Александр Генис: Сегодня в эфире последний выпуск нашей юбилейной рубрики, которой мы отмечаем 20-летие новой России.
Начав этот цикл с пары Горбачев-Ельцин, мы не можем его не закончить другой парой политиков. Но если первые наши герои были антагонистами, то вторую часто называют ''тандемом'', особенно тогда, когда изображают в сатирическом ключе, как это, например, сделал Владимир Сорокин в свой гротескной пьесе ''Занос''. Там есть языческий идол Великий Медопут, который изображен так:
'' Скульптурная композиция, состоящая из двух человеческих фигур, соответствующих реальным человеческим размерам. Одна из этих фигур сидела на закорках у другой. Нижняя фигура была деревянной, искусно выточенной из дерева, текстурой похожего на дуб: судя по пропорциям, низкорослый человек в костюме, при галстуке, в ботинках стоял на подиуме в спокойной и уверенной позе. На закорках у него, обхватив руками за плечи и шею, сидел голый человек, отлитый из темного металла, похожего на простое железо. Руки деревянного человека поддерживали за голени ноги железного. По пропорциям обе скульптуры были почти одинаковые, но выражения лиц у них сильно различались. Лицо деревянного человека было простоватым, широковатым, самоуверенным и слегка благодушным. Дубовые, коротко подстриженные волосы слегка курчавились на его голове, деревянные губы чуть расходились в полуулыбке. Голова железного человека была лысоватой, жилистое лицо сужалось к маленькому упрямому подбородку и смотрело напряженно, с неприветливой внимательностью. Небольшие, но мускулистые руки железного человека цепко оплелись вокруг широкой шеи деревянного, пальцы вцепились в предплечья, по которым бежали подробные дубовые складки''.
Надо признать, что в этом контексте фигура Медведева кажется еще менее доступной наблюдению. Характерно, что на всех демонстрациях протеста, чему я сам был свидетелем в Нью-Йорке, было множество плакатов ''Путин – вор'', но никто ни в чем не обвинял Медведева, видимо считая президента недостойным даже выпада.
В определенном смысле он - тень Путина. И не только потому, что не отделим, но и потому, что играет роль послушной антитезы. Во всяком случае, в глазах интеллигенции и до недавних событий. В сердцах многих Медведев занимал, так сказать, обычное место. Раньше оно было слева, и в перестройку, скажем, там находился радикал Яковлев, который оттенял консерватора Лигачева. Это тоже давняя, идущая из советских времен традиция раздвоения власти, которая создает впечатление либеральной альтернативы и заменяет реальную политическую борьбу ее видимостью.
Я-то хорошо помню, как в 60-е годы страну поделили две ''журнальные'' партии – сторонников ''Октября'' и поклонников ''Нового мира''. Когда Ахматова однажды опубликовала стихи в ''Октябре'', на нее накинулась ''новомировская'' публика. На что Анна Андреевна ответила с царственным хладнокровием: неужели вы считаете, что я опущусь до различий между двумя советскими органами?! Со временем - после падения советского режима – эта позиция оказалась куда более понятной, чем раньше.
Теперь, Cоломон, пришла пора музыки.
Соломон Волков: Мне кажется, что фигурой, которая наиболее характерным образом может представить то время перемен, те двадцать лет и тот путь, который прошла за эти годы Россия, является Валерий Гергиев - музыкальный и художественный руководитель Мариинского театра оперы и балета в Петербурге, человек, который в наибольшей степени из всех российских музыкантов внедрился и является неотъемлемой составной частью западной музыкальной жизни. Гергиев для меня как раз тот человек, который лучше других воспользовался новыми возможностями, предоставленными постсоветской Россией предприимчивым людям именно в области культуры. Вспомним, что первым по-настоящему частным бизнесом в России оказалось издательское дело.
Соломон Волков: И работать он тоже стал несколько кособоким образом, поскольку дистрибуционная система так до сих пор и не налажена, но факт, что эта частная инициатива удовлетворила книжный голод.
Александр Генис: Книжный голод в стране, если и не повсеместно не удовлетворен, то по крайней мере за эти двадцать лет в России напечатали все, что хотели напечатать.
