Ирина Лагунина: В эфире – очередная глава исторического исследования Владимира Абаринова и Игоря Петрова «Русский коллаборационизм». Она посвящена организации, которая вела в оккупированной нацистами Европе полуподпольное существование и имела свою программу возрождения России. Глава пятая, «Легальное подполье». Часть первая.
Владимир Абаринов: В истории русского коллаборационизма особое место принадлежит Народно-трудовому союзу. Советская пропаганда рисовала эту организацию самыми черными красками. Вот, например, цитата из «Контрразведывательного словаря», изданного в 1972 году в качестве учебного пособия для Высшей Краснознаменной школы КГБ – теперь это Краснознаменный институт.
"В свое время НТС находился на службе у немецко-фашистских специальных органов, после окончания второй мировой войны - сначала у английской, а затем и у американской разведки. НТС построен и действует на конспиративной основе. Некогда многочисленная организация теперь испытывает острый кризис, так как скомпрометировала себя связью с империалистическими разведками. Члены НТС принимают активное участие в шпионской деятельности и в организуемых империалистами акциях идеологической диверсии против СССР".
Владимир Абаринов: Что же такое НТС, как он образовался и какова была его программа? В одном из гарвардских интервью (напомню, что это послевоенные записи бесед американских советологов с перемещенными лицами, переведенные и исследованные моим собеседником Игорем Петровым) уже знакомый нам Тензеров-Ветлугин пишет об истории НТС так.
"Солидаристское движение возникло в Югославии в 1930 году. Толчком к возникновению стал протест против отсталых взглядов старого поколения белой эмиграции, желание учитывать изменения, которые произошли в России с 1917 года, а также новые идеи фашистского и нацистского движений. Тогдашними лидерами были Байдалаков и профессор Георгиевский. Между ними существовали политические и тактические разногласия, которые к 1941 году стали весьма сильными. Байдалаков ставил на победу Германии, в результате НТСовские кадры в 41-м сконцентрировались в Германии. Из протеста Георгиевский временно вышел из НТС.
Георгиевский настаивал на пробританской ориентации, НТСовская штаб-квартира должна была быть перемещена из Югославии в Британию и США. Но в 41-м НТС приказал своим членам внедряться в немецкие учреждения. После начала германо-советской войны Поремский начал работать в Антикоминтерне, Рождественский и Островский работали в редакции «Нового слова». Они также получили задание отбирать военнопленных в Циттенхорсте. Военнопленные там находились все еще под охраной, проходили курсы обучения и проверялись после периода карантина. Весь лагерь был в руках НТС. Отбор персонала шел по категориям, лучшие специалисты сами становились инструкторами. <…>
Те из нас, кто пришел с советской стороны, видели в НТС единственную организацию, которая была политически активна и имела влияние (кроме Российского общевоинского союза, Лампе и Бискупского, которые были неприемлемы для нас). Мы решили, что все новые эмигранты, особенно военные, должны объединяться вокруг НТС. На тот момент не было речи об их специфической политической программе, и люди рассматривали различные варианты правительственных структур. Единогласие царило лишь по отдельным пунктам, таким как роспуск колхозов и закрытие концлагерей. Так члены НТС завоевывали доверие новых эмигрантов".
Владимир Абаринов: Игорь, прокомментируйте этот отрывок, поясните, кто такие Байдалаков, Поремский, Георгиевский и почему для них было неприемлемо сотрудничество с главой Российского общевоинского союза генералом фон Лампе и генералом Бискупским.
Игорь Петров: Фактически, как Тензеров и говорит, основой Народно-трудового союза стало второе поколение первой волны эмиграции, то есть молодежь, которая выросла вдали от родины - в Белграде, в Праге, в Софии. Она была вписана, в этом существенное отличие от более пожилых эмигрантов, в новую среду обитания, тем не менее, она была движима мечтой когда-нибудь вернуться на родину и устроить там дела на свой лад. В НТС даже был возрастной ценз и лишь в специальных случаях делались исключения, в том числе как раз для Михаила Георгиевского, одного из идеологов довоенного НТС. Но в нашей истории он практически никакой роли не играет, потому что немцы к нему с самого начала относились подозрительно. Он почти всю войну провел в Белграде, а в конце войны попал в советский плен и умер в заключении.
