Елена Рыковцева: Некоторое время назад в Махачкале был убит замначальника отдела Следственного управления МВД по Дагестану подполковник Юнус Хулатаев. «Заказчиком» этого преступления был его родной сын, Гаджимурад. Почему, на какой идеологической почве дети в современном Дагестане с оружием идут против родителей? Можно ли это хоть как-то понять? Сегодня с нами специальный корреспондент еженедельника «Собеседник» Римма Ахмирова и корреспондент журнала «Русский репортер» Марина Ахмедова.
Случилось невероятное совпадение. Дело в том, что мы еще летом обсуждали книгу Марины Ахмедовой «Дневник смертницы. Хадижа», и в ней описана точно такая же история: как сын пошел в боевики, и как он «заказал» своего отца, который работает высоким чином в правоохранительных органах. И я была просто потрясена, когда спустя месяц такую же историю прочитала сначала в информационных сообщениях, а потом уже в подробном описании Риммы Ахмировой в «Собеседнике». Как же эта книга перешла в жизнь! Марина, вас саму это не поражает?
Марина Ахмедова: Нет. Я не думаю, что этот случай единичный. Я первый раз услышала о том, что вообще происходят убийства родственниками друг друга, в Чечне, несколько лет назад, когда пытались амнистировать нескольких боевиков. И у кого-то из них родственники служили в МВД. И тех, кто приехал договариваться, а там были дяди, папы, мамы и тети, их специально заманили и расстреляли на месте. Это было еще тогда. И в Дагестане я тоже несколько раз слышала такие истории. Я не придумала эту историю, она была реальной. Но это же была художественная книжка...
Елена Рыковцева: Была. А теперь – нет.
Вот что за история случилась в Дагестане, если суммировать по нескольким газетам. Собственно, уже закончился суд - к 15 годам колонии строгого режима приговорил Верховный суд Дагестана 19-летнего Гаджимурада Хулатаева, сына замначальника отдела Следственного управления МВД по Дагестану подполковника юстиции Юнуса Хулатаева, студента второго курса экономического факультета Дагестанского государственного университета. Он предложил своим сообщникам убить отца-милиционера, за которого ему «было стыдно перед джамаатом», а также старшего брата Тимура, который собирался устроиться на работу в прокуратуру».
В чем же «провинился» отец перед сыном? Тот жаловался друзьям по банде (или группе), что отец не соблюдает обязанности мусульманина: «Как значится в материалах уголовного дела, Хулатаев рассказал, что его отец работает следователем в милиции, не молится и не соблюдает обязанности мусульманина, поэтому он не хочет жить вместе с ним».
Вначале ему отказали, поскольку «организовать такое преступление, не подставив самого сына следователя, было непросто». Однако как только Хулатаев-младший рассказал, что в доме хранится около 3 миллионов рублей, добро было получено. Когда отец уснул, Гаджимурад дал по телефону сигнал своим сообщникам и, выйдя на минуту в коридор, открыл им входную дверь, после чего вернулся в комнату и продолжил смотреть вместе с матерью телевизор. Попав в квартиру, злоумышленники связали родителей и сына, чтобы на него не упало подозрение, и потребовали показать, где хранятся деньги. Затем они отвели подполковника в соседнюю комнату, застрелили его и унесли с собой свыше 1,5 миллиона рублей, а также золотые и серебряные изделия.
Римма, а это правда, что он просил расстрелять его так, чтобы не видела семья? Только у вас я это нашла, этого не было в других газетах.
Римма Ахмирова: Да. Эта история настолько трагическая и страшная, что в ней потрясают именно детали. Боевики зашли в дом беспрепятственно, потому что сын, предположительно, перед этим открыл дверь и запустил убийц своего отца к себе домой. И когда отца связали, он понимал, что уже не выживет. Они же перед этим зачитывают приговор, то есть это оформлено как своего рода народное, шариатское правосудие. И отец попросил: «Не убивайте меня на глазах семьи, на глазах жены», - это была его последняя просьба. Он прекрасно понимал, что выжить ему в этой ситуации невозможно, и сын ему не поможет, с которым у него уже долгое время были разногласия.
И еще меня поразило в этой ситуации то, что на следствии сын ни разу не раскаялся в том, что он совершил. Во время допросов он говорил: «Я же его предупреждал, я же ему говорил: не живи так, живи так, как мы живем, встань на правильный путь».Он говорил: «Отец пострадал за себя, за свои деяния». И кроме того, милицейская форма – это уже приговор, в общем-то.
