В церкви тоже демократия, как и повсюду в России. У патриарха одно мнение, у о. Всеволода – другое, у о. Андрея – третье, и это хорошо. Поскольку вера хоть и отделена от государства, но зримо присутствует в нашей общественной жизни, на свой лад обучая граждан вольномыслию.
В рамках этой заочной дискуссии протодиакон Андрей Кураев еще в середине декабре поддержал митинг на Болотной площади, заявив, что "демонизация несогласных – есть путь к репрессиям и войне". Напротив, глава синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин на днях возмечтал именно о войне. О заграничном походе с целью раздавить оранжевую гадину. Причем развивая эту геополитическую мысль, пастырь сильно ожесточился сердцем: пусть, сказал он, наши несогласные гибнут в боях с ихними. Российской "армии нужно наконец дать настоящую работу, – заявил Чаплин. – Сетевых хомячков вполне можно было бы отправить в действующие войска. Те из них, кто выживут, наверное, станут людьми".
Как и положено, осторожнее всех высказался патриарх Кирилл. С одной стороны, он поддержал протестующих, заметив, что "у каждого человека в свободном обществе должно быть право выражать свое мнение". С другой стороны, призвал россиян "не поддаваться на провокации", чтобы "не разрушать страну". С одной стороны, он выразил готовность осудить власть, если та "останется нечувствительной к выражению протестов". С другой стороны, поставил перед паствой вопросы недосягаемой нравственной высоты. "Разве среди протестующих нет того, кто обманывает своего мужа или свою жену, – поинтересовался Кирилл, – кто ведет параллельную жизнь, кто нечистоплотен в бизнесе? Если мы творим неправду в нашей личной... жизни... почему так горячо требуем, чтобы правда осуществлялась где-то на макроуровне, а на микроуровне ее не должно быть?"
Кто из них прав, демократичный протодиакон, воинственный глава Синодального отдела или умеренный патриарх – это решать читателю. Несомненно, впрочем, что самым храбрым из полемистов является о. Всеволод. Он не только людского суда или церковного, если предположить, что начальство не одобряет его речи, он и Бога не боится, призывая к войне и массовым убийствам ненавистных ему "хомячков". Такого рода храбрость называют еще изуверством, то есть надругательством над верой, безбожием, соединенным с бесчеловечностью, – но в эти теологические дебри мы углубляться не станем. Отметим лишь, что у Чаплина довольно много сторонников в церковной среде.
Зато самого благожелательного изучения заслуживают слова патриарха. В самом деле, стоит ли выходить на демонстрацию человеку, который изменяет жене? И разве это, по сути, не одно и то же: супружеская измена или там налоговые прегрешения – и мухлеж на выборах? А если учесть, что десятки тысяч россиян и россиянок гуляют налево и неаккуратно ведут свой бизнес, то едва ли они имеют моральное право протестовать против злоупотреблений власти, правда же? Так, запросто можно решить проблему взаимоотношений Кремля и общества. Пока мы сами несовершенны, надо не выпендриваться и голосовать за Путина, за "Единую Россию".
Конечно, иной скептик, если не прямой атеист и враг, может возразить в том смысле, что государственная ложь гораздо опасней, нежели все наши глупости и мелкие злодейства в частной жизни. Что кража голосов на выборах растлевает общество, тогда как приватные грехи не оказывают на социум столь гибельного воздействия и вообще охотно отпускаются в церкви. Или, перейдя на личности, спросит, как соединяются с высоким саном сотрудничество патриарха с КГБ в советские годы, беспошлинная торговля сигаретами в ельцинскую эпоху и пристрастие к очень дорогим часам. А пошляк – тот заговорит, чего доброго, о супружеских изменах на государственном уровне, про гимнасток всяких вспомнит... стыдно даже повторять.
Однако не станем уподобляться пошлякам и скептикам. Главное – это все-таки демократия в православной среде, разноголосица мнений, свобода слова, плюрализм. Отрадно, что эти веяния коснулись нашей церкви, которая была одним из самых косных институтов в царские времена, что немало поспособствовало созданию революционной ситуации в России. Дискуссии продолжаются, а с ними воскресает надежда, что на сей раз все будет не так. Робкая такая надежда на русского Бога, который иногда вразумляет глупцов и холопов, пока еще не случилось непоправимого, хотя иногда приходит на помощь только после катастрофы.
