Елена Рыковцева: Мы приносим извинения тем нашим слушателям, которых отрываем от интереснейшего интервью Дмитрия Медведева журналистам пяти телевизионных каналов - это Антон Верницкий (Первый канал), Анна Шнайдер (ВГТРК), Алексей Пивоваров НТВ), Марианна Максимовская (РЕН ТВ) и Михаил Зыгарь («Дождь»).
Первую половину этого мероприятия мы смотрели по телевизору вместе с первым заместителем главного редактора Сергеем Бунтманом. Вторую будем восстанавливать по Интерфаксу и вашим СМС.
Сергей, до того, как это интервью начиналось, были замечания, что, мол, кому это уже теперь нужно. После того, что вы услышали, - вы считаете, оно стало нужнее?
Сергей Бунтман: Конечно, нужнее. Вообще, отрицать и отметать заранее – кому это нужно? – в особенности журналистам, которые имеют возможность спрашивать, нельзя. Потому что все зависит от качества твоих собственных вопросов, от того как ты спровоцируешь, как ты создашь новость. Поначалу было довольно унылое впечатление, потому что ребята как-то не очень хотели создавать новости, а их можно было создать.
Елена Рыковцева: Может, они его отпугивать не хотели сразу?
Сергей Бунтман: Может быть. Может быть, они его заманивали, может быть, как-то стеснялись, хотя уже прошло четыре года. Но в такой форме это редкое довольно интервью. Было то, что организовывали мы вместе с 2-3 ТВ каналами по поводу Грузии. Потом интервью с боссами телеканалов – это никакое не интервью, это снобистская беседа абсолютно. Но это не интервью.
Елена Рыковцева: Вальяжный разговор.
Сергей Бунтман: Да, вальяжными жирными голосами. Медведев точно таким же становился – с вальяжным жирным голосом.
Елена Рыковцева: Это заразная штука, конечно.
Сергей Бунтман: Да, заразная штука. А тут, по-моему, к минуте 25-29 они разошлись и начали задавать конкретные вопросы, несмотря на то, что были и вопросы в форме диссертации, в которых больше излагали, чем спрашивали. Миша Зыгарь как раз этим и грешил. Но потом пошли интересные вещи. Действительно, Медведев вместе с нашими коллегами насоздавали новостей. Там любопытные нюансы. Нельзя сказать, что это безынтересное интервью.
Елена Рыковцева: Поначалу это были общие слова. Речь шла о реформе полиции, спрашивали его о коррупции – как вы с этим боретесь, и довольны ли вы результатами? Он все первые 25 минут говорил, что за 4 года не справишься. За 4 года мы можем только обозначить.
Сергей Бунтман: Разминка такая. Они друг другу подавали удобные мячи. А потом стали настаивать. Когда шел вопрос о помиловании, о судебной системе, который сначала Марьяна Максимовская задала, упомянув в серединке и Ходорковского - обошлось, мог убежать президент Медведев. Он и убежал сначала. Но Алексей Пивоваров его догнал, остановил и задал вопрос уже только о Ходорковском. Здесь опять же у Медведева была возможность убежать, но он бежать не стал. Он развернулся и ответил, как мог. Он и Марьяне отвечал кусочком о мотивации помилования, о возможности помилования. Здесь была одна любопытная фраза, которая вызывает очень много сомнений, но где понятна мыслительно-оправдательная технология президента, который не милует. "Зачем я буду миловать какого-то абстрактного заключенного, который в это время добивается пересмотра решения и доказательства своей невиновности? Я же ему помешаю в этом".
Елена Рыковцева: Если он об этом не просит. Он все время просил попросить – пока вы не попросите, я не могу для вас ничего сделать. Он как бы показывает, что вот сейчас он создал прецедент с Мохнаткиным…
Сергей Бунтман: Ему напомнили, и Марьяна напомнила, что создан прецедент помилования Мохнаткина. Это с прошением о помиловании, но без вот этой штучки, которая называется "признание своей вины". Здесь прецедент создан. На что Медведев ответил, что президент на то и президент, что может идти вопреки указу президента, который предполагает признание вины.
Елена Рыковцева: Сергей, что мы должны понять сейчас? Если сегодня попросить Михаила Ходорковского написать такое прошение без того, что он признает вину, то у него был бы шанс быть помилованным?
Сергей Бунтман: Я думаю – да.
Елена Рыковцева: Это подсказывал Медведев?
Сергей Бунтман: Я думаю – да.
Елена Рыковцева: Но уже поздно. До 7 мая не успеет. Праздники.
Сергей Бунтман: Любой фокус возможен, только бы хорошо понять – зачем.
Елена Рыковцева: Но схема есть. Схему он сегодня провозгласил.
Сергей Бунтман: Схему он сегодня обозначил. Помилование Мохнаткина. Если говорить честно, не надо пренебрегать ценностью этого помилования, мне кажется. Это нехорошо все-таки говорить – зачем мне нужны твои 3 копейки. Эти 3 копейки для Мохнаткина - каждый час, проведенный в этом чудесном заведении, ужасен. Есть люди, которые говорят, зачем это нужно? Хотя такой элемент есть, что помилование именно Сергея Мохнаткина было легчайшим из помилований возможных в эти дни.
Елена Рыковцева: Сама ситуация с ним абсурдная и нелепая, требующая такого решения.
Сергей Бунтман: Можно понять и как постановку галочки – помилование из списка состоялось, мероприятие проведено. Но отметим, осталось меньше чем две недели, тут еще праздников куча. И как тяжело выпускали Мохнаткина все эти ребята из колонии.
Елена Рыковцева: Не отдали кошку, которую он вылечил.
Сергей Бунтман: Это мерзость, это свинство. Не съем, а хотя бы понадкусываю. До конца доведу, портянку не отдам, кошку не отдам.
Елена Рыковцева: Вот смотрите. Алексей Пивоваров задает вопрос за вопросом. Сначала он снова вывел на очень четкий разговор о помиловании именно Ходорковского, и настолько четко задал вопрос, что его невозможно было обойти. Он очень ясно сказал по поводу того, что Ходоровский слишком долго сидит.
Сергей Бунтман: И что это проблема для России. Медведев от этого ушел, не дожал он его. Хотя это всегда очень легко смотреть. Мы все спорт смотрим по телевизору и говорим – вот здесь я бы забил, я бы добил.
Елена Рыковцева: Я на Алексея Пивоварова здесь точно не грешу, потому что сама уже забыла про этот вопрос – про то, что арест Ходорковского создает проблемы для России, они так заговорили о помиловании, что я увлеклась этими рассуждениями…
Сергей Бунтман: Но при этом Медведев говорил интересные вещи в своем ответе.