Виктор Байдалаков, который участвовал совсем молодым в гражданской войне, затем поселился в Югославии, он как раз долгие годы был председателем НТС, руководил им и в военное время. Кстати, с Российским общевоинским союзом НТС сотрудничал, с Берлинским управлением российской эмиграции, которое возглавлял генерал Бискупский, действительно расходился во взглядах.
Еще один из членов НТС Борис Прянишников пишет в мемуарах, что когда в 38-м году берлинскому отделению НТС, как и другим русским политическим организациям в Берлине, было предложено подчиниться генералу Бискупскому, (предложение, понятно, поступило сверху), то ответом было постановление исполнительного бюро НТС следующего содержания: "В виду выяснившейся невозможности самостоятельной независимой работы нашего союза в пределах Германии, исполнительное бюро постановило: не дожидаясь официального закрытия групп НСНП в Германии, приостановить работу этого отдела для наступления более благоприятных условий".
Возвращаясь к Тензерову. Антипатия советских людей к старым монархическим организациям понятна. При всех претензиях, которые у них были к советскому строю, возвращения старого порядка никто не хотел. Немцы это, кстати, учитывали и в том числе по этой причине препятствовали излишне активному участию белоэмигрантов в походе на Восток именно потому, чтобы на оккупированных территориях не создалось впечатление, что, мол, возвращаются старые хозяева. Именно поэтому для военнопленных НТС как молодая, динамичная, активная организация с новыми политическими лозунгами выглядела привлекательнее других.
Владимир Абаринов: О настроениях в первые дни советско-германской войны членов НТС, который тогда назывался Национальным союзом нового поколения (НСНП), рассказывает отрывок из книги Виктора Байдалакова "Да возвеличится Россия. Да гибнут наши имена... "
"Эмиграция воспрянула духом, зажглась надеждами – недаром ведь пророчествовали и свидетельствовали многие бежавшие «оттуда» о том, что «война сметет большевизм». Но общественная жизнь эмиграции была парализована режимом жестокой немецкой оккупации. Поголовно все политические организации, кроме Национального союза нового поколения и частично Российского общевоинского союза, не нашли в себе сил и умения развить подпольную деятельность и окончили свои дни. Вся масса российской эмиграции в Европе оказалась политически «беспризорна». Жгло чувство личной ответственности и потребность немедленного включения в наступившие судьбоносные дни. Паралич общественно-политических образований и самогипноз растерявшейся и беспризорной эмиграции использовали тогда поставщики «живого товара» для нацистских планов".
Владимир Абаринов: У другого мемуариста, Дмитрия Брунста, настрой был иной.
"Еще в первые дни войны я вместе с остальными членами НТС в ликующем, гремящем маршами Берлине на положении немецких союзников не чувствовал никакой радости от известий о немецких победах. Двойственное чувство: разумом я понимал, что происходит как будто то, чего мы все ждали и чего хотели, - быстрое и, казалось, несокрушимое движение немецких армий на Восток, а на сердце было тяжело и сумрачно. Название каждого русского города, взятого немцами, укором, горьким упреком звучало в душе".
Владимир Абаринов: Игорь, в каких отношениях находились Народно-трудовой союз и руководство восточной политикой Германии?
Игорь Петров: Довольно интересный вопрос на самом деле. Если почитать многочисленные мемуары НТСовцев, то камертоном звучит, что с началом войны против СССР было принято решение об инфильтрации членов союза в самые различные немецкие структуры, как в Рейхе, так и на оккупированных территориях. Поэтому люди из Югославии, Франции, Чехословакии, члены НТС, потянулись в Рейх, кто-то находил работу в Берлине, кто-то ехал дальше на Восток. Из этих мемуаров получается: немцы как-то не замечали, а если где-то как-то помогали НТСовцам, то все это происходило благодаря исключительно удаче и находчивости последних. На самом деле немцы за всем этим, конечно, следили, но до поры, до времени терпели.
