Верховный суд Белоруссии приговорил к высшей мере наказания 25-летних Дмитрия Коновалова и Владислава Ковалева. Первый признан виновным в осуществлении терактов, в том числе взрыва в метро, в результате которого погибли 15 человек, второй назван его пособником.
Вердикт вызвал негативную международную реакцию. Белоруссия – единственная страна Европы, в которой применяется смертная казнь. Пресс-службы канцлера Ангелы Меркель обнародовала заявление, в котором подчеркивается, что Германия не только выступает против казни, но и считает сомнительными те обстоятельства, при которых принималось в Минске судебное решение. С критикой в адрес белорусской судебной системы выступила правозащитная организация Amnesty International, выразившая глубокие сомнения в соответствии процесса правовым стандартам. Поддержал приговор только посол России в Белоруссии Александр Суриков.
Минчанин Сергей Ханженков, бывший политзаключенный, арестованный в 1963 году по обвинению в намерении взорвать объект, предназначенный для глушения иностранного радиовещания, в том числе передач нашей радиостанции, следил за судебными слушаниями по делу Коновалова и Ковалева.
– Почему вас заинтересовал этот судебный процесс? Вы нашли какие-то параллели с вашим делом 1963 года?
– Почти никакой связи нет, просто само по себе это дело интересно, такого в Белоруссии еще никогда не было. Хотя, конечно, какое-то влияние оказало то, что я сам когда-то проходил по подобным делам.
– Сложно было попасть в зал суда? Много было публики, велик был интерес?
– Я был почти на всех заседаниях. Попасть было очень просто, и это меня удивило. Выделили очень большой зал на 500 человек. В первый день по повесткам явились потерпевшие, а потом приходило всего 10-20 человек.
– А почему? Ведь столько потерпевших, родственников, только раненых в метро было более трехсот?
– Это, наверное, такой белорусский синдром. Люди не верят, что им расскажут правду, вот и все.
– По данным одного из опросов, только 21% граждан Белоруссии верят официальной версии. Вы принадлежите к большинству или к меньшинству?
– Я принадлежу к меньшинству по одной простой причине, что я других версий не вижу. Да, в этой версии много противоречий, но я их объясняю только непрофессионализмом следствия, суда и вообще всей нашей системы, начиная от розыскной собаки, которая не может тротил унюхать, кончая президентом, который является на место взрыва и останавливает следственные действия. Но я не вижу каких-то вразумительных, альтернативных версий. Когда говорят, что Лукашенко взорвал – то это полная ерунда. Когда говорят, что это борьба наших спецслужб между собой – то же самое. А других версий нет.
– Вы упомянули различные несостыковки. В частности, адвокат указывал на странный монтаж в записи камер наблюдения во время теракта.
– Да, адвокат Ковалева указывал на признаки монтажа. Прокурор от этого просто отмахивается, хотя вполне могли бы устроить экспертизу и доказать, был там монтаж или не было – этого просто не было сделано. Где надо было бы прояснять ситуацию, они просто говорят: и так все ясно. И идут дальше.
– Адвокат, изучавший видеозаписи, говорит о подозрениях, что в организации теракта принимали участие и другие люди. Там видно, как неизвестные проходят мимо террориста и оглядываются, вдруг разворачиваются.
– А что это доказывает? Много есть людей, которые оглядываются. Это нужно было прояснить. Во-первых, надо было собрать всех людей, которые есть на записях – не такая сложная задача. Этого сделано не было. А самая главная проблема в том, что не выяснены мотивы. Если принять официальную версию, что это сделал Коновалов, неужели нельзя было его разговорить, зачем он это сделал? Он отделался казенной фразой: для дестабилизации обстановки в республике Беларусь. А когда его спрашивают на суде: а зачем вам нужна была дестабилизация? Он говорит: на этот вопрос я отвечать не буду.
– Как это объяснить?
– Я, исходя из версии, что это он, это объясняю тем, что ему нечего сказать. Маньяк, ему интересно было взрывать, видеть страдания людей, что он будет объяснять?
– А какие-то признаки раскаяния он проявлял?
