''История мексиканской революции''

Марина Тимашева: Сегодня, кажется, рекорд. Сразу три громадных тома ''Истории мексиканской революции'' Николая Платошкина, выпущенные ''Университетом Дмитрия Пожарского''. Вопрос к Илье Смирнову. При всей актуальности темы ''революция'' - не утомил Вас такой объем?

Илья Смирнов: Согласно словарям, революция – это не просто переворот, а кардинальное изменение общественного строя. И, при всех возможных эксцессах, всё-таки прогрессивное. Так что особой актуальности темы именно сейчас я не наблюдаю. Ни в России, ни где-либо в мире. Наблюдаю неграмотное употребление термина.

Марина Тимашева: А Мексиканская революция – настоящая?

Илья Смирнов: Куда уж подлинней. Но позвольте сначала о том, не скучно ли было. Не скучно ли читать три тома Дюма? Николай Николаевич Платошкин в предисловии справедливо отмечает, что об истории Мексики мы до обидного мало знаем, притом, что это огромная страна, и ''именно в этой стране, известной сейчас больше своими курортами и сериалами, в результате революции были созданы передовые формы общественного и экономического устройства'', которые изучали не только в Латинской Америке, но и в Европе (1 -5). И здесь обращаю внимание на хронологию. Официально Мексиканская революция – с 1910 по 1917 год. Но автор начинает подробное изложение еще с Американо – мексиканской войны 1846 -48 годов. И доводит его до Второй Мировой. То есть, перед нами курс Новой истории Мексики. И в центре собственно революция – свержение диктатуры Порфирио Диаса, гражданская война, в которой убивали друг друга люди, зачастую не имевшие серьезных идейных разногласий, и наконец, Конституция 1917 года, действительно, на удивление прогрессивная (1-416). Кое-чему не вредно и сейчас поучиться. ''Все долги пеонов на момент принятия Конституции аннулировались. На будущее разрешалось давать в долг рабочим, и промышленным, и сельскохозяйственным, лишь сумму, не превышающую их месячную зарплату. Запрещалось переписывание долга на членов семей'' (1 -416) Ни в одном из трех томов вы не найдете никакой ''политической антропологии'', но природа власти раскрыта замечательно. Та самая ''невыносимая сложность бытия'', когда ''реакционеры превращаются в радикалов и наоборот'', выбившиеся в элиту индейцы (1 – 48) становятся жестокими гонителями своих же соплеменников (1-55, 67, 181), а защитником их вдруг оказывается богатый помещик (1 -86). Тираны – даже ''самый ненавидимый глава государства'' генерал В. Уэрта, за которым ''закрепился имидж предателя, убийцы, алкоголика'' - в конкретных ситуациях могут действовать разумно и справедливо (1 – 239, 2 -41). Читатель получает наглядный урок, как развращает не только власть, но и фанатичное противостояние власти.

Марина Тимашева: А какова позиция автора? За белых, за красных? Или, может быть, за зеленых, если таковые имели место в Мексике?

Илья Смирнов: Конечно, были просто бандиты. Куда же без них в гражданскую войну. Автор не скрывает своих симпатий к революционерам в той мере, в какой они выражали интересы трудящегося большинства. Но предыдущая его работа, которую мы обсуждали – про Чили - была все-таки заметно идеологизирована, местами воскрешала в памяти штампы из забытых газет времен брежневских и покоренья Праги. В книге про Мексику этот элемент сведен к минимуму. В начале 3 тома споткнулся о такую теоретическую вводку, что ''Мексика при Карденасе тоже пыталась идти к социализму, но постепенно, включая ''островки'' социалистического образа жизни… в море капиталистической экономики. Этот путь был обречен – симбиоз двух противоположных по целям общественных систем пока еще не удалось построить ни в одной стране'' (3 – 6)

Марина Тимашева: Как это – ''не удалось''?

