В издательстве "Время" вышел "Текущий момент" - сборник драматургии Виктора Шендеровича. В него вошли как уже поставленные пьесы, так и те, которые по разным причинам едва ли смогут появиться на российской сцене в ближайшее время.

– В сборник вошли несколько пьес, написанных в разные годы, - говорит Виктор Шендерович. - Какие-то из них уже вышли на подмостки, а у других, может быть, все впереди. Комедию "Два ангела, четыре человека" уже одиннадцатый год играют в Театре-студии Олега Табакова; играют и в Польше, и аж в Петропавловске-Камчатском... "Вечерний выезд общества слепых" идет в Театре сатиры... Притче "Тезка Швейцера" со сценической судьбой не повезло: ее ставили два раза - один раз неудачно, а второй - совсем неудачно. При том, что мне она, может быть, дороже и ближе других пьес… Вошли в книгу и мелодрама "Потерпевший Гольдинер", и последняя по времени написания пьеса "Текущий момент".

Особняком стоит "Петрушка" - клоунада для драматического театра, написанная в 2007 году...

- Точнее, перед 2008-м?

- Я бы сказал, после 2000-го. Главный герой пьесы Петр Петрович просыпается однажды утром и обнаруживает, что он президент Российской Федерации… История мирового театра знает случаи, когда у главных героев пьес есть очевидные политические прототипы - "Карьера Артуро Уи", например. Успеху пьесы наличие такого прототипа совершенно не мешало, - правда, не в Германии и не при жизни прототипа…

Замечательным образом отреагировал на пьесу один очень известный, интеллигентный московский режиссер - позвонив мне, он сказал буквально следующее: "Витя, не могу на это пойти, у меня семья и театр". У меня возникло ощущение, что я предложил ему подложить мешок с тротилом на пути следования кортежа. Но я просто написал пьесу - и жду с нетерпением, когда ее можно будет поставить в любезном Отечестве. Кстати, мне предлагали поставить ее за пределами любезного Отечества, но я, разумеется, отказался: сатира из-за границы в этическом смысле не очень хороша, если мы не имеем в виду особый случай Герцена... Я бы очень хотел, чтобы первое представление "Петрушки" состоялось в России - по месту написания и по месту проживания прототипа. Мне кажется это важным, из принципиальных соображений.

- Пьеса Дарио Фо "БерлусПутин" с некоторых пор идет и в России.

- Ну вот, может, какие-то гомеопатические подвижки начнутся и в нашем случае.

- Прототип "Петрушки"-2007 и он же образца 2012 года - разные люди?

- Я описал уже сформированный характер. Он может мутировать в зависимости от обстоятельств, но суть-то уже не поменяется. Вопрос из начала двухтысячных - "ху из мистер Путин?" - уже получил исчерпывающий ответ, в том числе в области психологии. Все извивы этой психики уже продемонстрированы. В самом прототипе с 2007-го года ничего не изменилось - изменилось отношение к нему в любезном Отечестве. Это вызывает в нем очевидное раздражение, он перестает сдерживаться, агрессия прорывается - как прорвалась она в Лужниках… Но ничего принципиально нового, полагаю, мы уже не дождемся.

– А вокруг него возможны драматургические сюрпризы? Вроде первого министра из "Голого короля" Евгения Шварца: "У меня мать кузнец, отец прачка, долой самодержавие".

– Мы уже видим, как вчерашняя номенклатура выигрывает выборы у "Единой России", как члены ЕР стесняются своей принадлежности к партии... Когда их погонят совсем уж поганой метлой - тогда и про "мать-кузнеца", разумеется, услышим. Когда в 2010-х мы слышим от членов президентского совета тексты, которые десятью годами раньше произносили только Новодворская и Каспаров - что это, как не "отец-прачка"?

В "Петрушке" же мне прежде всего был интересен этот психологический момент: человек обнаруживает себя главой огромной страны.

– Буквально по считалке: "тебе водить"?

- Вот, примерно же так и было! В страшном сне кто бы ему рассказал, что он станет президентом Российской Федерации... Он ведь никогда не был политиком - и, в каком-то смысле, так и не стал им. Хотя, что называется, наблатыкался.

