Марьяна Торочешникова: Московские и не только суды продолжают заключать под стражу обвиняемых в экономических преступлениях и тех, кто нуждается в срочном лечении. 8 октября в одном из московских следственных изоляторах от обширного инфаркта скончался директор московской школы номер 1308 Андрей Кудояров, подозреваемый во взяточничестве. На днях в ситуацию, связанную с арестом предпринимательницы Натальи Гулевич, вынужден был вмешаться Европейский суд по правам человека. Почти год она содержится под стражей, несмотря на крайне тяжелое состояние здоровья и обвинения в экономических преступлениях. Что еще должно произойти, чтобы следователи и судьи, удовлетворяющие ходатайства об избрании меры пресечения, начали выполнять прямое предписание закона? Следственный изолятор как пыточная камера – такова тема сегодняшний передачи.
Гости в студии Радио Свобода – адвокат Анна Ставицкая, член общественной наблюдательной комиссии по общественному контролю за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания, корреспондент журнала «Нью-Таймс» Зоя Светова и муж предпринимательницы Натальи Гулевич Валерий.
Валерий, расскажите вкратце, как ваша супруга оказалась в следственном изоляторе?
Валерий Гулевич: Моя супруга – предприниматель, в 2005 году генеральный директор закрытого акционерного общества «ГП «Статус» и одновременно акционеров, владела 10 процентами акций этого предприятия. Она взяла кредит в открытом акционерном обществе «Номос-банк» для пополнения оборотных средств и развития предприятия. Кредит они обслуживали, платили проценты. В 2008 году разразился кризис, они пошли на переговоры с банком и заключили новый договор, перекредитовку. Банк подписал соглашение, на основании которого предприятие передает в залог, кроме здания стоимостью порядка 50 миллионов долларов, 6 тысяч квадратных метров в центре Москвы, еще и акции предприятия, причем с правом возврата акций после возвращения кредита. В 2009 году моя жена начинает гасить кредит. Прошел первый транш, в сентябре должен быть закрыт второй транш, и до 31 декабря 2009 года должен был быть погашен весь кредит. Перед погашением второго транша банк вводит через свою афиллированную структуру, в залоге которой были акции, вводит на территорию комплекса – это порядка 12 тысяч квадратных метров на Садовнической улице – воруженный ЧОП «Родон» и захватывает здания, которые принадлежали фирме моей супруги. Так как она акции заложила, то структуре афиллированная с «Номос-банком», выдала ей генеральную доверенность, по которой она управляла этим и гасила кредита.
Марьяна Торочешникова: После этого было возбуждено уголовное дело, вашу супругу обвинили в мошенничестве в особо крупных размерах, это статья 159, часть 4 Уголовного кодекса. Ваша супруга арестовали…
Валерий Гулевич: Задержали, а потом Тверской районный суд в лице судьи Быковской 4 декабря 2010 года арестовал ее.
Марьяна Торочешникова: И с тех пор ваша супруга находится в одном из следственных изоляторов Москвы, где ее как раз и обнаружила Зоя Светова, которая являясь членом наблюдательной комиссии, однажды пришла в следственный изолятор.
Зоя Светова: Наталья Гулевич тогда содержалась в СИЗО 6, и туда пришли мои коллеги и общественной наблюдательной комиссии, в частности это была Елена Гордеева, они ходили по всем камерам и спрашивали у женщин, какие у них есть жалобы. И там они нашли Наталью Гулевич, которая говорила о том, что она очень плохо себя чувствует, что у нее проблемы с почками. И они обратили на нее внимание. А потом уже в следующий раз мы ее встретили в больнице «матросской тишины», куда ее перевели срочно, потому что ее состояние здоровья резко ухудшилось, и там ей был установлена катетер. И узнав об этой ситуации, я тоже пришла туда, в больницу «матросской тишины», и застала Наталью Гулевич в совершенно жутком состоянии. Этой женщине 50 лет, она выглядела гораздо старше своего возраста, женщина абсолютно изможденная, худая. Как выяснилось потом, она потеряла в заключении 17 килограммов за эти 10 месяцев. Но самое главное, у нее поставлен катетер, то есть у нее отказали почки, мочевой пузырь не работает. Она говорила о том, что в СИЗО «матросской тишины» ей никакой помощи толком не оказывают, что ей становится все хуже и хуже. У нее были кровотечение, у нее повышенное давление все время, а до врачей невозможно достучаться. И мы стали привлекать этому повышенное внимание, мы стали требовать, чтобы они вызывали специалистов, а это недели и недели. В СИЗО нет достаточного количества врачей, чтобы поставить диагноз или облегчить ситуацию больных. Они должны обращаться в Департамент здравоохранения Москвы, вызывать специалистов, это вызывает от 3 недель до месяца, чтобы дождаться уролога или невропатолога. В результате Наталья Гулевич угодила в Боткинскую больницу, когда просто по жизненным показаниям ей была нужна срочная операция.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, за те 10 месяцев, пока Наталья Гулевич содержалась в следственном изоляторе, суд успел дважды продлить…
Валерий Гулевич: Шесть раз!
Марьяна Торочешникова: Шесть раз продлили сроки содержания под стражей. Причем одно из последних решений было вынесено 4 октября Тверским районным судом Москвы, когда уже были и заключения врачей всех больниц, и 20-й больницы, и Боткинской больницы, которая оперировали, и состояние было критическое, тем не менее, судья продлила меру пресечения.
Зоя Светова: Дело в том, что Наталья Гулевич написала требование о том, чтобы медицински она бала освидетельствована. Потому что, напомню, в январе этого года вышло постановление правительства, где существует список заболеваний, согласно которому люди должны быть освобождены из-под стражи, обвиняемые и подследственные. Так вот, 20-я больница провела ее освидетельствование, и врачи посчитали, что она не подходит под это постановление. Но как рассказала мне сама Наталья Гулевич, к этим врачам приезжали следователи во время освидетельствования и давили на них, чтобы они не дали настоящую бумагу о том, что она должна быть освобождена из-под стражи. О том же членам нашей комиссии говорил главный врача СИЗО «матросская тишина» Мазуров, которого мы упрекали и говорили: ведь вы же видите, что она больна, вы же сами ее послали на освидетельствование. А он говорит: «Меня вызвал следователь и сказал мне, что если вы напишите, что он тяжело больна, ее нужно отпустить из-под стражи, то у вас будут проблемы, вас могут обвинить в коррупции». И я его спросила: «А чего же вы тогда боитесь, если вы действительно считаете, что она больна? Значит, вы действительно в коррупции замешаны». Он на этот вопрос мне ничего не ответил. Как я знаю, и Валерий, наверное, подтвердит, что других врачей из 20-ой больницы следователь тоже вызывал для беседы. Потому что следователь все время доказывает, и на суде я это слышала, что Наталья Гулевич – это симулянтка.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, состояние здоровья – это одно, а мера пресечения содержание под стражей – совсем другая история, ее нужно избирать только в конкретных случаях, если у следствия есть основания предполагать, что человек скроется, окажет давление на свидетелей, будет кому-то угрожать. Наталью Гулевич арестовали 4 декабря прошлого года, а президентские поправки, о которых все мы знаем, вступили в силу в апреле прошлого года. Каким образом вообще стало возможно заключение под стражу Натальи Гулевич? С точки зрения закона это вообще можно было делать?
