Марина Тимашева: В конце мая в Петербурге в бывшей квартире поэта в знаменитом доме Мурузи на Литейном проспекте был представлен проект “С миру по нитке - Бродскому музей”. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Даже само по себе пребывание в тех самых полутора комнатах, о которых все столько слышали и читали, не может не вызвать волнения. Но когда в этих самых стенах объявляется о новом проекте – “С миру по нитке - Бродскому музей” - благодаря которому бывшая квартира Бродских должна стать музеем, поневоле начинаешь мечтать о многом. Пока те, кто любит стихи Бродского, действительно могли только мечтать о том, что все комнаты этой коммунальной квартиры будут когда-нибудь выкуплены, поскольку обитательница последней, самой большой комнаты хочет за нее слишком много. Теперь, с появлением нового проекта, появилась и надежда. Выкуп последней комнаты позволит открыть действующую экспозицию личных вещей, рукописей и фотографий поэта, создать центр изучения литературного наследия Ленинграда 60-80-х годов и даже поэтическую лабораторию современных поэтов. И это только план минимум, а существует еще план максимум - организация масштабного литературного центра в доме Мурузи, поскольку в этом доме жил не только Бродский, но и многие другие известные литераторы. Инициатива принадлежит совсем молодым людям, главный энтузиаст проекта - актер Павел Михайлов.
Павел Михайлов: Мы хотим сделать так, чтобы не только люди простые, люди, которые могут пожертвовать максиму тысячу рублей, это сделали, а достучаться до директоров крупных компаний, до каких-то спонсоров, олигархов, которые любят Бродского. Некоторые издатели просто любят Бродского, поэтому дают деньги на издательство книг. И хочется также распространить эту информацию через СМИ, через интернет. Сейчас, из-за отсутствия денег на наружную рекламу и на рекламу в телевизоре, мы пока занимаемся только интернетом, по большей части. Неделя Бродского. У нас были экскурсии по местам Бродского, Лаборатория молодого поэта в Библиотеке имени Лермонтова, еще я играю моно спектакль по стихам Бродского. Потом открытие выставки в Российской национальной библиотеке, Ленинградский архив Бродского. Ленинградский архив из автографов Бродского, из его рисунков и фотографий. То есть его черновики, его фотографии, рисунки выставлены. Наталья Ивановна Крайнева сделала невозможное - раздвинула все выставки, по нашей просьбе, и сделала там экспозицию. Все, что мы делаем, все наши мероприятия, это благотворительные мероприятия. Сейчас мы собрали 10 тысяч рублей за то время, которое я этим занимаюсь. Около 5 тысяч было переведено в интернете и 5 700 мы заработали на экскурсиях и на пожертвованиях в течение этих дней.
Татьяна Вольтская: Да, для энтузиастов все кажется легко - это могли почувствовать все, кто пришел в бывшую квартиру Бродского на презентацию проекта “С миру по нитке - Бродскому музей”.
Павел Михайлов: Я бы хотел, чтобы каждый, кто здесь есть, хотя бы по 50 рублей бросил в этот ящичек. Если разделить 12 миллионов на 50 рублей, получается 450 тысяч человек. То есть, в общем-то, каждому нужно скинуться по 50 рублей.
Татьяна Вольтская: Но в квартире поэта невозможно говорить только о деньгах - конечно, больше всего вспоминали Бродского, как, например, писательница Диана Виньковецкая, вдова Якова Виньковецкого, друга Бродского.