- Нехитрая наука, прямо скажем.

- Смотря какая. Обнимать доярок, мацать комбикорм, говорить в Мюнхене грозную речь, ездить в шапочке на подводной лодке и целовать в пузико детей - профессия и вправду нехитрая. А вот стать политиком, в том смысле, в котором им был Ельцин или, за пределами любезного Отечества, Миттеран, Тэтчер... В политику нужно идти как в мессианство. Так шел в нее Ельцин - с ощущением "знаю, как надо".

- Если верить Галичу, таких людей следует бояться.

- Ну, побаиваться стоит... Но политик без мессианства невозможен. Без ощущения, что ты знаешь, как надо! И ты обязан убедить электорат - не изнасиловать, а убедить и быть готовым, что он с тебя спросит.

- Все же - попробуем исследование: "В.В. Путин в категориях смешного". Что в нем смешно?

– В точности по Аристотелю - несоответствие… Люди, идущие в политику как в судьбу и избранничество, не к "полтиннику" узнающие, что они политики – они, как боксеры или штангисты, постепенно переходят из одной весовой категории в другую… Саркози, начинавший мэром небольшого провинциального города, уже в свои двадцать с чем-то лет знал, что он политик. Это - специальность, у нее есть свой инструментарий. Дальше меняются только весовые категории: вот он мэр, вот он министр, вот он президент. В случае же Путина поменялась не весовая категория, а - резким щелчком - статус. Незаметный чиновник - это мягко сказано. Когда всё случилось, стали пытаться вспомнить, кто это... "Да-да, был какой-то в пиджачке, за спиной у Собчака…" Очень любопытно, что происходит в это время с самим этим человеком, наклонностей отнюдь не мессианских, а наоборот тихих, номенклатурных, никогда не бывшим на публике, стоявшим всегда за чьим-то плечом... Разумеется, колесико в моем случае повернуто в сторону драматической клоунады, - но я прекрасно представляю себе и подробное медленное психологическое исследование в духе Сокурова... Смешно и страшно, безусловно.

- Это сначала. А дальше?

– А дальше еще забавнее. Второй этап клоунады - человек осваивается и начинает верить в собственный пиар. Во все эти стоны о "спасителе Отечества". Вдруг человек и сам начинает верить в то, что он - спаситель. Можно говорить о том, что в этот момент ему отказывает разум: он-то вроде лучше других должен знать, как это делалось…

- Что он сам это заказывал.

- Даже не он… Этот момент есть в пьесе: когда бывший спичрайтер напоминает герою, впавшему в пафос, кто, собственно, все это ему написал - и про великую Россию, про необходимость твердой руки... Юмор "нулевых" - в этом сочетании чудовищной деградации и чудовищного же нарастания собственного величия, закачанного в вену "останкинской иглой". Мы видим совершенно искреннее ощущение величия - такое, что ни один детектор лжи не поймает за руку! Люди действительно ощущают величие, сидя в полном ничтожестве, с руками, растущими все из того же места... Мы по-прежнему собираем "жигули", а не "мерседесы". Мы пользуемся айфонами, но изобретены они не здесь. Мы по-прежнему не можем предложить миру ничего качественного, кроме водки и женщин. Даже нефть у нас хуже. И при этом - невыносимая, затопляющая разум гордость.

Этот процесс прямо связан с путинским десятилетием и с именем Путина. Разумеется, не им это придумано, - просто у каждого вечного явления есть свое имя для каждой эпохи. То, что когда-то называлось "Малюта Скуратов", сегодня может называться, допустим, "Сечин". Но в принципе - опричнина и опричнина. Совершенно удивительным образом целое десятилетие российской истории получило имя человека, о существовании которого на грани этого десятилетия Россия просто не подозревала… Это смешно, - хотя это юмор, конечно, со страшноватыми результатами...

- Клоунада "десятых", пусть и с теми же персонажами - сильно отличается?

