Ирина Лагунина: Исполнилось 20 лет с тех пор, как в начале войны в Боснии и Герцеговине на северо-западе страны сербы начали кампанию этнической чистки мусульманского и хорватского населения. 31 мая 1992 года по местному радио города Приедор было передано распоряжение: всем мусульманам пометить свои дома и квартиры белыми флагами, на улицу не выходить без белой ленты на рукаве. Часть не сербского населения района Приедор покинули свои дома, уехали в мусульманские районы или за границу, другие в страхе ждали, что будет дальше. Затем сербские военные и полицейские начали собирать тысячи мусульманских мужчин и отправлять их в так называемые “центры для следствия” - в комплекс зданий у рудника Омирска и в пустующий ангар фабрики керамических плит фирмы “Кератерм”.
Чуть позже боснийских мусульман из Приедора целыми семьями, включая женщин и детей, стали помещать в бывшую школу и в полуоткрытый лагерь в окрестностях Трнополе – заявив, что это необходимо по соображениям безопасности, якобы, чтобы защитить само мусульманское население, до отправки этих людей дальше.
Вскоре, благодаря британским журналистам, просочилась информация, что боснийские сербы создали вблизи Приедора концентрационные лагеря. И можно даже сказать, что именно информация об этих преступлениях послужила международному сообществу поводом для формирования Международного трибунала по бывшей Югославии. Перед трибуналом предстали многие сербы, несущие ответственность за истязания и убийства, совершенные в лагерях в западной Боснии. А бывший сербский лидер этого края Миломир Стакич в 2003 году получил 40 лет. Рассказывает Айя Куге.
Айя Куге: Летом 1992 года весь мир обошла фотография голого по пояс, страшно худого, казалось, до смерти истощенного молодого человека за забором из колючей проволоки. Это был Фикрет Алич, двадцатидвухлетний боснийский мусульманин в сербском лагере Трнополе. Фикрет благодаря случаю выжил и стал свидетелям страшных преступлений, совершенных в сербских лагерях в Боснии.
Фикрет Алич: Из тех двух месяцев, которые я провел в лагерях, 56 дней из 60 не прошли, чтобы нас не избивали – руками, ногами, разными предметами, заставляли нас также избивать друг друга – и все это только потому, что мы мусульмане. До 14 июля я жил в постоянном страхе – меня ежедневно выводили, избивали и возвращали. Но потом меня избили бейсбольной битой, на конце которой был прикреплен железный шар. Когда меня этим шаром ударили по голове (до сих пор осталась дыра), я потерял страх. 5 августа меня перевели из Кератерма в Трнополе. Оттуда мне удалось спастись, благодаря случаю, благодаря дорогим коллегам, друзьям, соседям. Когда я попал в Трнополе, у меня началась какая-то болезнь кишечника, вроде дизентерии, и все они мне говорили: Фикрет, ты не выживешь! 14 августа я переоделся в женскую одежду и попал в группу, которую эвакуировали из лагеря. Однако по пути, на горе Влашич, вблизи зимнего лыжного центра в направлении Сметы, из группы вывели пять девушек, чтобы их изнасиловать, и меня в их числе. Я был очень худым. На мне были штаны-шаровары и платок на голове. Но вдруг сербские военные вернули меня обратно, сказали, что от меня дурно пахнет. А что случилось с четырьмя девушками – мне неизвестно. Они никогда не вернулись.
Айя Куге: Фикрет Алич один из тех, кто после войны вернулся домой, но он потерял отца и брата, стал инвалидом. Подсчитано, что в северо-западной Боснии через сербские лагеря прошли более тридцати тысяч боснийских мусульман и хорватов, погибли более трех тысяч, среди них 266 женщин и около ста детей. С тех пор прошло 20 лет, но не все останки убитых из Приедора найдены. Вот информация директора Института по поиску пропавших без вести во время войны в Боснии и Герцеговине Амора Машовича.