Елена Рыковцева: Да. Потом, Алексей Пивоваров сказал ровно ту вещь, в которой и я абсолютно уверена, что не было бы Болотной, если бы не было сентябрьской рокировки.
Сергей Бунтман: Да.
Елена Рыковцева: Не было бы такого оскорбления. Говорят, что это связано с выборами в Думу. Нет! Это было связано с тем, что люди почувствовали себя оскорбленными.
Сергей Бунтман: Я по себе просто помню. 24 сентября было верхом омерзения, которое только может быть от политической ситуации в моей стране. Я-то был не в моей стране! И мне приходилось отвечать за всех – за Медведева, за Путина – перед всеми коллегами, очень большими журналистами, которые в это время заседали в международном жюри. Мне приходилось хихикать и уходить в сторону или плеваться и уходить курить. Но после этого подумал, что вдруг в какой-нибудь великой масонской ложе или среди тайных властителей мира был бы этот план, чтобы вышел Медведев и сказал – теперь будет Путин, и вышел бы Путин и сказал, а я теперь Диму назначу премьер-министром, чтобы как-то открыть глаза нам, очень многим, чтобы мы от этого омерзения перешли к какой-то нормальной человеческой гражданской позиции. Мне кажется, что это был поворотный пункт.
Елена Рыковцева: Надо было палкой по голове.
Сергей Бунтман: Это было гениально, это было невольно.
Елена Рыковцева: Так вот. Мы прекрасно знаем, как на таких мероприятиях ведет себя Владимир Кулистиков. Он такой шутник, хи-хи, ха-ха. Пивоваров задает совершенно другие вопросы, которые никогда бы в таком ключе и в таком настроении не задал бы Кулистиков. Как это получается?
Сергей Бунтман: Алексей Пивоваров журналист стопроцентный!
Елена Рыковцева: Да! Но вы допускаете, что когда он идет на такое важное интервью, он ставит в известность руководство о тех вопросах, которые будет задавать? Значит, Кулистиков разрешает ему задавать такие вопросы. Он понимает, что репутационно канал выиграет, если Пивоваров так поставит эти вопросы?
Сергей Бунтман: Мне кажется, что это слишком сложно. Я не знаю, какое благословение давал Кулистиков ли, или кто-то еще, или батюшка местный какой-нибудь религии или конфессии. Я знаю одно, что Алексей Пивоваров сидит в студии и задает нормальные вопросы, слушая ответы. Нельзя (и этому нас учат в детских садах) составить список вопросов, которые ты будешь тупо задавать. Пивоваров задает, исходя из предыдущего вопроса. Я знаю Пивоварова как человека, который задаст вопрос, который надо задать и не будет при этом слушать в ухе санкции. Мне кажется, это слишком сложная конструкция – кто-то кому-то разрешает, кто-то кому-то позволяет.
Елена Рыковцева: Хорошо. Кулистиков отправляет на такое абсолютно официозное интервью человека, который не будет слушать в ухо вопросов и получать санкцию. Это о чем-то говорить? Он же мог не Пивоварова отправить, в конце концов.
Сергей Бунтман: Я не буду врать, что я знаю, кто отбирал журналистов. Я думаю, что журналисты согласовывались с администраций Медведева, с его пресс-службой, с Натальей Тимаковой и т. д. Мне кажется, что тот, у кого берут интервью, и его службы имеют не последнее слово в выборе журналистов.
Елена Рыковцева: Да, наверное. Молния "Интерфакса": "Появление цензуры в СМИ – повод для государственного вмешательства", - говорит Дмитрий Медведев. Сама по себе парадоксальная фраза. Потому что появление цензуры в СМИ как раз связано обычно с государственным вмешательством.
Сергей Бунтман: Это такой же литой гранит, как свобода лучше, чем несвобода.
Елена Рыковцева: Что было для вас новым в том, что он говорил об армии?
Сергей Бунтман: Не то, что новое было. Я за реформой армейской слежу все время. У нас и передача такая есть. Очень интересные вещи происходят в армии. Дело здесь даже не в социальном положении военных, не в проблемах, которые существуют с жильем и т. д. Здесь существует общее направление и общий вектор, который был худо-бедно, но направлен на современную армию. Но! Медведев здесь сказал, что у него задача – обеспечить 85% контрактников через 6 лет. Не так резво, как хотелось бы, но тенденция есть - армия должна быть профессиональной вся. В стыке с образованием это было, что разрыв в обучении – это плохо. Хотя это было сказано, конечно, со многими оговорками.
Елена Рыковцева: Из института выдергивать плохо.
Сергей Бунтман: Да, студентов выдергивать нельзя. Другое дело, здесь, мне кажется, у самого Медведева смешивается несколько проблем - отсрочка от армии и проблемы образования. Они у нас у всех смешиваются. Идиотская система призыва, извините меня. В XXI веке – это совершенно дурацкая система. Даже немцы, у которых это был признак демократии - призыв - чтобы не было никакой касты военной. Не дай Бог, возродится что бы то ни было, поэтому надо призывать - они тоже от этого отошли. Это невозможно!
Другое дело, что масса людей, масса мальчиков как в советское время, так и в антисоветское время идут и получают образование, очень часто совсем не то, которое им нужно, именно для того, чтобы не служить в армии какое-то время, а потом откосить. Это невозможно ни для страны, ни для мальчиков. Как мы говорим, совершеннолетие в России наступает в 27 лет. В 27 лет получается только свободный [от призыва] человек. Это невозможная ситуация. Другое дело, что по поводу образование в целом нельзя не согласиться с Медведевым - очень много шлака в высшем образовании, и численного шлака, и качественного шлака.
Елена Рыковцева: Достукались, что из всех рейтингов выбросили.
Сергей Бунтман: Дело даже не в рейтингах. У нас рядом с домом было строительное ПТУ. Потом, наверняка, думали мы, назовут это академией прикладного зодчества. Масса университетов, которые никакие не университеты. Есть какой-то жалчайший педвуз или педучилище, которое становится университетом по всем проблемам. Это факт.
Елена Рыковцева: Из интервью выяснилось, что сын Дмитрия Медведева, Илья, не любит ЕГЭ еще больше, чем самые большие нелюбители. Но папа все-таки пытается уговорить мальчика, что тест разумный и современный, но одного его недостаточно.
Сергей Бунтман: Должен сказать, что папа разговорился к этому времени. Папа уже забыл про телекамеры и говорил – давайте про социалку, но я не настаиваю.
Елена Рыковцева: Папе стало интересно.
Сергей Бунтман: Папа оживился. Понятно, что у него несколько такое отпускное настроение.
Елена Рыковцева: Дембельское, вы сказали.
