В ближайшее время в суд может быть передано дело о гибели в апреле 2010 года предпринимательницы Веры Трифоновой, содержавшейся в следственном изоляторе Матросская тишина.
В середине января было заявлено об окончании следствия. Единственная обвиняемая- врач Московского областного научно-исследовательского клинического института (МОНИКИ) имени Владимирского Александра Артамонова.
По версии следствия Вера Трифонова скончалась из-за ее халатных действий. В вину врачу ставится то, что она якобы забыла в теле больной диабетом Трифоновой катетер для проведения медицинских процедур. Это привело к воспалению в стенке правой бедренной артерии Трифоновой, а затем к формированию тромба из-за которого, считает следствие, арестованная скончалась. Александра Артамонова виновной себя не признает. Это мнение разделяет семья и адвокаты скончавшейся Веры Трифоновой, настаивающие на полном оправдании врача. Накануне передачи дела в суд Александра Артамонова и её адвокат Дионисий Ломакин пришли на Радио Свобода, чтобы рассказать о том, что на самом деле случилось с Трифоновой:
– Чем сейчас происходит в вашем деле?
– Я очень надеюсь на то, что восторжествует справедливость, и это нелепое обвинение будет снято. Сейчас достаточно много искаженной информации по моему вопросу, в интернете. В частности, то, что я причастна к смерти Трифоновой.
– Как вы познакомились с Верой Трифоновой? В каком состоянии она попала в МОНИКИ? И что вы с ней делали?
– В мои обязанности входило проведение гемодиализа пациентке. Ее привезли поздно вечером в МОНИКИ, где я дежурила 23 апреля, из Можайской ЦРБ. По крайней мере, так было заявлено. При ней не было никаких документов. Состояние ее было очень тяжелое, ее сопровождал конвой. Подробности мне не были известны – заключенная, осужденная или подследственная, я не знала. Но, в принципе, это меня не интересовало, меня интересовали только медицинские сведения. По ее состоянию уже можно было сделать вывод, что ей необходим был гемодиализ – по анализам и по ее клиническим данным. Она была очень отечная, тяжело дышала, в организме было очень много лишней воды. Сеанс гемодиализа позволил убрать 4 литра жидкости, после чего ее состояние улучшилось, стало легче дышать. Для проведения гемодиализа было необходимо установить катетер. После проведения гемодиализа катетер был мною оставлен, причем специально, потому что таким больным обычно проводят гемодиализ два-три раза в неделю. При этом у меня была информация от ее родственников, что они планируют вновь привезти эту больную через день.
– Вы поставили катетер. Но какие-то рекомендации, какое-то заключение вручили ей или конвою?
– Да, я составила заключение, в котором указала, в каком состоянии она была к нам привезена, диагноз, были подробно описаны все мои действия, а также рекомендации по ее дальнейшему лечению. Эту выписку я отдала врачу "скорой помощи", который ее сопровождал.
– Для людей, которые далеки от медицины, можете пояснить: если устанавливается катетер, всегда ли он должен удаляться?
– Такие катетеры устанавливаются не для одного сеанса, поскольку новая их установка очень травматична для больного, и в данном случае он был установлен с большим трудом. Обычно катетеры могут находиться в организме несколько дней. В частности, в бедренной вене – около недели. Удалять его было нецелесообразно поскольку была высокая угроза кровотечения.
– Вы написали свое заключение, распрощались с Верой Трифоновой. Когда вы вновь услышали это имя?
– Ее обещали привезти через день, но, к сожалению, никаких сведений не было. И узнала я о ней, только когда она уже умерла, из средств массовой информации.
– Когда первый раз к вам пришел следователь?
– Не то что бы пришел. Он вызвал меня на допрос в качестве свидетеля. Это было в октябре 2010 года. Год спустя, 31 октября, я была вызвана на допрос уже в качестве подозреваемого. Это было для меня абсолютным шоком. После допроса мне тут же предъявили обвинение – "Причинение смерти по неосторожности".
– Но вам пояснили, почему?
– В постановлении приводились аргументы, но, на мой взгляд, совершенно нелепые. Я не считаю себя виноватой. Я оказала помощь данной больной в полном объеме, то есть я сделала все, что должна была сделать.
– Обращаемся к адвокату Дионисию Ломакину. Как случилось, что из всего круга подозреваемых, где фигурировали фамилии и следователя, который ходатайствовал об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей, и судьи, которая выносила соответствующие постановления, и медперсонала клиники в "Матросской тишине", который должен был ухаживать за Трифоновой, – из всего этого круга лиц выбрали Александру Артамонову?