Амор Машович: Более 2 тысячи эксгумированы, большинство из них опознаны и их останки переданы семьям. В данный момент Институт разыскивает более 900 граждан из Приедора, тела которых находятся в трех больших массовых захоронениях, о которых известно, и в десятках захоронений поменьше – индивидуальных или массовых.
Айя Куге: Сейчас Международный трибунал в Гааге рассматривает дела бывшего лидера боснийских сербов Радована Караджича и генерала Ратко Младича, обвиняемых, в числе прочего, и в совершении геноцида против мусульманского населения в районе Приедор. Свидетелем на процессе против Караджича был и серб Милош Янкович. На вопрос прокурора о том, слышал ли он что-нибудь о том, что в одном руднике вблизи Приедора были убиты около пять тысяч человек, ответил.
Милош Янкович: Где я это услышу?! Ничего я не слышал! Кто кого убил, где его оставил – если бы я к этому проявлял интерес, мог бы быть следующим в очереди. Сразу забываешь, если что-то случайно услышал!
Айя Куге: Однако были и сербы, кто помогал своим соседям спастись. Об этом в своей книге «Кровавая истина Приедора» пишет Мейра Даутович, мусульманка, у которой в лагере были убиты сын Эдвин и дочь Эдна.
Мейра Даутович: Мы не могли свободно выходить на улицу - ни днем, ни ночью. Мусульмане должны были повязывать на руку белую ленту, чтобы их можно было отличить.
Что они нам сделали – прощения нет, по крайней мере, от меня. Но для меня виноваты не все сербы и нельзя судить целый народ коллективно. Ведь нашу улицу спас сосед Милан. Дядя Спасое приходил ночью охранять нас. Он не пошел на войну, притворился, что у него психическое расстройство. Сербские четники убивали и сербов, которые помогали мусульманам. Так что никто из сербов не смел помогать. Перо, школьный друг Эдны, пошел в полицию, спросить про нее. Они его там избили. Он пришел к нам домой и плакал, как меленький ребенок. Сразу после этого его отправили воевать, где он был ранен. Лечился в Белграде. К нам Перо больше не посмел ходить, но звонил по телефону.
Айя Куге: Через семь лет после заключения в сербском лагере, Мейра Даутович нашла останки своих детей, брошенные, вместе с другими убитыми, в глубокую яму в горах.
Мейра Даутович: Я самая счастливая мать в мире, если можно так сказать, – ведь я хотя бы нашла кости своих детей, а сколько захоронений останутся не раскрытым, сколько матерей умрут, но не узнают, где их дети! Я и сегодня веду борьбу за то, чтобы были найдены и открыты могилы. Нет примирения и прощения до тех пор, пока хотя бы один преступник на свободе.
Айя Куге: В этом году организации боснийских мусульман хотели отметить 20 годовщину страданий 1992 года, однако местные сербские власти города Приедор не разрешили этого. Причина отказа состоит в том, что ряд манифестаций памяти пострадавших должны были пройти под названием «20-летие геноцида в Приедоре». Мэр города заявил, что недопустимо говорить о геноциде, когда до сих пор нет ни одного приговора в Гааге с такой формулировкой, а манифестации памяти запрещены потому, что они могут разжечь этнические столкновения. Однако в Приедор приехал бывший житель этого городка Эмир Ходжич, отец и брат которого прошли лагеря в Омарске и Трнополе. Он вышел и встал на главной площади Приедора с белой лентой на рукаве. Прохожие над ним подсмеивались, сербские полицейские его фотографировали, а Эмир заплакал.
Эмир Ходжич: Был момент, когда мне казалось, что я больше не могу выдержать. Я должен был чувствовать себя храбрым и гордым, но почувствовал - униженным. Ведь на этом месте должна была состояться церемония памяти, должны были прийти люди, должно было быть представлено то, что случилось. Но этого нет, а я стою один, и как в каком-то цирке люди смотрят на меня и спрашивают: «а кто он, что он делает, а что у него это за лента»? Как будто я что-то плохое делаю, как будто чем-то им навредил. Запрет отметить страшные события, пережить воспоминания, вернуть хотя бы немного достоинства – для меня это просто позорно. Я не понимаю, на каких ценностях люди, местные власти, каждый отдельный человек рассчитывают построить общество, какую картину мира они передают молодежи.
