Кирилл Кобрин: Начнем с исторической темы, которая продолжает оставаться одной из самых – если не самой – актуальных в нынешнем мире. Около месяца назад вспоминали события 11 сентября 2001 года, ставшие не просто пусть и ужасной, но еще одной трагедией в истории человечества, нет, эти события определили ход последующего десятилетия, того, что сегодня, уже из «десятых годов» мы называем «нулевыми». Сейчас, почти тридцать дней спустя после мемориальных мероприятий по всему миру, мы можем подвести итоги – и тому, как вспоминали те события, и тому, что произошло за последние десять лет, точнее – как люди воспринимают эти изменения.
Что произошло 11 сентября 2001 года, мы знаем хорошо, очень хорошо, если не брать в расчет конспирологические теории, абсурдность которых очевидна даже человеку, далекому от политики и военного искусства. Так что согласимся: мы хорошо знаем, что 11 сентября 2001 года террористы угнали четыре американских пассажирский лайнера, два из которых врезались в башни Всемирного Торгового Центра, один упал на Пентагон, а четвертый просто упал – после того, как взбунтовались пассажиры-заложники. Погибло около трех тысяч людей, Нью-Йорк лишился одной из главных своих достопримечательностей, а весь западный (и отчасти восточный) мир оказался в совсем другой эпохе – эпохе «войны с международным терроризмом», длинных очередей на посадку в самолеты, вездесущих камер наружного наблюдения и полного уже исчезновения того, что по-английски называют privacy. Эта эпоха породила и своих звезд, пусть даже в отрицательном значении; ярчайший пример тому -- Усама Бин Ладен, который стал популярнее Элвиса Пресли и Майкла Джексона, а это что-то да значит.
Вот как раз смерть Бин Ладена в этом году, последовательное уничтожение его подручных – а точнее, довольно вялая общественная реакция на ликвидацию главных злодеев сегодняшнего мира – показали, что жизнь очень изменилась в последние года два-три. Изменилось, прежде всего, сознание людей; «война с терроризмом», хотя остается важной темой политики и журналистики, отошла на второй план перед новыми бедами и сенсациями, прежде всего, перед последствиями экономических неприятностей, разразившихся в 2008 году. Вот об этом, об общественном сознании и о том, как в нем отразились события 11 сентября (и то, что случилось позже), мы и поговорим. Одна из самых авторитетных англоязычных литературно-общественных институций, журнал Granta, только что напечатал специальный выпуск, посвященный «миру после одиннадцатого сентября». Granta существует уже более ста лет; в конце семидесятых журнал пережил второе рождение -- и сегодня, как пишет британский Observer, это издание «сознательно решило стать свидетелем этого мира». Об этих свидетельствах нам расскажет корреспондент Свободы в Лондоне Анна Асланян.
Анна Асланян: Журнал “Гранта” – всемирно известное литературное, политическое, культурное издание – не мог не откликнуться на недавнюю годовщину трагедии 11 сентября. Среди персонажей номера на эту тему – уличный торговец из Туниса, американский морской пехотинец, сигнальщик с северокорейского рыболовного траулера; действие происходит в местах от охваченного войной Афганистана до благополучной Канады. Истории, вошедшие в номер, повествуют о жизни в мире после того, как рухнули башни-близнецы. Элла Олфри, заместитель главного редактора “Гранты”, говорила о том, какие чувства отразились в материалах номера “Десять лет спустя”.
