Нью-Йорк не так давно открыл для себя российского режиссёра Андрея Звягинцева. Сначала Звягинцев привлёк к себе внимание своим первым фильмом "Возвращение", а теперь его последняя картина "Елена" собрала целый букет положительных рецензий. Не так уж часто молодые иностранные режиссёры удостаиваются в Нью-Йорке чести ретроспективного показа работ в зале Бруклинской академиии музыки, и одновременно премьерного показа "Елены" в манхеттенском кинотеатре Film Forum.
Хвалят картину рецензенты таких авторитетных изданий как Hollywood Reporter, Variety, The New York Times... Посмотрев на сегодняшнюю жизнь в Москве, как это показано в фильме "Елена", рецензент "Нью-Йорк Таймс" пришёл к выводу, что будь он даже очень богатым, жить там не хотел бы.
В некоторых рецензиях говорится, что режиссёр показывает серую жизнь путинской России, в которой не осталось места ни морали, ни идеалам, ни совести, ни близким человеческим отношениям.
Елена, которой лет под 60, в прошлом медсестра, сошлась со своим бывшим пациентом – богатым, отошедшим от дел бизнесменом. У него – взрослая дочь, которая не ладит с отцом, но живёт на его деньги. У Елены – взрослый сын-бездельник Сергей с женой и детьми. Что связывает Владимира с Еленой? Секс и какая-то степень доверия. А Елене нужны деньги мужа, чтобы помогать семье сына. Материнские чувства побеждают, и ради денег для сына она помогает мужу, только что перенесшему инфаркт, поскорее уйти в мир иной.
Жизнь персонажей проходит под карканье ворон, под жалобы не желающего работать Сергея, который всё время просит у матери денег. Катерина говорит, что это – поколение животных, которые бессмысленно плодят себе подобных...
Фильм "Елена" Андрея Звягинцева получил на международном кинофестивале в Каннах специальную премию жюри. В Нью-Йорке Звягинцева называют одним из ведущих российских кинематографистов.
Мы встретились с режиссёром в кинотеатре Film Forum в день американской премьеры фильма "Елена".
– Сразу три вопроса в одном: что вы хотели сказать российскому зрителю, что вы хотите сказать американскому и что – русскому, живущему в Америке?
– Я никогда не ставлю для себя задачи, – что я хочу сообщить тому или иному зрителю. Мы создаём картину (а это уже третий наш фильм), не сужая содержательную часть до такого состояния, чтобы можно было с определянностью сказать, о чём этот фильм. Потому что у каждого зрителя складываются свои собственные отношения с тем, что происходит на экране, и залезть ему в голову, предвосхитить самому то, что родится в его голове, – задача невыполнимая. Именно поэтому я часто говорю, что создать фильм для зрителя практически невозможно.
– Значит, вы создаёте фильм для самого себя?
– Адрес существует у людей, занимающихся рекламой. У них даже есть такой термин "целевая аудитория". А когда я делаю фильм, я не адресуюсь ни к кому конкретно. Я просто создаю своё отражение видения мира. Ты наблюдаешь мир, наблюдаешь жизнь, тебе кажется, что с миром что-то "не так", или напротив, очень даже "так", и ты отражаешь это, являешься своего рода зеркалом, что ли. Твой фильм, твоё усилие заключается только в том, чтобы как можно точнее, без искажения, отразить истинное положение дел.
– Кто, по-вашему, больше виноват в печальной судьбе Елены и других персонажей картины?
– Никого нельзя винить – и не нужно винить. Виновата она сама. Каждый человек отвечает за свои поступки. Только он один. Ссылаться на среду, на социальное положение, на политическую ситуацию, на всё, что угодно, – можно, и этим часто люди злоупотребляют. Но, в конце концов, ты должен понимать, что всё только в тебе самом, и ты один отвечаешь за всё, что ты делаешь.
– В некоторых рецензиях говорится, что в фильме показан разрыв между бедными и богатыми. А разве не между подлыми и жертвами подлости?
– Это только сужение темы, если говорить о противостоянии бедных и богатых. В фильме "Елена" этот социальный контекст является просто декорацией, на фоне которой совершается подлинная драма центрального персонажа – Елены. В её душе происходит борьба добра со злом... Я не люблю это выражение "борьба добра со злом", но тем не менее... Этот апокалипсис, этот армагеддон, происходит в её душе. Не помню, кто первый когда-то сказал, что борьба добра со злом происходит в сердце каждого человека, там, в сердце, делается выбор в ту или иную сторону. Человек может оправдывать этот выбор какими угодно прекрасными, благородными целями, но всё определяет не причина, а следствие, не идеи, а действие.