Надо сказать, что НТС в конце 30-х сотрудничал с польской разведкой, пока еще Польша существовала, и с японской. Японцы даже финансировали берлинское отделение НТС, в котором работал Прянишников. Были контакты и с Абвером.
После войны произошла довольно комическая история. Занимаясь саморекламой, тогда уже ориентированной на американцев, один из лидеров НТС сказал в интервью журналу "Look" в 48-м году о том, что НТС имеет большую разветвленную сеть агентов в России, которая сейчас готовится к тому, чтобы свергнуть Сталина. Раньше тоже организация не сидела без дела, в частности, убийство Кирова – это тоже дело рук НТС. В ответ на эту статью бывший полковник немецкой разведки Олетс, который в то время работал на американцев, написал отчет о деятельности НТС - я его нашел в архиве американской военной организации в Германии. Цитата из этого отчета:
"Национально-трудовой союз был известен немецкой разведке как организация, предлагавшая свое сотрудничество. Немецкая разведка также знала, что эта организация, как и все остальные эмигрантские организации, меркантильна, находится в постоянном поиске финансовой поддержки для осуществления собственных политических целей. Немцы принимали это во внимание с самого начала и не ожидали лояльной поддержки немецких целей от подобной организации. Немецким мотивом было использование организации как источника информации и для возможного политического разложения правительства СССР".
То есть на тот момент, можно сказать, существовало взаимовыгодное сотрудничество, что-то типа симбиоза. Надо заметить, что по своему политическому направлению НТС был не слишком далек от нацистской идеологии, с одной, хотя очень важной, конечно, оговоркой – никоим образом не разделял расовую часть этой идеологии. Уже знакомый нам Тензеров находил в программе НТС отголоски и советских практик, и нацистской идеологии, и фашистской муссолиниевской. Некоторые исследователи считают, что наиболее близок НТС был к португальскому фашизму Салазара. В любом случае, конечно, это направление было далеким от демократически-либерального.
Владимир Абаринов: Главным покровителем НТС в Третьем рейхе стало Восточное министерство Альфреда Розенберга.
Игорь Петров: Тут имела место довольно странная история, точной подоплеки которой мы, возможно, до сих пор не знаем. Дело было так. С 33-го года в Берлине издавалась газета "Новое слово", начинал ее уже знакомый нам по одной из прошлых передач Евгений Кумминг, а в 34-м году редактором стал Владимир Деспотули. Деспотули родился в Одессе в 1895 году, жил там, и в Первую мировую войну служил в русском экспедиционном корпусе в Персии. Одно время, в 1918-м, даже был военным комендантом Тегерана. Потом оказался в Берлине, сотрудничал с местными эмигрантскими изданиями, но в целом до прихода нацистов к власти перебивался с хлеба на воду. Но вот в ведомстве Розенберга возникла идея профинансировать издание русской газеты и в этот момент Деспотули выпал счастливый билет. Он оставался во главе "Нового слова" до 44-го, был, конечно, в этой роли своего рода красной тряпкой для тех эмигрантов, которые относились к нацизму не слишком восторженно. Отсюда прозвище "Гестапули", которое он получил, и попытка повесить на него множество собак разного цвета и величины.
Что касается пропаганды, надо сказать, эти собаки вполне заслуженные, антисемитизма в "Новом слове" хватало. Насчет остальных прегрешений, сотрудничество с гестапо – такой уверенности у меня нет. В любом случае, Деспотули один из немногих сотрудников нацистской пропаганды, который впоследствии пострадал, после войны попал в советский плен, провел 10 лет в лагерях и вернулся в Германию лишь в 1955 году.