Елена Рыковцева: Махачкалинская газета «Новое дело» дает еще одну деталь. Когда этот мальчик рассказал своим сообщникам, членам этой группы, что в доме находится значительная сумма денег и драгоценностей, которые можно было бы использовать на нужды «джихада», тогда Магомедов, руководитель группы, сообщил об этом своему руководителю, а тот уже обратился к алимам (мусульманским ученым) за разъяснениями, разрешено ли использовать имущество милиционера на нужды вооруженных формирований и войны против вероотступников? И только получив одобрение алимов, участники группы решили инсценировать ограбление. Хотя оно было не инсценировано, действительно было ограбление и убийство. Но интересно, что просто так они не соглашались его ограбить, а нужно было высочайшее позволение. Потому что это неправедные деньги, с их точки зрения, «грязные» деньги, и можно ли их вообще на святое дело джихада использовать.
Римма Ахмирова: Алимы – это их собственные, салафитские, я так думаю, которые дали такие разъяснения. Это люди, которые не участвуют в боевых акциях, а создают идеологическую базу и какие-то оправдания для этого. Кстати, они хотели эти деньги направить на то, чтобы разобраться с некими дагестанскими певицами, которые тоже ведут себя не по шариату, поступают неправильно, одеваются не так, поют не про то и так далее. А до этого аналогичная группа молодежи, 19-20-летних парней, которые решают, как надо, как не надо, как правильно, как неправильно, уже разобралась в республике, можно сказать, с гадалками и экстрасенсами, которые, соответственно, «неправильным» бизнесом занимаются.
Елена Рыковцева: А разобрались – это значит...
Римма Ахмирова: Теперь их не стало. Было два убийства резонансных, после которых люди предпочли свернуть свою деятельность или уехать. До этого были такие же истории около саун, около ночных клубов и так далее. Но я хочу сказать, что в народе эта «деятельность» в какой-то степени находит даже поддержку, потому что она имеет романтический флер. То есть люди борются с «грязным» бизнесом, с развратом.
Марина Ахмедова: А что касается «силовиков», то раньше, когда я туда приезжала, я понимала ненависть жителей к русским, но сейчас, когда я вижу, что делают местные «силовики»... То есть их же тоже нельзя не упрекнуть в жестокости. Я думаю, что это болезнь всего общества.
Елена Рыковцева: Римма, а как получилось, что проглядели этого мальчика? Либо таких мальчиков уже очень много, критическая масса уже накопилась, и не уследишь за всеми? Если он действительно вел такие разговоры с отцом...
Марина Ахмедова: Да там все такие разговоры ведут.
Елена Рыковцева: Как не уследили-то?
Римма Ахмирова: Если отец, подполковник полиции, не увидел угрозы в своем сыне, это о чем-то говорит. То есть они до поры, до времени кажутся немного романтическими, немного увлеченными молодыми людьми, которые занимаются спортом, не пьют, не курят. Но это все до поры, до времени. Неизвестно, когда сработает спусковой крючок. Что толкает молодежь в эту среду? Существует большая мода на это. А возникает она на фоне того, что общество клановое, несправедливое, несправедливая власть. И под соусом борьбы с этой несправедливой властью... там же не только религиозные моменты, там еще и политические моменты. То есть это движение, которое ставит своей целью свержение несправедливой власти. А молодежь всех времен и народов всегда готова подхватить. Тем более – молодежь, у которой нет шансов устроиться на хорошую работу, если родственники не занимают высоких постов. Хотя с этим-то мальчиком ситуация обратная. Здесь именно идейный момент, потому что сын подполковника, я думаю, имел какие-то возможности устроиться в жизни более-менее нормально.
Марина Ахмедова: А с ними хорошо работают. Я в командировке встречалась с человеком, который просил называть себя «простым мусульманином» (секретная личность), который работает с такими ребятами. «Лес» - это сейчас размытое понятие, потому что «лес» и в «маршрутке», и в магазине, и на улице, и так далее. И так, как он говорит, а мне больше, чем 19, - я была заворожена. Я прочла много книг, я посмотрела много фильмов, у меня хорошее образование, я говорю на нескольких языках. И я могу представить 16-17-летнего, ему нечем аргументировать. Это человек, который просто берет тебя в оборот, и ты уже никогда не вырвешься.