Сергей Бунтман: Да, ремень до пупа. При этом он сказал разумную вещь про ЕГЭ. Илья не сдавал других экзаменов, а я сдавал. Все мы сдавали. Какой процент коррупции, какой процент списков, чего угодно. ЕГЭ, освобожденный от утечек, коррупции, от всех этих вещей, конечно, гораздо лучше, так же как свобода лучше несвободы. ЕГЭ все-таки гораздо лучше этих экзаменов. Тебе могли поставить больше, поставить меньше. Начинаются наводящие вопросы: жертвы войны поименно – пожалуйста! Знаем мы эти вопросы дополнительные. У ЕГЭ масса недостатков, особенно в части «С».
Елена Рыковцева: Но все в равных условиях.
Сергей Бунтман: Даже пример той же Грузии. Маленькая страна, но порядок, который был наведен с тамошним ЕГЭ, причем очень быстро…
Елена Рыковцева: Сын Саакашвили пролетел дважды и не поступил в вуз.
Сергей Бунтман: Да? Конечно, их меньше. Но когда про полицию Медведев говорил - мы не маленькая страна - но не надо забывать одну вещь, до которой может быть дойдут. Мы федерация, то есть мы набор довольно небольших, надеюсь, сплоченных территорий. Вспомнить о федерации было бы очень полезно.
Елена Рыковцева: Кстати, было смешно, когда поначалу Медведев говорил: что вы мне все про политику, а не задаете вопросы интересные людям, социалка и пр.
Сергей Бунтман: Он немножко не так сказал. Конечно, он хитрил и кокетничал. Это была такая перебивка. И тогда Марианна Максимовская совершенно правильно сказала – вы же главный политик.
Елена Рыковцева: Вот разница двух каналов НТВ и Первого. Понятно, что только Пивоваров мог задать эти вопросы. Понятно, что Верницкий будет задавать другие вопросы. Когда он говорит, я все-таки вернусь к социалке, о которой вы столько мечтали, разговорившийся Дмитрий Анатольевич отвечает – да не надо, я готов о политике продолжать.
Сергей Бунтман: Я не настаиваю.
Елена Рыковцева: Ему стало интересно.
Сергей Бунтман: Это значит, что нормальная атмосфера уже создалась. Взаимные какие-то подначки начались. Это хорошо.
Елена Рыковцева: Давайте поговорим о том, что Марианна Максимовская назвала сенсацией дня. Он сказал, что он не видит себя вне партии: не может быть такого, чтобы лидер партии не был вместе с партией. Потому что в какой-то момент может создаться ситуация, когда лидер отдельно, а партия отдельно.
Сергей Бунтман: И создалась такая ситуация! И мы это видели. По-моему, он прямо сказал, что это означает. Это означает, когда премьером создавался "Народный фронт", это был явный совершенно отход от партии. Причем Медведев здесь выступил интересно. Потому что он считает, что президентство как-то освобождает тебя от членства в партии. Он это понимает, принимает то, что Путин говорил третьего дня. А премьерство - не освобождает. Партийное правительство, может, более ответственное правительство перед парламентом. Это интересно. Хотя это может быть опять как ход 24 сентября – бессознательный мотив. Делали одно, а получилось объективно другое. Не знаю, насколько это продуманная система – переход к ответственному правительству. Очень я сомневаюсь, что они этого хотят.
Политика ведь в России очень интересная штука все последнее время, политика государственная, в том смысле, что она абсолютно реактивная. Она реактивная не в смысле, что быстро летает, а в том, что это политика лишь реагирования на создавшуюся ситуацию. Дмитрий Анатольевич у нас убежден, что Грузия агрессор, что начата Грузией война. Сам сказал, сам гордится этой войной. Но дело в том, когда думали, что будет маленькая победоносная неизвестно до какого конца война, а оказалось, что вооруженные гигантские силы в таком состоянии, что если бы воевали отдельно с Аджарией, и то им было бы тяжело. Это настолько ужасно выглядело, что подвигло к каким-то практическим действиям. Но они этого не хотели. Они этого не представляли себе.
Дальше то, что он говорил, очень интересно. Постоянно Медведев признает – не хочет признавать, а признает, что именно ситуация осени-зимы дернула их очень сильно.
Елена Рыковцева: Ой! Глазам не верю! Интерфакс: «Медведев: говорить о зарубежном влиянии на протестное движение в России несерьезно».
Сергей Бунтман: Надо же как! Все!
Елена Рыковцева: Когда Марианна Максимовская позволила себе легко обозначить: "Вы тут обмениваетесь постами", он зацепился, обиделся: "Мы не обмениваемся постами. Для того чтобы меняться постами, их нужно сначала заслужить».
Сергей Бунтман: Обижается он не так. Президент Медведев человек обидчивый, не помогают ему занятия спортом. Как он говорил – мной не должны эмоции владеть, я позанимаюсь спортом и приму решение. Но явно, что занятия спортом иногда ему не помогают в этом отношении. Подвержен он эмоциям. Это известно. Но это нормально, может быть, только не надо в государство переводить.
Елена Рыковцева: Молния. «Медведев: "У нас нет никакой антипатии к грузинскому народу, а Саакашвили ноль и пустое место". Ну, зачем обзываться?! Зачем он постоянно обзывает этими детскими какими-то или грубыми словами руководителя соседней державы, даже если ты с ним контротношениях?!
Сергей Бунтман: Не надо переоценивать Медведева. 4 года назад Медведев, став президентом, во время войны с Грузией всячески представлял себя в каждом слове как жесткого, сильного руководителя. Он самого Ирода переиродил тогда во всех своих выступлениях. Он говорил гораздо грубее и жестче, чем Путин. Это выглядело фальшиво тогда. До сих пор это выглядит фальшиво.
Елена Рыковцева: Неорганично для него совершенно.
Сергей Бунтман: Мне кажется, что очень печальная история для Медведева-политика была, что он в этом во многом остался. Если он что-то хотел – а он хотел! – сделать другое, у него все время это, как гиря на ноге висела. Вот эта постоянная необходимость, такое желание бодрости и что-то показать…
Елена Рыковцева: Самоутвердиться.
Сергей Бунтман: Он попал в ловушку тогда. Сам себе устроил эту ловушку, сам в нее попал и никак из нее выйти не может.
У каждого своя история. Знаете, какими становятся глаза Путина, когда речь заходит о Ходорковском. С Медведевым при упоминании Ходорковского ничего не происходит. С Путиным происходит до сих пор. Так что, это все остается. Грузинский конфликт – предмет гордости, но и страшное все начинается у Медведева, когда он говорит о Саакашвили.
Елена Рыковцева: В несвойственной ему лексике.
Сергей Бунтман: Не знаю, но кажется, что это фальшиво.