Но я опять забежал вперед. После организации в 1936 году Управления российской эмиграции генерала Бискупского, между ним и Деспотули временно начались трения. В архиве ведомства Розенберга я нашел, если называть вещи своими именами, донос Бискупского на Деспотули, в котором последний обвиняется во множестве грехов, в том числе в работе в демократической либеральной еврейской прессе, в "Руле" и в других дружественных эмигрантских газетах. Заканчивался донос так: "В результате подлинный друг и, возможно, величайший идейный сторонник русской антимаркистской и антисемитской эмиграции, каковым следует считать Розенберга, благодаря писанине Деспотули оказывается ее врагом". При том, что Бискупский и Розенберг были знакомы еще с незапамятных мюнхенских времен, с начала 20-х, положение Деспотули было непростым.
Все же он устоял благодаря поддержке Георга Лейбрандта, который был ближайшим сотрудником Розенберга, одним из руководителей так называемого внешнеполитического ведомства НСДАП, затем одним из ведущих чиновников Восточного министерства. Лейбрандт родился в семье немецких колонистов под Одессой и, возможно, Деспотули и Лейбрандт были знакомы еще с дореволюционных времен. В некоторых источниках их даже называют коллегами по университету, но это из-за разницы в возрасте маловероятно. Как я уже говорил, точная подоплека нам неизвестна, но с начала войны Лейбрандт и Деспотули решили сделать ставку на НТС.
Именно при помощи и по протекции Лейбрандта многие НТСовцы получили места в нацистских структурах, в том числе в структурах пропагандистских. Фактически центр НТС был перенесен в Берлин, что было достаточно парадоксально на фоне заявлений трехлетней давности о приостановке работы берлинского отдела. В Берлин тогда же переехал и Байдалаков.
Владимир Абаринов: Планы Гитлера в отношении оккупированных советских территорий породили жестокое разочарование в руководстве НТС. Рассказывает Виктор Байдалаков.
"На первой встрече с Исполнительным Бюро Национального союза нового поколения, под видом редакционного совещания, Деспотули осветил обстановку. Гитлер твердо стоит на решении уничтожить русское государство. В связи с этим он издал приказ о недопущении русских эмигрантов как «великорусских шовинистов» в оккупированные области. Они, по тексту приказа, «опаснее для Германии, чем коммунисты». Армии отдан приказ уничтожать библиотеки, университеты, лаборатории, исторические памятники как источники исторической памяти".
Владимир Абаринов: В истории русского коллаборационизма особое место принадлежит Народно-трудовому союзу. Советская пропаганда рисовала эту организацию самыми черными красками. Вот, например, цитата из «Контрразведывательного словаря», изданного в 1972 году в качестве учебного пособия для Высшей Краснознаменной школы КГБ – теперь это Краснознаменный институт.
"В свое время НТС находился на службе у немецко-фашистских специальных органов, после окончания второй мировой войны - сначала у английской, а затем и у американской разведки. НТС построен и действует на конспиративной основе. Некогда многочисленная организация теперь испытывает острый кризис, так как скомпрометировала себя связью с империалистическими разведками. Члены НТС принимают активное участие в шпионской деятельности и в организуемых империалистами акциях идеологической диверсии против СССР".
Владимир Абаринов: Что же такое НТС, как он образовался и какова была его программа? В одном из гарвардских интервью (напомню, что это послевоенные записи бесед американских советологов с перемещенными лицами, переведенные и исследованные моим собеседником Игорем Петровым) уже знакомый нам Тензеров-Ветлугин пишет об истории НТС так.
"Солидаристское движение возникло в Югославии в 1930 году. Толчком к возникновению стал протест против отсталых взглядов старого поколения белой эмиграции, желание учитывать изменения, которые произошли в России с 1917 года, а также новые идеи фашистского и нацистского движений. Тогдашними лидерами были Байдалаков и профессор Георгиевский. Между ними существовали политические и тактические разногласия, которые к 1941 году стали весьма сильными. Байдалаков ставил на победу Германии, в результате НТСовские кадры в 41-м сконцентрировались в Германии. Из протеста Георгиевский временно вышел из НТС.