Римма Ахмирова: Подходят такие агитаторы и говорят: «Ты посмотри, народ-то бедствует. Твоя мать пошла за справкой в ЖЭК, а с нее взятку требуют. А где ей взять? Зарплата у нее маленькая. А эти, посмотри, какие дворцы себе отстроили, на каких они машинах ездят». И это действительно имеет место быть. И это ложится на реальную почву и наблюдения.
Елена Рыковцева: Очень любопытно, что подходят к мальчику, собственные родители которого и отстроили такие дворцы, и его мать за справкой не ходит, ему хорошо, жирно и сытно. Но все равно он как-то проникается.
Марина Ахмедова: Фраза, которую я слышала от одного молодого человека, боевика, который тоже из состоятельной семьи: «Я попаду к Аллаху. А миг смерти предопределен. И не важно, что ты будешь делать – сидеть дома или ходить под пулями, ты все равно умрешь в то время, в какое тебе положил Аллах. Я попаду к Аллаху, а он меня спросит: «Что ты там делал, пока твои братья умирали в лесу?». И что, я ему скажу, что я пряники ел?». То есть у всего этого очень серьезная религиозная подпитка на уровне рядовых боевиков. Что там выше, что там глубже – это совсем другое дело.
Елена Рыковцева: Вы коротко сюжет своей книги изложите.
Марина Ахмедова: Поскольку это «дневник смертницы»...
Елена Рыковцева: Но мы не про нее, а про ее любимого человека.
Марина Ахмедова: Ее любимый человек, сын генерала, который оказывается боевиком. Никто не мог подумать, что он связан с этими людьми. И он отдает ключи людям, которые приходят в его дом...
Елена Рыковцева: Римма, представляете!
Марина Ахмедова: ...и убивают его отца. Но мой герой – все-таки не такая свинья, как персонаж статьи, потому что он страдает все-таки. А этот, реальный – просто урод, я думаю. И не обращали на него внимания потому, что слишком невероятно для Кавказа, когда сын убивает отца. Там же нет домов престарелых, в Чечне сейчас нет детских домов. Невероятно, чтобы сын убил отца. Хотя такие случаи есть, но ты же не думаешь, что в твоей семье это возможно.
Римма Ахмирова: Невероятно в это поверить!
Елена Рыковцева: Римма, вы описываете этот моральный и идейный террор, который распространяется на весь город. Ну, хорошо, молодые люди обойдутся без экстрасенсов и гадалок, предположим, их убили, истребили, хотя это неправедные методы. Но молодежь без них обойдется, они к ним и не обращались. Но вот дальше в своей статье вы пишете, что «на гастроли в Дагестан давно никто не ездит, даже собственные артисты боятся выступать. Это все – харам, запрещено религией. Торговля спиртным тоже практически запрещена ваххабитами. Даже такие известные бренды, как «Дербентский» и «Кизлярский» коньяки, по большей части сворачивают свою деятельность в республике, понимая, что иначе у них на проходных будут греметь взрывы, а руководство просто убьют». А молодежи там не тяжело, не скучно, не тошно жить-то становится в такой обстановке мрачной?
Римма Ахмирова: А молодежь находит себе удовольствие в других вещах. Они себя мыслят, как мне сказал один сотрудник полиции, «Робин Гудами». Это люди, которые находят удовольствие уже не в выпивке, не в курении, а именно в своей идеологии. И это действительно не редкость, и это пошло уже в среду «золотой молодежи».
Я помню случай, когда в Махачкале произошел большой взрыв, который совершили два молодых парня. Когда я стала разбираться в их истории, пыталась посмотреть, кто это, что их заставляет... Я тоже постоянно задаюсь вопросом: что их приводит туда? Почему человек в 19 лет решает, что ему надо перестать жить, что ему незачем больше жить. И забирает с собой других людей, зачастую ни в чем не повинных, случайных граждан. И оказалось, что громкий взрыв в Махачкале, с большим количеством жертв совершили два студента вуза. Но была предыстория. Однажды они попали под подозрение, что сочувствуют салафитской и ваххабитской террористической идеологии, и забрали в полицию на несколько дней, где пытались перевербовать. А методы там всем известные применяются. И очевидно, там было и психологическое давление, и физическое. И когда эти молодые люди вернулись домой, они на несколько дней заперлись дома, никому ничего не рассказывали. А через несколько дней выбрали для себя единственно возможный путь. Видимо, кто-то подсказал, научил, вовремя дал взрывчатку. Они оделись и пошли. То есть почва для этого – случаи беспредела, давления и насилия.
