ЕГЭ – испытание, в первую очередь, для учителя. По многим причинам, о которых сто раз говорили, и еще по одной – никто другой все эти контрольно-измерительные материалы и задания просто не поймет. Нет, сами задания не такие уж, как мне рассказывали старшеклассники, и сложные, дело здесь, как обычно – в деталях.
Два часа на Московском педагогическом марафоне я, вместе с несколькими сотнями учителей русского языка, слушала объяснения одного из авторов экзаменационных материалов, пытаясь перевести их на обычный русский язык, чтобы понять, в чем проявились особенности этого года.
Педагоги вокруг меня строчили в блокнотах, не останавливаясь, а после первого часа стали передавать записки с вопросами, ответы на которые, как правило, начинались:
«Не знаю, надо рассматривать каждый случай…»
Вот в чем дело, догадалась я, и решила без всякого перевода включить 10 минут выступления ведущего сотрудника ФИПИ в «Классный час Свободы» - мало ли, кто-то из учителей не успел записать, или неправильно понял. А на кону – будущее детей и учительская зарплата.
Впрочем, меня поразило другое – количество помочей, которыми поддерживают российского недоросля, чтобы он, не дай Бог, не запнулся о порог старшей школы. Там, где надо заглянуть в текст, стоят номера предложений, чтобы школьник лишний раз не задумался, а потому – не ошибся. Более того, хотя, наверное, это секретная информация, слов в сочинении может быть меньше семидесяти – и его все равно оценят. И аргументы оцениваются не первые два, как написано в задании, а два правильных, если таковые экспертом найдутся хотя бы среди двадцати.
Спросите: зачем? А чтобы ребенок не растекался мыслью по древу, а шел прямо намеченным путем, практически маршем - в институт. И там он, обложенный подушками безопасности, привязанными к зарплатам преподавателей, просидит, практически не выходя из аудитории, четыре года, после чего благополучно вернется под родительское крыло. Потому что российское образование – самое гуманное в мире. И к тому же бесплатное.
Подробности в это воскресенье, в девять часов вечера в "Классном часе Свободы".
Два часа на Московском педагогическом марафоне я, вместе с несколькими сотнями учителей русского языка, слушала объяснения одного из авторов экзаменационных материалов, пытаясь перевести их на обычный русский язык, чтобы понять, в чем проявились особенности этого года.
Педагоги вокруг меня строчили в блокнотах, не останавливаясь, а после первого часа стали передавать записки с вопросами, ответы на которые, как правило, начинались:
«Не знаю, надо рассматривать каждый случай…»
Вот в чем дело, догадалась я, и решила без всякого перевода включить 10 минут выступления ведущего сотрудника ФИПИ в «Классный час Свободы» - мало ли, кто-то из учителей не успел записать, или неправильно понял. А на кону – будущее детей и учительская зарплата.
Впрочем, меня поразило другое – количество помочей, которыми поддерживают российского недоросля, чтобы он, не дай Бог, не запнулся о порог старшей школы. Там, где надо заглянуть в текст, стоят номера предложений, чтобы школьник лишний раз не задумался, а потому – не ошибся. Более того, хотя, наверное, это секретная информация, слов в сочинении может быть меньше семидесяти – и его все равно оценят. И аргументы оцениваются не первые два, как написано в задании, а два правильных, если таковые экспертом найдутся хотя бы среди двадцати.
Спросите: зачем? А чтобы ребенок не растекался мыслью по древу, а шел прямо намеченным путем, практически маршем - в институт. И там он, обложенный подушками безопасности, привязанными к зарплатам преподавателей, просидит, практически не выходя из аудитории, четыре года, после чего благополучно вернется под родительское крыло. Потому что российское образование – самое гуманное в мире. И к тому же бесплатное.
Подробности в это воскресенье, в девять часов вечера в "Классном часе Свободы".