– Первая и вторая экспертизы довольно четко указали на тех лиц, кто, скажем так, был виновен в гибели Трифоновой. В частности, врачи следственного изолятора неправильно промывали этот пресловутый катетер, что и привело к образованию тромба.
– Это тоже установлено экспертизой?
– Безусловно. Следователь, конечно, имеет право сам формулировать обвинение и выбирать экспертное учреждение, но когда есть три экспертизы, и две из них противоречат третьей, возникает вопрос: если следователь отдает предпочтение заключению последней экспертизы, то он должен достаточно мотивированно и четко объяснить почему. Этого нет.
– Александра, вы общались с родственниками Веры Трифоновой после того, как ее увезли из вашего лечебного учреждения?
– Я их видела, когда мне уже было предъявлено обвинение, совсем недавно. Они сказали, что на моей стороне, они меня поддерживают и не считают виноватой.
– Родственники? Им же сказали, кто убийца, кто виноват в том, что случилось!
– К счастью, они адекватно рассматривают эту проблему. Более того, они мне даже сейчас говорят спасибо за то, что я сделала в тот день.
– Вы на что сейчас рассчитываете?
– Не то что бы рассчитываю - надеюсь на какую-то общественную поддержку. Потому что к кому бы я ни обращалась, поддерживают все, все считают это обвинение нелепым и необоснованным. Мне не хотелось бы, чтобы в обществе был такой образ гражданского врача – убийцы, какой хотят навязать.
– Теперь, выходит, у вас последняя надежда – это суд?
– Практически да.
– Дионисий, а вы как полагаете?
– Если дело все-таки передадут в суд, и состоится обвинительный приговор в отношении Артамоновой, и если в кассационной инстанции, в городском суде он устоит, то велика вероятность, что в отношении следователя Пысина уголовное дело будет прекращено.
– Пысин – это тот следователь, который вел дело Веры Трифоновой?
– Да. А в отношении огромного количества должностных лиц оно даже не будет возбуждено. То есть схема, в общем-то, понятна.
– С наименьшими потерями.
– С наименьшими потерями, раз. Второе - формально выполнено поручение президента разобраться. И третье - работа на публику: показать в очередной раз, что все, виновные наказаны, вопрос решен.
В середине января было заявлено об окончании следствия. Единственная обвиняемая- врач Московского областного научно-исследовательского клинического института (МОНИКИ) имени Владимирского Александра Артамонова.
По версии следствия Вера Трифонова скончалась из-за ее халатных действий. В вину врачу ставится то, что она якобы забыла в теле больной диабетом Трифоновой катетер для проведения медицинских процедур. Это привело к воспалению в стенке правой бедренной артерии Трифоновой, а затем к формированию тромба из-за которого, считает следствие, арестованная скончалась. Александра Артамонова виновной себя не признает. Это мнение разделяет семья и адвокаты скончавшейся Веры Трифоновой, настаивающие на полном оправдании врача. Накануне передачи дела в суд Александра Артамонова и её адвокат Дионисий Ломакин пришли на Радио Свобода, чтобы рассказать о том, что на самом деле случилось с Трифоновой:
– Чем сейчас происходит в вашем деле?
– Я очень надеюсь на то, что восторжествует справедливость, и это нелепое обвинение будет снято. Сейчас достаточно много искаженной информации по моему вопросу, в интернете. В частности, то, что я причастна к смерти Трифоновой.
– Как вы познакомились с Верой Трифоновой? В каком состоянии она попала в МОНИКИ? И что вы с ней делали?
– В мои обязанности входило проведение гемодиализа пациентке. Ее привезли поздно вечером в МОНИКИ, где я дежурила 23 апреля, из Можайской ЦРБ. По крайней мере, так было заявлено. При ней не было никаких документов. Состояние ее было очень тяжелое, ее сопровождал конвой. Подробности мне не были известны – заключенная, осужденная или подследственная, я не знала. Но, в принципе, это меня не интересовало, меня интересовали только медицинские сведения. По ее состоянию уже можно было сделать вывод, что ей необходим был гемодиализ – по анализам и по ее клиническим данным. Она была очень отечная, тяжело дышала, в организме было очень много лишней воды. Сеанс гемодиализа позволил убрать 4 литра жидкости, после чего ее состояние улучшилось, стало легче дышать. Для проведения гемодиализа было необходимо установить катетер. После проведения гемодиализа катетер был мною оставлен, причем специально, потому что таким больным обычно проводят гемодиализ два-три раза в неделю. При этом у меня была информация от ее родственников, что они планируют вновь привезти эту больную через день.
