Дмитрий Волчек: 16 октября во Франкфурте-на-Майне закрылась книжная ярмарка. Энтузиазм дирекции, объявившей девизом ярмарки ''Новое мышление'', контрастировал с мрачным настроением многих гостей, удрученных падением тиражей и значительным снижением читательского интереса к традиционным книгам. Несколько интервью на ярмарке записал Александр Манхайм.
Александр Манхайм: Я решил первым делом зайти на российский стенд и попросил Николая Овсянникова, представляющего российские издательства, рассказать о развитии отношений с ярмаркой.
Николай Овсянников: Мы организовали коллективный стенд российских издателей – на нашем стенде присутствуют книги 70 издательств. Собрали небольшие издательства (финансовые возможности им не позволяют отдельными стендами участвовать, коллективным стендом гораздо проще), чтобы они привезли свои новинки, чтобы издатели из других государств могли увидеть, что Россия – это не только Санкт-Петербург и Москва, но есть у нас и издательства из глубинки. Основная наша цель – продать российскую книгу и купить для российского читателя зарубежную литературу.
Александр Манхайм: Некоторые СМИ Германии отмечают с сожалением, что на немецкий язык очень мало российских авторов переведено. Это кризис книжного рынка, или отражает ситуацию в современной российской литературе?
Николай Овсянников: Кризиса современной российской литературы нет, у нас масса новых имен. Но, может быть, беда наших издателей в том, что они не научились продавать, они больше покупают. У нас все тяга к западному, к зарубежному – быстрее купить, перевести, издать у нас. Но я думаю, что этот год будет последним таким. У нас в 2013 году Германия будет почетным гостем на Московской книжной ярмарке, приедут немецкие издательства, поэтому я думаю, что 2013 год будет окончательно переломным, и немецкие читатели увидят массу русских авторов, переведенных на немецкий язык. А сейчас пока еще не научились продавать: мы привыкли, что все западное – самое хорошее.
Александр Манхайм: Проходя мимо одного из российских стендов, я обратил внимание на группу немцев, с интересом разглядывавших небольшую газету на немецком языке с названием ''Russland heute'', ''Россия сегодня''. Их заинтриговал заголовок одной из статей ''А где же Толстоевский?'' У моего микрофона главный редактор издания ''Russland heute'' Алексей Кнельц.
Алексей Кнельц: ''Россия сегодня'' – это приложение о России, которое выходит раз в месяц, каждую первую среду в германской газете ''Suddeutsche Zeitung''. Объем – 12 полос. Все содержание приложения мы готовим в Москве, у нас есть центральная редакция, с нами сотрудничают многие западные журналисты, они описывают тренды и события в сегодняшней России, которые не попадают полностью на станицы германских газет в силу своей неактуальности. В 2007 году подобное приложение начали выпускаться как ''Russia Beyond the Headlines'' в США, в Великобритании и Индии. А уже в конце 2010 года это приложение вышло в ''Suddeutsche Zeitung''. Мы не ожидали, что будет настолько позитивный резонанс, на первый номер нам пришло около 70 писем, причем абсолютно положительного содержания: нас поддерживали, много спрашивали о России. Есть, конечно, и негативный фидбэк. Он, как правило, не скажу, что беспочвенный, но чувствуется, что от читателей, которые в принципе не читали. Увидели приложение и сказали: ''Ага, это путинская пропаганда, я с этим не хочу связываться''.
Александр Манхайм: То есть вы можете писать обо всем, о чем хотите, без нажима российского правительства?
Алексей Кнельц: Хорошо бы, если к нам пришло хоть раз российское правительство, хотя бы увидело. Разумеется, у нас нет никакого контрольного органа, мы абсолютно прозрачная горизонтальная структура. ''Россия сегодня'' – это одна тринадцатая нашего проекта. ''Russia Beyond the Headlines'' – общее название. Подобные вкладки выходят сейчас практически по всему миру, и за каждую страну отвечает свой региональный редактор, я – за Германию. И никакого контроля, никакого давления со стороны нашего издателя нет.
Александр Манхайм: Участвовавший в дискуссиях на ярмарке президент международного ПЕН-Клуба Джон Ралстон Саул напомнил, что в заключении по политическим мотивам во всем мире находятся, по меньшей мере, 150 писателей и журналистов. На мой вопрос – не кажется ли ему, что власть предержащие в странах с тоталитарным режимом просто игнорируют призывы ПЕН-Клуба, он ответил:
Джон Ралстон Саул: Может быть, и не так часто, но нам все-таки удается вызволять из тюрем наших коллег. За 90-летнюю историю нашей организации мы научились бороться и отстаивать свободу слова. Я не думаю, что настанут времена, когда свобода мысли и слова будет полностью признаваться и уважаться во всем мире. Но мы добьёмся значительных успехов, когда к этой борьбе присоединится каждый мыслящий и читающий человек. Без борьбы мы можем многое потерять.
Андрей, я прошел мимо стенда Белоруссии, он выглядит довольно убого, и мне трудно понять, зачем они вообще сюда приехали с таким стендом. Отражает состояние этого стенда состояние жизни в Белоруссии?