Илья Смирнов: Я не вполне понимаю, что такое ''социализм'', но из контекста видно, что имеется в виду государственная собственность, как в СССР. Но сейчас все сколько-нибудь устойчивые хозяйственные системы основаны именно на ''симбиозе'' государственной и частной собственности, иногда с элементами общественной. В том же 3 томе есть еще ряд странных высказываний о взаимоотношениях Мексики с Советским Союзом, о компартиях (3 – 279 и др.), но это всё же периферийные сюжеты. И хронологически, и композиционно. Как у нас уже неоднократно бывало: в основном достойная, интересная книга, но в теоретических главах расшаркивания перед ''цивилизационным подходом'' или перед ''дискурсом'' каким-нибудь. В данном случае перед неким, столь же мистическим ''социализмом''. Наверное, это благороднее, потому что вера в ''социализм'' сейчас не способствует карьере. Скорее наоборот. Но главное - то, что основной материал изложен объективно и свободно.
Вот, например, самый известный народный вождь того времени Панчо Вилья; в книге он, прямо скажем, не вызывает симпатии. ''Как только Вилья вступил в деревню, он приказал арестовать всех взрослых мужчин и приговорил их к расстрелу. Местный священник попытался спасти хотя бы некоторых. Вилья помиловал несколько человек, но велел священнику больше никогда не попадаться ему на глаза. Когда тот пришел ходатайствовать за земляков еще раз, Вилья собственноручно расстрелял его. Всего были казнены 69 мирных жителей'' (1 -363). В книге множество подобных эпизодов (1 – 249, 290, 402, 400, 2 – 33, 36, 3 – 197), которые характеризуют Вилью как человека очень жестокого, вероломного(1 – 262, 2 – 209), к тому же расиста: ''китайцев вильисты безжалостно истребляли'' (2 – 33). В движении этом можно заметить сходство с махновщиной: ''большая часть солдат разошлась по домам, однако в случае необходимости Вилья мог быстро набрать несколько тысяч кавалеристов'' (2 – 31); ''с течением времени еще одной… группой командиров и советников Вильи стали выходцы из среднего образованного класса, которые стремились сформировать политические взгляды…'' (1 -282) – с поправкой на то, что мексиканский бунтовщик предпочитал алкоголю мороженое (1 -301, 2 -31, 1 – 194).
Во многом антиподом Вильи оказывается другой вождь мексиканских крестьян – Эмилиано Сапата, именно ''в силу своей неподкупности и высоких моральных принципов'' (82).
А компартия Чили, при всей к ней теоретической расположенности автора трехтомника, в некоторых конкретных ситуациях больше похожа на какую-то религиозную организацию, очень догматичную (2 – 135, 3 – 125, 160, 199).

Марина Тимашева: Насколько мне известно, коммунистами в Мексике были крупнейшие деятели искусства.

Илья Смирнов: Да, и какие замечательные новые способности в них раскрыла партийная организация. ''Сикейрос заклеймил Риверу как беспринципного оппортуниста, и на одном из митингов оба художника едва не начали стрелять друг в друга из пистолетов'' (275).
Вы понимаете, что я не могу даже пунктиром обозначить в рецензии все проблемы и сюжетные линии трех томов. Отмечу то, что живо отзовется в сердце современного общественно активного россиянина. Причем мексиканские примеры могут использовать в своей пропаганде – для уязвления противника - самые разные политические силы.

''Как правило, успех проправительственного кандидата достигался тем, что большинство избирателей в выборах не участвовали, и за них заполняли бюллетени члены избирательных комиссий'' (1 -111)

''Само же правительство поддерживало выдвижение тех кандидатов, кто не имел никаких политических убеждений, и готов был голосовать так, как ему подскажут в президентском дворце'' (2 – 62)

''Военный министр Мондрагон слыл артиллеристом- теоретиком, хотя его слабостью была безудержная коррупция… Он в корыстных целях просил немцев увеличить цену приобретаемых Мексикой орудий'' (223)

''Диас провозгласил лозунг: ''Меньше политики – больше управления''. Когда ему ''пришлось уйти в отставку, … ''все понимали, что отставка эта будет временной. К удивлению многих, президент избрал своим преемником генерала Мануэля Гонсалеса… О себе Гонсалес говорил, что он хороший человек, абсолютно чуждый миру политики… Диас ценил.. (его – И.С.) прежде всего за его безусловную лояльность... При этом бывший президент, похоже, специально перекладывал на плечи Гонсалеса бремя особенно непопулярных шагов'' (1 -61)