Елена Рыковцева: Когда Дмитрий Медведев сказал, вы помните, так театрально, с хитринкой, как Владимир Ильич - с прищуром – вот 7 мая…
Сергей Бунтман: Это такая заготовка. Это было на вопрос об отставке Нургалиева и об ответственности министров.
Елена Рыковцева: «Все подадут в отставку 7 мая».
Сергей Бунтман: Это называется – решить по-тихому. Я так думаю, что Нургалиева там не будет.
Елена Рыковцева: Молния. "Президент Дмитрий Медведев заявил, что состав правительства РФ будет серьезно обновлен. Но в него войдут люди, которые обеспечат преемственность. Я могу сказать только одно – это мое намерение. И оно абсолютно совпадает с намерением избранного президента Владимира Путина – весьма существенным образом обновить действующий состав правительства".
Сергей Бунтман: А вот здесь будет очень интересно – кто останется. Потому что правительство затевается на весь срок как минимум Думы, а кажется, что и на весь президентский срок. Оно затевается, исходя из неизменности ситуации. Может быть, в этом его и недостаток будет очень большой, что оно затевается не гибким.
Елена Рыковцева: Михаил Зыгарь спросил его, в контексте голодовки в Астрахани: приходилось ли вам отчаивается? Он сказал: "Никогда! Когда у меня бывает плохое настроение, я иду заниматься спортом. И после этого я могу принять непопулярное решение». Я подумала, что не каждый человек ведь ответит, что он делает, когда у него плохое настроение – так быстро и четко. Что вы делаете, когда у вас плохое настроение?
Сергей Бунтман: Ору! Но дело в том, что это хороший «мачистский» ответ, что занимаюсь спортом. Это такая заготовка. Но мне кажется, что это периферия всего. Это просто мы начинаем размышлять о некоторой внутренней системе реагирования. Я не знаю, можно ли просмотреть по этому интервью… Наверное, Дмитрий Медведев будет председателем правительства. Можно ли просмотреть четко его идеологию как председателя правительства? Его место. Ведь конечно, учитывая значение, которое приобрел Путин, все эти годы его правительство было больше, чем правительство. Путин больше председатель правительства, чем кто бы то ни был, когда бы то ни был в нашей стране - президентской по определению и по Конституции.
Что будет сейчас – сказать трудно. Что они вообще думают делать? Будет ли общественное давление продолжаться? Не устанет ли общество? Надеюсь, что – нет. Общество, как мы видим, поддавливает очень серьезно.
Елена Рыковцева: Я не знаю, в какой формулировке, но я думала о том, появится ли такой вопрос: верите ли вы, что вас не кинут с этим премьерством?
Сергей Бунтман: На это всегда есть ответ – как решит Дума! Все в руках Божьих, когда уверены, что сделает. Как и про рокировку, отрицание рокировки. Это же автоматическое откидывание. Это же формулировки готовые давным-давно.
Елена Рыковцева: «Вы откидываете нас автоматически», говорит тогда журналист. Дума не самостоятельна. Допускаете ли вы возможность, что вы не будете премьер-министром?
Сергей Бунтман: Он повторяет – допускаю. Я бы ответил на его месте: повторяю, Дума решит, парламент должен решать. На суд давить нельзя. Мне кажется, легко говорить совершенно из другой студии, но всегда не нужно задавать вопросов, на которые есть… Щелкни кобылу в нос, она махнет хвостом. Есть автоматический ответ.
Елена Рыковцева: Бывает вопрос ради вопроса – показать, что эта тема в обществе существует.
Сергей Бунтман: Мне кажется, это очень пагубно.
Елена Рыковцева: Когда на студентов журфака набросились – ну, что вы тут со своими плакатами про Ходорковского?! Что вы со своими вопросами?! Он найдет, как выкрутиться из вопросов о Ходорковском.
Сергей Бунтман: Но это не значит, что их нельзя задать.
Елена Рыковцева: Вот! Показать. Что вопрос существует!
Сергей Бунтман: В таком смысле – вопрос для вопроса, конечно…
Елена Рыковцева: Показать, что есть подозрение, что вас кинут.
Сергей Бунтман: Есть обязанность - задать.
Елена Рыковцева: Есть сомнение в обществе.
Сергей Бунтман: Существует ход дальше. Ты этот вопрос уже знаешь, а как его задать так, чтобы было нестандартно? Иногда это просто невозможно.
Медведев, который повторяет все время "свобода лучше, чем несвобода"… В принципе, это становится благоглупостью. Но мне кажется, пусть лучше человек во главе государства или рядом с главой государства повторяет эту благоглупость, чем те, которые говорили в Лужниках или на Поклонке – Победа, мы и т. д. Это лучше. Но все зависит от нас. Все зависит от нас! Мы будем давить как общество, мы будем давить на них... Эти ребята увидели наше существование осенью и зимой! Они увидели, что кто-то еще есть на свете!
Елена Рыковцева: И кому-то что-то не нравится.
Сергей Бунтман: Нравится - не нравится. Надо же - говорят человеческим голосом! Ух ты! Вдруг увидели! Хорошо, давайте.
Елена Рыковцева: Все время хотелось его спросить – так что же вы дальше-то не пошли, если вам 4 лет мало было?!
Сергей Бунтман: А ребята в интервью спросили его, только косвенно, когда говорили о протестах и о 24 сентября. Если бы вы выставили свою кандидатуру и пошли бы на президентские выборы, там были люди, которые бы за вас голосовали. Ребята сказали.
Елена Рыковцева: По Общественному телевидению вы успели услышать, что он говорит.
Сергей Бунтман: Успел. Но Общественное телевидение… Михаил Зыгарь задал правильный вопрос: "Получается, что вы констатируете, что государственные каналы, существующие основные каналы телевидения, не справляются с задачей нормального информирования граждан". Несколько ушел Медведев, отшутился, сказал – самому Зыгарю хорошо говорить, когда вы работаете на частном канале. Но вопрос был поставлен правильно, что за идея Общественного телевидения при наличии огромных мощностей таких, если добавить сюда еще и работу на внешний рынок с "Раша тудей".
Елена Рыковцева: Надо разобраться – почему целиком государственный канал не стал общественным? Почему ему не стать нормальным каналом? Вот с этим бы разобраться сначала.
Сергей Бунтман: Потому что в голове нет собственного понимания, что такое государственный канал.
Елена Рыковцева: Читаю Интерфакс. Обещает Дмитрий Анатольевич, что если большинство людей будет выступать за возвращение перевода часовых стрелок – это можно сделать. Отступает на час назад.
Сергей Бунтман: Слава Богу. Лигу чемпионов будем нормально смотреть.
Елена Рыковцева: А также два запрета под конец. Не созрела Россия для того, чтобы разрешить употребление алкоголя за рулем, и нельзя разрешить свободный оборот оружия.
