В ночь первого избрания Владимира Путина президентом в марте 2000 года в московских интеллигентских кругах шутили: «Путин говорит, что модель развития новой России будет корейской. Однако он еще не решил, северо- или южнокорейской».
Если следовать логике этой шутки, сегодня становится ясно: Южная Корея в действительности дала модель для развития России в 2000-е - однако вовсе не современная демократическая Южная Корея. Путинский режим больше походит на авторитарную Южную Корею образца 1961 - 79 годов под руководством президента Пак Чон Хи.
Оба - Пак и Путин - пришли к власти после периода политического хаоса и обеспечили начало «эры стабильности и процветания». Оба расширили президентские полномочия, свели законодательство до существующего лишь на бумаге и превратили выборы в декоративную процедуру. Оба политизировали правоприменение и решительно расправлялись с инакомыслящими.
Пак и Путин одинаковым образом управляли экономиками своих стран. Оба под жестким контролем вводили в них государственные корпорации и "не стесняясь" позволяли себе вмешиваться в дела частного сектора. Под руководством обоих произошел подъем экономики, впоследствии приведший к устойчивому развитию среднего класса.
Важнейшим сходством двух режимов было сосредоточение политической власти и главных экономических активов страны в руках группы близких друзей президента, которые в свое время были сотрудниками спецслужб.
Проще говоря, Пак и Путин могут быть охарактеризованы термином, который предложил профессор политологии Калифорнийского Университета в Лос-Анджелесе Дениел Трейзман, «силовархи» - олигархи-силовики.
Политические потрясения в России последних месяцев заставили меня вспомнить проницательную статью Трейзмана «Силовархи Путина», опубликованную в журнале «Орбис» в 2007 году. Среди предшественников путинской Силовархии, как писал Трейзман, не только Южная Корея Пака, но и Индонезия 1967 - 1998 годов при Сухарто.
«Силовархии - государства, в которых ветераны спецслужб или армии контролируют политику и большой бизнес, - существовали в различных странах, включая Южную Корею и Индонезию. В отличие от обычных олигархов, силовархи могут посредством агентуры, прокуратуры и вооруженных сил устрашать или лишать собственности конкурентов по бизнесу. Вне зависимости от их экономической эффективности - хорошей или плохой, неважно - искушение применить силовые методы способствует развитию авторитаризма ...».
Главный урок, который я извлек из этой статьи: силовархи, будучи неспособными воспринять перемены, несут в себе семена собственного краха.
Силовархи, как писал Трейзман (писал пророчески, принимая во внимание события прошедших пяти лет), всегда сталкиваются с проблемой преемственности власти:
«После того, как правители превращают государство в репрессивную машину, передавать такую власть становится крайне опасно. Правители боятся потерять приобретенную собственность, в то время как вскрывающиеся противоречия среди элит разлагают доверие. Лидеру становится жизненно-важно поддерживать здоровое взаимодействие между группировками, и он сталкивается с давлением тех, кто требует от него не покидать своего поста. Однако, чем дольше он остается, тем сильнее он и его соратники увязают, тем более явной становится вероятность последующего суда над ними, если правитель покинет свой пост».
Вышесказанное помещает договоренность о создании тандема в 2008 году (и недавнюю рокировку Медведев-Путин) в подходящий контекст. Путин в этой ситуации нужен только в том случае, если его окружение не позволит ему уйти с политической сцены.
Несмотря на их внешне «сильный» облик, силовархи, как писал Трейзман, в конечном счете, нестабильны. Они склонны подавлять любые проявления фракционности и борьбы за влияние, которые ослабляют режим, делают его крайне уязвимым перед потрясениями:
«С усилением репрессий среди силовархов появляются разногласия. Прежде всего, ведутся обычные битвы за сферы влияния между разными ведомствами и центрами влияния. Другие разногласия коренятся в конфликтующих экономических интересах силовархов. Третий тип противоречий - противостояние самых жадных представителей власти и пуристов, опасающихся, что неограниченная коррупция и самообогащение разрушают esprit de corps».
У силовархов также отсутствуют предохранительные клапаны, которые обычно оберегают демократическое государство от общественного недовольства:
«Закрыв пути для политическое самовыражения, силовархи вытолкнули политику на улицы. После киевской “оранжевой революции” в 2004-м Кремль стал опасаться развития подобного сценария в России. Мировой опыт показывает, что массовые протесты - это не устранимые угрозы, но неизбежные последствия существования подобных режимов. Индонезийские студенты организовывали крупные демонстрации в 1973—74-м, 1978-м и в 1987-м годах; местные мусульмане протестовали в 1984-м. В Южной Корее массовые демонстрации проходили почти каждый год в 60-х и продолжались до начала 70-х, несмотря на грубое подавление».
