Ирина Лагунина: 11 июля годовщина геноцида, совершенного летом 1995 года силами боснийских сербов против мусульманского населения в городке Сребреница в восточной Боснии. 17 лет назад после того, как этот мусульманский анклав под защитой миротворцев ООН попал в руки армии боснийских сербов, там были убиты более 8000 мужчин и мальчиков мусульман. За 17 лет из массовых захоронений в Боснии было извлечено и опознано около 6800 жертв. На мемориальном кладбище в Поточары, вблизи Сребреницы, захоронено 5137 человек, а в среду к ним прибавилось 520 новых могил.
Впрочем, не все в Боснии чтили в среду память этих жертв. В день, когда на мусульманском кладбище возле Сребреницы проходила траурная церемония, на которой присутствовали 30 000 человек, сербы в городе проводили футбольный турнир и организовали концерт по поводу своего народного, православного праздника – дня святого Петра. День святого Петра, правда, 12 июля, но сербы начали праздновать заранее. Это официальная политика боснийских сербов – не признавать геноцид в Сребренице, установленный решением Международного суда ООН. А как к трагедии в Сребренице относится Сербия? Из Белграда – Айя Куге.
Айя Куге: В Сербии официально не отрицается, что в Сребренице было совершено чудовищное преступление, однако руководство страны отказывается называть его геноцидом. А обычные сербы Сребреницу предпочитают не упоминать, отмахиваясь: «кто знает, что и почему там на самом деле произошло – ведь была война», или резко: «Все это западная пропаганда!»
Во вторник вечером, накануне семнадцатой годовщины убийства в Сребренице, на центральной площади Белграда прошла манифестация «Никогда не забудем геноцид в Сребренице». Женщины из очень активной в Сербии на протяжении уже двух десятков лет организации «Женщины в черном» развернули списки сребреницких жертв. В них – восемь тысяч триста семьдесят два имени. Они стояли в окружении полицейских цепей, прохожим туда подходить было запрещено. «Чего они хотят?» спросил парень рядом со мной. «А кто знает!» – ответил полицейский.
Чего хотят «Женщины в черном»? Я задала этот вопрос координатору этой сербской неправительственной организации Сташе Заёвич. Кстати, во время режима Слободана Милошевича Сташа считалась врагом народа и была объявлена в розыск.
Сташа Заевич: У нас ясные политические и этические принципы справедливости. В свое время мы заявляли режиму Слободана Милошевича, породившему войны и геноцид, что он не имеет права говорить от нашего имени. Так же и после, пришедшим на смену этому режиму тогдашним и сегодняшним властям мы говорим, что они не могут от нашего имени отрицать или уменьшать совершенные преступления, прежде всего, геноцид в Сребренице. Другой наш этический принцип: «Не допустим, чтобы нас обманули наши!». Мы считаем этот принцип новой политической моделью отношения к войне. Он означает, что сначала мы должны выразить отношение к преступлениям, которые совершили те, кто с нашей стороны, кто делал это от нашего имени, и только потом у нас будет моральное право заниматься преступлениям, которые совершили другие.
Айя Куге: Ваша организация была первой, которая в июле 1995 года, через неделю после того, как город попал в руки сербов, вышла на площадь в Белграде с протестом против массовых расстрелов граждан Сребреницы. В то время почти никто еще не знал размеров трагедии. Теперь большая группа женщин из Сербии каждый год 11 июля отправляется на церемонию памяти в Сребреницу.