Георгиевский настаивал на пробританской ориентации, НТСовская штаб-квартира должна была быть перемещена из Югославии в Британию и США. Но в 41-м НТС приказал своим членам внедряться в немецкие учреждения. После начала германо-советской войны Поремский начал работать в Антикоминтерне, Рождественский и Островский работали в редакции «Нового слова». Они также получили задание отбирать военнопленных в Циттенхорсте. Военнопленные там находились все еще под охраной, проходили курсы обучения и проверялись после периода карантина. Весь лагерь был в руках НТС. Отбор персонала шел по категориям, лучшие специалисты сами становились инструкторами. <…>
Те из нас, кто пришел с советской стороны, видели в НТС единственную организацию, которая была политически активна и имела влияние (кроме Российского общевоинского союза, Лампе и Бискупского, которые были неприемлемы для нас). Мы решили, что все новые эмигранты, особенно военные, должны объединяться вокруг НТС. На тот момент не было речи об их специфической политической программе, и люди рассматривали различные варианты правительственных структур. Единогласие царило лишь по отдельным пунктам, таким как роспуск колхозов и закрытие концлагерей. Так члены НТС завоевывали доверие новых эмигрантов".
Владимир Абаринов: Игорь, прокомментируйте этот отрывок, поясните, кто такие Байдалаков, Поремский, Георгиевский и почему для них было неприемлемо сотрудничество с главой Российского общевоинского союза генералом фон Лампе и генералом Бискупским.
Игорь Петров: Фактически, как Тензеров и говорит, основой Народно-трудового союза стало второе поколение первой волны эмиграции, то есть молодежь, которая выросла вдали от родины - в Белграде, в Праге, в Софии. Она была вписана, в этом существенное отличие от более пожилых эмигрантов, в новую среду обитания, тем не менее, она была движима мечтой когда-нибудь вернуться на родину и устроить там дела на свой лад. В НТС даже был возрастной ценз и лишь в специальных случаях делались исключения, в том числе как раз для Михаила Георгиевского, одного из идеологов довоенного НТС. Но в нашей истории он практически никакой роли не играет, потому что немцы к нему с самого начала относились подозрительно. Он почти всю войну провел в Белграде, а в конце войны попал в советский плен и умер в заключении.
Виктор Байдалаков, который участвовал совсем молодым в гражданской войне, затем поселился в Югославии, он как раз долгие годы был председателем НТС, руководил им и в военное время. Кстати, с Российским общевоинским союзом НТС сотрудничал, с Берлинским управлением российской эмиграции, которое возглавлял генерал Бискупский, действительно расходился во взглядах.
Еще один из членов НТС Борис Прянишников пишет в мемуарах, что когда в 38-м году берлинскому отделению НТС, как и другим русским политическим организациям в Берлине, было предложено подчиниться генералу Бискупскому, (предложение, понятно, поступило сверху), то ответом было постановление исполнительного бюро НТС следующего содержания: "В виду выяснившейся невозможности самостоятельной независимой работы нашего союза в пределах Германии, исполнительное бюро постановило: не дожидаясь официального закрытия групп НСНП в Германии, приостановить работу этого отдела для наступления более благоприятных условий".
Возвращаясь к Тензерову. Антипатия советских людей к старым монархическим организациям понятна. При всех претензиях, которые у них были к советскому строю, возвращения старого порядка никто не хотел. Немцы это, кстати, учитывали и в том числе по этой причине препятствовали излишне активному участию белоэмигрантов в походе на Восток именно потому, чтобы на оккупированных территориях не создалось впечатление, что, мол, возвращаются старые хозяева. Именно поэтому для военнопленных НТС как молодая, динамичная, активная организация с новыми политическими лозунгами выглядела привлекательнее других.