Элла Олфри: Разумеется, о самих событиях 11 сентября известно всем – все видели, что произошло с башнями-близнецами, все смотрели эти кадры по телевизору, снова и снова. Одной из вещей, которые мы хотели выяснить, было влияние этих событий, круги, разошедшиеся от них по всему миру. Другая, более общая задача состояла в том, чтобы понять, что изменилось в мире за последние 10 лет, – причем не привязываясь к одному лишь 11 сентября как к центральной точке, не сосредотачиваясь на одной лишь внешней политике США. Просто понять, что изменилось за это десятилетие в мире. Как следствие, материалы в номер попали самые разные. Например, рассказ американской писательницы Николь Краусс – история вполне обыденная, про их с сыном жизнь в Париже. Это взгляд на нечто весьма личное, а одновременно – размышления о смерти, выживании, жизни. Еще у нас в номере – замечательная вещь Пико Айера; это индийский писатель, выросший в Британии и Калифорнии, теперь он живет в Японии. Он пишет о том, как изменились за эти 10 лет авиапутешествия, а также – о том, каково приходится человеку с кожей другого цвета. Последнее обстоятельство он испытывал на себе всегда, но в последнее время положение усугубилось. Эссе получилось прекрасное, достаточно легкое, но в то же время там приведен серьезный взгляд на то, как мы живем сегодня, в эпоху, когда постоянно идет речь о безопасности. Словом, нашей целью было дать картину как можно более полную, охватить как можно больше стран. А потом, когда работа над номером подходила к концу, произошло то, что принято называть арабской весной, – цепь революций в североафриканских арабских странах. Один из наших авторов, Джанин ди Джиованни, поехала в Ливию и сделала об этом репортаж. На мой взгляд, было бы неправильно говорить о какой-либо прямой связи между арабской весной и трагедией 2001 года, хотя такие разговоры слышать приходится. Как бы то ни было, непосредственно они не связаны. Скорее можно сказать, что к восстаниям привели изменения во внешней и внутренней политике, произошедшие, в свою очередь, в результате событий 10-летней давности. Когда выпуск был готов, нас самих удивило, каким обширным получился набор его тем.
В номере отражена целая гамма чувств множества людей. Сразу отмечу важную вещь: наш журнал не занимается политическими манифестами. Мы понимали, что медиа во всем мире как-то откликнутся на эту годовщину и что каждая публикация будет освещать ее под определенным углом. Однако наша сильная черта – умение побудить людей рассказать свои истории. Номер так и построен: это сборник историй, рассказанных разными людьми о мире, в котором они живут, и о том, как он изменился. Два материала выпуска написаны американскими солдатами, которые недавно воевали – в Ираке и в Афганистане. Один из них – талантливый молодой автор Фил Клэй; его история – о возвращении солдата домой, о возвращении к нормальной жизни человека, прошедшего войну. Другой очерк написан Эллиоттом Вудсом: он ездит по всей Америке, расспрашивая людей о том, что произошло в их жизни за это время, встречается с другом, с которым служил в Афганистане. Эти вещи производят очень сильное впечатление. В них слышны выражения и гнева, и гордости, и разочарования, и желания продолжать войну. Некоторые персонажи говорят об экономике как о главном факторе – по их мнению, основные сегодняшние проблемы кроются в экономических трудностях, а не в войнах, которые ведутся в Афганистане и в Ираке. Повторяю, гамма эмоций чрезвычайно широка – люди очень по-разному воспринимают прошедшее десятилетие в зависимости от своей личной ситуации. То же самое мы заметили, когда проводили встречи с читателями по случаю выхода номера. Там выступали не только наши авторы, но и эксперты, комментаторы; каждый предлагал свою точку зрения – именно в этом и состоял наш замысел.
Анна Асланян: Номер открывает дебютный рассказ «Передислокация», автор которого, Фил Клэй, воевал в Ираке в составе армии США. Он рассказал о том, что заставило его написать эту вещь, в которой солдаты приезжают домой после участия в боях за Фаллуджу.
Фил Клэй: Трудно сказать, почему я за это взялся. После возвращения из Ирака меня волновало множество вещей – важных, достойных того, чтобы о них узнали другие. Я размышлял о них и понимал, что их надо строго изложить, перенести на бумагу, иначе с ними не разобраться. То, что видел я сам, то, что слышал от других, – эти вещи представлялись мне важными, я считал, что должен ими поделиться, поэтому в один прекрасный день сел и стал писать. Что получилось, то получилось.
Когда морской пехотинец у меня в рассказе возвращается домой, он попадает в американскую среду, которая сложилась уже после 11 сентября. Помните, он говорит: “Я взял свое жалованье, пошел и накупил побольше всего. Так в Америке борются с терроризмом”. Эта среда образовалась в результате того, что мы – отдельно взятые люди – решили что-то изменить или, наоборот, не менять ничего после тех событий. И вернувшись в эту жизнь, солдат должен сам стать ее частью, как-то вписаться в нее.