Анна Ставицкая: С точки зрения закона это невозможно. Но с точки зрения понимания этого закона следователями и судьями нашей страны, видимо, это стало возможным. Мне, как юристу, даже не адвокату Гулевич, а просто как юристу, совершенно непонятно, каким образом судья удовлетворяет ходатайства следователей сначала об избрании меры пресечения Гулевич, а затем о продлении. Потому что даже не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что обвинение Гулевич связано с предпринимательской деятельностью, мошенничество именно в сфере предпринимательской деятельности, как считает следствие. Сейчас Гулевич обвиняют в том, что она, как генеральный директор закрытого акционерного общества, для развития своего бизнеса взяла кредит в банке. Смысл такой, что она взяла кредит, заранее подготовив почву для того, чтобы его не отдавать. То есть смысл обвинения в том, что Гулевич, когда она брала кредит, заранее ввела в заблуждение представителей этого банка, где она брала кредит, а уже имела намерение этот кредит не отдавать, и создавал все условия для этого. Это даже смешно с точки зрения юридической, следователь пишет: следствие не считает, что обвинение Гулевич связано с предпринимательской деятельностью, потому что предпринимательской деятельностью с точки зрения Гражданского кодекса является деятельность, направленная на систематическое извлечение прибыли по продаже товаров, оказанию услуг и прочее. И дальше пишет: на основании этого следствие не считает, что получение кредита – это предпринимательская деятельность. То есть следователь берет определение в Гражданском кодексе предпринимательской деятельности, и, не видя там слово «получение кредита», считает, что получение кредита – это не является предпринимательской деятельностью.
Марьяна Торочешникова: И вообще это хороший путь заняться мошенничеством – взять кредит, а потом уже…
Анна Ставицкая: Я юрист, я это смотрю, и у меня волосы шевелятся. Потому что необходимо как-то раскинуть своими мозгами этому следователю, открыть гражданское законодательство и почитать, что там написано. Гражданское законодательство все свидетельствует о том, что когда человек занимается предпринимательской деятельностью, а закрытое акционерное общество – это с точки зрения гражданского кодекса является коммерческой организацией, соответственно, коммерческая организация – эта та организация, целью которой является извлечение прибыли. А когда человек в рамках этой предпринимательской деятельности заключает договоры любые, хоть кредиты, хоть купли-продажи, хоть еще какие-то, это означает, что он занимается заключением договора в сфере предпринимательской деятельности. Почему этого не понимает следователь и почему вслед за следствие это пишет судья – мне, как юристу, совершенно непонятно. Потому что мало того, что им сказали, что нужно заключать ее под стражу, но вы все-таки юристы, и вот писать такие перлы, по-другому не скажешь, в официальных юридических документах – для юриста это немыслимо.
Марьяна Торочешникова: Я, как журналист, могу предположить, что все это делалось для того, чтобы забрать замечательное здание в центре Москвы, 12 тысяч квадратных метров. И пока Наталья Гулевич будет находиться в следственном изоляторе, она будет обеспокоена своим состоянием, а не тем, куда делось это здание. Валерий, со зданием сейчас что?
Валерий Гулевич: Здание на тот момент и сейчас оценивается приблизительно в 100-120 миллионов долларов. Кредит брался на сумму 33 миллиона долларов. В залог из этого комплекса, там 5 зданий, было выделено одно, самое большое здание в 6 тысяч квадратных метров, которое оценивалось приблизительно по рыночной стоимости на тот момент в 50 миллионов долларов. После того, как, по условиям банка, она заложила акции, банк ввел своего генерального директора, но ей выдал генеральную доверенность, и с 2005 по 2009 год кредит полностью обслуживался, и порядка 23 миллионов долларов из 33-х было возвращено.
Марьяна Торочешникова: То есть осталось 10 миллионов отдать, и кто-то в банке мог подумать, что как же банк останется без такого прекрасного здания, и это, вероятно, могло быть поводом для уголовного дела и для того, чтобы держать человека в изоляторе на протяжении всего этого времени.
Анна Ставицкая: Я согласна, что если рассуждать об этом деле не с юридической точки зрения, а с совершенно обывательской, то дела обстоят именно так. Но дело в том, что сейчас это дело попало в юридическую плоскость, и самое как раз ужасное, что судьи вот эти все в Тверском суде – Ковалевская, Сташина, Быковская – они является юристами, они не могут рассуждать так, как вот сейчас рассуждаете вы, что какой-то «Номос-банк» решил отнять у кого-то бизнес. Они вот это видят, они должны были сделать все, для того чтобы человеку сначала не избрать меру пресечения, а потом, если даже так случилось, то не продлевать дальше. Но это не происходит. И мне непонятно, почему судьи, которые должны это все знать, они так делают и до настоящего времени находятся на своих постах. Вот это страшно!
Марьяна Торочешникова: А могло произойти так, что судьям помогли этого не замечать. Есть ли у вас, Валерий, основания полагать, что кто-то из этой большой группы представителей правоохранительных органов и судов заинтересован напрямую в том, чтобы делал обстояли именно так, как сейчас?
Анна Ставицкая: По идее, у нас судья независимые и беспристрастные и не должны слушать никого. Но, к сожалению, видимо, происходит именно так, как говорите вы.
Валерий Гулевич: Ситуация, которую жена мне рассказала перед арестом, выглядела так. Когда был введен ЧОП, ее лишили доверенности и уволили, ее пригласил вице-президент банка и предложил помочь в легализации захвата. В обмен на это он предлагал ей сумму в 1 миллион долларов. Естественно, жена не согласилась. Тогда он ей ответил: «Извините, этот бюджет найдется кому освоить».
Марьяна Торочешникова: А после этого разговора ваша супруга не обратилась в правоохранительные органы, чтобы сказать, что из нее пытаются вымогать деньги?
Валерий Гулевич: А как доказать? У нее не было диктофона, она шла на переговоры о том, как погасить кредит, вернуться здание.