В рамках этой заочной дискуссии протодиакон Андрей Кураев еще в середине декабре поддержал митинг на Болотной площади, заявив, что "демонизация несогласных – есть путь к репрессиям и войне". Напротив, глава синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин на днях возмечтал именно о войне. О заграничном походе с целью раздавить оранжевую гадину. Причем развивая эту геополитическую мысль, пастырь сильно ожесточился сердцем: пусть, сказал он, наши несогласные гибнут в боях с ихними. Российской "армии нужно наконец дать настоящую работу, – заявил Чаплин. – Сетевых хомячков вполне можно было бы отправить в действующие войска. Те из них, кто выживут, наверное, станут людьми".
Как и положено, осторожнее всех высказался патриарх Кирилл. С одной стороны, он поддержал протестующих, заметив, что "у каждого человека в свободном обществе должно быть право выражать свое мнение". С другой стороны, призвал россиян "не поддаваться на провокации", чтобы "не разрушать страну". С одной стороны, он выразил готовность осудить власть, если та "останется нечувствительной к выражению протестов". С другой стороны, поставил перед паствой вопросы недосягаемой нравственной высоты. "Разве среди протестующих нет того, кто обманывает своего мужа или свою жену, – поинтересовался Кирилл, – кто ведет параллельную жизнь, кто нечистоплотен в бизнесе? Если мы творим неправду в нашей личной... жизни... почему так горячо требуем, чтобы правда осуществлялась где-то на макроуровне, а на микроуровне ее не должно быть?"
Кто из них прав, демократичный протодиакон, воинственный глава Синодального отдела или умеренный патриарх – это решать читателю. Несомненно, впрочем, что самым храбрым из полемистов является о. Всеволод. Он не только людского суда или церковного, если предположить, что начальство не одобряет его речи, он и Бога не боится, призывая к войне и массовым убийствам ненавистных ему "хомячков". Такого рода храбрость называют еще изуверством, то есть надругательством над верой, безбожием, соединенным с бесчеловечностью, – но в эти теологические дебри мы углубляться не станем. Отметим лишь, что у Чаплина довольно много сторонников в церковной среде.
Зато самого благожелательного изучения заслуживают слова патриарха. В самом деле, стоит ли выходить на демонстрацию человеку, который изменяет жене? И разве это, по сути, не одно и то же: супружеская измена или там налоговые прегрешения – и мухлеж на выборах? А если учесть, что десятки тысяч россиян и россиянок гуляют налево и неаккуратно ведут свой бизнес, то едва ли они имеют моральное право протестовать против злоупотреблений власти, правда же? Так, запросто можно решить проблему взаимоотношений Кремля и общества. Пока мы сами несовершенны, надо не выпендриваться и голосовать за Путина, за "Единую Россию".
Конечно, иной скептик, если не прямой атеист и враг, может возразить в том смысле, что государственная ложь гораздо опасней, нежели все наши глупости и мелкие злодейства в частной жизни. Что кража голосов на выборах растлевает общество, тогда как приватные грехи не оказывают на социум столь гибельного воздействия и вообще охотно отпускаются в церкви. Или, перейдя на личности, спросит, как соединяются с высоким саном сотрудничество патриарха с КГБ в советские годы, беспошлинная торговля сигаретами в ельцинскую эпоху и пристрастие к очень дорогим часам. А пошляк – тот заговорит, чего доброго, о супружеских изменах на государственном уровне, про гимнасток всяких вспомнит... стыдно даже повторять.
Однако не станем уподобляться пошлякам и скептикам. Главное – это все-таки демократия в православной среде, разноголосица мнений, свобода слова, плюрализм. Отрадно, что эти веяния коснулись нашей церкви, которая была одним из самых косных институтов в царские времена, что немало поспособствовало созданию революционной ситуации в России. Дискуссии продолжаются, а с ними воскресает надежда, что на сей раз все будет не так. Робкая такая надежда на русского Бога, который иногда вразумляет глупцов и холопов, пока еще не случилось непоправимого, хотя иногда приходит на помощь только после катастрофы.