Еще я не раз задумывался о разнице в том, как воспринимают события последних десяти лет те, кто в них участвовал, и как они отражаются в американской политической среде. Если вернуться к 11 сентября, то ньюйоркцы – в особенности ньюйоркцы, – которые были там, воспринимают происшедшее как сугубо личный опыт. А политические выводы, последствия всего этого – дело совершенно другое. Похожая ситуация и с военнослужащими. Мы шли в морскую пехоту не для того, чтобы служить какой-либо политической партии. Если сравнить чувства обычного человека, которому приходится участвовать в вооруженном конфликте, то они очень сильно отличаются от тех, что испытывает человек, который преследует какие-то политические цели. Поэтому не надо смешивать одно с другим. То, чем занимались в Ираке мы, стало нашим внутренним переживанием, и я рассматриваю его совершенно отдельно от всего остального. Конечно, если забыть про собственный опыт, то понимаешь: война в Ираке связана с событиями 11 сентября, все это так или иначе взаимосвязано. И все-таки мне трудно рассматривать всю картину в целом. Есть одна вещь, стоящая совершенно особняком, – опыт людей, которым пришлось пережить настоящий ужас.
Анна Асланян: На презентации номера «Десять лет спустя» среди других авторов выступал Эдмунд Кларк, фотожурналист, побывавший в Гуантанамо. Он подчеркивал, что на всех его работах изображены лишь предметы, помещения, связанные с жизнью узников; среди них нет ни одного портрета. Кларк пояснил, что поступил так намеренно: «Что увидели бы западные люди на этих фото? Мужчин ближневосточной наружности, с густыми бородами, и все. Ничего, кроме усиления общей подозрительности, это не вызвало бы». Элла Олфри говорила о том, какие изменения претерпел в западном сознании образ «чужака», «потенциального врага» за 10 лет, прошедшие со дня трагедии, на примере материалов номера.
Элла Олфри: Алия Малек написала замечательное эссе— прежде всего потому, что смешное. Ей удалось с юмором рассказать о весьма непростых вещах. Она из арабской семьи, живущей в Америке. Ее отец всегда носил усы, и дети смеялись — это было немодно. Пока вдруг не стало опасно — внезапно всем стало видно, что он, человек ближневосточной наружности, похож на Саддама Хусейна. Алия убедительно говорит о том, как легко распространяются предрассудки. Человек живет в окружении добрых соседей, продолжает считать, что так и есть, как вдруг какая-то мелочь — например, сходство с врагом номер один – переворачивает его жизнь с ног на голову.
О том, как жизнь меняется в одночасье, повествуют несколько из наших авторов. Так, Саманта Хант пишет об отце — пожарном, участвовавшем в спасательных работах в тот самый день, и о том, как это надломило его, как в результате распалась их семья. Вообще, по-моему, невозможно делать какие бы то ни было общие утверждения: скажем, то-то и то-то произошло в результате событий, о которых идет речь. Меня недавно спрашивали в другом интервью, как изменилась за это время моя жизнь; я не смогла приписать ни одно обстоятельство непосредственно событиям 11 сентября 2001 года. Да, жизнь изменилась – потому что прошло 10 лет.
Еще один из наших авторов – Урваши Буталиа, индийская писательница, издатель, историк. Она пишет о том, как после трагедии в Дели было объявлено о двухминутном молчании, все должны были остановиться, чтобы почтить память погибших. Она очень красноречиво говорит о том, что эти две минуты напомнили ей: ничего подобного не было ни после Бхопальской катастрофы — аварии на заводе в Индии, ни после наводнения в Бангладеш, хотя там тоже погибли люди. Она задается очень важным вопросом: почему индийцы помнят о десятилетней годовщине событий в Америке, при этом забывая про собственные трагедии? Она рассуждает и о мощи Америки, и о том, как относятся к ней правительства разных стран, очень здраво рассуждает, а потом говорит о собственном протесте против такого положения дел. Очень сильный материал, реалистичный. Когда читаешь, вспоминается один пакистанский автор, сказавший: «В Америке говорят про 9/11, в Британии – про 7/7; у нас же другая формула — 24/7»; иными словами, в жизни многих людей жестокость — явление повседневное. Другой автор этого номера «Гранты», марокканский писатель Тахар Бен Джеллун, упоминает, что от рук аль-Каиды погибло больше мусульман на Востоке, чем американцев в Центре мировой торговли. Сравнения тут, разумеется, неуместны; каждая смерть — трагедия, и она оказывает влияние на жизни тех, кто остался. И все-таки важно расслышать разные голоса, понять: эта трагедия — не единственная; сейчас, вспоминая и оплакивая тех, кто погиб в тот день, мы не забываем и про других погибших. Это была одна из наиболее удививших меня вещей — то, что люди хотели об этом говорить. Ведь сделать это непросто; никто не хочет, чтобы его поняли превратно — как будто он считает, что ничего важного не произошло и про годовщину можно забыть. То, что люди поднимали эту тему, было смелым шагом с их стороны.