Марина Ахмедова: По поводу боевиков. Почему происходит увеличение спецопераций? Я думаю, об этом должны все знать. Когда приходит новый начальник в некое силовое ведомство, это за собой всегда влечет увеличение спецопераций. А кто растет в Дагестане по служебной лестнице? Естественно, «силовики», которые борются с экстремизмом. И сейчас там нет иной возможности карьерного роста, нежели борьба с экстремизмом. И надо понимать, что каждая человеческая жизнь – это 200-500 тысяч рублей. И сажают молодого человека необязательно потому, что он – боевик. Может просто кто-то «настучать», что он боевик, а это всего лишь некая разборка, никак не связанная с его деятельностью в лесу. Этого человека берут, его изощренно пытают, естественно, и этот человек обижается. Вымогают у родителей деньги за то, чтобы его отпустить. Это очень распространенный сценарий, он абсолютно никого там не удивляет. В любом случае, этот человек превращается в еще один источник доходов. Когда его убьют, его труп продадут за деньги. И «силовики» сами себе создают боевиков. Если не будет боевиков – не будет звездочек, не будет премиальных.
В прошлой командировке я ездила с Максимом Шевченко на спецоперацию. Была убита девушка 19-летняя с 3-месячным ребенком. Потом было заявлено, что это на ней был «пояс шахида». И я спросила «силовиков»: «Это же 19-летняя девушка. А вы же такие крутые спецназовцы. Почему вы не арестуете ее просто?». На следующий день приехал Нургалиев и представил этих людей к награде. Вот я не понимаю, на что идут мои налоговые деньги. Я плачу налоги, и я не хочу, чтобы мои деньги уходили на то, чтобы из БТРов расстреливали какую-то девушку с 3-месячным ребенком.
Елена Рыковцева: А потом врали, что она была шахидкой, чтобы оправдать это убийство.
Марина Ахмедова: Ну да. И все это безобразно. Во время своих командировок на Кавказ я думала, что наше замечательное, святое правительство просто об этом ничего не знает.
Елена Рыковцева: А как реагировал Максим Шевченко, увидев эту конкретную ситуацию?
Марина Ахмедова: Он в ней пытался разобраться. И только благодаря его присутствию туда приехали местные «силовики». Если бы туда сунулась только я, специальный корреспондент «Русского репортера», естественно, со мной бы никакой «силовик» говорить не стал. Он все-таки как представитель Общественной палаты ездил туда.
Елена Рыковцева: А чего он добился-то в итоге? Что дали объяснение, что она была шахидкой?
Марина Ахмедова: Там абсолютно ничего нельзя добиться, потому что совершенно не контролируются те дотации, которые высылаются в эту республику. А они не контролируются потому, что те люди, которые их выделяют, получают серьезные «откаты» за это. И потому что военнослужащие очень заинтересованы в звездочках и в деньгах.
Елена Рыковцева: То есть они в этой конкретной ситуации замотивировали дотации: «Мы получили деньги, мы за них отчитались»?
Марина Ахмедова: Они получают деньги, и эти деньги расходятся по верхушке. Там ситуация будет только ухудшаться, потому что допущена огромнейшая исламизация. С одной стороны - какие-то садисты-«силовики», с другой стороны – какие-то долбанутые салафиты.
Елена Рыковцева: А с третьей – умные, как вы сами сказали, которые умеют уговорить молодежь. Не такие уж долбанутые.
Марина Ахмедова: И что ты тут сделаешь, если ты понимаешь, что это заболевание общества. Одна половина общества сжирает другую половину, и наоборот.
Елена Рыковцева: Как мы только что видели на примере одной отдельно взятой семьи.
Читаю СМС от Алексея Гадаута из Абхазии: «Если убийство родителей или их «заказ» не является редкостью в России, то на Кавказе такие случаи крайне редки. Понять все побудительные мотивы разбираемого дела вряд ли возможно без чистосердечного признания самого убийцы. Но сам факт говорит о глубине проблем в России с непримиримым исламским фундаментализмом. И ввязываться в новые азиатские союзы в этих условиях недальновидно». Алексей, там было чистосердечное признание мальчика. Поначалу они признались во всем от и до, потом, конечно, адвокаты поработали, и уже на суде он отрекся от своих первичных показаний. Он сказал, что ему нужны были деньги для продолжения учебы, он хотел учиться в исламском университете за рубежом. Поэтому договорился со своими сообщниками, что они только ограбят отца, а он получит деньги на учебу, и он не виноват, что по ходу произошло убийство. То есть он изменил показания в суде, но суд счел, что вина его все-таки была доказана как заказчика. Адвокат на суде говорил, что показания были выбиты насильственным путем, но суд с этими доводами не согласился.