Марьяна Торочешникова: Я хочу зачитать фрагмент письма Натальи Гулевич, которое он написала своему супруга: «Я не понимаю, как лечащий враг Давид Вахтангович мог так со мной поступить. Ведь это его вина, что мое самочувствие так ухудшилось. Две недели после Боткинской больницы я пыталась добиться, чтобы мне хотя бы катетер промыли, поменяли и ответили на вопрос: а что же дальше с лечением и динамикой ухудшения моего состояния здоровья. Он ответил, что ему все равно, что со мной будет, «не надо было в тюрьму попадать. Лечение закончено, ваше место в изоляторе, хватит уже лечиться»…» В этом письмо много подробностей, просто эта фраза очень хорошо иллюстрирует отношение врачей в УФСИНовской системе к тем людям, которые там содержатся.
В это дело недавно вмешался Европейский суд по правам человека. Анна, чего вы просили у европейских судей и какова была их реакция?
Анна Ставицкая: Да, к сожалению, приходится чуть ли не по каждому поводу идти, если так можно сказать, за правдой в Европейский суд. Когда Зоя Светова попросила меня заняться делом Гулевич, она знала, что существует такая экстренная процедура в Европейском суде. То есть в экстренных, очень редких случаях Европейский суд может вмешаться в ситуацию.
Марьяна Торочешникова: Как это было с Алексаняном, например.
Анна Ставицкая: Да. Если заявитель докажет, что его жизни угрожает реальная опасность. 5 октября мы отправили по факсу просьбу в Европейский суд вмешаться в эту ситуацию экстренно. Описали состояние здоровья Гулевич, что она, несмотря на поправки президентские, содержится под стражей, а обвинение ее связано с предпринимательской деятельностью, она под стражей содержаться не может, приложили все документы. И Европейский суд через два дня вмешался в ситуацию, 7 октября Европейский суд уже направил вопросы правительству, которые касаются именно состоянию здоровья. Европейский суд посмотрел на этот ужас… Когда я начала заниматься этой ситуацией, это же реальный ужас! Человек с катетером, который должен все время содержаться в стерильных условиях, потому что если туда попадает инфекция, это инфицирование почек и летальный исход, что там происходит в в тюрьме – это ужасно. Катетер не промывают, он у нее постоянно чем-то забит и так далее. И после того, как Европейский суд вмешался, что произошло? Просто все чудесно – и катетер промывают, и чуть ли не через каждый час медсестра прибегает и смотрит, как состояние здоровья Гулевич, и Московский городской суд отменил решение Тверского суда о продлении сроков содержания под стражей. И 24 октября, в понедельник, будет заново рассматриваться вопрос о продлении или не продлении сроков содержания под стражей. И я надеюсь, что Тверской суд будет следовать нормам закона.
Марьяна Торочешникова: Валерий, на протяжении всего времени, что ваша жена находится в следственном изоляторе, больницах, опять в следственном изоляторе, с вами пытались связаться кто-то из сотрудников «Номос-банка» или представители правоохранительных органов?
Валерий Гулевич: Сначала они попытались связаться и поговорить с ней. 5 апреля, как она мне на свидании рассказала, ее вызвал оперативный сотрудник СИЗО номер 1, майор Ряскин, если я не ошибаюсь, и начал предлагать ей… ну, в тюремном жаргоне это значит давить, прессовать – сознаться. Она сказала: «Мне не в чем сознаваться, я не совершала преступления». И тут в кабинет входят оперативные сотрудники 10 ОРБ ДЭП МВД, которые также ей предлагают сознаться, а в обмен она моментально выйдет на свободу.
Марьяна Торочешникова: Ваша жена отказалась.
Валерий Гулевич: Естественно, моя жена отказалась. И тогда буквально месяц назад следователь, который вел это дело, предложил мне встретиться с адвокатом «Номос-банка».
Марьяна Торочешникова: И вы с ним встречались?
Валерий Гулевич: Да, встречался.
Марьяна Торочешникова: Вы взяли с собой диктофон, подготовились к этой встрече?
Валерий Гулевич: Вы знаете, я надеялся на честное отношение порядочных людей. Я сказал: «Вы видите, в каком она состоянии. Ей необходима срочная специализированная медицинская помощь. Она готова, и я готов, что ради сохранения здоровья она признает свою вину, и ради сохранения ее жизни».
Марьяна Торочешникова: То есть вы даже к этому подошли.
Валерий Гулевич: Это было тогда, сейчас мы по-другому оцениваем ситуацию. Мы готовы даже признать вину, но выпустите ее до суда, чтобы она могла вылечиться. Нет! Вот будет суд, она тогда признает, тогда, скорее всего, она получит условное наказание.
Зоя Светова: Я хотела еще добавить, что когда мне рассказал об этом Валерий, я срочно побежала в СИЗО, а Наталью перевели из больницы «матросской тишины» в СИЗО номер 6, в женскую камеру, где было 30 человек, и где ужасные условия. И я туда пришла, это была суббота, и меня совершенно поразила Наталья. Потому что она еле ходила, она хромала, она еще больше похудела, и она мне рассказала ту же историю, что вот ей предлагают признать свою вину. И я говорю: «Ну, и что? Как вам быть? Вы же можете тут умереть…» И она тогда сказала: «Я не буду им сдаваться. Я не буду. Ну, и пусть я умру. Я не хочу, вернее, не могу. Да, мне очень плохо». И тогда мы снова стали звонить и Музыкантскому, и Пономареву, и этому начальнику УФСИН, и ее перевели обратно в «матросскую тишину», и потом был Европейский суд. То есть я хочу сказать, на наших глазах происходит человеческая трагедия, когда человек практически очень тяжело болен, он находится на грани, и на него давят, и он должен принимать решение, как ему быть. И это потрясающая сила воли.
Марьяна Торочешникова: А представители всех правоохранительных органов, включая тюремных врачей, отвечают, что нечего было в тюрьму попадать.
Зоя Светова: Да. И, кстати, одна из сотрудниц тюрьмы мне сказала: «Ну, да, конечно, она больна, Европейский суд ее освободит, но как только выйдет из тюрьмы, катетер вынет и побежит». Я говорю: «Как же вам не стыдно!» Эти люди, которые в тюрьме работают, они совершенно неадекватны. Это профессиональная деформация.
Марьяна Торочешникова: Наталья из Москвы дозвонилась нам.
Слушатель: Здравствуйте! Все наше государство пронизано коррупцией, и чтобы что-то у нас изменилось к лучшему, надо требовать отставки власти.
Марьяна Торочешникова: Ваш комментарий вполне понятен, и сейчас какую тему проблемную ни начинаешь обсуждать, все к этому приходит, что нужно менять власть. Но в программе партии власти «Единой России» это первое место – борьба с коррупцией. И президент, гарант Конституции, принял для этого множество прекрасных законов, которые должны были привести к тому, чтобы больные люди не сидели в изоляторах. Мне кажется, что нужно рассказывать о таких ситуациях.
Зоя Светова: Мы надеемся на Тверской суд, что вот Европейский суд повлиял, пресса написала, что, может быть, они проявят милосердие. Никаких оснований держать Наталью Гулевич нет.