Владимир Абаринов: О настроениях в первые дни советско-германской войны членов НТС, который тогда назывался Национальным союзом нового поколения (НСНП), рассказывает отрывок из книги Виктора Байдалакова "Да возвеличится Россия. Да гибнут наши имена... "
"Эмиграция воспрянула духом, зажглась надеждами – недаром ведь пророчествовали и свидетельствовали многие бежавшие «оттуда» о том, что «война сметет большевизм». Но общественная жизнь эмиграции была парализована режимом жестокой немецкой оккупации. Поголовно все политические организации, кроме Национального союза нового поколения и частично Российского общевоинского союза, не нашли в себе сил и умения развить подпольную деятельность и окончили свои дни. Вся масса российской эмиграции в Европе оказалась политически «беспризорна». Жгло чувство личной ответственности и потребность немедленного включения в наступившие судьбоносные дни. Паралич общественно-политических образований и самогипноз растерявшейся и беспризорной эмиграции использовали тогда поставщики «живого товара» для нацистских планов".
Владимир Абаринов: У другого мемуариста, Дмитрия Брунста, настрой был иной.
"Еще в первые дни войны я вместе с остальными членами НТС в ликующем, гремящем маршами Берлине на положении немецких союзников не чувствовал никакой радости от известий о немецких победах. Двойственное чувство: разумом я понимал, что происходит как будто то, чего мы все ждали и чего хотели, - быстрое и, казалось, несокрушимое движение немецких армий на Восток, а на сердце было тяжело и сумрачно. Название каждого русского города, взятого немцами, укором, горьким упреком звучало в душе".
Владимир Абаринов: Игорь, в каких отношениях находились Народно-трудовой союз и руководство восточной политикой Германии?
Игорь Петров: Довольно интересный вопрос на самом деле. Если почитать многочисленные мемуары НТСовцев, то камертоном звучит, что с началом войны против СССР было принято решение об инфильтрации членов союза в самые различные немецкие структуры, как в Рейхе, так и на оккупированных территориях. Поэтому люди из Югославии, Франции, Чехословакии, члены НТС, потянулись в Рейх, кто-то находил работу в Берлине, кто-то ехал дальше на Восток. Из этих мемуаров получается: немцы как-то не замечали, а если где-то как-то помогали НТСовцам, то все это происходило благодаря исключительно удаче и находчивости последних. На самом деле немцы за всем этим, конечно, следили, но до поры, до времени терпели.
Надо сказать, что НТС в конце 30-х сотрудничал с польской разведкой, пока еще Польша существовала, и с японской. Японцы даже финансировали берлинское отделение НТС, в котором работал Прянишников. Были контакты и с Абвером.
После войны произошла довольно комическая история. Занимаясь саморекламой, тогда уже ориентированной на американцев, один из лидеров НТС сказал в интервью журналу "Look" в 48-м году о том, что НТС имеет большую разветвленную сеть агентов в России, которая сейчас готовится к тому, чтобы свергнуть Сталина. Раньше тоже организация не сидела без дела, в частности, убийство Кирова – это тоже дело рук НТС. В ответ на эту статью бывший полковник немецкой разведки Олетс, который в то время работал на американцев, написал отчет о деятельности НТС - я его нашел в архиве американской военной организации в Германии. Цитата из этого отчета:
"Национально-трудовой союз был известен немецкой разведке как организация, предлагавшая свое сотрудничество. Немецкая разведка также знала, что эта организация, как и все остальные эмигрантские организации, меркантильна, находится в постоянном поиске финансовой поддержки для осуществления собственных политических целей. Немцы принимали это во внимание с самого начала и не ожидали лояльной поддержки немецких целей от подобной организации. Немецким мотивом было использование организации как источника информации и для возможного политического разложения правительства СССР".
То есть на тот момент, можно сказать, существовало взаимовыгодное сотрудничество, что-то типа симбиоза. Надо заметить, что по своему политическому направлению НТС был не слишком далек от нацистской идеологии, с одной, хотя очень важной, конечно, оговоркой – никоим образом не разделял расовую часть этой идеологии. Уже знакомый нам Тензеров находил в программе НТС отголоски и советских практик, и нацистской идеологии, и фашистской муссолиниевской. Некоторые исследователи считают, что наиболее близок НТС был к португальскому фашизму Салазара. В любом случае, конечно, это направление было далеким от демократически-либерального.
Владимир Абаринов: Главным покровителем НТС в Третьем рейхе стало Восточное министерство Альфреда Розенберга.