История страшная, но, к сожалению, не единственная. Завершаем на этом.
Случилось невероятное совпадение. Дело в том, что мы еще летом обсуждали книгу Марины Ахмедовой «Дневник смертницы. Хадижа», и в ней описана точно такая же история: как сын пошел в боевики, и как он «заказал» своего отца, который работает высоким чином в правоохранительных органах. И я была просто потрясена, когда спустя месяц такую же историю прочитала сначала в информационных сообщениях, а потом уже в подробном описании Риммы Ахмировой в «Собеседнике». Как же эта книга перешла в жизнь! Марина, вас саму это не поражает?
Марина Ахмедова: Нет. Я не думаю, что этот случай единичный. Я первый раз услышала о том, что вообще происходят убийства родственниками друг друга, в Чечне, несколько лет назад, когда пытались амнистировать нескольких боевиков. И у кого-то из них родственники служили в МВД. И тех, кто приехал договариваться, а там были дяди, папы, мамы и тети, их специально заманили и расстреляли на месте. Это было еще тогда. И в Дагестане я тоже несколько раз слышала такие истории. Я не придумала эту историю, она была реальной. Но это же была художественная книжка...
Елена Рыковцева: Была. А теперь – нет.
Вот что за история случилась в Дагестане, если суммировать по нескольким газетам. Собственно, уже закончился суд - к 15 годам колонии строгого режима приговорил Верховный суд Дагестана 19-летнего Гаджимурада Хулатаева, сына замначальника отдела Следственного управления МВД по Дагестану подполковника юстиции Юнуса Хулатаева, студента второго курса экономического факультета Дагестанского государственного университета. Он предложил своим сообщникам убить отца-милиционера, за которого ему «было стыдно перед джамаатом», а также старшего брата Тимура, который собирался устроиться на работу в прокуратуру».
В чем же «провинился» отец перед сыном? Тот жаловался друзьям по банде (или группе), что отец не соблюдает обязанности мусульманина: «Как значится в материалах уголовного дела, Хулатаев рассказал, что его отец работает следователем в милиции, не молится и не соблюдает обязанности мусульманина, поэтому он не хочет жить вместе с ним».
Вначале ему отказали, поскольку «организовать такое преступление, не подставив самого сына следователя, было непросто». Однако как только Хулатаев-младший рассказал, что в доме хранится около 3 миллионов рублей, добро было получено. Когда отец уснул, Гаджимурад дал по телефону сигнал своим сообщникам и, выйдя на минуту в коридор, открыл им входную дверь, после чего вернулся в комнату и продолжил смотреть вместе с матерью телевизор. Попав в квартиру, злоумышленники связали родителей и сына, чтобы на него не упало подозрение, и потребовали показать, где хранятся деньги. Затем они отвели подполковника в соседнюю комнату, застрелили его и унесли с собой свыше 1,5 миллиона рублей, а также золотые и серебряные изделия.
Римма, а это правда, что он просил расстрелять его так, чтобы не видела семья? Только у вас я это нашла, этого не было в других газетах.
Римма Ахмирова: Да. Эта история настолько трагическая и страшная, что в ней потрясают именно детали. Боевики зашли в дом беспрепятственно, потому что сын, предположительно, перед этим открыл дверь и запустил убийц своего отца к себе домой. И когда отца связали, он понимал, что уже не выживет. Они же перед этим зачитывают приговор, то есть это оформлено как своего рода народное, шариатское правосудие. И отец попросил: «Не убивайте меня на глазах семьи, на глазах жены», - это была его последняя просьба. Он прекрасно понимал, что выжить ему в этой ситуации невозможно, и сын ему не поможет, с которым у него уже долгое время были разногласия.
И еще меня поразило в этой ситуации то, что на следствии сын ни разу не раскаялся в том, что он совершил. Во время допросов он говорил: «Я же его предупреждал, я же ему говорил: не живи так, живи так, как мы живем, встань на правильный путь».Он говорил: «Отец пострадал за себя, за свои деяния». И кроме того, милицейская форма – это уже приговор, в общем-то.
