Марина Тимашева: Петербургские архитекторы обеспокоены судьбой Охтинского мыса, где во время раскопок были найдены ценнейшие археологические памятники. Уже появились проекты музеефикации памятников Охтинского мыса, предполагающие создание ландшафтного историко-архитектурного и археологического музея-заповедника с полным сохранением обнаруженных исторических памятников. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Вряд ли нужно напоминать о многолетнем противостоянии защитников Петербурга и Газпрома, хотевшего построить свой 400-метровый офис на Охтинском мысу, за расстрелиевским шедевром, Смольным собором. Шум битвы улегся, небоскреб или, как его нелестно окрестили, ''кукурузина'', больше центру города не грозит, а между тем, по словам градозащитников, до победы еще далеко. Дело в том, что под громкие речи о необходимости новой высотной доминанты и о сохранении небесной линии Петербурга шла своим чередом негромкая работа археологов, которые обнаружили на Охтинском мысу находки, позволившие говорить об этом месте как о ''русской Трое''. Находки относятся к разным эпохам и охватывают огромный период времени: это стоянки эпохи неолита, раннего металла, мысовое городище XIII века, крепость Ландскрона 1300-1301 годов постройки, позднесредневековый могильник XVI-XVII веков, крепость Ниеншанц XVII века, двух периодов существования, и, наконец, Охтинская верфь ХIX века. Понятно, что у многих специалистов сразу же возникла идея археологического музея под открытым небом, предполагающая бережное сохранение всех найденных памятников. Это единственно верный подход к решению проблемы, - считает сопредседатель петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Александр Марголис.
Александр Марголис: Прежде всего, нужно урегулировать законодательную ситуацию с этой территорией. Как вы знаете, наш блистательный КГИОП установил там такие границы объекта, которые, извините...
Татьяна Вольтская: Но, кажется, признаны незаконными его действия?
Александр Марголис: Если бы! К сожалению, вопрос до сих пор не получил окончательного разрешения. Во-вторых, нужно законсервировать раскопки экспедиции, которая шла на рубеже веков, а дальше спокойно думать о том, что на этой территории может возникнуть. Разумеется, ничего на этой территории строить нельзя. Надо очень внимательно анализировать зарубежный опыт, а он имеется, и самый разнообразный.
Татьяна Вольтская: Есть какой-то идеал?
Александр Марголис: Я вам скажу, что каждый раз бывая во Пскове и проходя через Довмонтов город, я этот идеал наблюдаю. Даже не покидая пределов отечества, можно использовать псковский опыт.
Татьяна Вольтская: Раскопки на Охтинском мысу возглавлял руководитель Петербургской археологической экспедиции, член Координационного совета Петербургского Союза ученых, член Совета по культурному наследию Петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников Петр Сорокин.
Петр Сорокин: В 2006 году была получена некая предварительная информация, позволившая поставить эту территорию на охрану в качестве объекта культурного наследия. Все последующие земляные работы на этой территории должны были сопровождаться археологией. Но когда снесли корпуса Петрозавода, и даже находившееся под ними бомбоубежище, то выяснилось, что они не очень-то сильно повредили территорию. Выяснилось, что здесь такая концентрация объектов и, соответственно, их нужно сохранять по закону - на месте обнаружения. В первую очередь, ценность представляют не отдельные предметы, а сами по себе памятники, потому что это масштабная фортификация различных эпох, остатки четырех крепостей фактически зафиксированы на одном месте, одна перекрывает другую, но они все неплохо сохранились по той причине, что каждая последующая была больше предыдущей, как в матрешке: древние крепости, мысовое городище, затем Ландскрона, потом Ниеншанц первого периода, Ниеншанц второго периода строительства. Они все там сохраняются в ландшафте. После наших работ были остатки законсервированы, они могут быть вскрыты и, после определенной подготовки, могут экспонироваться просто в открытом виде в ландшафте - то, что там наиболее ценное было открыто, естественно. Стоянки эпохи неолита и раннего металла, которые располагались под этим всем, тоже были исследованы. Это масштабный объект, но он обычно не сохраняется на месте обнаружения, в процессе раскопок он полностью исследуется. Так же как и могильник, который там располагался, эпохи Средневековья, достаточно крупный. А что касается коллекции находок, то только на наших раскопках было около 20 тысяч находок различного времени, и эта коллекция — единственная в своем роде, которая характеризует нам развитие всей истории Приневья на протяжении пяти тысячелетий. На этом мысу сконцентрированы памятники пятитысячелетней истории.