Сергей Бунтман: Кто же говорит об употреблении алкоголя за рулем?! Опять подменил он проблему. Бог ему судья. Это будут решать другие люди.
Первую половину этого мероприятия мы смотрели по телевизору вместе с первым заместителем главного редактора Сергеем Бунтманом. Вторую будем восстанавливать по Интерфаксу и вашим СМС.
Сергей, до того, как это интервью начиналось, были замечания, что, мол, кому это уже теперь нужно. После того, что вы услышали, - вы считаете, оно стало нужнее?
Сергей Бунтман: Конечно, нужнее. Вообще, отрицать и отметать заранее – кому это нужно? – в особенности журналистам, которые имеют возможность спрашивать, нельзя. Потому что все зависит от качества твоих собственных вопросов, от того как ты спровоцируешь, как ты создашь новость. Поначалу было довольно унылое впечатление, потому что ребята как-то не очень хотели создавать новости, а их можно было создать.
Елена Рыковцева: Может, они его отпугивать не хотели сразу?
Сергей Бунтман: Может быть. Может быть, они его заманивали, может быть, как-то стеснялись, хотя уже прошло четыре года. Но в такой форме это редкое довольно интервью. Было то, что организовывали мы вместе с 2-3 ТВ каналами по поводу Грузии. Потом интервью с боссами телеканалов – это никакое не интервью, это снобистская беседа абсолютно. Но это не интервью.
Елена Рыковцева: Вальяжный разговор.
Сергей Бунтман: Да, вальяжными жирными голосами. Медведев точно таким же становился – с вальяжным жирным голосом.
Елена Рыковцева: Это заразная штука, конечно.
Сергей Бунтман: Да, заразная штука. А тут, по-моему, к минуте 25-29 они разошлись и начали задавать конкретные вопросы, несмотря на то, что были и вопросы в форме диссертации, в которых больше излагали, чем спрашивали. Миша Зыгарь как раз этим и грешил. Но потом пошли интересные вещи. Действительно, Медведев вместе с нашими коллегами насоздавали новостей. Там любопытные нюансы. Нельзя сказать, что это безынтересное интервью.
Елена Рыковцева: Поначалу это были общие слова. Речь шла о реформе полиции, спрашивали его о коррупции – как вы с этим боретесь, и довольны ли вы результатами? Он все первые 25 минут говорил, что за 4 года не справишься. За 4 года мы можем только обозначить.
Сергей Бунтман: Разминка такая. Они друг другу подавали удобные мячи. А потом стали настаивать. Когда шел вопрос о помиловании, о судебной системе, который сначала Марьяна Максимовская задала, упомянув в серединке и Ходорковского - обошлось, мог убежать президент Медведев. Он и убежал сначала. Но Алексей Пивоваров его догнал, остановил и задал вопрос уже только о Ходорковском. Здесь опять же у Медведева была возможность убежать, но он бежать не стал. Он развернулся и ответил, как мог. Он и Марьяне отвечал кусочком о мотивации помилования, о возможности помилования. Здесь была одна любопытная фраза, которая вызывает очень много сомнений, но где понятна мыслительно-оправдательная технология президента, который не милует. "Зачем я буду миловать какого-то абстрактного заключенного, который в это время добивается пересмотра решения и доказательства своей невиновности? Я же ему помешаю в этом".
Елена Рыковцева: Если он об этом не просит. Он все время просил попросить – пока вы не попросите, я не могу для вас ничего сделать. Он как бы показывает, что вот сейчас он создал прецедент с Мохнаткиным…
Сергей Бунтман: Ему напомнили, и Марьяна напомнила, что создан прецедент помилования Мохнаткина. Это с прошением о помиловании, но без вот этой штучки, которая называется "признание своей вины". Здесь прецедент создан. На что Медведев ответил, что президент на то и президент, что может идти вопреки указу президента, который предполагает признание вины.
Елена Рыковцева: Сергей, что мы должны понять сейчас? Если сегодня попросить Михаила Ходорковского написать такое прошение без того, что он признает вину, то у него был бы шанс быть помилованным?
Сергей Бунтман: Я думаю – да.
Елена Рыковцева: Это подсказывал Медведев?
Сергей Бунтман: Я думаю – да.
Елена Рыковцева: Но уже поздно. До 7 мая не успеет. Праздники.
Сергей Бунтман: Любой фокус возможен, только бы хорошо понять – зачем.
Елена Рыковцева: Но схема есть. Схему он сегодня провозгласил.
Сергей Бунтман: Схему он сегодня обозначил. Помилование Мохнаткина. Если говорить честно, не надо пренебрегать ценностью этого помилования, мне кажется. Это нехорошо все-таки говорить – зачем мне нужны твои 3 копейки. Эти 3 копейки для Мохнаткина - каждый час, проведенный в этом чудесном заведении, ужасен. Есть люди, которые говорят, зачем это нужно? Хотя такой элемент есть, что помилование именно Сергея Мохнаткина было легчайшим из помилований возможных в эти дни.
Елена Рыковцева: Сама ситуация с ним абсурдная и нелепая, требующая такого решения.
Сергей Бунтман: Можно понять и как постановку галочки – помилование из списка состоялось, мероприятие проведено. Но отметим, осталось меньше чем две недели, тут еще праздников куча. И как тяжело выпускали Мохнаткина все эти ребята из колонии.
Елена Рыковцева: Не отдали кошку, которую он вылечил.
Сергей Бунтман: Это мерзость, это свинство. Не съем, а хотя бы понадкусываю. До конца доведу, портянку не отдам, кошку не отдам.
Елена Рыковцева: Вот смотрите. Алексей Пивоваров задает вопрос за вопросом. Сначала он снова вывел на очень четкий разговор о помиловании именно Ходорковского, и настолько четко задал вопрос, что его невозможно было обойти. Он очень ясно сказал по поводу того, что Ходоровский слишком долго сидит.
Сергей Бунтман: И что это проблема для России. Медведев от этого ушел, не дожал он его. Хотя это всегда очень легко смотреть. Мы все спорт смотрим по телевизору и говорим – вот здесь я бы забил, я бы добил.
Елена Рыковцева: Я на Алексея Пивоварова здесь точно не грешу, потому что сама уже забыла про этот вопрос – про то, что арест Ходорковского создает проблемы для России, они так заговорили о помиловании, что я увлеклась этими рассуждениями…
Сергей Бунтман: Но при этом Медведев говорил интересные вещи в своем ответе.
Елена Рыковцева: Да. Потом, Алексей Пивоваров сказал ровно ту вещь, в которой и я абсолютно уверена, что не было бы Болотной, если бы не было сентябрьской рокировки.
Сергей Бунтман: Да.