Марьяна Торочешникова: Следственный изолятор превращается у нас в пыточные камеры часто.
Зоя Светова: Нужно, чтобы судьи на экскурсии ходили в СИЗО. Там рядом с зубным кабинетом клетка стоит, в которой заключенные своей очереди ждут. И там миска, которую не мыли никогда. Я у работников СИЗО спросила, для чего она, и мне ответила, что это заключенные туда сплевывают. Так ее не моют никогда!
Марьяна Торочешникова: Валентин из Рязани дозвонился к нам.
Слушатель: Здравствуйте! Я восхищаюсь Гуревич! Но я думаю, что им нужна ее смерть, чтобы после перевести дело на ее мужа, заняться им, чтобы и его довести до такого состояния. А что можно в такой ситуации сделать… Обратитесь в Общественную палату, есть там Андрей Дементьев и Алла Гербер, очень активные люди.
Марьяна Торочешникова: Кстати, 20 октября в Общественной палате после смерти Андрея Кудоярова, директора одной из московских школ, как раз обсуждали эту ситуацию с тюремной медициной. Валерий, что вам сказали в Общественной палате?
Валерий Гулевич: Я летом обратился, я и мои родственники обратились, причем дважды. Первый раз мы обратились в группу по реформе МВД, где описали эту ситуацию, а второй раз обратились в рабочую группу по преодолению коррупции Общественной палаты. Вот прошло два месяца, ответ пришел один: «Ваше письмо направлено в прокуратуру города Москвы». Все!
Марьяна Торочешникова: А прокуратура города Москвы вам отвечала что-то? Вы пытались жаловаться в прокуратуру?
Валерий Гулевич: 21 июня мы написали жалобу на имя президента Российской Федерации, отнесли в администрацию президента. Где-то в конце сентября я получил ответ из Мосгорпрокуратура. Сначала письмо пошло в Следственный комитет, Следственный комитет Российской Федерации не нашел никаких оснований, все в порядке. Затем письмо было отправлено в Генеральную прокуратуру, та по надзорности отправила в Московскую городскую прокуратуру. Мосгорпрокуратура прислала ответ, что уголовное дело возбуждено, ведется следствие, все нормально.
Марьяна Торочешникова: Надежда из Зеленограда, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте! Следователи – это абсолютно зависимые люди! Там работают не москвичи, а люди издалека, которых взяли на работу, дали им квартиры, и они готовы на все. И судьи – такие же зависимые! Они как рабы работают!
Валерий Гулевич: Я хочу вернуться к теме следствия. За время расследования уже третий следователь ведет дело. Первый следователь уволился, как мне сказали знакомые, которые с ним встречались, по причине, что он не хочет быть винтиком в чужой игре. Второй следователь ушел бороться с коррупцией в службу безопасности МВД. Сейчас следствием занимается третий следователь. И все эти следователи из Главного следственного управления МВД Российской Федерации, где недавно, как вы знаете, произошел довольно серьезный случай со следователем Нелли Дмитриевой, которую задержали за взятку в 3 миллиона долларов.
Марьяна Торочешникова: Ну, это может быть исключение. Никто не знал, что происходит это в Главном следственном управлении. Там бывают изгои тоже, и их сажают.
Константин из Магадана, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте! Я был в свое время осужден, и ваша ситуация не исключительный случай, у нас вся система на этом построена. И я не вижу другого выхода, кроме как в ООН обращаться что ли, санкции против России какие-то вводить. Терпеть эту ситуацию просто уже невозможно.
Марьяна Торочешникова: Меня, конечно, как налогоплательщика, эта ситуация возмущает. Санкции введут против России, и если они будут экономическими, например, это все пойдет из нашего общего кармана. Можно было на больницы и на бесплатное образование это потратить, а мы платим компенсации людям, которые сидели незаконно, по решениям Европейского суда. Непонятно, почему до этого государство доводит. И с какой стати за ошибки государства, за ошибки чиновников должны отвечать все остальные? Зоя, вы согласны с тем, что это превратилось в систему?
Зоя Светова: Да, я как раз хотела сказать об этом, что повезло Наталье Гулевич в каком-то смысле, что о ней стало известно, потому что муж стал об этом рассказывать, потому что правозащитники нашли ее в камере. Но таких случаях сотни и тысячи, и мы о них не знаем. И я хотела обратиться к родственникам и адвокатам: обращайтесь к правозащитникам! Чтобы все эти чтобы все эти чудовищные случаи выходили на поверхность, чтобы можно было эту систему изменить. А ее можно изменить, если только навалиться на нее всем миром. Журналисты, правозащитники, родственники – только мы можем пробить эту стену. Иначе эти судьи будут так же бездумно, не глядя на человека… Ведь судья Елена Сташина… Я была на суде, когда продлевали меру пресечения Гулевич, стоит Гулевич в клетке, со своим катетером, говорит: «Я никуда не скроюсь. Отпустите меня в больницу. Я буду ходить на суд, когда начнется рассмотрение моего дела по существу». Сташина на нее не смотрит, она листает материалы дела, потом уходит и говорит: все законно и обоснованно, сидите еще 2 месяца в СИЗО. Но она же женщина, эта Сташина, у нее тоже может быть такая ситуация!
Марьяна Торочешникова: Она – судья! Судьи у нас бесполые, получается, и они не должны вдаваться в такие подробности. По бумагам все нормально…
Анна Ставицкая: По бумагам как раз все не нормально.
Марьяна Торочешникова: Нет, она поверила следователю, который написал, что это не предпринимательская деятельность, и вынесла такое решение.
Зоя Светова: Но перед ней – больной человек! На ее совести Магнитский, который умер, которого она не отпустила из-под стражи, а он через два дня после этого умер.
Марьяна Торочешникова: Вероятно, как-то по-другому там устроено.
Зоя Светова: Мозги у судьи – наверное.
Анна Ставицкая: Они же беспристрастные, они беспристрастно на нас взирают со своего судейского кресла.
Марьяна Торочешникова: Руководствуясь принципом разумности и справедливости, выносят решения. Я тут хочу заступиться в какой-то степени за судей первой инстанции, районных судов, почему они выносят решения о продлении сроков содержания под стражей или об избрании меры пресечения для тех, кто обвиняется в экономических преступлениях. Они же знают, что они сейчас вынесут отказной материал, прокуратура его обжалует, а Московский городской суд это засилит, как говорится на юридическом жаргоне. Была же ведь практика, когда на протяжении долгого времени Мосгорсуд принципиально выносил решения, оставлявшие это в силе. Как было это с теми же Ходорковским и Лебедевым.
Анна Ставицкая: Но теперь я надеюсь, что практика Московского городского суда поменялась. Все-таки по делу Гулевич Московский городской суд это отменил, и я могу сказать большое спасибо судьям Московского городского суда за это.