Сташа Заевич: Не только я, все мы, женщины, едем в Сребреницу, прежде всего, как гражданки страны, которая несет ответственность за то, что там было сделано. Это наше отношение к жертвам. Но у нас есть и особое отношение дружбы и, как мы обычно говорим, общего семейного траура. То есть у нас с женщинами из Сребреницы есть невидимые постороннему глазу отношения. Например, каждая из нас должна обязательно выразить соболезнование кому-нибудь из сребреницких женщин, кто в тот день хоронит своих. Когда много лет назад я впервые осмелилась пройти одна по кладбищу после похорон и выразить соболезнование семьям, как это в своей жизни по традиции делали моя мать, бабушка, тетя – все мои предки-женщины - для меня это было очень драматично. А теперь мы строим одно, связанное тесной дружбой общество, на основе обычных человеческих привязанностей, не имеющих никакого отношения ни к государствам, ни к нациям – нам в Боснии не нужны посредники.
Айя Куге: Поясню: Сташа поехала в Сребреницу, чтобы облегчить боль тех женщин, которые одни хоронят останки своих сыновей, мужей, братьев.
Сташа Заевич: Вот, у меня на этот раз обязательство выразить соболезнование Руфейде, быть рядом с ней. До недавнего времени она надеялась, что ее единственный сын вернется домой, однако теперь знает, что этого не случится. Она в отчаянии – ведь сына предстоит хоронить не целиком, все тело так и не найдено. Она совершенно одна. Лично у меня всегда возникает привязанность к женщинам из Сребреницы, которые остались одни, у которых больше нет ни одного члена семьи. Их мы посещаем чаще всего и считаем, что это очень важно – навещать их. Но об этом мы обычно не говорим, делаем это вне посторонних глаз. Таким образом, создается общество, в котором налаживаются иные, хорошие, отношения в регионе.
Айя Куге: Две недели назад, во время подготовки к похоронам, Сташа Заевич уже была дома у Руфейды Бухич. Разрозненные останки тела семнадцатилетнего сына Руфейды, Разима, были найдены в массовом захоронении. Боснийские сербы по несколько раз перезахоранивали убитых мусульман, причем с помощью бульдозеров - чтобы скрыть следы преступления. Поэтому опознание жертв - процесс сложный и долгий. Я позвонила домой Руфейде Бухич в деревню вблизи Среберницы, куда она вернулась после долгих лет жизни в лагерях для беженцев.
Руфейда Бухич: Я осталась одна. Муж мой погиб в 1992 году, в начале войны. Был у меня один-единственный сын. Теперь я, мать, хороню его тело без головы, без кистей рук и ступней. А я, мать, родила его и с руками, и с ногами, и с головой. Это самый тяжелый момент в моей жизни. Если бы его тело было целиком, может быть, мне легче было бы. Я ждала его семнадцать лет, и семнадцать лет ему было, когда он ушел. Мы расстались, когда Сребреница пала. В тот день он сказал мне: «Мать, ты иди с остальными женщинами на миротворческую базу», а сам ушел с мужчинами через лес. Наше расставание было горьким и грустным, мы оба плакали.
Айя Куге: Вы знаете, что ваш сын был захвачен войсками боснийских сербов 12 или 13 июля 1995 года и расстрелян несколько дней спустя. Как вы узнали, что с ним произошло?
Руфейда Бухич: Есть свидетель, который пережил расстрел. На самом деле их там трое выжило. Он мне рассказал, что сына моего расстреляли. Его захватили в Коньевич поля и увели в лагерь в городе Зворник. Оттуда их выводили группами и расстреливали в Браньево. Останки сына были найдены в местечке Пилица. Они два раза были перемещены, и поэтому все тела найдены по частям. До тех пор, пока я не нашла очевидца смерти сына, я надеялась, что он жив. Два-три года я ходила повсюду и расспрашивала людей: жив ли он? Еще тогда мне один серб, сосед из городка Братунац, сказал: «Мать, не ищи больше, кто туда попал, в живых не остался».
Айя Куге: А что у вас, кроме воспоминаний, осталось от сына? Ведь ваш дом во время войны был полностью уничтожен.
