Уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов вернулся из США, где его не пустили на ранчо в Монтане (Ranch for kids), куда американские родители отправляют на перевоспитание своих усыновленных в России детей. По возвращении он заявил, что ранчо это нужно закрыть.

Картина происходящего на ранчо, нарисованная Павлом Астаховым, действительно ужасна. "Места вроде этого не должны существовать, - передает его слова радио "Голос России". – Условия там не лучше, чем в резервации. Дети учатся кое-как, потому что на тридцать детей приходится всего один учитель. Уровень доступной медицинский помощи крайне низок. Ближайшая больница – в двух часах езды. Представители местной правозащитной группы говорят, что на ранчо отсутствует должная противопожарная система".

Представляете? Волосы вправду встают дыбом. Надо немедленно закрыть это ранчо. А вместе с ним – чтобы не быть обвиненным в избирательности – надо закрыть почти все российские школы (там тоже один учитель приходится в среднем на 30 детей). Следующим шагом должно стать закрытие Министерства здравоохранения и социального развития, упраздняющее в целях оптимизации сельские больницы, в результате чего дорога российского ребенка до ближайшей больницы может занимать куда больше двух часов (попутно придется еще закрыть Росавтодор). Ну и главное, конечно - меры противопожарной безопасности, недостаточные, по мнению Астахова, на ранчо. Сложно даже представить, что надо закрыть в России, чтобы противопожарная безопасность перестала быть способом заработка ответственных за нее проверяющих органов и превратилась в средство защиты от пожара. Боюсь, придется закрыть страну.

Но сейчас не об этом – не о защите прав детей внутри России. Сейчас об американке, которая взялась помогать американским приемным родителям с их усыновленными из России детьми. Мне повезло больше, чем господину Астахову – я побывала на этом ранчо полтора года назад, когда готовила материал о том, почему сироты из России становятся героями плохих новостей из Америки. Так что я готова рассказать детскому омбудсмену, что же происходит за "гостеприимно распахнутыми дверьми, в которые лучше не входить, потому что могут пристрелить".



Меня, например, хозяйка ранчо Джойс Стеркель встретила не с ружьем, а с младенцем на руках. "Кто это?" – спросила я. "Это… получается, что дочка, — ответила Джойс и почти без всякого акцента выговорила по слогам: — Ли-леч-ка".
За несколько лет до этого подруга Джойс отправила к ней на ранчо свою приемную дочь из России Аню. Ее удочерили уже подростком, и отношения с приемными родителями у Ани не сложились. Она провела на ранчо два года, потом уехала. Попала в плохую компанию. Забеременела. Сделала бы аборт, но не было денег. Джойс предложила отдать ребенка ей. Аня думала два месяца, потом приехала и сказала: "Я не понимаю вашего бога и не понимаю, почему вы делаете то, что делаете, но я хочу, чтобы моя дочь росла у вас". Лили стала четвертым русским ребенком, усыновленным Джойс – до этого было еще трое.

Началось все в начале 90-х, когда Джойс, акушерка по специальности, приехала в Нижний Новгород по одной из первых американо-российских программ по обмену опытом. Там она увидела дома ребенка и брошенных детей в них, к которым никто не подходил. Вернувшись, она открыло агентство по усыновлению, которое стало помогать американцам усыновлять детей из России. Одна из пар, не справлявшаяся с ребенком, попросила Джойс взять его на время на ранчо, пока ему не найдут новую семью. Когда настала пора расставаться с мальчиком, Джойс решила, что усыновит его сама. Тем временем выяснилось, что родителей с подобными проблемами в Америке много. Так появилось Ranch for Kids. Там нет соблазнов больших городов, есть строго определенный распорядок дня и взрослые, которые объясняют, что твое поведение, твое неумение справиться с собственными эмоциями – не твоя вина, а твоя беда.

Почему на ранчо у Джойс больше всего детей из России? Есть две зловещие аббревиатуры, знакомые каждому, кто имеет дело с проблемами российских сирот в Америке: FAS (fetal alcohol syndrome) и RAD (reactive attachment disorder) — эмбриональный алкогольный синдром, известный в России как "синдром пьяного зачатия», и синдром нарушения привязанности.

Первый — результат воздействия алкоголя на ребенка, находящегося в утробе матери. Помимо деформации черт лица и других нарушений развития алкоголь может приводить к органическому поражению мозга. Такие дети не видят связи между причиной и следствием, не способны контролировать эмоции, подвержены вспышкам агрессии.

Второй синдром чаще всего возникает из-за того, что ребенок оказывается в детском доме – особенно если это происходит в возрасте до трех лет. Младенцу нужен взрослый, который будет о нем заботиться, причем каждый день. Это формирует базовое чувство безопасности и доверия к миру. Если такого взрослого рядом нет, ребенок доверять не научится. Окружающие будут для него объектом для манипуляций, от которых, немного постаравшись, можно получить желаемое. И как бы сильно приемные родители ни любили такого ребенка, он просто не в состоянии ответить им тем же.

По понятым причинам российские сироты часто страдают от обоих синдромов. Кроме того, дети из России, как правило, гораздо старше своих товарищей из других стран. К примеру, больше 80 процентов детей, усыновляемых из Южной Кореи, — это младенцы до года, в то время как усыновить российского младенца иностранцам почти невозможно. Наше законодательство отдает приоритет отечественным усыновителям, а это значит, что ребенок должен пробыть в базе Министерства образования не меньше шести месяцев, прежде чем информация о нем станет доступна агентствам по усыновлению за рубежом (а еще несколько лет назад на это требовалось два года).

В общем, из того, что рассказывала мне Джойс Стеркель, было понятно, что для того, чтобы российские сироты перестали становиться героями плохих новостей в Америке, надо прежде всего изменить что-то у них на родине. Объяснить, наконец, женщинам, что нельзя пить во время беременности. Начать платить нормальную зарплату персоналу детдомов и домов ребенка, расширить их штат – чтобы у каждого младенца был взрослый, который о нем заботится. Пустить в эти учреждения волонтеров, которые будут помогать нянечкам. Упростить бюрократические процедуры, связанные с усыновлением, и победить коррупцию в этой сфере…

В общем, у уполномоченного по правам ребенка в Российской Федерации, если он озабочен судьбой брошенных детей, непочатый край работы. Но он предпочел начать с борьбы за закрытие ранчо, сам факт существования которого явно об этих проблемах свидетельствует.

Когда Артем Савельев, отправленный своей приемной мамой на самолете в Россию, появился в Москве, Павел Астахов заявил, что мальчику немедленно найдут новую приемную семью. Упоминались какие-то дипломаты, готовые взять ребенка, потом еще кто-то… "Не нужны нам американцы, мы сами позаботимся о своих сиротах", - таков был основной смысл заявлений детского омбудсмена. Насколько я знаю, Артем Савельев до сих пор находится в детском доме.