''В 1928 году Международный банковский комитет направил в Мексику экспертов… Эксперты предложили, чтобы Мексика существенно сократила военные расходы, полностью прекратила строительство автодорог и плотин (в условиях засушливого климата ирригация была вопросом жизни и смерти) и сократила до минимума расходы на образование'' (3 – 100)

''Президент лично ознакомился с тем, как живут люди в рабочих кварталах Монтеррея. Прибыв туда… немедленно распорядился провести … все необходимые для жизни коммуникации. Жители трущоб высыпали на улицы, до конца не веря, что сам президент удостоил их своим посещением'' (3 – 229)

''Краснорубашечники'' … устраивали у церкви ''антикатолические часы''…, пытались устроить … сожжение мощей и изображений святых… собирали верующих на ''социалистические молитвы'' (3 – 183)

''Иностранцы, которые в начале ХХ века приезжали в Мехико, сравнивали этот город с ведущими европейскими столицами… Сливки общества были воспитаны во французском духе… Состоятельные горожане проводили в Париже и Ницце отпуска'' (81)

''Крестьяне воспринимались либералами как инертная консервативная сила, среди которой широко распространены религиозные предрассудки'' (45)

''В соответствии с ''научной'' теорией.. все беды человека … были не следствием социальных условий, а коренились в самой человеческой природе… Появлялась масса псевдонаучных опусов о якобы природной склонности индейцев к алкоголизму'' (85)

''Диктатуру… далеко не бедный Ороско не любил прежде всего по политическим причинам: ему не нравилось, что любой ''хефе политико'' (политический руководитель – И.С.) мог при желании сделать невозможным его бизнес'' (123)

''Увы…, борьба с правительством вызывала к жизни самые причудливые политические союзы. Вот и левонастроенный Васко Гомес заключил … союз с реакционером Рейесом'', который стремился ''реставрировать диасовские порядки'' (149)

''Во время встреч с избирателями Мадеро горячо обличал несправедливость, но от конкретных обещаний уклонялся… Достаточно избрать честную власть, и все наладится само собой. Когда на одном из митингов его спросили, почему он в качестве примера… не разделит свою асиенду между крестьянами, Мадеро ответил, что, по его мнению, мексиканцам нужен не хлеб, а свобода'' (114)

Марина Тимашева: Из последних цитат вырисовывается революция как раз ненастоящая.

Илья Смирнов: Конечно, и в мексиканских оппозиционных движениях участвовали представители элиты, недовольные своим местом в иерархии (и у кормушки). Но всё-таки главные причины и движущие силы были совсем иные. ''Начиналось рабство обычно с того, что ''добрый'' хозяин асиенды давал достигшему 18-летия крестьянину ссуду в 150 – 200 песо …, чтобы тот мог жениться и обзавестись собственным домом. За это пеон должен был работать на ''асиендадо'', пока не вернет долг. .. Но во времена Диаса зарплата сельскохозяйственных рабочих вообще не выросла… Стоимость основных продуктов питания … увеличилась примерно в шесть раз… К тому же во многих местах пеон получал вообще не деньги, а специальные талоны, которые мог обменять на продукты только в магазине самого помещика…'' (78) И дальше: переход долга на наследников, частные тюрьмы и уголовное наказание за бегство с асиенды. То есть крепостное право. ''Труд пеонов был настолько дешевым, что это… полностью остановило технический прогресс'' (79). Не лучше было положение рабочих, занятых в промышленности, которая больше походили на каторгу (83).
Таким образом, большинство страдало ''не от отсутствия разделения властей, а от невозможности прокормить себя'' (23). Требовали земли – для чего? – чтобы на ней трудиться (1 – 62, 3 – 199). И надо признать, что в Мексике, как правило, каждое оппозиционное выступление ''начиналось с провозглашения программы, называвшейся ''планом'', например, ''план Аютлы'' по месту провозглашения (2, 92). Так что на современную Россию все-таки не очень похоже.

Марина Тимашева: Но похоже на ту, которую ''мы потеряли'' в начале ХХ века. Вы же сами вспомнили батьку Махно.