– Никаких абсолютно. Ровное, спокойное поведение. Ни одного слова. Реакция нормальная, не под воздействием каких-то препаратов. К нему подходит адвокат, он встает, они обмениваются парой слов, и он садится. Все, больше он участия никакого не принимает.
– Вот еще один из аргументов адвоката – это то, что Коновалов находился недалеко от места взрыва, а никаких следов взрывчатого вещества на нем нет.
– Да, это тоже вопрос, который следствие не прояснило. Вполне можно было провести эксперименты, вполне можно было взять следы взрыва у других людей. Ничего сделано не было. По версии прокурора Коновалов нажал кнопку и скрылся в туннеле за бетонную стенку. Оттуда, дескать, на него ничего не попало. Надо же это было доказать, там же не только один Коновалов был, много других людей было в туннеле. Пожалуйста, возьмите их одежду, скажите: видите, у них тоже нет. Вот этого ничего не сделали.
– А самый важный, на ваш взгляд, вопрос о мотивах на суде вообще не обсуждался?
– Вообще. Коновалов говорит "я не хочу отвечать", и суд идет спокойно дальше. И вот здесь еще одно важнейшее упущение: их формально направляли на психиатрическую экспертизу, которая тоже отделалась какими-то казенными штампованными фразами. Ничего эта экспертиза не прояснила.
– А он производит впечатление психического здорового человека?
– Со стороны трудно сказать. Сидит человек и молчит, ни на кого не смотрит. Ковалев иногда поглядывает в зал, там у него мать, на вопросы отвечает, а этот – полное неучастие.
– Но все же что-то Коновалов сказал. Он же произнес, что хотел дестабилизировать обстановку.
– В самом начале, в первый день, когда был допрос обвиняемых, он несколько фраз из себя выдавил, в том числе и что это для дестабилизации ситуации в республике Беларусь. А после этого отказался отвечать, и так весь суд.
– Говорят, что физическое давление на подсудимых оказывалось на следствии. Есть ли основания думать, что это так?
– Они были избиты при взятии на квартире. Возможно, что и в первую ночь Коновалова били; во всяком случае, Ковалев говорит, что слышал крики. Самого Ковалева не били, а просто угрожали. Спрашивают: а как же угрожали? Он отвечает: мне сказали, что если я откажусь от своих показаний, то мне дадут высшую меру. Я не знаю, это можно считать давлением? Им и так грозила высшая мера, чем тут угрожать?
– Но он отказался от показаний?
– Он отказался от показаний. От всего отказался, сказал, что не встречал своего друга на вокзале, и они с сумкой никуда не ехали. Отказался – ну и ладно. Никаких выяснений, прояснений, уточнений, ничего не было.
– Если предположить, что Коновалов маньяк, то кто такой Ковалев? Случайный собутыльник или все-таки сообщник?
– Безвольный друг.
– Не знал обо всех планах?
– Раньше говорил, что знал, теперь говорит, что ни о чем не знал и что ничего не было.
– Вы сторонний наблюдатель, но в суде приходили потерпевшие, родственники погибших, пусть и немногие. Какое у них сложилось впечатление о доказательствах вины?
– Из тех потерпевших, которые приходили на все заседания, никто не верит в официальную версию, потому они и приходили. Они ловили все эти нестыковки. В последний день, на оглашение приговора откуда-то насобирали целый зал. И, когда выступал прокурор, судья, когда приговор объявили, вот эта группа из двадцати человек скандировала: позор!
– То есть родственники пострадавших были против смертного приговора?
– В основном, да. Только в первый день встал один явно по заказу и сказал: я требую одному смерти и пожизненного заключения другому. Потом этот человек не появлялся.
– Как отреагировали на приговор обвиняемые?
– Поразительно спокойно. Я уже не говорю о Коновалове – полное безучастие, но даже Ковалев. Когда Ковалеву объявили смертный приговор, в зале начались крики: позор! Тогда Ковалев приставил палец к губам, обращаясь к залу: дескать, не надо. Наверное, надеется на то, что президент его помилует. Такое у меня сложилось впечатление.
– Как бы вы сформулировали главный вопрос, на который суд не дал ответа?
– Почему не выясняли мотивы, зачем человек все это делал? Вот возьмите Брейвика в Норвегии, там же двести с лишним страниц психиатрической экспертизы, а здесь абсолютно ничего. Почему никого это не волнует? Вот мой главный вопрос.