Елена Рыковцева: Не было бы такого оскорбления. Говорят, что это связано с выборами в Думу. Нет! Это было связано с тем, что люди почувствовали себя оскорбленными.
Сергей Бунтман: Я по себе просто помню. 24 сентября было верхом омерзения, которое только может быть от политической ситуации в моей стране. Я-то был не в моей стране! И мне приходилось отвечать за всех – за Медведева, за Путина – перед всеми коллегами, очень большими журналистами, которые в это время заседали в международном жюри. Мне приходилось хихикать и уходить в сторону или плеваться и уходить курить. Но после этого подумал, что вдруг в какой-нибудь великой масонской ложе или среди тайных властителей мира был бы этот план, чтобы вышел Медведев и сказал – теперь будет Путин, и вышел бы Путин и сказал, а я теперь Диму назначу премьер-министром, чтобы как-то открыть глаза нам, очень многим, чтобы мы от этого омерзения перешли к какой-то нормальной человеческой гражданской позиции. Мне кажется, что это был поворотный пункт.
Елена Рыковцева: Надо было палкой по голове.
Сергей Бунтман: Это было гениально, это было невольно.
Елена Рыковцева: Так вот. Мы прекрасно знаем, как на таких мероприятиях ведет себя Владимир Кулистиков. Он такой шутник, хи-хи, ха-ха. Пивоваров задает совершенно другие вопросы, которые никогда бы в таком ключе и в таком настроении не задал бы Кулистиков. Как это получается?
Сергей Бунтман: Алексей Пивоваров журналист стопроцентный!
Елена Рыковцева: Да! Но вы допускаете, что когда он идет на такое важное интервью, он ставит в известность руководство о тех вопросах, которые будет задавать? Значит, Кулистиков разрешает ему задавать такие вопросы. Он понимает, что репутационно канал выиграет, если Пивоваров так поставит эти вопросы?
Сергей Бунтман: Мне кажется, что это слишком сложно. Я не знаю, какое благословение давал Кулистиков ли, или кто-то еще, или батюшка местный какой-нибудь религии или конфессии. Я знаю одно, что Алексей Пивоваров сидит в студии и задает нормальные вопросы, слушая ответы. Нельзя (и этому нас учат в детских садах) составить список вопросов, которые ты будешь тупо задавать. Пивоваров задает, исходя из предыдущего вопроса. Я знаю Пивоварова как человека, который задаст вопрос, который надо задать и не будет при этом слушать в ухе санкции. Мне кажется, это слишком сложная конструкция – кто-то кому-то разрешает, кто-то кому-то позволяет.
Елена Рыковцева: Хорошо. Кулистиков отправляет на такое абсолютно официозное интервью человека, который не будет слушать в ухо вопросов и получать санкцию. Это о чем-то говорить? Он же мог не Пивоварова отправить, в конце концов.
Сергей Бунтман: Я не буду врать, что я знаю, кто отбирал журналистов. Я думаю, что журналисты согласовывались с администраций Медведева, с его пресс-службой, с Натальей Тимаковой и т. д. Мне кажется, что тот, у кого берут интервью, и его службы имеют не последнее слово в выборе журналистов.
Елена Рыковцева: Да, наверное. Молния "Интерфакса": "Появление цензуры в СМИ – повод для государственного вмешательства", - говорит Дмитрий Медведев. Сама по себе парадоксальная фраза. Потому что появление цензуры в СМИ как раз связано обычно с государственным вмешательством.
Сергей Бунтман: Это такой же литой гранит, как свобода лучше, чем несвобода.
Елена Рыковцева: Что было для вас новым в том, что он говорил об армии?
Сергей Бунтман: Не то, что новое было. Я за реформой армейской слежу все время. У нас и передача такая есть. Очень интересные вещи происходят в армии. Дело здесь даже не в социальном положении военных, не в проблемах, которые существуют с жильем и т. д. Здесь существует общее направление и общий вектор, который был худо-бедно, но направлен на современную армию. Но! Медведев здесь сказал, что у него задача – обеспечить 85% контрактников через 6 лет. Не так резво, как хотелось бы, но тенденция есть - армия должна быть профессиональной вся. В стыке с образованием это было, что разрыв в обучении – это плохо. Хотя это было сказано, конечно, со многими оговорками.
Елена Рыковцева: Из института выдергивать плохо.
Сергей Бунтман: Да, студентов выдергивать нельзя. Другое дело, здесь, мне кажется, у самого Медведева смешивается несколько проблем - отсрочка от армии и проблемы образования. Они у нас у всех смешиваются. Идиотская система призыва, извините меня. В XXI веке – это совершенно дурацкая система. Даже немцы, у которых это был признак демократии - призыв - чтобы не было никакой касты военной. Не дай Бог, возродится что бы то ни было, поэтому надо призывать - они тоже от этого отошли. Это невозможно!
Другое дело, что масса людей, масса мальчиков как в советское время, так и в антисоветское время идут и получают образование, очень часто совсем не то, которое им нужно, именно для того, чтобы не служить в армии какое-то время, а потом откосить. Это невозможно ни для страны, ни для мальчиков. Как мы говорим, совершеннолетие в России наступает в 27 лет. В 27 лет получается только свободный [от призыва] человек. Это невозможная ситуация. Другое дело, что по поводу образование в целом нельзя не согласиться с Медведевым - очень много шлака в высшем образовании, и численного шлака, и качественного шлака.
Елена Рыковцева: Достукались, что из всех рейтингов выбросили.
Сергей Бунтман: Дело даже не в рейтингах. У нас рядом с домом было строительное ПТУ. Потом, наверняка, думали мы, назовут это академией прикладного зодчества. Масса университетов, которые никакие не университеты. Есть какой-то жалчайший педвуз или педучилище, которое становится университетом по всем проблемам. Это факт.
Елена Рыковцева: Из интервью выяснилось, что сын Дмитрия Медведева, Илья, не любит ЕГЭ еще больше, чем самые большие нелюбители. Но папа все-таки пытается уговорить мальчика, что тест разумный и современный, но одного его недостаточно.
Сергей Бунтман: Должен сказать, что папа разговорился к этому времени. Папа уже забыл про телекамеры и говорил – давайте про социалку, но я не настаиваю.
Елена Рыковцева: Папе стало интересно.
Сергей Бунтман: Папа оживился. Понятно, что у него несколько такое отпускное настроение.
Елена Рыковцева: Дембельское, вы сказали.