Марьяна Торочешникова: На волнах Радио Свобода прозвучала передача «Человек имеет право». Со мной в студии сегодня были адвокат Анна Ставицкая, член общественной наблюдательной комиссии по общественному контролю за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания, корреспондент журнала «Нью-Таймс» Зоя Светова и муж предпринимательницы Натальи Гулевич Валерий.
Гости в студии Радио Свобода – адвокат Анна Ставицкая, член общественной наблюдательной комиссии по общественному контролю за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания, корреспондент журнала «Нью-Таймс» Зоя Светова и муж предпринимательницы Натальи Гулевич Валерий.
Валерий, расскажите вкратце, как ваша супруга оказалась в следственном изоляторе?
Валерий Гулевич: Моя супруга – предприниматель, в 2005 году генеральный директор закрытого акционерного общества «ГП «Статус» и одновременно акционеров, владела 10 процентами акций этого предприятия. Она взяла кредит в открытом акционерном обществе «Номос-банк» для пополнения оборотных средств и развития предприятия. Кредит они обслуживали, платили проценты. В 2008 году разразился кризис, они пошли на переговоры с банком и заключили новый договор, перекредитовку. Банк подписал соглашение, на основании которого предприятие передает в залог, кроме здания стоимостью порядка 50 миллионов долларов, 6 тысяч квадратных метров в центре Москвы, еще и акции предприятия, причем с правом возврата акций после возвращения кредита. В 2009 году моя жена начинает гасить кредит. Прошел первый транш, в сентябре должен быть закрыт второй транш, и до 31 декабря 2009 года должен был быть погашен весь кредит. Перед погашением второго транша банк вводит через свою афиллированную структуру, в залоге которой были акции, вводит на территорию комплекса – это порядка 12 тысяч квадратных метров на Садовнической улице – воруженный ЧОП «Родон» и захватывает здания, которые принадлежали фирме моей супруги. Так как она акции заложила, то структуре афиллированная с «Номос-банком», выдала ей генеральную доверенность, по которой она управляла этим и гасила кредита.
Марьяна Торочешникова: После этого было возбуждено уголовное дело, вашу супругу обвинили в мошенничестве в особо крупных размерах, это статья 159, часть 4 Уголовного кодекса. Ваша супруга арестовали…
Валерий Гулевич: Задержали, а потом Тверской районный суд в лице судьи Быковской 4 декабря 2010 года арестовал ее.
Марьяна Торочешникова: И с тех пор ваша супруга находится в одном из следственных изоляторов Москвы, где ее как раз и обнаружила Зоя Светова, которая являясь членом наблюдательной комиссии, однажды пришла в следственный изолятор.
Зоя Светова: Наталья Гулевич тогда содержалась в СИЗО 6, и туда пришли мои коллеги и общественной наблюдательной комиссии, в частности это была Елена Гордеева, они ходили по всем камерам и спрашивали у женщин, какие у них есть жалобы. И там они нашли Наталью Гулевич, которая говорила о том, что она очень плохо себя чувствует, что у нее проблемы с почками. И они обратили на нее внимание. А потом уже в следующий раз мы ее встретили в больнице «матросской тишины», куда ее перевели срочно, потому что ее состояние здоровья резко ухудшилось, и там ей был установлена катетер. И узнав об этой ситуации, я тоже пришла туда, в больницу «матросской тишины», и застала Наталью Гулевич в совершенно жутком состоянии. Этой женщине 50 лет, она выглядела гораздо старше своего возраста, женщина абсолютно изможденная, худая. Как выяснилось потом, она потеряла в заключении 17 килограммов за эти 10 месяцев. Но самое главное, у нее поставлен катетер, то есть у нее отказали почки, мочевой пузырь не работает. Она говорила о том, что в СИЗО «матросской тишины» ей никакой помощи толком не оказывают, что ей становится все хуже и хуже. У нее были кровотечение, у нее повышенное давление все время, а до врачей невозможно достучаться. И мы стали привлекать этому повышенное внимание, мы стали требовать, чтобы они вызывали специалистов, а это недели и недели. В СИЗО нет достаточного количества врачей, чтобы поставить диагноз или облегчить ситуацию больных. Они должны обращаться в Департамент здравоохранения Москвы, вызывать специалистов, это вызывает от 3 недель до месяца, чтобы дождаться уролога или невропатолога. В результате Наталья Гулевич угодила в Боткинскую больницу, когда просто по жизненным показаниям ей была нужна срочная операция.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, за те 10 месяцев, пока Наталья Гулевич содержалась в следственном изоляторе, суд успел дважды продлить…
Валерий Гулевич: Шесть раз!
Марьяна Торочешникова: Шесть раз продлили сроки содержания под стражей. Причем одно из последних решений было вынесено 4 октября Тверским районным судом Москвы, когда уже были и заключения врачей всех больниц, и 20-й больницы, и Боткинской больницы, которая оперировали, и состояние было критическое, тем не менее, судья продлила меру пресечения.
Зоя Светова: Дело в том, что Наталья Гулевич написала требование о том, чтобы медицински она бала освидетельствована. Потому что, напомню, в январе этого года вышло постановление правительства, где существует список заболеваний, согласно которому люди должны быть освобождены из-под стражи, обвиняемые и подследственные. Так вот, 20-я больница провела ее освидетельствование, и врачи посчитали, что она не подходит под это постановление. Но как рассказала мне сама Наталья Гулевич, к этим врачам приезжали следователи во время освидетельствования и давили на них, чтобы они не дали настоящую бумагу о том, что она должна быть освобождена из-под стражи. О том же членам нашей комиссии говорил главный врача СИЗО «матросская тишина» Мазуров, которого мы упрекали и говорили: ведь вы же видите, что она больна, вы же сами ее послали на освидетельствование. А он говорит: «Меня вызвал следователь и сказал мне, что если вы напишите, что он тяжело больна, ее нужно отпустить из-под стражи, то у вас будут проблемы, вас могут обвинить в коррупции». И я его спросила: «А чего же вы тогда боитесь, если вы действительно считаете, что она больна? Значит, вы действительно в коррупции замешаны». Он на этот вопрос мне ничего не ответил. Как я знаю, и Валерий, наверное, подтвердит, что других врачей из 20-ой больницы следователь тоже вызывал для беседы. Потому что следователь все время доказывает, и на суде я это слышала, что Наталья Гулевич – это симулянтка.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, состояние здоровья – это одно, а мера пресечения содержание под стражей – совсем другая история, ее нужно избирать только в конкретных случаях, если у следствия есть основания предполагать, что человек скроется, окажет давление на свидетелей, будет кому-то угрожать. Наталью Гулевич арестовали 4 декабря прошлого года, а президентские поправки, о которых все мы знаем, вступили в силу в апреле прошлого года. Каким образом вообще стало возможно заключение под стражу Натальи Гулевич? С точки зрения закона это вообще можно было делать?