Моя борьба за память о Приедоре и против отрицания преступлений, совершенных в Приедоре, - это борьба не только гражданина этого местечка. Она должна быть важной для всех нас, для всех людей доброй воли. Отрицание преступлений, совершенных любой нацией или этнической группой, неприемлемо. Существуют ценности, которые вне политики и этнических норм этикета.
Айя Куге: На вопрос, верит ли он, что люди в Боснии и Герцеговине в состоянии понять его жест, отвечает.
Эмир Ходжич: Это моя искренняя надежда. Мой жест не проистекает из политических намерений, он не является осуждением, не имеет целью ни очернить какой-то народ, ни вернуться в прошлое, ни раскрыть старые раны – напротив, я надеюсь на положительные чувства. Разве 20 лет спустя мы не пришли к уважению мирных жителей – жертв конфликта, разве мы не в состоянии признать то, что случилось, разве мы не хотим раз и навсегда смотреть на людей как на людей, а на страшные военные события как на военный ужас? Я считаю, что наша обязанность: не позволить новым политическим силам разжигать новые конфликты и провоцировать новые ужасы. Мы должны воспротивиться им именно потому, что помним жертвы, массовые убийства, истязания, которые пережили наши люди, дети, женщины.
Айя Куге: Эмир Ходжич, как многие его соотечественники, мусульмане из Приедора, теперь живет за границей – согласно некоторым данным, судьбу эмигрантов выбрала треть довоенного населения этого района – около 35 тысяч. Правда, часть мусульман вернулись домой в Приедор, несмотря на то, что согласно Дейтонским мирным соглашениям, городок вошел в состав Республики Сербской в Боснии.
Эмир Ходжич: Мой родной город Приедор больше не тот город. Когда я 23 мая был в Приедоре и стоял на площади, во мне возникли противоречивые чувства, я больше не ощущал себя гражданином Приедора. Эти противоречивые чувства – смесь грусти и надежды. Многие люди позже обратились ко мне со словами поддержки, и как будто нахлынула волна - надежда. Но все-таки остается и грусть.
Айя Куге: Говорил Эмир Ходжич.
Ирина Лагунина: В репортаже Айя Куге использовано интервью, который Эмир Ходжич дал югославской редакции нашего радио.
Чуть позже боснийских мусульман из Приедора целыми семьями, включая женщин и детей, стали помещать в бывшую школу и в полуоткрытый лагерь в окрестностях Трнополе – заявив, что это необходимо по соображениям безопасности, якобы, чтобы защитить само мусульманское население, до отправки этих людей дальше.
Вскоре, благодаря британским журналистам, просочилась информация, что боснийские сербы создали вблизи Приедора концентрационные лагеря. И можно даже сказать, что именно информация об этих преступлениях послужила международному сообществу поводом для формирования Международного трибунала по бывшей Югославии. Перед трибуналом предстали многие сербы, несущие ответственность за истязания и убийства, совершенные в лагерях в западной Боснии. А бывший сербский лидер этого края Миломир Стакич в 2003 году получил 40 лет. Рассказывает Айя Куге.
Айя Куге: Летом 1992 года весь мир обошла фотография голого по пояс, страшно худого, казалось, до смерти истощенного молодого человека за забором из колючей проволоки. Это был Фикрет Алич, двадцатидвухлетний боснийский мусульманин в сербском лагере Трнополе. Фикрет благодаря случаю выжил и стал свидетелям страшных преступлений, совершенных в сербских лагерях в Боснии.
