечатление, что власть не знает, что существуют социальные сети и Твиттер, когда народ и мир узнают моментально обо всем. Например, последняя новость: знаменитая мечеть и имам, который там работал, Юнусов как-то неожиданно исчез неделю назад, у него было противостояние с муфтием, и он уехал в запланированную стажировку в Лондон. Ему предъявлено обвинение по подозрению, что он работал по ложному диплому, который получил в аграрной академии. Если диплом был действительно ложный – это плохо, пусть он понесет наказание. Но почему эта система не работала немножко раньше, почему сейчас это делается? Закрыли мечеть в Казани, имам там тоже работал по ложному диплому. Зачем закрывать мечеть, там много прихожан, которые в последние месяца священного месяца Рамадан остались без места, куда они могут ходить, читать молитвы. Закрывается мечеть на ремонт, хотя власти говорят, что это плановый ремонт. Почему? Люди, которые туда ходят, говорят, что они не видят, что там надо что-то ремонтировать. Власть тем самым как-то берет себе тайм-аут: вот сейчас мы всех прикроем, подождем и подумаем. Тем временем будем выдавать в эфир следующие заявления.
Муртазали Дугричилов: Я думаю, что власти Татарстана повторяют ошибку властей Дагестана, допущенную в свое время принятием пресловутого закона о запрете ваххабизма и иной экстремистской деятельности.
Алсу Курмашева: Запретом нельзя добиться. После запрета все этой уйдет в подполье. Власти, я думаю, не хотят разговаривать ни с кем, я думаю, всегда можно договориться, в любой ситуации со всеми договориться. Главное, не запрещать. Потому что нельзя запрещать людям жить только потому, что они выглядят по-другому, только потому, что они одеты по-другому - это власти должны понять.
Ирина Лагунина: Лема, это верно для Чечни?
Лема Чабаев: Что касается Чечни, вроде бы как бы да, чисто формально несколько устаканили ситуацию, в Чечне меньше появляется фамилий, которых давят, расстреливают и прочее. Но в Чечне, это, наверное, вообще уникальная территория для России в этом смысле, муфтий вечный, муфтий в позапрошлом году был объявлен вечным.
Ирина Лагунина: Кем объявлен?
Лема Чабаев: Духовным управлением, паствой, верующими. Естественно, это все с инициативы Кадырова. Люди, которые имеют некоторый перекос от такого центрального понимания ислама, здесь имеются в виду всевозможные течения суфизма, течения тариката, эти люди моментально объявляются врагами, их непосредственно Рамзан Кадыров объявляет. К примеру, был очень уважаемый молодежью шейх, его сначала Кадыров объявляет врагом, которого необходимо умертвить. Затем этот шейх, он живет в республике, абсолютно уязвимый, доступный, он является к Кадырову. Кадыров говорит: иди на телевидение, народ простит - я прощу. И человек, за которым годами шли, догматы которого воспринимались и так далее, в двухчасовой передаче приносит покаянные речи. Там идет непосредственный допрос от представителя духовного управления республики и так далее. Человек отрекся абсолютно от всех истин, к которым он годами звал, он дальше получил индульгенцию на жизнь.
В принципе попытка загнать полностью под унификацию, под один вариант понимания ислама, эти люди могут жить, быть. При том официально где-то в мечеть ходят, не ходят, а в принципе любой молодой человек верующий – это раз, второе - в нем свой мир, он абсолютно упоминает все основные постулаты, которые с ящика зомбируются, распускаются. Такая ситуация. А потом пример для подражания. Это же духовное управление, лица, имамы, муфтии в целом, если по России взять, вспомните, в прошлом году Султан Мирзаев, муфтий Чечни, на всероссийском мусульманском совещании, форум назывался "Россия наш дом", призывает своих коллег по России – прекратите пьянствовать. Муфтии, имамы, прекратите пьянствовать. И дальше он говорит: если вы считаете, что я неправ, я буду называть фамилии. Зал молчал. При таком примере для подражания такой вариант ислама Кремлем приветствуется. А попробуй выступить за чистоту ислама – да, он враг. И куда ему? Остается только в лес.