Анна Ставицкая: С точки зрения закона это невозможно. Но с точки зрения понимания этого закона следователями и судьями нашей страны, видимо, это стало возможным. Мне, как юристу, даже не адвокату Гулевич, а просто как юристу, совершенно непонятно, каким образом судья удовлетворяет ходатайства следователей сначала об избрании меры пресечения Гулевич, а затем о продлении. Потому что даже не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что обвинение Гулевич связано с предпринимательской деятельностью, мошенничество именно в сфере предпринимательской деятельности, как считает следствие. Сейчас Гулевич обвиняют в том, что она, как генеральный директор закрытого акционерного общества, для развития своего бизнеса взяла кредит в банке. Смысл такой, что она взяла кредит, заранее подготовив почву для того, чтобы его не отдавать. То есть смысл обвинения в том, что Гулевич, когда она брала кредит, заранее ввела в заблуждение представителей этого банка, где она брала кредит, а уже имела намерение этот кредит не отдавать, и создавал все условия для этого. Это даже смешно с точки зрения юридической, следователь пишет: следствие не считает, что обвинение Гулевич связано с предпринимательской деятельностью, потому что предпринимательской деятельностью с точки зрения Гражданского кодекса является деятельность, направленная на систематическое извлечение прибыли по продаже товаров, оказанию услуг и прочее. И дальше пишет: на основании этого следствие не считает, что получение кредита – это предпринимательская деятельность. То есть следователь берет определение в Гражданском кодексе предпринимательской деятельности, и, не видя там слово «получение кредита», считает, что получение кредита – это не является предпринимательской деятельностью.
Марьяна Торочешникова: И вообще это хороший путь заняться мошенничеством – взять кредит, а потом уже…
Анна Ставицкая: Я юрист, я это смотрю, и у меня волосы шевелятся. Потому что необходимо как-то раскинуть своими мозгами этому следователю, открыть гражданское законодательство и почитать, что там написано. Гражданское законодательство все свидетельствует о том, что когда человек занимается предпринимательской деятельностью, а закрытое акционерное общество – это с точки зрения гражданского кодекса является коммерческой организацией, соответственно, коммерческая организация – эта та организация, целью которой является извлечение прибыли. А когда человек в рамках этой предпринимательской деятельности заключает договоры любые, хоть кредиты, хоть купли-продажи, хоть еще какие-то, это означает, что он занимается заключением договора в сфере предпринимательской деятельности. Почему этого не понимает следователь и почему вслед за следствие это пишет судья – мне, как юристу, совершенно непонятно. Потому что мало того, что им сказали, что нужно заключать ее под стражу, но вы все-таки юристы, и вот писать такие перлы, по-другому не скажешь, в официальных юридических документах – для юриста это немыслимо.
Марьяна Торочешникова: Я, как журналист, могу предположить, что все это делалось для того, чтобы забрать замечательное здание в центре Москвы, 12 тысяч квадратных метров. И пока Наталья Гулевич будет находиться в следственном изоляторе, она будет обеспокоена своим состоянием, а не тем, куда делось это здание. Валерий, со зданием сейчас что?
Валерий Гулевич: Здание на тот момент и сейчас оценивается приблизительно в 100-120 миллионов долларов. Кредит брался на сумму 33 миллиона долларов. В залог из этого комплекса, там 5 зданий, было выделено одно, самое большое здание в 6 тысяч квадратных метров, которое оценивалось приблизительно по рыночной стоимости на тот момент в 50 миллионов долларов. После того, как, по условиям банка, она заложила акции, банк ввел своего генерального директора, но ей выдал генеральную доверенность, и с 2005 по 2009 год кредит полностью обслуживался, и порядка 23 миллионов долларов из 33-х было возвращено.
Марьяна Торочешникова: То есть осталось 10 миллионов отдать, и кто-то в банке мог подумать, что как же банк останется без такого прекрасного здания, и это, вероятно, могло быть поводом для уголовного дела и для того, чтобы держать человека в изоляторе на протяжении всего этого времени.
Анна Ставицкая: Я согласна, что если рассуждать об этом деле не с юридической точки зрения, а с совершенно обывательской, то дела обстоят именно так. Но дело в том, что сейчас это дело попало в юридическую плоскость, и самое как раз ужасное, что судьи вот эти все в Тверском суде – Ковалевская, Сташина, Быковская – они является юристами, они не могут рассуждать так, как вот сейчас рассуждаете вы, что какой-то «Номос-банк» решил отнять у кого-то бизнес. Они вот это видят, они должны были сделать все, для того чтобы человеку сначала не избрать меру пресечения, а потом, если даже так случилось, то не продлевать дальше. Но это не происходит. И мне непонятно, почему судьи, которые должны это все знать, они так делают и до настоящего времени находятся на своих постах. Вот это страшно!
Марьяна Торочешникова: А могло произойти так, что судьям помогли этого не замечать. Есть ли у вас, Валерий, основания полагать, что кто-то из этой большой группы представителей правоохранительных органов и судов заинтересован напрямую в том, чтобы делал обстояли именно так, как сейчас?
Анна Ставицкая: По идее, у нас судья независимые и беспристрастные и не должны слушать никого. Но, к сожалению, видимо, происходит именно так, как говорите вы.
Валерий Гулевич: Ситуация, которую жена мне рассказала перед арестом, выглядела так. Когда был введен ЧОП, ее лишили доверенности и уволили, ее пригласил вице-президент банка и предложил помочь в легализации захвата. В обмен на это он предлагал ей сумму в 1 миллион долларов. Естественно, жена не согласилась. Тогда он ей ответил: «Извините, этот бюджет найдется кому освоить».
Марьяна Торочешникова: А после этого разговора ваша супруга не обратилась в правоохранительные органы, чтобы сказать, что из нее пытаются вымогать деньги?
Валерий Гулевич: А как доказать? У нее не было диктофона, она шла на переговоры о том, как погасить кредит, вернуться здание.
Марьяна Торочешникова: Я хочу зачитать фрагмент письма Натальи Гулевич, которое он написала своему супруга: «Я не понимаю, как лечащий враг Давид Вахтангович мог так со мной поступить. Ведь это его вина, что мое самочувствие так ухудшилось. Две недели после Боткинской больницы я пыталась добиться, чтобы мне хотя бы катетер промыли, поменяли и ответили на вопрос: а что же дальше с лечением и динамикой ухудшения моего состояния здоровья. Он ответил, что ему все равно, что со мной будет, «не надо было в тюрьму попадать. Лечение закончено, ваше место в изоляторе, хватит уже лечиться»…» В этом письмо много подробностей, просто эта фраза очень хорошо иллюстрирует отношение врачей в УФСИНовской системе к тем людям, которые там содержатся.