Соломон Волков: Я думаю, что та неправдоподобно неестественная ситуация с книгами, которая существовала в Советском Союзе, фактически урегулирована, фактически стала нормальной.
Александр Генис: Это мне напоминает Бродского, который сказал, что в России жизнь изменится навсегда, когда напечатают ''Котлован'' Платонова.
Соломон Волков: Как мы знаем, этого не произошло.
Александр Генис: ''Котлован'' напечатали...
Соломон Волков: Это была одна из гуманистических иллюзий человека, не склонного к иллюзиям.
Александр Генис: Это - от любви к Платонову. Да, но вернемся к музыке. У нас пары не получается. У нас получается Гергиев и Гергиев.
Соломон Волков: Да, Гергиев и Гергиев. Тут есть даже некоторое сходство с тандемом Путин и Медведев - здесь у нас тандем Гергиева и Гергиева в двух разных ипостасях. Так же как Путин и Медведев представляют две разные стороны....
Александр Генис: ...одного Путина, скажем прямо...
Соломон Волков: ...то и Гергиев предстает перед нами в двух фундаментальных качествах: Гергиев — исполнитель и дирижер, и Гергиев - импресарио. Причем эти два качества и их взаимодействие в одном человеке и определяют тот беспрецедентный успех и то беспрецедентное место, которое Гергиев занимает нынче в музыкальной жизни и России, и на западной сцене тоже. Я недавно разговаривал с одним довольно влиятельным нью-йоркским музыкальным критиком. Мы заговорили о Гергиеве, и он с энтузиазмом начал мне перечислять тех авторов, которых Гергиев ему, человеку музыкально чрезвычайно образованному, открыл. Он до Гергиева знал, скажем, Римского-Корсакова как автора популярнейшего симфонического произведения ''Шехерезада'', которое исполняется очень часто, но о Римском-Корсакове как авторе монументальных опер, как о русском Вагнере, если угодно, он понятия не имел. Гергиев ему открыл этого композитора как оперного титана, и теперь он обожает его оперы. На моих глазах произошло знакомство нью-йоркцев с одной из монументальнейших опер Римского-Корсакова ''Сказание о невидимом граде Китеже''. Гергиев исполнил его в БАМе - Бруклинской Академии Музыки, и с тех пор ''Китеж'' вошел в сознание американских любителей музыки. Вот как звучит вступление к ''Китежу'' ''Похвала пустыне'', исполнение Гергиева, лейбл ''Филиппс''.
(Музыка)
Александр Генис: А что делает дирижера Гергиева таким необычным? Я слышал о нервности его манеры. Говорили о том, что он с трудом удерживается, чтобы не упасть на сцене, - такой ток сквозь него проходит. При этом он очень экстравагантный дирижер, однажды он дирижировал зубочисткой. Гергиев, например, почти всегда опаздывает - он как Таль, который загонял сам себя в цейтноты, чтобы работать в экстремальной ситуации. Все это создает легенду о Гергиеве. Это - музыкант, о котором рассказывают анекдоты. Отражается это все на музыке, которую мы слушаем?
Соломон Волков: И да, и нет, потому что невозможно, чтобы индивидуальность человека не отражалась в том, что американцы называют ''music making'', в ''делании музыки''. Электричество, исходящее от Гергиева, что-то шаманское в его исполнении, конечно же, проецируется, оркестр это ловит. Оркестранты, когда играет с Гергиевым (и оркестр Мариинского театра, и другие коллективы, с которыми он выступает), всегда на кончике стула сидят, такова энергетическая сила, которое исходит от Гергиева.