Фикрет Алич: Из тех двух месяцев, которые я провел в лагерях, 56 дней из 60 не прошли, чтобы нас не избивали – руками, ногами, разными предметами, заставляли нас также избивать друг друга – и все это только потому, что мы мусульмане. До 14 июля я жил в постоянном страхе – меня ежедневно выводили, избивали и возвращали. Но потом меня избили бейсбольной битой, на конце которой был прикреплен железный шар. Когда меня этим шаром ударили по голове (до сих пор осталась дыра), я потерял страх. 5 августа меня перевели из Кератерма в Трнополе. Оттуда мне удалось спастись, благодаря случаю, благодаря дорогим коллегам, друзьям, соседям. Когда я попал в Трнополе, у меня началась какая-то болезнь кишечника, вроде дизентерии, и все они мне говорили: Фикрет, ты не выживешь! 14 августа я переоделся в женскую одежду и попал в группу, которую эвакуировали из лагеря. Однако по пути, на горе Влашич, вблизи зимнего лыжного центра в направлении Сметы, из группы вывели пять девушек, чтобы их изнасиловать, и меня в их числе. Я был очень худым. На мне были штаны-шаровары и платок на голове. Но вдруг сербские военные вернули меня обратно, сказали, что от меня дурно пахнет. А что случилось с четырьмя девушками – мне неизвестно. Они никогда не вернулись.
Айя Куге: Фикрет Алич один из тех, кто после войны вернулся домой, но он потерял отца и брата, стал инвалидом. Подсчитано, что в северо-западной Боснии через сербские лагеря прошли более тридцати тысяч боснийских мусульман и хорватов, погибли более трех тысяч, среди них 266 женщин и около ста детей. С тех пор прошло 20 лет, но не все останки убитых из Приедора найдены. Вот информация директора Института по поиску пропавших без вести во время войны в Боснии и Герцеговине Амора Машовича.
Амор Машович: Более 2 тысячи эксгумированы, большинство из них опознаны и их останки переданы семьям. В данный момент Институт разыскивает более 900 граждан из Приедора, тела которых находятся в трех больших массовых захоронениях, о которых известно, и в десятках захоронений поменьше – индивидуальных или массовых.
Айя Куге: Сейчас Международный трибунал в Гааге рассматривает дела бывшего лидера боснийских сербов Радована Караджича и генерала Ратко Младича, обвиняемых, в числе прочего, и в совершении геноцида против мусульманского населения в районе Приедор. Свидетелем на процессе против Караджича был и серб Милош Янкович. На вопрос прокурора о том, слышал ли он что-нибудь о том, что в одном руднике вблизи Приедора были убиты около пять тысяч человек, ответил.
Милош Янкович: Где я это услышу?! Ничего я не слышал! Кто кого убил, где его оставил – если бы я к этому проявлял интерес, мог бы быть следующим в очереди. Сразу забываешь, если что-то случайно услышал!
Айя Куге: Однако были и сербы, кто помогал своим соседям спастись. Об этом в своей книге «Кровавая истина Приедора» пишет Мейра Даутович, мусульманка, у которой в лагере были убиты сын Эдвин и дочь Эдна.
Мейра Даутович: Мы не могли свободно выходить на улицу - ни днем, ни ночью. Мусульмане должны были повязывать на руку белую ленту, чтобы их можно было отличить.
Что они нам сделали – прощения нет, по крайней мере, от меня. Но для меня виноваты не все сербы и нельзя судить целый народ коллективно. Ведь нашу улицу спас сосед Милан. Дядя Спасое приходил ночью охранять нас. Он не пошел на войну, притворился, что у него психическое расстройство. Сербские четники убивали и сербов, которые помогали мусульманам. Так что никто из сербов не смел помогать. Перо, школьный друг Эдны, пошел в полицию, спросить про нее. Они его там избили. Он пришел к нам домой и плакал, как меленький ребенок. Сразу после этого его отправили воевать, где он был ранен. Лечился в Белграде. К нам Перо больше не посмел ходить, но звонил по телефону.
Айя Куге: Через семь лет после заключения в сербском лагере, Мейра Даутович нашла останки своих детей, брошенные, вместе с другими убитыми, в глубокую яму в горах.
Мейра Даутович: Я самая счастливая мать в мире, если можно так сказать, – ведь я хотя бы нашла кости своих детей, а сколько захоронений останутся не раскрытым, сколько матерей умрут, но не узнают, где их дети! Я и сегодня веду борьбу за то, чтобы были найдены и открыты могилы. Нет примирения и прощения до тех пор, пока хотя бы один преступник на свободе.