- Еще нет. Живем-то мы в той же системе координат - давайте скажем красиво, "нулевых" и "постнулевых"... Это очень хорошо отражают анекдоты. Моя любимая забава - наблюдать трансформацию анекдотов, их интонации. Смотрите: первые четыре путинских года вообще, кажется, не было анекдотов о нем. Кто-то, может быть, что-то и придумывал (я хотя бы), - но, когда мы говорим "не было анекдотов", это означает, что они - не ходили. Плохая "электропроводимость", так сказать: не было такой общественной среды, чтобы шутка мгновенно пронеслась через страну. После ареста Ходорковского началось - народ что-то про Путина уяснил и начал формулировать… Все "путинские" анекдоты до 2008-го года укладывались в три кучки. Первая - про вернувшийся страх ("Я из Питера. - Зачем же сразу пугать?") Вторая - про нарастающее убожество: "Овощи тоже будут мясо", помните? Третья - про коррупцию. Путин тестирует преемника: "Сколько будет дважды два? - Как всегда, Владимир Владимирович, один мне, три вам". Когда появляются такие анекдоты - это, по советскому опыту, начало конца. Между временем, когда косяком пошли анекдоты про Брежнева, и обрушением системы прошло десять-пятнадцать лет. Но учтем "не-информационное" общество и длину советской традиции; сейчас, я думаю, всё будет стремительнее...

В 2010-м году я услышал анекдот и, как Петр Иванович Бобчинский, сказал "э-э"... Звучит он так. Москва, центр, пробка, по пробке ходит человек, стучится в окна машин: террористы, говорит, захватили Владимира Владимирович - требуют выкуп в десять миллионов долларов. Если нет, обещают облить бензином и поджечь. Вот, ходим, собираем по машинам, кто сколько даст... И шофер отвечает: "литров пять дам". После такого анекдота свист в "Олимпийском" и Болотная удивления уже не вызывают. Приговор вынесен, а пять лет туда, десять обратно – это уже исторические подробности.

"Утром Путин без затей / Слопал четверых детей. / А пятого, помятого, / Спасла Чулпан Хаматова" – очень талантливо. Приятно, что мы знаем автора, Ивана Давыдова – но это четверостишие пошло в народ и стало фольклором; это отрефлексировано… А если мы над этим смеемся, значит, мы это пережили! "Смешно то, что правда" - это формулировка моего учителя, блистательного советского фельетониста Леонида Лиходеева. Самим смехом мы подтверждаем точность диагноза (если шарж не похож, то мы ведь и не смеемся). Смех - это лом, против которого нет приема. Слушайте частушки и анекдоты: в них самый лучший краткий курс, куда более ясный, чем в любом учебнике истории.

– Смеховая культура Болотной еще ждет своего исследователя?

- "Все ж не оставлена свобода, / Чья дочь - словесность" (Бродский, "Пьяцца Маттеи"). Юмор в неволе точно не размножается, он уж точно – дитя свободы! Главное отличие Болотной от Поклонной - фонтанирующее в первом случае народное творчество. "Вы нас даже не представляете", "Мы понимаем, что вы хотите третий раз, но у нас голова болит" - очень много смешного, тонкого, парадоксального... Корневое отличие Болотной от Поклонной - не в том, что эти против Путина, а эти за Путина. Оно в том, что здесь била ключом веселая живая жизнь, а там не было ничего, кроме угрюмства и ненависти.

- Но пока побеждает Поклонная.

- Дурное дело нехитрое. Побеждает - в чем? Татаро-монголы могут класть бревна на русских князей и пировать. Означает ли это их победу в историческом плане? Нет же... Через какое-то время эти "татаро-монголы" схлынут, сожрут сами себя и вымрут. Этой цивилизации не жить.

- В пору прекрасную - придется ли?

- Точно придется. Никуда не денетесь! Нас, безусловно, еще ждут повороты сюжета, и не один. Думаю, что и я до них доживу - а вы-то точно. Главный оптимизм последнего времени - обнаружилось поколение свободных людей. Выросли осторожненько под этим асфальтом и начали прорастать. Угрюмая модель жизни при "царе горы" - стоять, бояться, слушать, что я говорю! - по большому счету уже канает. Она входит в противоречие с нормальным желанием людей дышать и жить. Выросли миллионы людей с другими представлениями о своей жизни…

А что касается "смешно, не смешно..." - история вообще штука смешная. Обхохочешься. У меня на этот счет было: "Те, кто уцелеют, расскажут, как было замечательно".