– Картины российских режиссёров всё ещё редко попадают на американский экран. В Америке известно всего несколько имён – тех, кого Россия выдвигает на "Оскара". Не препятсвует ли это прорыву других режиссёров на американский кинорынок?
– Я не думаю, что всё дело в том, как часто какой бы то ни было режиссёр номинируется на премию "Оскар". Есть же другие площадки, такие как Каннский фестиваль, Венецианский фестиваль, Берлин. Я думаю, американская дистрибуция, люди, которые привозят в Америку картины, в состоянии отличить сокола от цапли. Они взвешивают, будет картина интересна вашей публике или нет. Никто не мешает приобретать картины на кинорынках. Дело не в "Оскаре", а в интересе аудитории. Если американской аудитории интересно русское кино, то найдётся тот, кто ей это кино предложит.
– Но "другое", иностранное кино, если оно не получило премию "Оскар", на массовый экран в Америке попадает крайне редко.
– То же самое происходит и в России. Американское коммерческое кино там изобилует, а европейское или русское авторское кино, приглашающее к серьёзному разговору, имеет крайне мало возможностей выйти к зрителю. Но я думаю, что в Америке таких возможностей значительно больше. Возьмите цифры. В Америке от 300 до 500 кинозалов крутят авторское, в том числе европейское и независимое американское кино, в частности кинотеатр "Фильм-Форум". Это на 40 тысяч киноэкранов. А в России всего на всю страну 2 700 киноэкранов. Вот и сравните! На 140 миллионов жителей России чуть больше двух с половиной тысяч экранов, большая часть которых отдана американскому развлекательному блокбастеру.
– Как вы сами определили жанр своей картины "Елена"?
– Мне в Европе подсказали, что за жанр. Я не знал этого. Они сказали, что это кухонная драма. После этого я вдруг задумался и понял, что, в общем, это в самом прямом смысле слова "кухонная драма", потому что большая часть эпизодов проходит именно на кухне, где пьют, едят и разговоры разговаривают. Но мне-то, конечно, хотелось думать, что это нечто большее, чем "кухонная драма". Я не очень люблю рамки жанра, потому что, мне кажется, то, что мы делаем, – я говорю о нашей творческой команде, – мы всё-таки бежим какого-то стандарта, или некоего заранее оговорённого формата, который можно было бы выразить как "кухонная драма", или просто драма, или мелодрама, или комедия. Мне бы хотелось думать, что это всё-таки вещь масштаба трагедии, – ну, трагедии локального масштаба, это такой частный, личный апокалипсис.
– Действие в вашей картине развивается неспешно, как бы в реальном времени, и стилистика вроде домашнего, как бы любительского фильма. Какую художественную цель вы преследовали, выбрав такую стилистику?
– Я исхожу из собственного внутреннего ритма, из собственного представления о том, как течёт время в жизни. И из этого соответствия я решаю эпизоды так, а не иначе. Это не является стратегией, это не является чем-то придуманным – "а вот сделаю-ка я так!" Это просто является соответствием моему представлению о том, как это должно быть.
– У вас звуковой ряд не менее важен, чем видеоряд. Вы так задумывали с самого начала, или так получилось?
– Во-первых, хочу сказать по поводу звука в "Елене". Удивительное дело, нам это удалось, даже не знаю, каким это таким образом, но нам удалось снять картину, которая целиком и полностью состоит из живого звука. Я почему подчёркиваю, что нам это удалось, потому что, вообще говоря, культуры живого звука в России, в российском кино нет. Это надо понимать. В Европе уже давно все цеха знают, что такое "живой звук", все об этом заботятся, а в России привычки нет такой. А тут мы поставили цель сделать живой звук. У нас было очень много микрофонов, у нас было несколько звуковых пушек, на каждого персонажа по пушке, и каждый был схвачен несколькими микофонами только для того, чтобы схватить эту живую атмосферу, передать живой диалог далее на экран. И нам это удалось, на удивление. Что же касается перого эпизода с карканьем ворон, он совершенно целиком и полностью синтезирован, то есть он придуман от и до, соткан из разных элементов, потому что первый кадр с прилетающей вороной снят в павильоне, и солнце у нас восходит по команде "Солнце", – рассказал Андрей Звягинцев.