Могу добавить, когда речь идет об экономической эффективности, силовархи часто оказываются в парадоксальной ситуации. Сильная экономика, с одной стороны, оправдывает характер режима в краткосрочной перспективе. Но в конце концов, при становлении среднего класса появляется запрос на политические перемены и плюрализм, усиливается давление. Ослабление экономики, напротив, очень быстро дестабилизирует положение силовархов, в чем и Пак, и Сухарто убедились на личном опыте.
Южнокорейские и индонезийские силовархии рухнули в результате комбинации всех этих факторов - сильный средний класс, сформировавшийся за годы устойчивого экономического роста; острый экономический спад, который выплеснул недовольство среднего класса на улицы; и раскол управленческой элиты на фоне усиления экономического и политического кризисов.
В 1978 году фальсификация результатов парламентских выборов при одновременном ухудшении экономической ситуации привела к широкому студенческому восстанию, жестоко подавленному. Но протесты не прекращались, и часть правящей элиты потеряла всякое желание усмирять массовое недовольство. В конце концов, Пак был убит начальником собственной охраны в 1979 году - хотя оставалось еще девять лет военного положения и государственных переворотов до закрепления в стране демократии в 1988 году.
Режим Сухарто пал в разгар ожесточенных массовых протестов после Азиатского экономического кризиса в 1998 году. Он ушел в отставку сразу, как только утратил доверие армейского командования.
После двенадцати лет у власти, осознает ли путинская силовархия свою старость? До сих пор непонятно. По крайней мере, пока кажется, что режим перенес «снежную революцию» без особых потерь. Путин надежно переизбран, а протесты постепенно затихают.
Только вот политизирующийся средний класс никуда не денется. А разногласия в правящей элите, обнажившиеся осенью 2011—весной 2012-го, остаются острыми.
Экономика пока сильна - благодаря в большей степени высоким ценам на нефть. Однако она по-прежнему не диверсифицирована, в ней большие проблемы с конкуренцией. Если мировые цены на нефть упадут, а когда-нибудь это произойдет, то экономический и политический кризисы неизбежны.
Если следовать логике этой шутки, сегодня становится ясно: Южная Корея в действительности дала модель для развития России в 2000-е - однако вовсе не современная демократическая Южная Корея. Путинский режим больше походит на авторитарную Южную Корею образца 1961 - 79 годов под руководством президента Пак Чон Хи.
Оба - Пак и Путин - пришли к власти после периода политического хаоса и обеспечили начало «эры стабильности и процветания». Оба расширили президентские полномочия, свели законодательство до существующего лишь на бумаге и превратили выборы в декоративную процедуру. Оба политизировали правоприменение и решительно расправлялись с инакомыслящими.
Пак и Путин одинаковым образом управляли экономиками своих стран. Оба под жестким контролем вводили в них государственные корпорации и "не стесняясь" позволяли себе вмешиваться в дела частного сектора. Под руководством обоих произошел подъем экономики, впоследствии приведший к устойчивому развитию среднего класса.
Важнейшим сходством двух режимов было сосредоточение политической власти и главных экономических активов страны в руках группы близких друзей президента, которые в свое время были сотрудниками спецслужб.
Проще говоря, Пак и Путин могут быть охарактеризованы термином, который предложил профессор политологии Калифорнийского Университета в Лос-Анджелесе Дениел Трейзман, «силовархи» - олигархи-силовики.
Политические потрясения в России последних месяцев заставили меня вспомнить проницательную статью Трейзмана «Силовархи Путина», опубликованную в журнале «Орбис» в 2007 году. Среди предшественников путинской Силовархии, как писал Трейзман, не только Южная Корея Пака, но и Индонезия 1967 - 1998 годов при Сухарто.
«Силовархии - государства, в которых ветераны спецслужб или армии контролируют политику и большой бизнес, - существовали в различных странах, включая Южную Корею и Индонезию. В отличие от обычных олигархов, силовархи могут посредством агентуры, прокуратуры и вооруженных сил устрашать или лишать собственности конкурентов по бизнесу. Вне зависимости от их экономической эффективности - хорошей или плохой, неважно - искушение применить силовые методы способствует развитию авторитаризма ...».