Елена Рыковцева: Махачкалинская газета «Новое дело» дает еще одну деталь. Когда этот мальчик рассказал своим сообщникам, членам этой группы, что в доме находится значительная сумма денег и драгоценностей, которые можно было бы использовать на нужды «джихада», тогда Магомедов, руководитель группы, сообщил об этом своему руководителю, а тот уже обратился к алимам (мусульманским ученым) за разъяснениями, разрешено ли использовать имущество милиционера на нужды вооруженных формирований и войны против вероотступников? И только получив одобрение алимов, участники группы решили инсценировать ограбление. Хотя оно было не инсценировано, действительно было ограбление и убийство. Но интересно, что просто так они не соглашались его ограбить, а нужно было высочайшее позволение. Потому что это неправедные деньги, с их точки зрения, «грязные» деньги, и можно ли их вообще на святое дело джихада использовать.
Римма Ахмирова: Алимы – это их собственные, салафитские, я так думаю, которые дали такие разъяснения. Это люди, которые не участвуют в боевых акциях, а создают идеологическую базу и какие-то оправдания для этого. Кстати, они хотели эти деньги направить на то, чтобы разобраться с некими дагестанскими певицами, которые тоже ведут себя не по шариату, поступают неправильно, одеваются не так, поют не про то и так далее. А до этого аналогичная группа молодежи, 19-20-летних парней, которые решают, как надо, как не надо, как правильно, как неправильно, уже разобралась в республике, можно сказать, с гадалками и экстрасенсами, которые, соответственно, «неправильным» бизнесом занимаются.
Елена Рыковцева: А разобрались – это значит...
Римма Ахмирова: Теперь их не стало. Было два убийства резонансных, после которых люди предпочли свернуть свою деятельность или уехать. До этого были такие же истории около саун, около ночных клубов и так далее. Но я хочу сказать, что в народе эта «деятельность» в какой-то степени находит даже поддержку, потому что она имеет романтический флер. То есть люди борются с «грязным» бизнесом, с развратом.
Марина Ахмедова: А что касается «силовиков», то раньше, когда я туда приезжала, я понимала ненависть жителей к русским, но сейчас, когда я вижу, что делают местные «силовики»... То есть их же тоже нельзя не упрекнуть в жестокости. Я думаю, что это болезнь всего общества.
Елена Рыковцева: Римма, а как получилось, что проглядели этого мальчика? Либо таких мальчиков уже очень много, критическая масса уже накопилась, и не уследишь за всеми? Если он действительно вел такие разговоры с отцом...
Марина Ахмедова: Да там все такие разговоры ведут.
Елена Рыковцева: Как не уследили-то?
Римма Ахмирова: Если отец, подполковник полиции, не увидел угрозы в своем сыне, это о чем-то говорит. То есть они до поры, до времени кажутся немного романтическими, немного увлеченными молодыми людьми, которые занимаются спортом, не пьют, не курят. Но это все до поры, до времени. Неизвестно, когда сработает спусковой крючок. Что толкает молодежь в эту среду? Существует большая мода на это. А возникает она на фоне того, что общество клановое, несправедливое, несправедливая власть. И под соусом борьбы с этой несправедливой властью... там же не только религиозные моменты, там еще и политические моменты. То есть это движение, которое ставит своей целью свержение несправедливой власти. А молодежь всех времен и народов всегда готова подхватить. Тем более – молодежь, у которой нет шансов устроиться на хорошую работу, если родственники не занимают высоких постов. Хотя с этим-то мальчиком ситуация обратная. Здесь именно идейный момент, потому что сын подполковника, я думаю, имел какие-то возможности устроиться в жизни более-менее нормально.
Марина Ахмедова: А с ними хорошо работают. Я в командировке встречалась с человеком, который просил называть себя «простым мусульманином» (секретная личность), который работает с такими ребятами. «Лес» - это сейчас размытое понятие, потому что «лес» и в «маршрутке», и в магазине, и на улице, и так далее. И так, как он говорит, а мне больше, чем 19, - я была заворожена. Я прочла много книг, я посмотрела много фильмов, у меня хорошее образование, я говорю на нескольких языках. И я могу представить 16-17-летнего, ему нечем аргументировать. Это человек, который просто берет тебя в оборот, и ты уже никогда не вырвешься.
Римма Ахмирова: Подходят такие агитаторы и говорят: «Ты посмотри, народ-то бедствует. Твоя мать пошла за справкой в ЖЭК, а с нее взятку требуют. А где ей взять? Зарплата у нее маленькая. А эти, посмотри, какие дворцы себе отстроили, на каких они машинах ездят». И это действительно имеет место быть. И это ложится на реальную почву и наблюдения.