Илья Смирнов: Да, и эти аналогии подчеркивает сам автор. Сравнивает Кровавое воскресенье и расстрел мексиканских рабочих Диасом (102), аграрную реформу Мадеро и Столыпина (1 -165), 27 статью Конституции Мексики 1917 года с Декретом о Земле (1 -419). Но здесь тоже есть тонкость. Слава Богу – а также Петру Великому – в колониальную эпоху Россия вошла как великая держава, как совершенно самостоятельный социальный организм, и оставалась таковым на протяжении почти всей своей истории. Иное дело Мексика. Будучи испанской колонией, она ''в обмен на золото и серебро … была обязана ввозить из метрополии по искусственно завышенным ценам практически все необходимые для повседневной жизни товары'' (1 – 10). Откуда же было взяться промышленности? И потом ''ввиду концентрации сельского хозяйства на производстве технических культур (на экспорт – И.С.) страна оказалась на грани голода, ведь своего зерна практически не было'' (1 -104). Видите, так называемая ''глобализация'' не вчера началась. И без компьютеров международные ростовщики отлично умели считать. Вот условия кредита, одного из многих, которыми душили Мексику: ''немедленно выделялось только 60 миллионов песо… Остальные (140 миллионов)… позднее в зависимости от финансовой… ситуации в Мексике… Из 60 миллионов… 41 миллион пришлось сразу же отдать в счет погашения кредита …. (предыдущего – И.С.). 7,5 миллионов пошли… железным дорогам… (то есть, поясняю, на выкуп долгов их иностранных владельцев (1 – 103), 6 миллионов получили посредники, которые организовывали сам кредит'' (1 -208). Итого ''в бюджет поступило 1,5 миллиона''. А народ остался должен 60 с процентами.
Это, Петька, наука ''экономикс''.
Так что в Мексиканской революции очень важной составляющей была борьба за независимость. Основанная на здравом понимании того, что не может быть справедливости в доме, куда спокойно заходит чужой дядя и берет, что ему понравилось.

Марина Тимашева: Все-таки чужой дядя не сам заходит. Его пускает кто-то из своих. Подписывает такие соглашения, которые Вы приводили.

Илья Смирнов: Разумеется. Вот их групповой портрет в интерьере. При диктатуре сложилась столичная ''группа мексиканских олигархов, ''сьентификос'' (т.е. ''ученых''). Выходцы из среднего класса, как правило, бывшие адвокаты, журналисты или чиновники… У ''сьентификос'' не имелось собственной политической базы в отдельных штатах или в армии… Средств в промышленное производство они не вкладывали и в первую очередь жаждали приобрести все прелести нового социального статуса: прекрасные виллы, французских гувернеров для детей, дорогие ковры и картины… ''Сьентификос'' были основными проводниками для европейских инвесторов и… тесно связаны с ними коммерческими узами… Свое название группа получила за пропагандируемый ею ''научный''… подход''. Они считали ''коренное население… тормозом на пути прогресса и выступали за полное копирование европейского опыта… Один из идеологов… писал, что 5 миллионов белых аргентинцев – выходцев из Европы – намного ценнее 15 миллионов мексиканцев'' (1 – 70).
И на том же письменном столе, где я выписывал эту цитату, оказалась свежая газета со статьей современного российского тоже, извините за выражение, ученого: "Российский креативный класс, работодатели, элита — это всего 2–3 млн человек. И это очень важные люди — они кормят нашу страну"
А по радио выступала еще одна представительница ''креативного класса'' с такими словами: ''я абсолютно не испытываю никакого ни сострадания, ни понимания, ни даже чуть-чуть понимания мотивации этого быдла''
Как видите, все креативные инновации извлечены из стратегических запасов 100-летней давности латиноамериканских диктатур.
В заключение хотел бы с грустью отметить, что просветительские достоинства ''Истории мексиканской революции'' во многом обесцениваются тем, что написано на обложке последнего тома, на ярлычке – видите? - ''цена 1329 рублей''.

Марина Тимашева: На этой грустной ноте, то есть цене мы с Ильей Смирновым закончили обсуждение трехтомной ''История мексиканской революции''.