Руфейда Бухич: Я вернулась в свой дом ради мужа и сына. И каждый раз, когда я работаю по дому, они рядом со мной. У меня такое чувство, что они мне дают силу и что я дома не одна. От сына у меня мало предметов осталось – тренировочные брюки и рубашка, которые были на нем, когда его убили. Есть несколько его фотографий, которые я получила от других людей. Есть и его куртка, которую я взяла собой, когда ушла из Сребреницы, есть его школьный рюкзак. Все это я выстирала и часто так сижу и смотрю на них. Иногда хожу к одной стене, где Разим мерил свой рост – последняя черта там на высоте 1м 90 см. Это близко от нашего дома.
Айя Куге: 11 июля Руфейда Бухич похоронила останки своего сына. Вернемся к разговору с координатором организации «Женщины в черном» в Сербии Сташей Заевич. Как, по-вашему, теперь выглядит жизнь Руфейды Бухич?
Сташа Заевич: Она все силы вкладывала в то, чтобы восстановить дом. Она постоянно говорит о том, что ей помогают ее члены семьи – это та гармония с мертвыми и воспоминания, которые являются продолжением совместной жизни с ними. Воспоминания у нее самые красивые – о прошлой достойной, гармоничной и хорошей жизни. И эти чувства у Руфейды не связанны с тем, что были найдены останки ее сына. Они связаны с жизнью, которая была до трагедии. Однако в ее случае так отчетливо видно, что убиты не только члены ее семьи, но и человеческая радость. Ее воспоминания никак не ограничиваются горстью костей, положенных в гроб, они намного больше.
Айя Куге: Когда вы Сребренице, какие у вас эмоции преобладают?
Сташа Заевич: Эмоции у меня там, с одной стороны, пронизаны чувством страшного стыда, а с другой – потребностью превратить их в действия публичного сопротивления преступлениям. Мы как активистки феминистского движения знаем, что одних лишь эмоций недостаточно – нужно их дополнить моральными и политическими принципами. И на нас как ответственных гражданок государства, которое породило столько войн и агрессии, лежит особая ответственность. Это наш долг. Недостаточно лишь патетично выражать свои эмоции, но без этих эмоций сочувствия, сожаления, солидарности и даже элементарного христианского соучастия в боли невозможно получить прощение.
Айя Куге: Мы разговаривали с координатором белградской организации «Женщины в черном» Сташей Заевич.
Впрочем, не все в Боснии чтили в среду память этих жертв. В день, когда на мусульманском кладбище возле Сребреницы проходила траурная церемония, на которой присутствовали 30 000 человек, сербы в городе проводили футбольный турнир и организовали концерт по поводу своего народного, православного праздника – дня святого Петра. День святого Петра, правда, 12 июля, но сербы начали праздновать заранее. Это официальная политика боснийских сербов – не признавать геноцид в Сребренице, установленный решением Международного суда ООН. А как к трагедии в Сребренице относится Сербия? Из Белграда – Айя Куге.
Айя Куге: В Сербии официально не отрицается, что в Сребренице было совершено чудовищное преступление, однако руководство страны отказывается называть его геноцидом. А обычные сербы Сребреницу предпочитают не упоминать, отмахиваясь: «кто знает, что и почему там на самом деле произошло – ведь была война», или резко: «Все это западная пропаганда!»
Во вторник вечером, накануне семнадцатой годовщины убийства в Сребренице, на центральной площади Белграда прошла манифестация «Никогда не забудем геноцид в Сребренице». Женщины из очень активной в Сербии на протяжении уже двух десятков лет организации «Женщины в черном» развернули списки сребреницких жертв. В них – восемь тысяч триста семьдесят два имени. Они стояли в окружении полицейских цепей, прохожим туда подходить было запрещено. «Чего они хотят?» спросил парень рядом со мной. «А кто знает!» – ответил полицейский.
Чего хотят «Женщины в черном»? Я задала этот вопрос координатору этой сербской неправительственной организации Сташе Заёвич. Кстати, во время режима Слободана Милошевича Сташа считалась врагом народа и была объявлена в розыск.