Татьяна Вольтская: Я правильно понимаю, что вы считаете вполне реальной идею создания музея ''Ниеншанц'' - пусть это пока будет некое условное название?
Петр Сорокин: Совершенно! Это был бы уникальный в своем роде музей, который рассказывал бы о пятитысячелетней истории этих земель, до основания Петербурга. Более того, в общественном сознании по-прежнему бытует миф о том, что Петербург был построен на болоте, на пустом месте. Эта легенда, которая появилась еще в петровское время, настолько прочно укоренилась в сознании, что, несмотря даже на исторические документы, известные всем, о существовании здесь поселений, о существовании здесь крепостей, постоянно все твердят о том, что здесь было болото и совершенно непригодные для проживания земли.
Татьяна Вольтская: А на самом деле?
Петр Сорокин: А на самом деле здесь, как и во многих других местах, были достаточно крупные центры. И это не случайно, потому что устье Невы географически является очень важным транзитным пунктом на водных путях, которые связывали на протяжении столетий Русь с Западной Европой. Это место не могло пустовать, по определению. Соответственно, здесь развивались различные структуры.
Татьяна Вольтская: Петр, ну, и какие перспективы – учитывая, что во время самых жестоких баталий по поводу небоскреба Охта-центра вас ведь отстранили от раскопок, поскольку вы не хотели признавать, что найденное вами – просто груда хлама.
Петр Сорокин: Здесь ситуация повторяет общую ситуацию, которая существует сейчас в нашей стране с Охтинским мысом, и не случайно на базе борьбы против небоскребов в Петербурге сформировалось такое гражданское общество. Здесь попытки на протяжении всего этого времени белое назвать черным, и в настоящее время они сохраняются с тем, чтобы объявить эти памятники либо не памятниками вообще, либо не очень значимыми, местного значения. То есть крепости Ландскрона и Ниеншанц, которые вошли в историю России и историю Европы, объявляются памятниками местного значения. Здесь мы имеем дело с остатками четырех крепостей. Не будем далеко ходить - на территории России есть сотни подобных одиночных объектов, рассредоточенных на огромной территории, в полях, в лесах России, и они охраняются государством как объекты культурного наследия. Любые древние городища средневекового времени, остатки их в виде рвов, валов земляных являются объектами культурного наследия. Здесь же, почему-то, когда их четыре, и когда они, в отличие от многих из тех городищ безымянных и совершенно неизвестных (кто их строил и с чем они связаны?), здесь крепости напрямую связанные с историей России и с историей Европы, считаются грудой земли.
Татьяна Вольтская: Сейчас уже появились первые проекты обустройства этой территории, и Дом архитектора даже выставил их у себя для обсуждения. Как вы считаете, такие выставки помогают делу?
Петр Сорокин: Подготовка этих проектов была инициирована ведущими архитекторами Петербурга, и, хотя это и дипломные работы, которые здесь выставлены, они показывают, демонстрируют интерес культурной общественности города, архитектурной среды к созданию такого музея на Охтинском мысу.
Татьяна Вольтская: Ценность таких памятников, которые открыты на Охтинском мысу, не только в том, что их можно и нужно показывать людям, - считает археолог, сотрудник Эрмитажа Олег Иоаннисян.
Олег Иоаннисян: Ценность любого археологического и архитектурно-археологического объекта, в чем заключается? Наши учителя читали это одним образом, мы сейчас все это прочитываем по-другому. Где гарантия того, что мы тоже не ошибаемся? Почему мы должны считать сейчас себя истиной в последней инстанции? У нас тоже есть ученики, которые лет через 15-20 придут и смогут уточнить то и увидеть то, чего мы сейчас не увидели. Поэтому эти объекты мы должны сохранять, беречь. Если их утратить сейчас, а любое строительство приведет к их полной утрате, даже в лучших побуждениях (''мы вам законсервируем фундамент''), и уже ничто никогда не вернется.
Татьяна Вольтская: С позицией Олега Иоаннисяна полностью согласен и Александр Марголис.
Александр Марголис: Олег Михайлович коснулся некоторых фундаментальных законов сохранения археологических памятников. Здесь медицинский принцип должен быть — ''не навреди'' и не считай, что ты уже почти Господь бог и твоя интерпретация памятника является истиной в конечной инстанции, оставь что-нибудь для потомков.