Елена Рыковцева: Очень любопытно, что подходят к мальчику, собственные родители которого и отстроили такие дворцы, и его мать за справкой не ходит, ему хорошо, жирно и сытно. Но все равно он как-то проникается.
Марина Ахмедова: Фраза, которую я слышала от одного молодого человека, боевика, который тоже из состоятельной семьи: «Я попаду к Аллаху. А миг смерти предопределен. И не важно, что ты будешь делать – сидеть дома или ходить под пулями, ты все равно умрешь в то время, в какое тебе положил Аллах. Я попаду к Аллаху, а он меня спросит: «Что ты там делал, пока твои братья умирали в лесу?». И что, я ему скажу, что я пряники ел?». То есть у всего этого очень серьезная религиозная подпитка на уровне рядовых боевиков. Что там выше, что там глубже – это совсем другое дело.
Елена Рыковцева: Вы коротко сюжет своей книги изложите.
Марина Ахмедова: Поскольку это «дневник смертницы»...
Елена Рыковцева: Но мы не про нее, а про ее любимого человека.
Марина Ахмедова: Ее любимый человек, сын генерала, который оказывается боевиком. Никто не мог подумать, что он связан с этими людьми. И он отдает ключи людям, которые приходят в его дом...
Елена Рыковцева: Римма, представляете!
Марина Ахмедова: ...и убивают его отца. Но мой герой – все-таки не такая свинья, как персонаж статьи, потому что он страдает все-таки. А этот, реальный – просто урод, я думаю. И не обращали на него внимания потому, что слишком невероятно для Кавказа, когда сын убивает отца. Там же нет домов престарелых, в Чечне сейчас нет детских домов. Невероятно, чтобы сын убил отца. Хотя такие случаи есть, но ты же не думаешь, что в твоей семье это возможно.
Римма Ахмирова: Невероятно в это поверить!
Елена Рыковцева: Римма, вы описываете этот моральный и идейный террор, который распространяется на весь город. Ну, хорошо, молодые люди обойдутся без экстрасенсов и гадалок, предположим, их убили, истребили, хотя это неправедные методы. Но молодежь без них обойдется, они к ним и не обращались. Но вот дальше в своей статье вы пишете, что «на гастроли в Дагестан давно никто не ездит, даже собственные артисты боятся выступать. Это все – харам, запрещено религией. Торговля спиртным тоже практически запрещена ваххабитами. Даже такие известные бренды, как «Дербентский» и «Кизлярский» коньяки, по большей части сворачивают свою деятельность в республике, понимая, что иначе у них на проходных будут греметь взрывы, а руководство просто убьют». А молодежи там не тяжело, не скучно, не тошно жить-то становится в такой обстановке мрачной?
Римма Ахмирова: А молодежь находит себе удовольствие в других вещах. Они себя мыслят, как мне сказал один сотрудник полиции, «Робин Гудами». Это люди, которые находят удовольствие уже не в выпивке, не в курении, а именно в своей идеологии. И это действительно не редкость, и это пошло уже в среду «золотой молодежи».
Я помню случай, когда в Махачкале произошел большой взрыв, который совершили два молодых парня. Когда я стала разбираться в их истории, пыталась посмотреть, кто это, что их заставляет... Я тоже постоянно задаюсь вопросом: что их приводит туда? Почему человек в 19 лет решает, что ему надо перестать жить, что ему незачем больше жить. И забирает с собой других людей, зачастую ни в чем не повинных, случайных граждан. И оказалось, что громкий взрыв в Махачкале, с большим количеством жертв совершили два студента вуза. Но была предыстория. Однажды они попали под подозрение, что сочувствуют салафитской и ваххабитской террористической идеологии, и забрали в полицию на несколько дней, где пытались перевербовать. А методы там всем известные применяются. И очевидно, там было и психологическое давление, и физическое. И когда эти молодые люди вернулись домой, они на несколько дней заперлись дома, никому ничего не рассказывали. А через несколько дней выбрали для себя единственно возможный путь. Видимо, кто-то подсказал, научил, вовремя дал взрывчатку. Они оделись и пошли. То есть почва для этого – случаи беспредела, давления и насилия.