Андрей Хаданович: И да, и нет. Этот стенд убог настолько, насколько Белоруссия представлена официальной точкой зрения. То же самое вы бы увидели на официальной книжной ярмарке, которая обычно в феврале проводится в Минске. Лучшее, что там можно увидеть, это альбомы фотографий, кулинарные книги, специальная литература и прочая продукция, которая власти не страшна. Неплохо представлена классика. Для власти хороший писатель – мертвый писатель, который уже высказался. Его можно разобрать на цитаты и грамотно использовать. Это уже не страшно. Современная литература попадает в параллельное измерение, совершенно игнорируется. Действительно, существуют ''черные списки'' белорусских писателей, которых не рекомендуется упоминать по государственному телевидению, по радио, в других СМИ. Но вместе с тем существует параллельная Беларусь – сумма независимых изданий, издаваемых ограниченным тиражом (300-500, а иногда 1000-1500 экземпляров), но часто попадающих все-таки, что меня удивляет, в книжные магазины. Это книги независимо и интересно художественно мыслящих авторов. В Белоруссии выросло несколько поколений классных европейских, с одной стороны, а, с другой стороны, белорусских поэтов, чуть меньше прозаиков, эссеистов, но они тоже есть. Вот такая ситуация. С одной стороны, полузапрещенность, а, с другой стороны, запретный плод сладок, поэтому дополнительный кредит доверия. Сталкиваясь с бессовестным враньем во всех медиа, читатели, как когда-то в поздние брежневские или в оттепельные времена (помните: ''поэт в России — больше, чем поэт'') или во времена польской ''Солидарности'', ищут ответы на свои вопросы у литератора. Это комфортная ситуация – сразу же атмосфера твоих выступлений электризуется, много людей приходят, презентации успешные, полуразрешенные-полузапрещенные. Ректор или декан университета, директриса библиотеки или директор школы серьезно рискуют работой, разрешая такие встречи. С другой стороны, существует такое искушение, о котором я постоянно напоминаю своим коллегам – вот в этой атмосфере, когда на халяву повышенное к тебе внимание и желание услышать актуальные ответы, актуальные комментарии, легко забыть про грань между литературой и публицистикой, литературой и журналистикой, как когда-то сюрреалисты Барбюса критиковали – ''не роман, а большая газетная статья''. Вот не хотелось бы. Лучшим нашим авторам, по-моему, хватает чувства меры, такта и таланта избегать всех этих сцилл и харибд, создавать литературу, которая будет интересна не только сегодня, но и завтра. Маразматический режим неизбежно закончится, лучше, хуже, но что-то другое и кто-то другой рано или поздно придет на смену тому гражданину, который сейчас находится у нас у власти. Важно, чтобы литература не утратила актуальности, не превратилась в литературу второй свежести вместе с белорусскими политиками второй свежести.
Александр Манхайм: Существуют препятствия в общении между белорусскими литераторами и западными, в частности, немецкими? И ощущаете ли вы поддержку со стороны немецких писателей и журналистов?
Андрей Хаданович: И немецких, и европейских, западноевропейских. После 19 декабря просто шквал солидарности, поддержки. Журналисты, которые, иногда рискуя не получить в следующий раз визу, пишут про Белоруссию то, что думают. Переводчики, которые с удвоенной энергией начинают переводить на литовский, на украинский, на польский, на немецкий, на шведский белорусских авторов. Масса чтений, изданий в поддержку Владимира Некляева в то время, когда он находился сперва в кагэбэшной тюрьме ''американке'', а потом под домашним арестом, литературные премии для него, в том числе премия Биеннале поэзии в Москве, на которую он, ограниченный в передвижении, не смог приехать и получал ее по Скайпу, чтения Некляева по-польски, по-литовски, по-шведски в этих странах. Можно только сказать спасибо переводчикам, литераторам, коллегам. Воззвания, открытые письма, начиная с Евтушенко и заканчивая его многочисленными младшими коллегами в поддержку и Некляева, и вообще белорусских литераторов, белорусских политиков, белорусских преследуемых. Естественно, я ощущаю поддержку. Другое дело – тема ''lost in translation'', что теряется в переводе, и несовпадение каких-то форматов. Естественно, западному человеку, смотря на Беларусь, очень просто упростить культурную ситуацию до детской сказки. Есть несомненное зло, метафорой из ''Гарри Поттера'' воспользуюсь, есть ''Тот, кого не называют'', белорусский Волан де Морт, и есть Хогвартс, Гриффиндор – наивные борцы со злом, белорусская позиция. Не знаю, готов ли теперешний читатель воспринимать несколько сложнее. Я недавно вернулся с Гетеборгской книжной ярмарки, где у меня вышла книжка стихотворений. Она характерно называлась ''Свободные стихи''. С одной стороны, это намек на то, что верлибры были выбраны, а, с другой стороны, на свободомыслие и вольнолюбие. Я – не самый политический автор и все-таки хотел бы, чтобы во мне видели эстетическое измерение (я не только про себя, я про своих коллег), чтобы вот такого упрощенного форматирования не возникало. Политическая деятельность – не от хорошей жизни. Это та ситуация, которую Иосиф Бродский описывал: ''Не лезь в политику, пока она не лезет в твои дела''. Только она сейчас лезет в наши дела, поэтому сложно иногда воздержаться от комментария, от высказывания, не повысить голос и не перейти на крик. Вместе с тем доминанта высказывания остается эстетическая. Вот это эстетическое измерение иногда пропадает, а очень жаль, потому что мы в жестах своей политической солидарности можем просто проморгать интересную литературу, которая существует по соседству и может быть интересна как таковая. Вот это – опасность восприятия белорусской литературы в Европе. Она интереснее, чем просто наивно оппозиционная.