Сергей Бунтман: Да, ремень до пупа. При этом он сказал разумную вещь про ЕГЭ. Илья не сдавал других экзаменов, а я сдавал. Все мы сдавали. Какой процент коррупции, какой процент списков, чего угодно. ЕГЭ, освобожденный от утечек, коррупции, от всех этих вещей, конечно, гораздо лучше, так же как свобода лучше несвободы. ЕГЭ все-таки гораздо лучше этих экзаменов. Тебе могли поставить больше, поставить меньше. Начинаются наводящие вопросы: жертвы войны поименно – пожалуйста! Знаем мы эти вопросы дополнительные. У ЕГЭ масса недостатков, особенно в части «С».
Елена Рыковцева: Но все в равных условиях.
Сергей Бунтман: Даже пример той же Грузии. Маленькая страна, но порядок, который был наведен с тамошним ЕГЭ, причем очень быстро…
Елена Рыковцева: Сын Саакашвили пролетел дважды и не поступил в вуз.
Сергей Бунтман: Да? Конечно, их меньше. Но когда про полицию Медведев говорил - мы не маленькая страна - но не надо забывать одну вещь, до которой может быть дойдут. Мы федерация, то есть мы набор довольно небольших, надеюсь, сплоченных территорий. Вспомнить о федерации было бы очень полезно.
Елена Рыковцева: Кстати, было смешно, когда поначалу Медведев говорил: что вы мне все про политику, а не задаете вопросы интересные людям, социалка и пр.
Сергей Бунтман: Он немножко не так сказал. Конечно, он хитрил и кокетничал. Это была такая перебивка. И тогда Марианна Максимовская совершенно правильно сказала – вы же главный политик.
Елена Рыковцева: Вот разница двух каналов НТВ и Первого. Понятно, что только Пивоваров мог задать эти вопросы. Понятно, что Верницкий будет задавать другие вопросы. Когда он говорит, я все-таки вернусь к социалке, о которой вы столько мечтали, разговорившийся Дмитрий Анатольевич отвечает – да не надо, я готов о политике продолжать.
Сергей Бунтман: Я не настаиваю.
Елена Рыковцева: Ему стало интересно.
Сергей Бунтман: Это значит, что нормальная атмосфера уже создалась. Взаимные какие-то подначки начались. Это хорошо.
Елена Рыковцева: Давайте поговорим о том, что Марианна Максимовская назвала сенсацией дня. Он сказал, что он не видит себя вне партии: не может быть такого, чтобы лидер партии не был вместе с партией. Потому что в какой-то момент может создаться ситуация, когда лидер отдельно, а партия отдельно.
Сергей Бунтман: И создалась такая ситуация! И мы это видели. По-моему, он прямо сказал, что это означает. Это означает, когда премьером создавался "Народный фронт", это был явный совершенно отход от партии. Причем Медведев здесь выступил интересно. Потому что он считает, что президентство как-то освобождает тебя от членства в партии. Он это понимает, принимает то, что Путин говорил третьего дня. А премьерство - не освобождает. Партийное правительство, может, более ответственное правительство перед парламентом. Это интересно. Хотя это может быть опять как ход 24 сентября – бессознательный мотив. Делали одно, а получилось объективно другое. Не знаю, насколько это продуманная система – переход к ответственному правительству. Очень я сомневаюсь, что они этого хотят.
Политика ведь в России очень интересная штука все последнее время, политика государственная, в том смысле, что она абсолютно реактивная. Она реактивная не в смысле, что быстро летает, а в том, что это политика лишь реагирования на создавшуюся ситуацию. Дмитрий Анатольевич у нас убежден, что Грузия агрессор, что начата Грузией война. Сам сказал, сам гордится этой войной. Но дело в том, когда думали, что будет маленькая победоносная неизвестно до какого конца война, а оказалось, что вооруженные гигантские силы в таком состоянии, что если бы воевали отдельно с Аджарией, и то им было бы тяжело. Это настолько ужасно выглядело, что подвигло к каким-то практическим действиям. Но они этого не хотели. Они этого не представляли себе.
Дальше то, что он говорил, очень интересно. Постоянно Медведев признает – не хочет признавать, а признает, что именно ситуация осени-зимы дернула их очень сильно.
Елена Рыковцева: Ой! Глазам не верю! Интерфакс: «Медведев: говорить о зарубежном влиянии на протестное движение в России несерьезно».
Сергей Бунтман: Надо же как! Все!
Елена Рыковцева: Когда Марианна Максимовская позволила себе легко обозначить: "Вы тут обмениваетесь постами", он зацепился, обиделся: "Мы не обмениваемся постами. Для того чтобы меняться постами, их нужно сначала заслужить».
Сергей Бунтман: Обижается он не так. Президент Медведев человек обидчивый, не помогают ему занятия спортом. Как он говорил – мной не должны эмоции владеть, я позанимаюсь спортом и приму решение. Но явно, что занятия спортом иногда ему не помогают в этом отношении. Подвержен он эмоциям. Это известно. Но это нормально, может быть, только не надо в государство переводить.
Елена Рыковцева: Молния. «Медведев: "У нас нет никакой антипатии к грузинскому народу, а Саакашвили ноль и пустое место". Ну, зачем обзываться?! Зачем он постоянно обзывает этими детскими какими-то или грубыми словами руководителя соседней державы, даже если ты с ним контротношениях?!
Сергей Бунтман: Не надо переоценивать Медведева. 4 года назад Медведев, став президентом, во время войны с Грузией всячески представлял себя в каждом слове как жесткого, сильного руководителя. Он самого Ирода переиродил тогда во всех своих выступлениях. Он говорил гораздо грубее и жестче, чем Путин. Это выглядело фальшиво тогда. До сих пор это выглядит фальшиво.
Елена Рыковцева: Неорганично для него совершенно.
Сергей Бунтман: Мне кажется, что очень печальная история для Медведева-политика была, что он в этом во многом остался. Если он что-то хотел – а он хотел! – сделать другое, у него все время это, как гиря на ноге висела. Вот эта постоянная необходимость, такое желание бодрости и что-то показать…
Елена Рыковцева: Самоутвердиться.
Сергей Бунтман: Он попал в ловушку тогда. Сам себе устроил эту ловушку, сам в нее попал и никак из нее выйти не может.
У каждого своя история. Знаете, какими становятся глаза Путина, когда речь заходит о Ходорковском. С Медведевым при упоминании Ходорковского ничего не происходит. С Путиным происходит до сих пор. Так что, это все остается. Грузинский конфликт – предмет гордости, но и страшное все начинается у Медведева, когда он говорит о Саакашвили.
Елена Рыковцева: В несвойственной ему лексике.
Сергей Бунтман: Не знаю, но кажется, что это фальшиво.
Елена Рыковцева: Когда Дмитрий Медведев сказал, вы помните, так театрально, с хитринкой, как Владимир Ильич - с прищуром – вот 7 мая…
Сергей Бунтман: Это такая заготовка. Это было на вопрос об отставке Нургалиева и об ответственности министров.