Сташа Заевич: У нас ясные политические и этические принципы справедливости. В свое время мы заявляли режиму Слободана Милошевича, породившему войны и геноцид, что он не имеет права говорить от нашего имени. Так же и после, пришедшим на смену этому режиму тогдашним и сегодняшним властям мы говорим, что они не могут от нашего имени отрицать или уменьшать совершенные преступления, прежде всего, геноцид в Сребренице. Другой наш этический принцип: «Не допустим, чтобы нас обманули наши!». Мы считаем этот принцип новой политической моделью отношения к войне. Он означает, что сначала мы должны выразить отношение к преступлениям, которые совершили те, кто с нашей стороны, кто делал это от нашего имени, и только потом у нас будет моральное право заниматься преступлениям, которые совершили другие.
Айя Куге: Ваша организация была первой, которая в июле 1995 года, через неделю после того, как город попал в руки сербов, вышла на площадь в Белграде с протестом против массовых расстрелов граждан Сребреницы. В то время почти никто еще не знал размеров трагедии. Теперь большая группа женщин из Сербии каждый год 11 июля отправляется на церемонию памяти в Сребреницу.
Сташа Заевич: Не только я, все мы, женщины, едем в Сребреницу, прежде всего, как гражданки страны, которая несет ответственность за то, что там было сделано. Это наше отношение к жертвам. Но у нас есть и особое отношение дружбы и, как мы обычно говорим, общего семейного траура. То есть у нас с женщинами из Сребреницы есть невидимые постороннему глазу отношения. Например, каждая из нас должна обязательно выразить соболезнование кому-нибудь из сребреницких женщин, кто в тот день хоронит своих. Когда много лет назад я впервые осмелилась пройти одна по кладбищу после похорон и выразить соболезнование семьям, как это в своей жизни по традиции делали моя мать, бабушка, тетя – все мои предки-женщины - для меня это было очень драматично. А теперь мы строим одно, связанное тесной дружбой общество, на основе обычных человеческих привязанностей, не имеющих никакого отношения ни к государствам, ни к нациям – нам в Боснии не нужны посредники.
Айя Куге: Поясню: Сташа поехала в Сребреницу, чтобы облегчить боль тех женщин, которые одни хоронят останки своих сыновей, мужей, братьев.
Сташа Заевич: Вот, у меня на этот раз обязательство выразить соболезнование Руфейде, быть рядом с ней. До недавнего времени она надеялась, что ее единственный сын вернется домой, однако теперь знает, что этого не случится. Она в отчаянии – ведь сына предстоит хоронить не целиком, все тело так и не найдено. Она совершенно одна. Лично у меня всегда возникает привязанность к женщинам из Сребреницы, которые остались одни, у которых больше нет ни одного члена семьи. Их мы посещаем чаще всего и считаем, что это очень важно – навещать их. Но об этом мы обычно не говорим, делаем это вне посторонних глаз. Таким образом, создается общество, в котором налаживаются иные, хорошие, отношения в регионе.
Айя Куге: Две недели назад, во время подготовки к похоронам, Сташа Заевич уже была дома у Руфейды Бухич. Разрозненные останки тела семнадцатилетнего сына Руфейды, Разима, были найдены в массовом захоронении. Боснийские сербы по несколько раз перезахоранивали убитых мусульман, причем с помощью бульдозеров - чтобы скрыть следы преступления. Поэтому опознание жертв - процесс сложный и долгий. Я позвонила домой Руфейде Бухич в деревню вблизи Среберницы, куда она вернулась после долгих лет жизни в лагерях для беженцев.