Игорь Петров: Тут имела место довольно странная история, точной подоплеки которой мы, возможно, до сих пор не знаем. Дело было так. С 33-го года в Берлине издавалась газета "Новое слово", начинал ее уже знакомый нам по одной из прошлых передач Евгений Кумминг, а в 34-м году редактором стал Владимир Деспотули. Деспотули родился в Одессе в 1895 году, жил там, и в Первую мировую войну служил в русском экспедиционном корпусе в Персии. Одно время, в 1918-м, даже был военным комендантом Тегерана. Потом оказался в Берлине, сотрудничал с местными эмигрантскими изданиями, но в целом до прихода нацистов к власти перебивался с хлеба на воду. Но вот в ведомстве Розенберга возникла идея профинансировать издание русской газеты и в этот момент Деспотули выпал счастливый билет. Он оставался во главе "Нового слова" до 44-го, был, конечно, в этой роли своего рода красной тряпкой для тех эмигрантов, которые относились к нацизму не слишком восторженно. Отсюда прозвище "Гестапули", которое он получил, и попытка повесить на него множество собак разного цвета и величины.
Что касается пропаганды, надо сказать, эти собаки вполне заслуженные, антисемитизма в "Новом слове" хватало. Насчет остальных прегрешений, сотрудничество с гестапо – такой уверенности у меня нет. В любом случае, Деспотули один из немногих сотрудников нацистской пропаганды, который впоследствии пострадал, после войны попал в советский плен, провел 10 лет в лагерях и вернулся в Германию лишь в 1955 году.
Но я опять забежал вперед. После организации в 1936 году Управления российской эмиграции генерала Бискупского, между ним и Деспотули временно начались трения. В архиве ведомства Розенберга я нашел, если называть вещи своими именами, донос Бискупского на Деспотули, в котором последний обвиняется во множестве грехов, в том числе в работе в демократической либеральной еврейской прессе, в "Руле" и в других дружественных эмигрантских газетах. Заканчивался донос так: "В результате подлинный друг и, возможно, величайший идейный сторонник русской антимаркистской и антисемитской эмиграции, каковым следует считать Розенберга, благодаря писанине Деспотули оказывается ее врагом". При том, что Бискупский и Розенберг были знакомы еще с незапамятных мюнхенских времен, с начала 20-х, положение Деспотули было непростым.
Все же он устоял благодаря поддержке Георга Лейбрандта, который был ближайшим сотрудником Розенберга, одним из руководителей так называемого внешнеполитического ведомства НСДАП, затем одним из ведущих чиновников Восточного министерства. Лейбрандт родился в семье немецких колонистов под Одессой и, возможно, Деспотули и Лейбрандт были знакомы еще с дореволюционных времен. В некоторых источниках их даже называют коллегами по университету, но это из-за разницы в возрасте маловероятно. Как я уже говорил, точная подоплека нам неизвестна, но с начала войны Лейбрандт и Деспотули решили сделать ставку на НТС.
Именно при помощи и по протекции Лейбрандта многие НТСовцы получили места в нацистских структурах, в том числе в структурах пропагандистских. Фактически центр НТС был перенесен в Берлин, что было достаточно парадоксально на фоне заявлений трехлетней давности о приостановке работы берлинского отдела. В Берлин тогда же переехал и Байдалаков.
Владимир Абаринов: Планы Гитлера в отношении оккупированных советских территорий породили жестокое разочарование в руководстве НТС. Рассказывает Виктор Байдалаков.
"На первой встрече с Исполнительным Бюро Национального союза нового поколения, под видом редакционного совещания, Деспотули осветил обстановку. Гитлер твердо стоит на решении уничтожить русское государство. В связи с этим он издал приказ о недопущении русских эмигрантов как «великорусских шовинистов» в оккупированные области. Они, по тексту приказа, «опаснее для Германии, чем коммунисты». Армии отдан приказ уничтожать библиотеки, университеты, лаборатории, исторические памятники как источники исторической памяти".