Главный урок, который я извлек из этой статьи: силовархи, будучи неспособными воспринять перемены, несут в себе семена собственного краха.
Силовархи, как писал Трейзман (писал пророчески, принимая во внимание события прошедших пяти лет), всегда сталкиваются с проблемой преемственности власти:
«После того, как правители превращают государство в репрессивную машину, передавать такую власть становится крайне опасно. Правители боятся потерять приобретенную собственность, в то время как вскрывающиеся противоречия среди элит разлагают доверие. Лидеру становится жизненно-важно поддерживать здоровое взаимодействие между группировками, и он сталкивается с давлением тех, кто требует от него не покидать своего поста. Однако, чем дольше он остается, тем сильнее он и его соратники увязают, тем более явной становится вероятность последующего суда над ними, если правитель покинет свой пост».
Вышесказанное помещает договоренность о создании тандема в 2008 году (и недавнюю рокировку Медведев-Путин) в подходящий контекст. Путин в этой ситуации нужен только в том случае, если его окружение не позволит ему уйти с политической сцены.
Несмотря на их внешне «сильный» облик, силовархи, как писал Трейзман, в конечном счете, нестабильны. Они склонны подавлять любые проявления фракционности и борьбы за влияние, которые ослабляют режим, делают его крайне уязвимым перед потрясениями:
«С усилением репрессий среди силовархов появляются разногласия. Прежде всего, ведутся обычные битвы за сферы влияния между разными ведомствами и центрами влияния. Другие разногласия коренятся в конфликтующих экономических интересах силовархов. Третий тип противоречий - противостояние самых жадных представителей власти и пуристов, опасающихся, что неограниченная коррупция и самообогащение разрушают esprit de corps».
У силовархов также отсутствуют предохранительные клапаны, которые обычно оберегают демократическое государство от общественного недовольства:
«Закрыв пути для политическое самовыражения, силовархи вытолкнули политику на улицы. После киевской “оранжевой революции” в 2004-м Кремль стал опасаться развития подобного сценария в России. Мировой опыт показывает, что массовые протесты - это не устранимые угрозы, но неизбежные последствия существования подобных режимов. Индонезийские студенты организовывали крупные демонстрации в 1973—74-м, 1978-м и в 1987-м годах; местные мусульмане протестовали в 1984-м. В Южной Корее массовые демонстрации проходили почти каждый год в 60-х и продолжались до начала 70-х, несмотря на грубое подавление».
Могу добавить, когда речь идет об экономической эффективности, силовархи часто оказываются в парадоксальной ситуации. Сильная экономика, с одной стороны, оправдывает характер режима в краткосрочной перспективе. Но в конце концов, при становлении среднего класса появляется запрос на политические перемены и плюрализм, усиливается давление. Ослабление экономики, напротив, очень быстро дестабилизирует положение силовархов, в чем и Пак, и Сухарто убедились на личном опыте.
Южнокорейские и индонезийские силовархии рухнули в результате комбинации всех этих факторов - сильный средний класс, сформировавшийся за годы устойчивого экономического роста; острый экономический спад, который выплеснул недовольство среднего класса на улицы; и раскол управленческой элиты на фоне усиления экономического и политического кризисов.
В 1978 году фальсификация результатов парламентских выборов при одновременном ухудшении экономической ситуации привела к широкому студенческому восстанию, жестоко подавленному. Но протесты не прекращались, и часть правящей элиты потеряла всякое желание усмирять массовое недовольство. В конце концов, Пак был убит начальником собственной охраны в 1979 году - хотя оставалось еще девять лет военного положения и государственных переворотов до закрепления в стране демократии в 1988 году.
Режим Сухарто пал в разгар ожесточенных массовых протестов после Азиатского экономического кризиса в 1998 году. Он ушел в отставку сразу, как только утратил доверие армейского командования.
После двенадцати лет у власти, осознает ли путинская силовархия свою старость? До сих пор непонятно. По крайней мере, пока кажется, что режим перенес «снежную революцию» без особых потерь. Путин надежно переизбран, а протесты постепенно затихают.
Только вот политизирующийся средний класс никуда не денется. А разногласия в правящей элите, обнажившиеся осенью 2011—весной 2012-го, остаются острыми.
Экономика пока сильна - благодаря в большей степени высоким ценам на нефть. Однако она по-прежнему не диверсифицирована, в ней большие проблемы с конкуренцией. Если мировые цены на нефть упадут, а когда-нибудь это произойдет, то экономический и политический кризисы неизбежны.