И еще Гергиев очень много делает для пропаганды музыки. Вот мы говорили о раскрытии им русской классики, но он очень много делает для пропаганды и русской музыки ХХ, и уже теперь 21 века. И здесь у него есть любимец - композитор Родион Щедрин, замечательный автор, который приближается к своему 80-летию, но сочиняет как юноша, в каждом новом опусе своем демонстрируя неувядающую свежесть духа, интерес и вкус к эксперименту, который никогда у Щедрина не являются поисками новизны ради нее самой, а всегда служат раскрытию какой-то эмоциональной правды. Это именно то качество, которое в музыке Щедрина Гергиева и привлекает. Мы уже рассказывали о том, как прошедшим летом Гергиев, преодолев немалое сопротивление консервативных устроителей летнего фестиваля в Линкольн Центре, привез туда три балета Щедрина, из которых колоссальным успехом, в частности, пользовался и у публики (я был тому свидетелем - зал был в восторге), и у прессы, которой еще труднее угодить, балет Щедрина ''Конек Горбунок''. Это - его раннее блестящее сочинение, в котором Щедрин уже продемонстрировал щедрость своего молодого тогда еще дарования. Фрагмент из ''Конька Горбунка'' прозвучит в исполнении Валерия Гергиева и его оркестра, лейбл ''Мариинский''.
(Музыка)
Александр Генис: Попробуем связать наших героев вместе. Прямой вопрос: насколько Гергиев ассоциируется с Путиным и его режимом?
Соломон Волков: Если бы Гергиев был скрипачом или пианистом и мог бы позволить себе просто петь как птичка, что называется... Знаете, знаменитая история о Рихтере, когда ему говорят: ''Берите свою скрипочку и немедленно приезжайте''. Так вот, если бы Гергиев мог бы поступать таким образом, то, наверное, он не имел бы никакого дела с власть предержащими. Но у него есть и другая ипостась, о которой мы уже говорили - он также руководит огромным учреждением, Мариинским театром, а учреждение такого рода не может в России функционировать вне контакта с властями. Сейчас идет монументальная реконструкция Мариинского театра, на это все требуются огромнейшие деньги. Но кроме денег, которые, в конце концов, можно было бы собрать и на Западе, (а Гергиев мастер того, что здесь называется fund-raising ), но требуется также благотворение властей, потому что они могут заблокировать любой fund-raising.
Александр Генис: А эта близость к властям не компрометирует Гергиева на Западе?
Александр Генис:…. особенно в такие острые моменты как, скажем, война с Грузией....
Соломон Волков: ...но, как оказалось, это ему не повредило. Обаяние гергиевского таланта и дара столь велико, что ему даже скептически настроенные западные музыкальные критики прощают то, что фигуре меньшего дарования они бы никогда не спустили.
Александр Генис: Другой вопрос я хочу обсудить с вами. Вы недавно выпустили книгу о русских царях, много занимались российской монархией. Поскольку сама долгосрочность путинского правления провоцирует на сравнение с монархией, я хочу вас спросить, с каким именно царем мог бы сравнить себя Путин?
Соломон Волков: Его сравнивали и с Петром Первым, и в раннее путинское время говорили о том, что кумиром Путина являться именно Петр, что в его кабинете висит портрет Петра и некоторые российские чиновники, которые об этом прослышали, стали у себя в кабинетах вешать именно эти два портрета - Петра и Путина. Но недавно Путин озвучил совершенно новую фигуру в качества образца для себя. Это Петр Аркадьевич Столыпин, русский предреволюционный премьер министр, и мне кажется, что тут, пожалуй, больше можно найти сходства в идеологии, нежели в сравнении Путина с Петром. Потому что Петр был, в первую очередь, западник - это то, чего о Путине сказать нельзя.
Александр Генис: Петр, если угодно, был революционером, а не охранителем.
Соломон Волков: Это как раз второе, что я хотел сказать. И вдобавок Петр был бешеным революционером, он не боялся риска, наоборот, всегда шел на этот риск. Путин гораздо более сдержанная и острожная фигура, и Столыпин здесь, с его идеей предохранения России от великих потрясений и постепенного наращивания российского потенциала и расширения российского среднего класса (а именно в этом была суть и аграрной, и индустриальной политики Столыпина) является тем образцом, с которым Путин хочет себя ассоциировать.
Александр Генис: Традиционный аспект нашей программы - взгляд извне: что говорит и думает Запад о наших героях. Но сегодня я предлагаю слегка изменить наши правила. Давайте зададимся таким вопросом: что Россия не понимает в природе американской власти и что Америка не понимает в природе власти российской, то есть - в Путине?