В это дело недавно вмешался Европейский суд по правам человека. Анна, чего вы просили у европейских судей и какова была их реакция?
Анна Ставицкая: Да, к сожалению, приходится чуть ли не по каждому поводу идти, если так можно сказать, за правдой в Европейский суд. Когда Зоя Светова попросила меня заняться делом Гулевич, она знала, что существует такая экстренная процедура в Европейском суде. То есть в экстренных, очень редких случаях Европейский суд может вмешаться в ситуацию.
Марьяна Торочешникова: Как это было с Алексаняном, например.
Анна Ставицкая: Да. Если заявитель докажет, что его жизни угрожает реальная опасность. 5 октября мы отправили по факсу просьбу в Европейский суд вмешаться в эту ситуацию экстренно. Описали состояние здоровья Гулевич, что она, несмотря на поправки президентские, содержится под стражей, а обвинение ее связано с предпринимательской деятельностью, она под стражей содержаться не может, приложили все документы. И Европейский суд через два дня вмешался в ситуацию, 7 октября Европейский суд уже направил вопросы правительству, которые касаются именно состоянию здоровья. Европейский суд посмотрел на этот ужас… Когда я начала заниматься этой ситуацией, это же реальный ужас! Человек с катетером, который должен все время содержаться в стерильных условиях, потому что если туда попадает инфекция, это инфицирование почек и летальный исход, что там происходит в в тюрьме – это ужасно. Катетер не промывают, он у нее постоянно чем-то забит и так далее. И после того, как Европейский суд вмешался, что произошло? Просто все чудесно – и катетер промывают, и чуть ли не через каждый час медсестра прибегает и смотрит, как состояние здоровья Гулевич, и Московский городской суд отменил решение Тверского суда о продлении сроков содержания под стражей. И 24 октября, в понедельник, будет заново рассматриваться вопрос о продлении или не продлении сроков содержания под стражей. И я надеюсь, что Тверской суд будет следовать нормам закона.
Марьяна Торочешникова: Валерий, на протяжении всего времени, что ваша жена находится в следственном изоляторе, больницах, опять в следственном изоляторе, с вами пытались связаться кто-то из сотрудников «Номос-банка» или представители правоохранительных органов?
Валерий Гулевич: Сначала они попытались связаться и поговорить с ней. 5 апреля, как она мне на свидании рассказала, ее вызвал оперативный сотрудник СИЗО номер 1, майор Ряскин, если я не ошибаюсь, и начал предлагать ей… ну, в тюремном жаргоне это значит давить, прессовать – сознаться. Она сказала: «Мне не в чем сознаваться, я не совершала преступления». И тут в кабинет входят оперативные сотрудники 10 ОРБ ДЭП МВД, которые также ей предлагают сознаться, а в обмен она моментально выйдет на свободу.
Марьяна Торочешникова: Ваша жена отказалась.
Валерий Гулевич: Естественно, моя жена отказалась. И тогда буквально месяц назад следователь, который вел это дело, предложил мне встретиться с адвокатом «Номос-банка».
Марьяна Торочешникова: И вы с ним встречались?
Валерий Гулевич: Да, встречался.
Марьяна Торочешникова: Вы взяли с собой диктофон, подготовились к этой встрече?
Валерий Гулевич: Вы знаете, я надеялся на честное отношение порядочных людей. Я сказал: «Вы видите, в каком она состоянии. Ей необходима срочная специализированная медицинская помощь. Она готова, и я готов, что ради сохранения здоровья она признает свою вину, и ради сохранения ее жизни».
Марьяна Торочешникова: То есть вы даже к этому подошли.
Валерий Гулевич: Это было тогда, сейчас мы по-другому оцениваем ситуацию. Мы готовы даже признать вину, но выпустите ее до суда, чтобы она могла вылечиться. Нет! Вот будет суд, она тогда признает, тогда, скорее всего, она получит условное наказание.
Зоя Светова: Я хотела еще добавить, что когда мне рассказал об этом Валерий, я срочно побежала в СИЗО, а Наталью перевели из больницы «матросской тишины» в СИЗО номер 6, в женскую камеру, где было 30 человек, и где ужасные условия. И я туда пришла, это была суббота, и меня совершенно поразила Наталья. Потому что она еле ходила, она хромала, она еще больше похудела, и она мне рассказала ту же историю, что вот ей предлагают признать свою вину. И я говорю: «Ну, и что? Как вам быть? Вы же можете тут умереть…» И она тогда сказала: «Я не буду им сдаваться. Я не буду. Ну, и пусть я умру. Я не хочу, вернее, не могу. Да, мне очень плохо». И тогда мы снова стали звонить и Музыкантскому, и Пономареву, и этому начальнику УФСИН, и ее перевели обратно в «матросскую тишину», и потом был Европейский суд. То есть я хочу сказать, на наших глазах происходит человеческая трагедия, когда человек практически очень тяжело болен, он находится на грани, и на него давят, и он должен принимать решение, как ему быть. И это потрясающая сила воли.
Марьяна Торочешникова: А представители всех правоохранительных органов, включая тюремных врачей, отвечают, что нечего было в тюрьму попадать.
Зоя Светова: Да. И, кстати, одна из сотрудниц тюрьмы мне сказала: «Ну, да, конечно, она больна, Европейский суд ее освободит, но как только выйдет из тюрьмы, катетер вынет и побежит». Я говорю: «Как же вам не стыдно!» Эти люди, которые в тюрьме работают, они совершенно неадекватны. Это профессиональная деформация.
Марьяна Торочешникова: Наталья из Москвы дозвонилась нам.
Слушатель: Здравствуйте! Все наше государство пронизано коррупцией, и чтобы что-то у нас изменилось к лучшему, надо требовать отставки власти.
Марьяна Торочешникова: Ваш комментарий вполне понятен, и сейчас какую тему проблемную ни начинаешь обсуждать, все к этому приходит, что нужно менять власть. Но в программе партии власти «Единой России» это первое место – борьба с коррупцией. И президент, гарант Конституции, принял для этого множество прекрасных законов, которые должны были привести к тому, чтобы больные люди не сидели в изоляторах. Мне кажется, что нужно рассказывать о таких ситуациях.
Зоя Светова: Мы надеемся на Тверской суд, что вот Европейский суд повлиял, пресса написала, что, может быть, они проявят милосердие. Никаких оснований держать Наталью Гулевич нет.
Марьяна Торочешникова: Следственный изолятор превращается у нас в пыточные камеры часто.
Зоя Светова: Нужно, чтобы судьи на экскурсии ходили в СИЗО. Там рядом с зубным кабинетом клетка стоит, в которой заключенные своей очереди ждут. И там миска, которую не мыли никогда. Я у работников СИЗО спросила, для чего она, и мне ответила, что это заключенные туда сплевывают. Так ее не моют никогда!