Руфейда Бухич: Я осталась одна. Муж мой погиб в 1992 году, в начале войны. Был у меня один-единственный сын. Теперь я, мать, хороню его тело без головы, без кистей рук и ступней. А я, мать, родила его и с руками, и с ногами, и с головой. Это самый тяжелый момент в моей жизни. Если бы его тело было целиком, может быть, мне легче было бы. Я ждала его семнадцать лет, и семнадцать лет ему было, когда он ушел. Мы расстались, когда Сребреница пала. В тот день он сказал мне: «Мать, ты иди с остальными женщинами на миротворческую базу», а сам ушел с мужчинами через лес. Наше расставание было горьким и грустным, мы оба плакали.
Айя Куге: Вы знаете, что ваш сын был захвачен войсками боснийских сербов 12 или 13 июля 1995 года и расстрелян несколько дней спустя. Как вы узнали, что с ним произошло?
Руфейда Бухич: Есть свидетель, который пережил расстрел. На самом деле их там трое выжило. Он мне рассказал, что сына моего расстреляли. Его захватили в Коньевич поля и увели в лагерь в городе Зворник. Оттуда их выводили группами и расстреливали в Браньево. Останки сына были найдены в местечке Пилица. Они два раза были перемещены, и поэтому все тела найдены по частям. До тех пор, пока я не нашла очевидца смерти сына, я надеялась, что он жив. Два-три года я ходила повсюду и расспрашивала людей: жив ли он? Еще тогда мне один серб, сосед из городка Братунац, сказал: «Мать, не ищи больше, кто туда попал, в живых не остался».
Айя Куге: А что у вас, кроме воспоминаний, осталось от сына? Ведь ваш дом во время войны был полностью уничтожен.
Руфейда Бухич: Я вернулась в свой дом ради мужа и сына. И каждый раз, когда я работаю по дому, они рядом со мной. У меня такое чувство, что они мне дают силу и что я дома не одна. От сына у меня мало предметов осталось – тренировочные брюки и рубашка, которые были на нем, когда его убили. Есть несколько его фотографий, которые я получила от других людей. Есть и его куртка, которую я взяла собой, когда ушла из Сребреницы, есть его школьный рюкзак. Все это я выстирала и часто так сижу и смотрю на них. Иногда хожу к одной стене, где Разим мерил свой рост – последняя черта там на высоте 1м 90 см. Это близко от нашего дома.
Айя Куге: 11 июля Руфейда Бухич похоронила останки своего сына. Вернемся к разговору с координатором организации «Женщины в черном» в Сербии Сташей Заевич. Как, по-вашему, теперь выглядит жизнь Руфейды Бухич?
Сташа Заевич: Она все силы вкладывала в то, чтобы восстановить дом. Она постоянно говорит о том, что ей помогают ее члены семьи – это та гармония с мертвыми и воспоминания, которые являются продолжением совместной жизни с ними. Воспоминания у нее самые красивые – о прошлой достойной, гармоничной и хорошей жизни. И эти чувства у Руфейды не связанны с тем, что были найдены останки ее сына. Они связаны с жизнью, которая была до трагедии. Однако в ее случае так отчетливо видно, что убиты не только члены ее семьи, но и человеческая радость. Ее воспоминания никак не ограничиваются горстью костей, положенных в гроб, они намного больше.
Айя Куге: Когда вы Сребренице, какие у вас эмоции преобладают?
Сташа Заевич: Эмоции у меня там, с одной стороны, пронизаны чувством страшного стыда, а с другой – потребностью превратить их в действия публичного сопротивления преступлениям. Мы как активистки феминистского движения знаем, что одних лишь эмоций недостаточно – нужно их дополнить моральными и политическими принципами. И на нас как ответственных гражданок государства, которое породило столько войн и агрессии, лежит особая ответственность. Это наш долг. Недостаточно лишь патетично выражать свои эмоции, но без этих эмоций сочувствия, сожаления, солидарности и даже элементарного христианского соучастия в боли невозможно получить прощение.
Айя Куге: Мы разговаривали с координатором белградской организации «Женщины в черном» Сташей Заевич.