"Начинало даже казаться, что следующему поколению американцев арабского происхождения будет легко, что они освободятся от груза, лежащего на них по той лишь причине, что они — арабы в Америке. В конце концов они, возможно, займут почетное место среди всех остальных «этнических групп», подобно грекам или итальянцам. Возможно ли, что этот радостный день близок? Но тут произошли события 11 сентября. Стоит ли рассказывать, что было дальше. Реальность в том, что арабы, включая американцев арабского происхождения, недостаточно знакомы другим, их истории недостаточно известны. «Арабы» никогда не считались американской этнической группой, как ислам не считался американской религией. Мы, арабы, живущие в Америке, давно привыкли к циклическому ходу событий, при котором наша судьба была тем или иным образом связана с текущим положением дел. Если в Америке — или в американском небе — что-то взрывалось, или если кто-то из арабов совершал что-то противозаконное, мы понимали, что, переживая свои тяжелые чувства в качестве американцев, мы одновременно должны ожидать ответной реакции против нас как арабов. Война в Персидском заливе 1991 года была одной из таких исторических вех. Обычно, как всегда бывает при циклическом ходе событий, США способны бывали двинуться дальше, и мы выходили из ситуации чуть более закаленными для следующего раза, когда произойдет что-нибудь подобное. Например, те из нас, кто пережил войну 1991 года в положении «врага, чужака», знали, что надо ждать, затаив дыхание, в те дни, когда предполагалось, что федеральное здание в Оклахома-сити в 1995-м подорвал араб. Мы понимали, что к нам так или иначе перестанут относиться с подозрением, что спокойствие можно вернуть, а жизни, унесенные бессмысленным нападением, – нет. Однако на этот раз нам, кажется, толком не удалось за прошедшие 10 лет преодолеть реакцию, вызванную 11 сентября. Тут были свои приливы и отливы, но с самых первых дней после нападения, когда в результате преступлений на почве ненависти были убиты несколько неповинных людей, и до сегодняшних, когда свирепствует исламофобия, мы, кажется, так и живем в эпохе, которой не видно конца".
Анна Асланян: Этот отрывок — из эссе Алии Малек «Об усах и мегаломаньяках», про которое рассказывала редактор «Гранты» Элла Олфри. Аналогии между событиями 11 сентября 2001 года и другими трагедиями — тема, часто упоминающаяся в номере «Десять лет спустя».
Элла Олфри: Да, это верно. Кроме уже перечисленных, Изабель Хилтон написала про Китай и тамошнюю ситуацию. Думаю, одной из наиболее важных наград для нас как создателей журнала стали общественные дискуссии, последовавшие за выходом этого номера. Мы надеялись собрать под одной обложкой стихи, рассказы, репортажи, которые вызовут к жизни умные разговоры, вдумчивые размышления о прошедшем десятилетии, о том, как мы живем вместе и как нам двигаться дальше. Именно это произошло и происходит. Одна из наших встреч с читателями была организована в Америке. Началась гроза, и автор, которого ожидали, Эллиотт Вудс, не смог приехать. Мой коллега, который организовывал мероприятие, рассказал, как люди приходили в тот книжный магазин и, когда поняли, что выступающего не будет, сели кружком и сами стали рассказывать. Прозвучали свидетельства о том, кто и как провел тот день, что было потом, как изменилась их жизнь. Были и другие похожие встречи. Подобная реакция возникала, как правило, в Америке. Это естественно — речь об их стране, события 11 сентября оказали на многих американцев влияние на личном уровне, если так можно сказать. Потому и выходило так, что встречи превращались в своего рода собрания жителей города, на каких обычно говорится о насущных вещах. Я ездила в Берлин, представлять номер; там отклик аудитории тоже был самый горячий. И здесь, в Европе, трагедия оказала на нас немалое влияние, в результате какие-то из наших стран вступили в войну. Именно этим объясняется подобное стремление людей обсуждать происшедшее. Мы приглашали на эти встречи и авторов других наших номеров, тех, кто высказывался на данную или близкие темы по другим поводам. В результате спектр голосов и мнений получился очень широкий. Для нас это было очень важно — создать подобный резонанс, выпустить этот номер, собрать в нем разные истории разных людей. Мне представляется, что нам удалось свести воедино то, что произошло за эти 10 лет.