Айя Куге: В этом году организации боснийских мусульман хотели отметить 20 годовщину страданий 1992 года, однако местные сербские власти города Приедор не разрешили этого. Причина отказа состоит в том, что ряд манифестаций памяти пострадавших должны были пройти под названием «20-летие геноцида в Приедоре». Мэр города заявил, что недопустимо говорить о геноциде, когда до сих пор нет ни одного приговора в Гааге с такой формулировкой, а манифестации памяти запрещены потому, что они могут разжечь этнические столкновения. Однако в Приедор приехал бывший житель этого городка Эмир Ходжич, отец и брат которого прошли лагеря в Омарске и Трнополе. Он вышел и встал на главной площади Приедора с белой лентой на рукаве. Прохожие над ним подсмеивались, сербские полицейские его фотографировали, а Эмир заплакал.
Эмир Ходжич: Был момент, когда мне казалось, что я больше не могу выдержать. Я должен был чувствовать себя храбрым и гордым, но почувствовал - униженным. Ведь на этом месте должна была состояться церемония памяти, должны были прийти люди, должно было быть представлено то, что случилось. Но этого нет, а я стою один, и как в каком-то цирке люди смотрят на меня и спрашивают: «а кто он, что он делает, а что у него это за лента»? Как будто я что-то плохое делаю, как будто чем-то им навредил. Запрет отметить страшные события, пережить воспоминания, вернуть хотя бы немного достоинства – для меня это просто позорно. Я не понимаю, на каких ценностях люди, местные власти, каждый отдельный человек рассчитывают построить общество, какую картину мира они передают молодежи.
Моя борьба за память о Приедоре и против отрицания преступлений, совершенных в Приедоре, - это борьба не только гражданина этого местечка. Она должна быть важной для всех нас, для всех людей доброй воли. Отрицание преступлений, совершенных любой нацией или этнической группой, неприемлемо. Существуют ценности, которые вне политики и этнических норм этикета.
Айя Куге: На вопрос, верит ли он, что люди в Боснии и Герцеговине в состоянии понять его жест, отвечает.
Эмир Ходжич: Это моя искренняя надежда. Мой жест не проистекает из политических намерений, он не является осуждением, не имеет целью ни очернить какой-то народ, ни вернуться в прошлое, ни раскрыть старые раны – напротив, я надеюсь на положительные чувства. Разве 20 лет спустя мы не пришли к уважению мирных жителей – жертв конфликта, разве мы не в состоянии признать то, что случилось, разве мы не хотим раз и навсегда смотреть на людей как на людей, а на страшные военные события как на военный ужас? Я считаю, что наша обязанность: не позволить новым политическим силам разжигать новые конфликты и провоцировать новые ужасы. Мы должны воспротивиться им именно потому, что помним жертвы, массовые убийства, истязания, которые пережили наши люди, дети, женщины.
Айя Куге: Эмир Ходжич, как многие его соотечественники, мусульмане из Приедора, теперь живет за границей – согласно некоторым данным, судьбу эмигрантов выбрала треть довоенного населения этого района – около 35 тысяч. Правда, часть мусульман вернулись домой в Приедор, несмотря на то, что согласно Дейтонским мирным соглашениям, городок вошел в состав Республики Сербской в Боснии.
Эмир Ходжич: Мой родной город Приедор больше не тот город. Когда я 23 мая был в Приедоре и стоял на площади, во мне возникли противоречивые чувства, я больше не ощущал себя гражданином Приедора. Эти противоречивые чувства – смесь грусти и надежды. Многие люди позже обратились ко мне со словами поддержки, и как будто нахлынула волна - надежда. Но все-таки остается и грусть.
Айя Куге: Говорил Эмир Ходжич.
Ирина Лагунина: В репортаже Айя Куге использовано интервью, который Эмир Ходжич дал югославской редакции нашего радио.