Диана Виньковецкая: Мы уезжали после Иосифа через 3 года. Я не входила в этот круг подпольной богемы, я была нормальным, приличным человеком и училась в университете. В экспедиции у нас Яша был, он уже закончил, он был геолог, а я была на практике. И вот мы с Яшей пошли в маршрут, на каком-то привале он мне сказал: “Хотите я вам почитаю стихи Иосифа?” И он начал читать вот этот знаменитый стих “Плывет в тоске необъяснимой…”. Всё! Я, конечно, влюбилась. И когда я потом, уже в Америке, сказала Иосифу, что стихи его мне помогли влюбиться, он сказал: “Какой хороший способ получить девушку! У меня так не получается”. Это он так пококетничал. Я говорю: “Ну что вы! За вами одних Марин целый хвост!”. Мы посмеялись. Когда я вышла замуж, после разных больших трудов (я очень хотела замуж за Яшу выйти и мне это удалось), меня представил Яша Иосифу как свою жену. Но вообще все очень удивлялись, что такая жена у Яши, потому что всем думалось, что у него должна быть такая шикарная дама, а тут такая маленькая хохотушка с таким величественным, патриархальным человеком. И, конечно, все на меня смотрели с таким удивлением, в том числе, конечно, и Иосиф. Как он говорит “орудие эстетики”, его глаз, был направлен на меня, и я, естественно, тоже, хотя он уже был такая подпольная знаменитость. И он сказал Якову (он иногда своих друзей назвал по-английски): “Джейкоб, ты - как белый пароход”. Вот так сразу возникла симпатия, которую мы уже потом немножко продолжали и заграницей.
Татьяна Вольтская: А вот как вспоминает о своем знакомстве с Бродским известный литературовед, переводчик Константин Азадовский.
Константин Азадовский: Я впервые услышал слово “Бродский” от Яши Гордина, с которым уже был знаком и дружен. Мы были в одной компании молодых людей, заговорили о поэзии, и Гордин сказал: “А вот есть сейчас у нас в Ленинграде такой поэт - Бродский”. Все промолчали. “Вот я вам прочту несколько его стихотворений”. Одно из них было посвящено Гордину, оно печатается, почему-то, без посвящения:
Нет, мы не стали глуше или старше.
Мы говорим слова свои, как прежде.
И наши пиджаки темны все так же.
И нас не любят женщины все те же.
Потом, когда я выразил Бродскому восхищение этим стихотворением, он радостно сказал, что “если тебе нравится, так я могу и тебе его тоже посвятить”. Но я не берусь соперничать с Яковом Аркадьевичем. И через несколько недель после того, как я услышал от Гордина эти стихи, идучи по коридору Ленинградского филфака (я учился на филологическом факультете, на западном отделении, изучал германистику и романистику, это стало моей специальностью), я увидел на стене приколотую кнопкой рукописную записку: “Сегодня на физфаке ЛГУ состоится выступление трех поэтов”. Один из них был Бродский, две других фамилии мне тоже ничего не говорили, один из них был Бобышев, а другой Рейн. И я, вспомнив о вечере и о стихах Бродского, пошел на этот вечер. Действительно, выступали эти три поэта, я не помню, кто их представлял. Бродский поразил меня и, вероятно, весь зал, тем, что он вел себя удивительно независимо, подавал реплики, иногда выходил на сцену, комментировал. Глядя со стороны, создавалось впечатление, что, может быть, парень немножко выпил. А потом он вышел сам и таким хриплым глуховатым голосом сказал: “Я вам прочту стихотворение, только что написал, недавно, оно называется “Сад”. И он начал читать стихотворение “Сад”:
О, как ты пуст и нем!
В осенней полумгле
сколь призрачно царит прозрачность сада,
Где листья приближаются к земле
великим тяготением распада.
О, как ты нем!
Ужель твоя судьба
в моей судьбе угадывает вызов…
И я должен вам сказать, что после этого, прожив уже, в основном, жизнь, я читал довольно много стихов, видел и слышал довольно многих поэтов, и никогда, ни разу у меня не было такого оглушительного впечатления, такого ощущения подлинности и глубины как от этого стихотворения, этого текста, который прочитал Иосиф. А потом, еще через несколько недель, но, как известно, все в жизни, что происходит, происходит не случайно, в одной ленинградской компании, довольно странной даже сейчас, если примерять эту компанию к лауреату Нобелевской премии, я опять увидел Иосифа, подошел к нему и сказал: “Добрый вечер! Я слышал ваши стихи. По-моему, здорово, по-моему, замечательно”. Он как-то хмыкнул, но видно было, что ему это приятно. И вообще, надо сказать, что Иосиф в те годы в какой-то степени тоже проходил этот путь борьбы за свое литературное самоутверждение. Ему приходилось доказывать, что он действительно поэт, и доказывать очень многим людям, и даже близким.