Марина Ахмедова: По поводу боевиков. Почему происходит увеличение спецопераций? Я думаю, об этом должны все знать. Когда приходит новый начальник в некое силовое ведомство, это за собой всегда влечет увеличение спецопераций. А кто растет в Дагестане по служебной лестнице? Естественно, «силовики», которые борются с экстремизмом. И сейчас там нет иной возможности карьерного роста, нежели борьба с экстремизмом. И надо понимать, что каждая человеческая жизнь – это 200-500 тысяч рублей. И сажают молодого человека необязательно потому, что он – боевик. Может просто кто-то «настучать», что он боевик, а это всего лишь некая разборка, никак не связанная с его деятельностью в лесу. Этого человека берут, его изощренно пытают, естественно, и этот человек обижается. Вымогают у родителей деньги за то, чтобы его отпустить. Это очень распространенный сценарий, он абсолютно никого там не удивляет. В любом случае, этот человек превращается в еще один источник доходов. Когда его убьют, его труп продадут за деньги. И «силовики» сами себе создают боевиков. Если не будет боевиков – не будет звездочек, не будет премиальных.
В прошлой командировке я ездила с Максимом Шевченко на спецоперацию. Была убита девушка 19-летняя с 3-месячным ребенком. Потом было заявлено, что это на ней был «пояс шахида». И я спросила «силовиков»: «Это же 19-летняя девушка. А вы же такие крутые спецназовцы. Почему вы не арестуете ее просто?». На следующий день приехал Нургалиев и представил этих людей к награде. Вот я не понимаю, на что идут мои налоговые деньги. Я плачу налоги, и я не хочу, чтобы мои деньги уходили на то, чтобы из БТРов расстреливали какую-то девушку с 3-месячным ребенком.
Елена Рыковцева: А потом врали, что она была шахидкой, чтобы оправдать это убийство.
Марина Ахмедова: Ну да. И все это безобразно. Во время своих командировок на Кавказ я думала, что наше замечательное, святое правительство просто об этом ничего не знает.
Елена Рыковцева: А как реагировал Максим Шевченко, увидев эту конкретную ситуацию?
Марина Ахмедова: Он в ней пытался разобраться. И только благодаря его присутствию туда приехали местные «силовики». Если бы туда сунулась только я, специальный корреспондент «Русского репортера», естественно, со мной бы никакой «силовик» говорить не стал. Он все-таки как представитель Общественной палаты ездил туда.
Елена Рыковцева: А чего он добился-то в итоге? Что дали объяснение, что она была шахидкой?
Марина Ахмедова: Там абсолютно ничего нельзя добиться, потому что совершенно не контролируются те дотации, которые высылаются в эту республику. А они не контролируются потому, что те люди, которые их выделяют, получают серьезные «откаты» за это. И потому что военнослужащие очень заинтересованы в звездочках и в деньгах.
Елена Рыковцева: То есть они в этой конкретной ситуации замотивировали дотации: «Мы получили деньги, мы за них отчитались»?
Марина Ахмедова: Они получают деньги, и эти деньги расходятся по верхушке. Там ситуация будет только ухудшаться, потому что допущена огромнейшая исламизация. С одной стороны - какие-то садисты-«силовики», с другой стороны – какие-то долбанутые салафиты.
Елена Рыковцева: А с третьей – умные, как вы сами сказали, которые умеют уговорить молодежь. Не такие уж долбанутые.
Марина Ахмедова: И что ты тут сделаешь, если ты понимаешь, что это заболевание общества. Одна половина общества сжирает другую половину, и наоборот.
Елена Рыковцева: Как мы только что видели на примере одной отдельно взятой семьи.
Читаю СМС от Алексея Гадаута из Абхазии: «Если убийство родителей или их «заказ» не является редкостью в России, то на Кавказе такие случаи крайне редки. Понять все побудительные мотивы разбираемого дела вряд ли возможно без чистосердечного признания самого убийцы. Но сам факт говорит о глубине проблем в России с непримиримым исламским фундаментализмом. И ввязываться в новые азиатские союзы в этих условиях недальновидно». Алексей, там было чистосердечное признание мальчика. Поначалу они признались во всем от и до, потом, конечно, адвокаты поработали, и уже на суде он отрекся от своих первичных показаний. Он сказал, что ему нужны были деньги для продолжения учебы, он хотел учиться в исламском университете за рубежом. Поэтому договорился со своими сообщниками, что они только ограбят отца, а он получит деньги на учебу, и он не виноват, что по ходу произошло убийство. То есть он изменил показания в суде, но суд счел, что вина его все-таки была доказана как заказчика. Адвокат на суде говорил, что показания были выбиты насильственным путем, но суд с этими доводами не согласился.
История страшная, но, к сожалению, не единственная. Завершаем на этом.
