"Русский марш" не стал вехой в политической карьере легендарного блогера. При том, что он очень грамотно, с учетом аудитории, прокричал страшную правду о связях Путина с Абрамовичем и Березовским. Однако на фоне "зигхайлей", файеров и матерных нацистских речевок Алексей Навальный смотрелся бледновато.
Отчасти все это напоминало встречу Ельцина с активистами "Памяти" в далеком 1987-м, сразу после несанкционированного митинга "памятников" на площади 50-летия Октября, которую тогда еще никто не называл Манежкой. Аналогия представляется корректной еще и потому, что отдельные фанаты Навального прочат ему судьбу Бориса Николаевича. Размышляя на заданную тему, приходишь даже к неожиданному выводу: борцу с партией жуликов и воров ныне гораздо выгодней выступать перед националистами, чем первому секретарю МГК КПСС тогда – перед Д. Васильевым и его заединщиками.
Дело в том, что в эпоху перестройки патриотизм коричневых оттенков был не очень моден, в отличие от антикоммунизма, так что Ельцин впоследствии почти не вспоминал о той встрече. Напротив, сегодня, в эпоху торжествующей ксенофобии политик вроде бы должен уверенно зарабатывать очки на подобных митингах. А у Навального – не получилось. Почему?
Имеется простое объяснение. Алексей не вписан в номенклатуру, а времена таковы, что входной билет в политику выписывают в Кремле. Поэтому бессмысленны любые выступления, с любых позиций – хоть либеральных, хоть фашистских. В отличие от перестроечных лет, когда народным героем мог стать любой Гдлян, да и сам Борис Николаевич, выброшенный из высшей номенклатуры, сохранял все шансы на триумфальное возвращение.
Имеется объяснение более сложное, которое представляется и более верным. Любой человек, желающий быть услышанным в большой стране, в самые непотребные времена должен соблюдать некие правила. Эти правила нигде не прописаны, но о них помнит молчаливо-недовольное большинство, которое не ходит ни на какие митинги. Однако, как показывает историческая практика, может внезапно вылиться на центральные улицы столицы миллионными потоками, если вдруг почувствует, что терпение на исходе, и, главное, есть за кем идти.
Политик, увлекающий за собой толпы несогласных, может исповедовать любую идеологию. От самой оранжевой до самой коричневой. Тут многое зависит от обстоятельств, но гораздо важнее – достоверность образа. В этом смысле Ельцин, боровшийся с привилегиями и Лигачевым, вызывал полнейшее доверие, о чем сегодня, конечно, вспоминать смешно. Напротив, не желающий кормить Кавказ московский адвокат выглядит неубедительно. И главная его беда не в том, что на самом деле он думает как-то иначе, а в том, что в толпе отморозков он кажется чужим.
Навальный великолепен в образе романтика-одиночки, бросающего вызов казнокрадам из Кремля и нефтяных корпораций. Он прекрасен в ту минуту, когда вслед за Карамзиным произносит волшебное русское слово "воруют", ибо всеобщая безоглядная вера в коррупцию как основу существования родных элит становится в наши дни чувством, образующим национальный консенсус. Он непобедим, как сама коррупция.
И он безнадежно плох в роли борца за русских и за бедных. Во-первых, эту репризу уже без малого 20 лет отрабатывает другой, куда более искушенный и злой клоун. Во-вторых, ее давно уже разучили десятки других политиков – от коммунистов и разных поткиных-демушкиных до нашего человека в Брюсселе. В-третьих и в-главных, Навальный совсем не похож на них – своих, как бы сказать, предшественников. В погромной толпе ему не хватает органики, и народ, кидающий "зиги", его освистывает. С точки зрения чистой политики это, конечно, неприятно.
Но по-человечески вызывает скорее сочувствие и даже надежду на то, что легендарный блогер найдет для своих ритмичных текстов другие марши. Тоже, конечно, русские, но без тех брутальных немецких слов, которые в современной Германии приравниваются к уголовному преступлению.
Отчасти все это напоминало встречу Ельцина с активистами "Памяти" в далеком 1987-м, сразу после несанкционированного митинга "памятников" на площади 50-летия Октября, которую тогда еще никто не называл Манежкой. Аналогия представляется корректной еще и потому, что отдельные фанаты Навального прочат ему судьбу Бориса Николаевича. Размышляя на заданную тему, приходишь даже к неожиданному выводу: борцу с партией жуликов и воров ныне гораздо выгодней выступать перед националистами, чем первому секретарю МГК КПСС тогда – перед Д. Васильевым и его заединщиками.
Дело в том, что в эпоху перестройки патриотизм коричневых оттенков был не очень моден, в отличие от антикоммунизма, так что Ельцин впоследствии почти не вспоминал о той встрече. Напротив, сегодня, в эпоху торжествующей ксенофобии политик вроде бы должен уверенно зарабатывать очки на подобных митингах. А у Навального – не получилось. Почему?
Имеется простое объяснение. Алексей не вписан в номенклатуру, а времена таковы, что входной билет в политику выписывают в Кремле. Поэтому бессмысленны любые выступления, с любых позиций – хоть либеральных, хоть фашистских. В отличие от перестроечных лет, когда народным героем мог стать любой Гдлян, да и сам Борис Николаевич, выброшенный из высшей номенклатуры, сохранял все шансы на триумфальное возвращение.
Имеется объяснение более сложное, которое представляется и более верным. Любой человек, желающий быть услышанным в большой стране, в самые непотребные времена должен соблюдать некие правила. Эти правила нигде не прописаны, но о них помнит молчаливо-недовольное большинство, которое не ходит ни на какие митинги. Однако, как показывает историческая практика, может внезапно вылиться на центральные улицы столицы миллионными потоками, если вдруг почувствует, что терпение на исходе, и, главное, есть за кем идти.
Политик, увлекающий за собой толпы несогласных, может исповедовать любую идеологию. От самой оранжевой до самой коричневой. Тут многое зависит от обстоятельств, но гораздо важнее – достоверность образа. В этом смысле Ельцин, боровшийся с привилегиями и Лигачевым, вызывал полнейшее доверие, о чем сегодня, конечно, вспоминать смешно. Напротив, не желающий кормить Кавказ московский адвокат выглядит неубедительно. И главная его беда не в том, что на самом деле он думает как-то иначе, а в том, что в толпе отморозков он кажется чужим.
Навальный великолепен в образе романтика-одиночки, бросающего вызов казнокрадам из Кремля и нефтяных корпораций. Он прекрасен в ту минуту, когда вслед за Карамзиным произносит волшебное русское слово "воруют", ибо всеобщая безоглядная вера в коррупцию как основу существования родных элит становится в наши дни чувством, образующим национальный консенсус. Он непобедим, как сама коррупция.
И он безнадежно плох в роли борца за русских и за бедных. Во-первых, эту репризу уже без малого 20 лет отрабатывает другой, куда более искушенный и злой клоун. Во-вторых, ее давно уже разучили десятки других политиков – от коммунистов и разных поткиных-демушкиных до нашего человека в Брюсселе. В-третьих и в-главных, Навальный совсем не похож на них – своих, как бы сказать, предшественников. В погромной толпе ему не хватает органики, и народ, кидающий "зиги", его освистывает. С точки зрения чистой политики это, конечно, неприятно.
Но по-человечески вызывает скорее сочувствие и даже надежду на то, что легендарный блогер найдет для своих ритмичных текстов другие марши. Тоже, конечно, русские, но без тех брутальных немецких слов, которые в современной Германии приравниваются к уголовному преступлению.