В картине много символов: свет отключили (в одном доме или во всей стране?), всё время вороны каркают (в одном дворе или во всех дворах страны?)... И зло в фильме с добрым, простым материнским лицом... Очень хорош плакат фильма: сумеречный тёмно-синий фон, на котором чёрный женский силуэт и силуэт вороны...
Хвалят картину рецензенты таких авторитетных изданий как Hollywood Reporter, Variety, The New York Times... Посмотрев на сегодняшнюю жизнь в Москве, как это показано в фильме "Елена", рецензент "Нью-Йорк Таймс" пришёл к выводу, что будь он даже очень богатым, жить там не хотел бы.
В некоторых рецензиях говорится, что режиссёр показывает серую жизнь путинской России, в которой не осталось места ни морали, ни идеалам, ни совести, ни близким человеческим отношениям.
Елена, которой лет под 60, в прошлом медсестра, сошлась со своим бывшим пациентом – богатым, отошедшим от дел бизнесменом. У него – взрослая дочь, которая не ладит с отцом, но живёт на его деньги. У Елены – взрослый сын-бездельник Сергей с женой и детьми. Что связывает Владимира с Еленой? Секс и какая-то степень доверия. А Елене нужны деньги мужа, чтобы помогать семье сына. Материнские чувства побеждают, и ради денег для сына она помогает мужу, только что перенесшему инфаркт, поскорее уйти в мир иной.
Жизнь персонажей проходит под карканье ворон, под жалобы не желающего работать Сергея, который всё время просит у матери денег. Катерина говорит, что это – поколение животных, которые бессмысленно плодят себе подобных...
Фильм "Елена" Андрея Звягинцева получил на международном кинофестивале в Каннах специальную премию жюри. В Нью-Йорке Звягинцева называют одним из ведущих российских кинематографистов.
Мы встретились с режиссёром в кинотеатре Film Forum в день американской премьеры фильма "Елена".
– Сразу три вопроса в одном: что вы хотели сказать российскому зрителю, что вы хотите сказать американскому и что – русскому, живущему в Америке?
– Я никогда не ставлю для себя задачи, – что я хочу сообщить тому или иному зрителю. Мы создаём картину (а это уже третий наш фильм), не сужая содержательную часть до такого состояния, чтобы можно было с определянностью сказать, о чём этот фильм. Потому что у каждого зрителя складываются свои собственные отношения с тем, что происходит на экране, и залезть ему в голову, предвосхитить самому то, что родится в его голове, – задача невыполнимая. Именно поэтому я часто говорю, что создать фильм для зрителя практически невозможно.
– Значит, вы создаёте фильм для самого себя?
– Адрес существует у людей, занимающихся рекламой. У них даже есть такой термин "целевая аудитория". А когда я делаю фильм, я не адресуюсь ни к кому конкретно. Я просто создаю своё отражение видения мира. Ты наблюдаешь мир, наблюдаешь жизнь, тебе кажется, что с миром что-то "не так", или напротив, очень даже "так", и ты отражаешь это, являешься своего рода зеркалом, что ли. Твой фильм, твоё усилие заключается только в том, чтобы как можно точнее, без искажения, отразить истинное положение дел.
– Кто, по-вашему, больше виноват в печальной судьбе Елены и других персонажей картины?
– Никого нельзя винить – и не нужно винить. Виновата она сама. Каждый человек отвечает за свои поступки. Только он один. Ссылаться на среду, на социальное положение, на политическую ситуацию, на всё, что угодно, – можно, и этим часто люди злоупотребляют. Но, в конце концов, ты должен понимать, что всё только в тебе самом, и ты один отвечаешь за всё, что ты делаешь.
– В некоторых рецензиях говорится, что в фильме показан разрыв между бедными и богатыми. А разве не между подлыми и жертвами подлости?
– Это только сужение темы, если говорить о противостоянии бедных и богатых. В фильме "Елена" этот социальный контекст является просто декорацией, на фоне которой совершается подлинная драма центрального персонажа – Елены. В её душе происходит борьба добра со злом... Я не люблю это выражение "борьба добра со злом", но тем не менее... Этот апокалипсис, этот армагеддон, происходит в её душе. Не помню, кто первый когда-то сказал, что борьба добра со злом происходит в сердце каждого человека, там, в сердце, делается выбор в ту или иную сторону. Человек может оправдывать этот выбор какими угодно прекрасными, благородными целями, но всё определяет не причина, а следствие, не идеи, а действие.