Фрагмент программы "Итоги недели"
Вердикт вызвал негативную международную реакцию. Белоруссия – единственная страна Европы, в которой применяется смертная казнь. Пресс-службы канцлера Ангелы Меркель обнародовала заявление, в котором подчеркивается, что Германия не только выступает против казни, но и считает сомнительными те обстоятельства, при которых принималось в Минске судебное решение. С критикой в адрес белорусской судебной системы выступила правозащитная организация Amnesty International, выразившая глубокие сомнения в соответствии процесса правовым стандартам. Поддержал приговор только посол России в Белоруссии Александр Суриков.
Минчанин Сергей Ханженков, бывший политзаключенный, арестованный в 1963 году по обвинению в намерении взорвать объект, предназначенный для глушения иностранного радиовещания, в том числе передач нашей радиостанции, следил за судебными слушаниями по делу Коновалова и Ковалева.
– Почему вас заинтересовал этот судебный процесс? Вы нашли какие-то параллели с вашим делом 1963 года?
– Почти никакой связи нет, просто само по себе это дело интересно, такого в Белоруссии еще никогда не было. Хотя, конечно, какое-то влияние оказало то, что я сам когда-то проходил по подобным делам.
– Сложно было попасть в зал суда? Много было публики, велик был интерес?
– Я был почти на всех заседаниях. Попасть было очень просто, и это меня удивило. Выделили очень большой зал на 500 человек. В первый день по повесткам явились потерпевшие, а потом приходило всего 10-20 человек.
– А почему? Ведь столько потерпевших, родственников, только раненых в метро было более трехсот?
– Это, наверное, такой белорусский синдром. Люди не верят, что им расскажут правду, вот и все.
– По данным одного из опросов, только 21% граждан Белоруссии верят официальной версии. Вы принадлежите к большинству или к меньшинству?
– Я принадлежу к меньшинству по одной простой причине, что я других версий не вижу. Да, в этой версии много противоречий, но я их объясняю только непрофессионализмом следствия, суда и вообще всей нашей системы, начиная от розыскной собаки, которая не может тротил унюхать, кончая президентом, который является на место взрыва и останавливает следственные действия. Но я не вижу каких-то вразумительных, альтернативных версий. Когда говорят, что Лукашенко взорвал – то это полная ерунда. Когда говорят, что это борьба наших спецслужб между собой – то же самое. А других версий нет.
– Вы упомянули различные несостыковки. В частности, адвокат указывал на странный монтаж в записи камер наблюдения во время теракта.
– Да, адвокат Ковалева указывал на признаки монтажа. Прокурор от этого просто отмахивается, хотя вполне могли бы устроить экспертизу и доказать, был там монтаж или не было – этого просто не было сделано. Где надо было бы прояснять ситуацию, они просто говорят: и так все ясно. И идут дальше.
– Адвокат, изучавший видеозаписи, говорит о подозрениях, что в организации теракта принимали участие и другие люди. Там видно, как неизвестные проходят мимо террориста и оглядываются, вдруг разворачиваются.
– А что это доказывает? Много есть людей, которые оглядываются. Это нужно было прояснить. Во-первых, надо было собрать всех людей, которые есть на записях – не такая сложная задача. Этого сделано не было. А самая главная проблема в том, что не выяснены мотивы. Если принять официальную версию, что это сделал Коновалов, неужели нельзя было его разговорить, зачем он это сделал? Он отделался казенной фразой: для дестабилизации обстановки в республике Беларусь. А когда его спрашивают на суде: а зачем вам нужна была дестабилизация? Он говорит: на этот вопрос я отвечать не буду.
– Как это объяснить?
– Я, исходя из версии, что это он, это объясняю тем, что ему нечего сказать. Маньяк, ему интересно было взрывать, видеть страдания людей, что он будет объяснять?
– А какие-то признаки раскаяния он проявлял?
– Никаких абсолютно. Ровное, спокойное поведение. Ни одного слова. Реакция нормальная, не под воздействием каких-то препаратов. К нему подходит адвокат, он встает, они обмениваются парой слов, и он садится. Все, больше он участия никакого не принимает.