Марьяна Торочешникова: Валентин из Рязани дозвонился к нам.
Слушатель: Здравствуйте! Я восхищаюсь Гуревич! Но я думаю, что им нужна ее смерть, чтобы после перевести дело на ее мужа, заняться им, чтобы и его довести до такого состояния. А что можно в такой ситуации сделать… Обратитесь в Общественную палату, есть там Андрей Дементьев и Алла Гербер, очень активные люди.
Марьяна Торочешникова: Кстати, 20 октября в Общественной палате после смерти Андрея Кудоярова, директора одной из московских школ, как раз обсуждали эту ситуацию с тюремной медициной. Валерий, что вам сказали в Общественной палате?
Валерий Гулевич: Я летом обратился, я и мои родственники обратились, причем дважды. Первый раз мы обратились в группу по реформе МВД, где описали эту ситуацию, а второй раз обратились в рабочую группу по преодолению коррупции Общественной палаты. Вот прошло два месяца, ответ пришел один: «Ваше письмо направлено в прокуратуру города Москвы». Все!
Марьяна Торочешникова: А прокуратура города Москвы вам отвечала что-то? Вы пытались жаловаться в прокуратуру?
Валерий Гулевич: 21 июня мы написали жалобу на имя президента Российской Федерации, отнесли в администрацию президента. Где-то в конце сентября я получил ответ из Мосгорпрокуратура. Сначала письмо пошло в Следственный комитет, Следственный комитет Российской Федерации не нашел никаких оснований, все в порядке. Затем письмо было отправлено в Генеральную прокуратуру, та по надзорности отправила в Московскую городскую прокуратуру. Мосгорпрокуратура прислала ответ, что уголовное дело возбуждено, ведется следствие, все нормально.
Марьяна Торочешникова: Надежда из Зеленограда, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте! Следователи – это абсолютно зависимые люди! Там работают не москвичи, а люди издалека, которых взяли на работу, дали им квартиры, и они готовы на все. И судьи – такие же зависимые! Они как рабы работают!
Валерий Гулевич: Я хочу вернуться к теме следствия. За время расследования уже третий следователь ведет дело. Первый следователь уволился, как мне сказали знакомые, которые с ним встречались, по причине, что он не хочет быть винтиком в чужой игре. Второй следователь ушел бороться с коррупцией в службу безопасности МВД. Сейчас следствием занимается третий следователь. И все эти следователи из Главного следственного управления МВД Российской Федерации, где недавно, как вы знаете, произошел довольно серьезный случай со следователем Нелли Дмитриевой, которую задержали за взятку в 3 миллиона долларов.
Марьяна Торочешникова: Ну, это может быть исключение. Никто не знал, что происходит это в Главном следственном управлении. Там бывают изгои тоже, и их сажают.
Константин из Магадана, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте! Я был в свое время осужден, и ваша ситуация не исключительный случай, у нас вся система на этом построена. И я не вижу другого выхода, кроме как в ООН обращаться что ли, санкции против России какие-то вводить. Терпеть эту ситуацию просто уже невозможно.
Марьяна Торочешникова: Меня, конечно, как налогоплательщика, эта ситуация возмущает. Санкции введут против России, и если они будут экономическими, например, это все пойдет из нашего общего кармана. Можно было на больницы и на бесплатное образование это потратить, а мы платим компенсации людям, которые сидели незаконно, по решениям Европейского суда. Непонятно, почему до этого государство доводит. И с какой стати за ошибки государства, за ошибки чиновников должны отвечать все остальные? Зоя, вы согласны с тем, что это превратилось в систему?
Зоя Светова: Да, я как раз хотела сказать об этом, что повезло Наталье Гулевич в каком-то смысле, что о ней стало известно, потому что муж стал об этом рассказывать, потому что правозащитники нашли ее в камере. Но таких случаях сотни и тысячи, и мы о них не знаем. И я хотела обратиться к родственникам и адвокатам: обращайтесь к правозащитникам! Чтобы все эти чтобы все эти чудовищные случаи выходили на поверхность, чтобы можно было эту систему изменить. А ее можно изменить, если только навалиться на нее всем миром. Журналисты, правозащитники, родственники – только мы можем пробить эту стену. Иначе эти судьи будут так же бездумно, не глядя на человека… Ведь судья Елена Сташина… Я была на суде, когда продлевали меру пресечения Гулевич, стоит Гулевич в клетке, со своим катетером, говорит: «Я никуда не скроюсь. Отпустите меня в больницу. Я буду ходить на суд, когда начнется рассмотрение моего дела по существу». Сташина на нее не смотрит, она листает материалы дела, потом уходит и говорит: все законно и обоснованно, сидите еще 2 месяца в СИЗО. Но она же женщина, эта Сташина, у нее тоже может быть такая ситуация!
Марьяна Торочешникова: Она – судья! Судьи у нас бесполые, получается, и они не должны вдаваться в такие подробности. По бумагам все нормально…
Анна Ставицкая: По бумагам как раз все не нормально.
Марьяна Торочешникова: Нет, она поверила следователю, который написал, что это не предпринимательская деятельность, и вынесла такое решение.
Зоя Светова: Но перед ней – больной человек! На ее совести Магнитский, который умер, которого она не отпустила из-под стражи, а он через два дня после этого умер.
Марьяна Торочешникова: Вероятно, как-то по-другому там устроено.
Зоя Светова: Мозги у судьи – наверное.
Анна Ставицкая: Они же беспристрастные, они беспристрастно на нас взирают со своего судейского кресла.
Марьяна Торочешникова: Руководствуясь принципом разумности и справедливости, выносят решения. Я тут хочу заступиться в какой-то степени за судей первой инстанции, районных судов, почему они выносят решения о продлении сроков содержания под стражей или об избрании меры пресечения для тех, кто обвиняется в экономических преступлениях. Они же знают, что они сейчас вынесут отказной материал, прокуратура его обжалует, а Московский городской суд это засилит, как говорится на юридическом жаргоне. Была же ведь практика, когда на протяжении долгого времени Мосгорсуд принципиально выносил решения, оставлявшие это в силе. Как было это с теми же Ходорковским и Лебедевым.
Анна Ставицкая: Но теперь я надеюсь, что практика Московского городского суда поменялась. Все-таки по делу Гулевич Московский городской суд это отменил, и я могу сказать большое спасибо судьям Московского городского суда за это.
Марьяна Торочешникова: На волнах Радио Свобода прозвучала передача «Человек имеет право». Со мной в студии сегодня были адвокат Анна Ставицкая, член общественной наблюдательной комиссии по общественному контролю за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания, корреспондент журнала «Нью-Таймс» Зоя Светова и муж предпринимательницы Натальи Гулевич Валерий.