– Картины российских режиссёров всё ещё редко попадают на американский экран. В Америке известно всего несколько имён – тех, кого Россия выдвигает на "Оскара". Не препятсвует ли это прорыву других режиссёров на американский кинорынок?
– Я не думаю, что всё дело в том, как часто какой бы то ни было режиссёр номинируется на премию "Оскар". Есть же другие площадки, такие как Каннский фестиваль, Венецианский фестиваль, Берлин. Я думаю, американская дистрибуция, люди, которые привозят в Америку картины, в состоянии отличить сокола от цапли. Они взвешивают, будет картина интересна вашей публике или нет. Никто не мешает приобретать картины на кинорынках. Дело не в "Оскаре", а в интересе аудитории. Если американской аудитории интересно русское кино, то найдётся тот, кто ей это кино предложит.
– Но "другое", иностранное кино, если оно не получило премию "Оскар", на массовый экран в Америке попадает крайне редко.
– То же самое происходит и в России. Американское коммерческое кино там изобилует, а европейское или русское авторское кино, приглашающее к серьёзному разговору, имеет крайне мало возможностей выйти к зрителю. Но я думаю, что в Америке таких возможностей значительно больше. Возьмите цифры. В Америке от 300 до 500 кинозалов крутят авторское, в том числе европейское и независимое американское кино, в частности кинотеатр "Фильм-Форум". Это на 40 тысяч киноэкранов. А в России всего на всю страну 2 700 киноэкранов. Вот и сравните! На 140 миллионов жителей России чуть больше двух с половиной тысяч экранов, большая часть которых отдана американскому развлекательному блокбастеру.
– Как вы сами определили жанр своей картины "Елена"?
– Мне в Европе подсказали, что за жанр. Я не знал этого. Они сказали, что это кухонная драма. После этого я вдруг задумался и понял, что, в общем, это в самом прямом смысле слова "кухонная драма", потому что большая часть эпизодов проходит именно на кухне, где пьют, едят и разговоры разговаривают. Но мне-то, конечно, хотелось думать, что это нечто большее, чем "кухонная драма". Я не очень люблю рамки жанра, потому что, мне кажется, то, что мы делаем, – я говорю о нашей творческой команде, – мы всё-таки бежим какого-то стандарта, или некоего заранее оговорённого формата, который можно было бы выразить как "кухонная драма", или просто драма, или мелодрама, или комедия. Мне бы хотелось думать, что это всё-таки вещь масштаба трагедии, – ну, трагедии локального масштаба, это такой частный, личный апокалипсис.
– Действие в вашей картине развивается неспешно, как бы в реальном времени, и стилистика вроде домашнего, как бы любительского фильма. Какую художественную цель вы преследовали, выбрав такую стилистику?
– Я исхожу из собственного внутреннего ритма, из собственного представления о том, как течёт время в жизни. И из этого соответствия я решаю эпизоды так, а не иначе. Это не является стратегией, это не является чем-то придуманным – "а вот сделаю-ка я так!" Это просто является соответствием моему представлению о том, как это должно быть.
– У вас звуковой ряд не менее важен, чем видеоряд. Вы так задумывали с самого начала, или так получилось?
– Во-первых, хочу сказать по поводу звука в "Елене". Удивительное дело, нам это удалось, даже не знаю, каким это таким образом, но нам удалось снять картину, которая целиком и полностью состоит из живого звука. Я почему подчёркиваю, что нам это удалось, потому что, вообще говоря, культуры живого звука в России, в российском кино нет. Это надо понимать. В Европе уже давно все цеха знают, что такое "живой звук", все об этом заботятся, а в России привычки нет такой. А тут мы поставили цель сделать живой звук. У нас было очень много микрофонов, у нас было несколько звуковых пушек, на каждого персонажа по пушке, и каждый был схвачен несколькими микофонами только для того, чтобы схватить эту живую атмосферу, передать живой диалог далее на экран. И нам это удалось, на удивление. Что же касается перого эпизода с карканьем ворон, он совершенно целиком и полностью синтезирован, то есть он придуман от и до, соткан из разных элементов, потому что первый кадр с прилетающей вороной снят в павильоне, и солнце у нас восходит по команде "Солнце", – рассказал Андрей Звягинцев.
В картине много символов: свет отключили (в одном доме или во всей стране?), всё время вороны каркают (в одном дворе или во всех дворах страны?)... И зло в фильме с добрым, простым материнским лицом... Очень хорош плакат фильма: сумеречный тёмно-синий фон, на котором чёрный женский силуэт и силуэт вороны...