– Вы поставили катетер. Но какие-то рекомендации, какое-то заключение вручили ей или конвою?
– Да, я составила заключение, в котором указала, в каком состоянии она была к нам привезена, диагноз, были подробно описаны все мои действия, а также рекомендации по ее дальнейшему лечению. Эту выписку я отдала врачу "скорой помощи", который ее сопровождал.
– Для людей, которые далеки от медицины, можете пояснить: если устанавливается катетер, всегда ли он должен удаляться?
– Такие катетеры устанавливаются не для одного сеанса, поскольку новая их установка очень травматична для больного, и в данном случае он был установлен с большим трудом. Обычно катетеры могут находиться в организме несколько дней. В частности, в бедренной вене – около недели. Удалять его было нецелесообразно поскольку была высокая угроза кровотечения.
– Вы написали свое заключение, распрощались с Верой Трифоновой. Когда вы вновь услышали это имя?
– Ее обещали привезти через день, но, к сожалению, никаких сведений не было. И узнала я о ней, только когда она уже умерла, из средств массовой информации.
– Когда первый раз к вам пришел следователь?
– Не то что бы пришел. Он вызвал меня на допрос в качестве свидетеля. Это было в октябре 2010 года. Год спустя, 31 октября, я была вызвана на допрос уже в качестве подозреваемого. Это было для меня абсолютным шоком. После допроса мне тут же предъявили обвинение – "Причинение смерти по неосторожности".
– Но вам пояснили, почему?
– В постановлении приводились аргументы, но, на мой взгляд, совершенно нелепые. Я не считаю себя виноватой. Я оказала помощь данной больной в полном объеме, то есть я сделала все, что должна была сделать.
– Обращаемся к адвокату Дионисию Ломакину. Как случилось, что из всего круга подозреваемых, где фигурировали фамилии и следователя, который ходатайствовал об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей, и судьи, которая выносила соответствующие постановления, и медперсонала клиники в "Матросской тишине", который должен был ухаживать за Трифоновой, – из всего этого круга лиц выбрали Александру Артамонову?
– Первая и вторая экспертизы довольно четко указали на тех лиц, кто, скажем так, был виновен в гибели Трифоновой. В частности, врачи следственного изолятора неправильно промывали этот пресловутый катетер, что и привело к образованию тромба.
– Это тоже установлено экспертизой?
– Безусловно. Следователь, конечно, имеет право сам формулировать обвинение и выбирать экспертное учреждение, но когда есть три экспертизы, и две из них противоречат третьей, возникает вопрос: если следователь отдает предпочтение заключению последней экспертизы, то он должен достаточно мотивированно и четко объяснить почему. Этого нет.
– Александра, вы общались с родственниками Веры Трифоновой после того, как ее увезли из вашего лечебного учреждения?
– Я их видела, когда мне уже было предъявлено обвинение, совсем недавно. Они сказали, что на моей стороне, они меня поддерживают и не считают виноватой.
– Родственники? Им же сказали, кто убийца, кто виноват в том, что случилось!
– К счастью, они адекватно рассматривают эту проблему. Более того, они мне даже сейчас говорят спасибо за то, что я сделала в тот день.
– Вы на что сейчас рассчитываете?
– Не то что бы рассчитываю - надеюсь на какую-то общественную поддержку. Потому что к кому бы я ни обращалась, поддерживают все, все считают это обвинение нелепым и необоснованным. Мне не хотелось бы, чтобы в обществе был такой образ гражданского врача – убийцы, какой хотят навязать.
– Теперь, выходит, у вас последняя надежда – это суд?
– Практически да.
– Дионисий, а вы как полагаете?
– Если дело все-таки передадут в суд, и состоится обвинительный приговор в отношении Артамоновой, и если в кассационной инстанции, в городском суде он устоит, то велика вероятность, что в отношении следователя Пысина уголовное дело будет прекращено.
– Пысин – это тот следователь, который вел дело Веры Трифоновой?
– Да. А в отношении огромного количества должностных лиц оно даже не будет возбуждено. То есть схема, в общем-то, понятна.
– С наименьшими потерями.
– С наименьшими потерями, раз. Второе - формально выполнено поручение президента разобраться. И третье - работа на публику: показать в очередной раз, что все, виновные наказаны, вопрос решен.