Соломон Волков: Я думаю, что здесь взаимное непонимание тонкостей функционирования политического механизма. С российской стороны всегда усматривают в действиях американцев какие-то зловещие заговоры, чрезвычайно хитроумные сплетения, в которых разные ветви государственной власти таинственным образом взаимодействуют с тем, чтобы добиться всемирной американской гегемонии.
Александр Генис: Именно поэтому Путин сказал, что только на деньги Запада может существовать оппозиция в России, и назвал эту оппозицию Иудами. Но Вы говорите об общих категориях и я с вами совершенно согласен. Однако меня интересуют конкретные частности - взаимное непонимание, может быть, и в мелочах, но очень характерных очень красноречивых. Например, в 2005 году ведущего очень популярной американской телевизионной программы Дана Разера уволили, выставили из телевизионной компании, в которой он 40 лет работал. И Путин на это отреагировал следующим образом: ''Они еще говорят, что президент не может уволить журналиста!''. Меня испугала эта реакция Путина, потому что это значит, что он ничего не понимает в Америке. Это еще может быть, он должен, в конце концов, понимать Россию, а не Америку. Но у него же есть советники! Значит, и советники не понимают того, что понятно каждому без исключения американцу - ни один американский президент не может уволить ни одного американского журналиста. Американский президент может начать мировую войну, но он не может уволить журналиста. Это такая простая и ясная истина для каждого, кто живет в свободном мире, но она оказывается совершенно недоступной российскому лидеру, и это меня пугает.
Обратная ситуация непонимания, мне кажется, связана с тем, что в западной прессе Путина сравнивают с другими лидерами, которые долго находятся у власти, например, с Маргарет Тэтчер или с Тони Блэром. Говорят, что трудно сохранить популярность, когда так долго находишься у власти. Еще Светоний сказал, что самый популярный император в Риме был Тит, потому что он был очень недолго у власти. Но мне кажется, что это - неправомерные сравнения, потому что и Маргарет Тетчер, и Тони Блэр все время проходили через процесс демократических выборов — то, чего не происходит в России - поэтому уравнивать эти фигуры совершенно неправильно.
Но вот что мне особенно интересно - очень крупный американский журналист и знаток России Шмеман недавно написал, что Путину все равно, что о нем говорят интеллектуалы.
Соломон Волков: Отношение Путина к интеллектуалам вообще любопытно. Я наблюдал за реакцией Путина, за выражением его лица, когда он встречался с деятелями культуры в начале своего правления, и как изменяется его лицо теперь, когда он встречается с ними. Раньше, когда он встречался со знаменитыми актерами, писателями, композиторами, музыкантами, у него лицо озарялось настоящей, глубокой радостью, то есть ему было интересно и приятно поговорить с этими людьми, которых он до тех пор, пока не стал лидером страны, видел только на экране телевизора. Представляете, когда он был помощником Собчака, какая у него была возможность выйти на каких-то всероссийских звезд, с тем же Никитой Михалковым посидеть, поговорить? Или навестить Алису Фрейндлих. А вот сейчас он смотрит на этих людей, и на его лице, кроме скуки, нет ничего. За эти годы все эти деятели культуры ему изрядно надоели и раскрыли, как я полагаю, себя с неприглядной стороны. Вот читаешь о встречах деятелей культуры с Медведевым или Путиным, и все сводилось к одному - в основном, просят деньги или для себя, или на какие-то проекты, которые им кажутся стоящими.
Александр Генис: Ну что ж, а теперь, когда наш цикл подошел к концу, давайте завершим эти передачи музыкальным фрагментом, соответствующим всему нашему циклу.
Соломон Волков: Я хотел показать музыку, которая – несмотря ни на что - была бы проникнута праздничным новогодним настроением, и мне кажется, что очень подходит к этому случаю фрагмент бальной музыки из оперы ''Война и мир''. Это одна из любимых опер Гергиева, одного из героев нашей последней передачи. Он показывал ее здесь, в Нью-Йорке, в Метрополитен опере, и сделал прокофьевскую оперу ''Война и мир'' частью музыкального мира американских любителей музыки. И вот этот фрагмент из бальной музыки — яркий, торжественный, радостный - прозвучит в исполнении Валерия Гергиева и его Мариинского оркестра, лейбл ''Филиппс''.
(Музыка)