– Вот еще один из аргументов адвоката – это то, что Коновалов находился недалеко от места взрыва, а никаких следов взрывчатого вещества на нем нет.
– Да, это тоже вопрос, который следствие не прояснило. Вполне можно было провести эксперименты, вполне можно было взять следы взрыва у других людей. Ничего сделано не было. По версии прокурора Коновалов нажал кнопку и скрылся в туннеле за бетонную стенку. Оттуда, дескать, на него ничего не попало. Надо же это было доказать, там же не только один Коновалов был, много других людей было в туннеле. Пожалуйста, возьмите их одежду, скажите: видите, у них тоже нет. Вот этого ничего не сделали.
– А самый важный, на ваш взгляд, вопрос о мотивах на суде вообще не обсуждался?
– Вообще. Коновалов говорит "я не хочу отвечать", и суд идет спокойно дальше. И вот здесь еще одно важнейшее упущение: их формально направляли на психиатрическую экспертизу, которая тоже отделалась какими-то казенными штампованными фразами. Ничего эта экспертиза не прояснила.
– А он производит впечатление психического здорового человека?
– Со стороны трудно сказать. Сидит человек и молчит, ни на кого не смотрит. Ковалев иногда поглядывает в зал, там у него мать, на вопросы отвечает, а этот – полное неучастие.
– Но все же что-то Коновалов сказал. Он же произнес, что хотел дестабилизировать обстановку.
– В самом начале, в первый день, когда был допрос обвиняемых, он несколько фраз из себя выдавил, в том числе и что это для дестабилизации ситуации в республике Беларусь. А после этого отказался отвечать, и так весь суд.
– Говорят, что физическое давление на подсудимых оказывалось на следствии. Есть ли основания думать, что это так?
– Они были избиты при взятии на квартире. Возможно, что и в первую ночь Коновалова били; во всяком случае, Ковалев говорит, что слышал крики. Самого Ковалева не били, а просто угрожали. Спрашивают: а как же угрожали? Он отвечает: мне сказали, что если я откажусь от своих показаний, то мне дадут высшую меру. Я не знаю, это можно считать давлением? Им и так грозила высшая мера, чем тут угрожать?
– Но он отказался от показаний?
– Он отказался от показаний. От всего отказался, сказал, что не встречал своего друга на вокзале, и они с сумкой никуда не ехали. Отказался – ну и ладно. Никаких выяснений, прояснений, уточнений, ничего не было.
– Если предположить, что Коновалов маньяк, то кто такой Ковалев? Случайный собутыльник или все-таки сообщник?
– Безвольный друг.
– Не знал обо всех планах?
– Раньше говорил, что знал, теперь говорит, что ни о чем не знал и что ничего не было.
– Вы сторонний наблюдатель, но в суде приходили потерпевшие, родственники погибших, пусть и немногие. Какое у них сложилось впечатление о доказательствах вины?
– Из тех потерпевших, которые приходили на все заседания, никто не верит в официальную версию, потому они и приходили. Они ловили все эти нестыковки. В последний день, на оглашение приговора откуда-то насобирали целый зал. И, когда выступал прокурор, судья, когда приговор объявили, вот эта группа из двадцати человек скандировала: позор!
– То есть родственники пострадавших были против смертного приговора?
– В основном, да. Только в первый день встал один явно по заказу и сказал: я требую одному смерти и пожизненного заключения другому. Потом этот человек не появлялся.
– Как отреагировали на приговор обвиняемые?
– Поразительно спокойно. Я уже не говорю о Коновалове – полное безучастие, но даже Ковалев. Когда Ковалеву объявили смертный приговор, в зале начались крики: позор! Тогда Ковалев приставил палец к губам, обращаясь к залу: дескать, не надо. Наверное, надеется на то, что президент его помилует. Такое у меня сложилось впечатление.
– Как бы вы сформулировали главный вопрос, на который суд не дал ответа?
– Почему не выясняли мотивы, зачем человек все это делал? Вот возьмите Брейвика в Норвегии, там же двести с лишним страниц психиатрической экспертизы, а здесь абсолютно ничего. Почему никого это не волнует? Вот мой главный вопрос.
Фрагмент программы "Итоги недели"