Елена Рыковцева: «Все подадут в отставку 7 мая».
Сергей Бунтман: Это называется – решить по-тихому. Я так думаю, что Нургалиева там не будет.
Елена Рыковцева: Молния. "Президент Дмитрий Медведев заявил, что состав правительства РФ будет серьезно обновлен. Но в него войдут люди, которые обеспечат преемственность. Я могу сказать только одно – это мое намерение. И оно абсолютно совпадает с намерением избранного президента Владимира Путина – весьма существенным образом обновить действующий состав правительства".
Сергей Бунтман: А вот здесь будет очень интересно – кто останется. Потому что правительство затевается на весь срок как минимум Думы, а кажется, что и на весь президентский срок. Оно затевается, исходя из неизменности ситуации. Может быть, в этом его и недостаток будет очень большой, что оно затевается не гибким.
Елена Рыковцева: Михаил Зыгарь спросил его, в контексте голодовки в Астрахани: приходилось ли вам отчаивается? Он сказал: "Никогда! Когда у меня бывает плохое настроение, я иду заниматься спортом. И после этого я могу принять непопулярное решение». Я подумала, что не каждый человек ведь ответит, что он делает, когда у него плохое настроение – так быстро и четко. Что вы делаете, когда у вас плохое настроение?
Сергей Бунтман: Ору! Но дело в том, что это хороший «мачистский» ответ, что занимаюсь спортом. Это такая заготовка. Но мне кажется, что это периферия всего. Это просто мы начинаем размышлять о некоторой внутренней системе реагирования. Я не знаю, можно ли просмотреть по этому интервью… Наверное, Дмитрий Медведев будет председателем правительства. Можно ли просмотреть четко его идеологию как председателя правительства? Его место. Ведь конечно, учитывая значение, которое приобрел Путин, все эти годы его правительство было больше, чем правительство. Путин больше председатель правительства, чем кто бы то ни был, когда бы то ни был в нашей стране - президентской по определению и по Конституции.
Что будет сейчас – сказать трудно. Что они вообще думают делать? Будет ли общественное давление продолжаться? Не устанет ли общество? Надеюсь, что – нет. Общество, как мы видим, поддавливает очень серьезно.
Елена Рыковцева: Я не знаю, в какой формулировке, но я думала о том, появится ли такой вопрос: верите ли вы, что вас не кинут с этим премьерством?
Сергей Бунтман: На это всегда есть ответ – как решит Дума! Все в руках Божьих, когда уверены, что сделает. Как и про рокировку, отрицание рокировки. Это же автоматическое откидывание. Это же формулировки готовые давным-давно.
Елена Рыковцева: «Вы откидываете нас автоматически», говорит тогда журналист. Дума не самостоятельна. Допускаете ли вы возможность, что вы не будете премьер-министром?
Сергей Бунтман: Он повторяет – допускаю. Я бы ответил на его месте: повторяю, Дума решит, парламент должен решать. На суд давить нельзя. Мне кажется, легко говорить совершенно из другой студии, но всегда не нужно задавать вопросов, на которые есть… Щелкни кобылу в нос, она махнет хвостом. Есть автоматический ответ.
Елена Рыковцева: Бывает вопрос ради вопроса – показать, что эта тема в обществе существует.
Сергей Бунтман: Мне кажется, это очень пагубно.
Елена Рыковцева: Когда на студентов журфака набросились – ну, что вы тут со своими плакатами про Ходорковского?! Что вы со своими вопросами?! Он найдет, как выкрутиться из вопросов о Ходорковском.
Сергей Бунтман: Но это не значит, что их нельзя задать.
Елена Рыковцева: Вот! Показать. Что вопрос существует!
Сергей Бунтман: В таком смысле – вопрос для вопроса, конечно…
Елена Рыковцева: Показать, что есть подозрение, что вас кинут.
Сергей Бунтман: Есть обязанность - задать.
Елена Рыковцева: Есть сомнение в обществе.
Сергей Бунтман: Существует ход дальше. Ты этот вопрос уже знаешь, а как его задать так, чтобы было нестандартно? Иногда это просто невозможно.
Медведев, который повторяет все время "свобода лучше, чем несвобода"… В принципе, это становится благоглупостью. Но мне кажется, пусть лучше человек во главе государства или рядом с главой государства повторяет эту благоглупость, чем те, которые говорили в Лужниках или на Поклонке – Победа, мы и т. д. Это лучше. Но все зависит от нас. Все зависит от нас! Мы будем давить как общество, мы будем давить на них... Эти ребята увидели наше существование осенью и зимой! Они увидели, что кто-то еще есть на свете!
Елена Рыковцева: И кому-то что-то не нравится.
Сергей Бунтман: Нравится - не нравится. Надо же - говорят человеческим голосом! Ух ты! Вдруг увидели! Хорошо, давайте.
Елена Рыковцева: Все время хотелось его спросить – так что же вы дальше-то не пошли, если вам 4 лет мало было?!
Сергей Бунтман: А ребята в интервью спросили его, только косвенно, когда говорили о протестах и о 24 сентября. Если бы вы выставили свою кандидатуру и пошли бы на президентские выборы, там были люди, которые бы за вас голосовали. Ребята сказали.
Елена Рыковцева: По Общественному телевидению вы успели услышать, что он говорит.
Сергей Бунтман: Успел. Но Общественное телевидение… Михаил Зыгарь задал правильный вопрос: "Получается, что вы констатируете, что государственные каналы, существующие основные каналы телевидения, не справляются с задачей нормального информирования граждан". Несколько ушел Медведев, отшутился, сказал – самому Зыгарю хорошо говорить, когда вы работаете на частном канале. Но вопрос был поставлен правильно, что за идея Общественного телевидения при наличии огромных мощностей таких, если добавить сюда еще и работу на внешний рынок с "Раша тудей".
Елена Рыковцева: Надо разобраться – почему целиком государственный канал не стал общественным? Почему ему не стать нормальным каналом? Вот с этим бы разобраться сначала.
Сергей Бунтман: Потому что в голове нет собственного понимания, что такое государственный канал.
Елена Рыковцева: Читаю Интерфакс. Обещает Дмитрий Анатольевич, что если большинство людей будет выступать за возвращение перевода часовых стрелок – это можно сделать. Отступает на час назад.
Сергей Бунтман: Слава Богу. Лигу чемпионов будем нормально смотреть.
Елена Рыковцева: А также два запрета под конец. Не созрела Россия для того, чтобы разрешить употребление алкоголя за рулем, и нельзя разрешить свободный оборот оружия.
Сергей Бунтман: Кто же говорит об употреблении алкоголя за рулем?! Опять подменил он проблему. Бог ему судья. Это будут решать другие люди.