"В Чили, несмотря на все недостатки и провалы политики страны, нашли способ ответить на ужас, который на нас обрушился (да, на нас, чилийцев), путь к миру, а не к войне, путь понимания, а не возмездия. Модель, последовать которой у Соединенных Штатов, борющихся с миражом своих имперский амбиций, не хватило мудрости. И все-таки спокойная неуязвимость этого народа, среди которого я сегодня живу, получила незаживающую рану, свидетельством которой – этот глубокий порез на месте Ground Zero. Мы, граждане, хотим мы того или нет, должны будем разделить ту ненадежность, ту неопределенность, которая представляет собой обычный удел большинства других обитателей планеты. Кризис подобного масштаба — одна из возможностей для возрождения, познания самих себя, что время от времени даются некоторым народам. Он может привести к обновлению или разрушению, может вызвать агрессию или примирение, отмщение или правосудие, милитаризацию общества или его гуманизацию. Один из способов справиться с неуверенностью, охватившей нас после 11 сентября 2001 года, для американцев состоит в том, чтобы признать: наши страдания не уникальны, не исключительны. Если мы готовы взглянуть на себя в огромное зеркало нашей общей человеческой природы, то сможем обнаружить, что мы связаны со множеством людей, мужчин и женщин, на первый взгляд находящихся столь далеко от нас, которые прошли через похожие ситуации, сопряженные с потерями и гневом".
Анна Асланян: Ариэль Дорфман, отрывок из воспоминаний которого только что прозвучал, называет себя «мостом между двумя Америками». Название его эссе, «Другое 9/11», отсылает к военному перевороту 1973 года в Чили. Дорфман – чилиец, некогда советник президента Альенде по культуре, вынужден был бежать с родины, в 2005-м году принял американское гражданство, поддавшись на уговоры семьи — но еще и для того, чтобы у него появилось право говорить «мы, американцы», анализируя последствия атак 2001 года.
Среди статей в британской прессе, приуроченных к десятилетию трагедии по ту сторону Атлантики, попадаются такие, где говорится: пора закрыть эту страницу прошлого за давностью лет, время горячих обсуждений прошло, это больше не актуально, история получила завершение. Приходилось ли Элле Олфри при работе над номером сталкиваться с подобной точкой зрения?
Элла Олфри: Нет — вовсе нет! Странно, что используют эти слова: «закрыть», «завершение». Этот последний термин слишком оптимистичен. То, что произошло, произошло, это не отменишь, как и те круги, которые разошлись впоследствии. В материалах нашего номера подчеркивалось совсем другое — они призывали к тому, чтобы размышлять и обмениваться мнениями. Об этом говорит и Ахмед Эррачиди, бывший узник Гуантанамо, который вспоминает о безнадежности, охватывавшей его в заключении. Предисловие к его тексту написал его адвокат, Клайв Стаффорд Смит. Там он задает важные вопросы, говорит о том, что нам всем необходимо серьезно задуматься о том, что, по нашему мнению, разрешено совершать во имя нас, как нам следует реагировать на творящиеся ужасы. Большинство авторов придерживались такого же курса: вместо того, чтобы искать повод закрыть страницу истории, они хотели понять — и выслушать. Выслушивать истории других людей — это, на мой взгляд, куда важнее, чем стремиться к завершению; ведь последнего не бывает.
Анна Асланян: Говорила Элла Олфри, заместитель главного редактора журнала «Гранта», которая вместе с коллегами подготовила его специальный выпуск «Десять лет спустя», вышедший в сентябре этого года.
Что произошло 11 сентября 2001 года, мы знаем хорошо, очень хорошо, если не брать в расчет конспирологические теории, абсурдность которых очевидна даже человеку, далекому от политики и военного искусства. Так что согласимся: мы хорошо знаем, что 11 сентября 2001 года террористы угнали четыре американских пассажирский лайнера, два из которых врезались в башни Всемирного Торгового Центра, один упал на Пентагон, а четвертый просто упал – после того, как взбунтовались пассажиры-заложники. Погибло около трех тысяч людей, Нью-Йорк лишился одной из главных своих достопримечательностей, а весь западный (и отчасти восточный) мир оказался в совсем другой эпохе – эпохе «войны с международным терроризмом», длинных очередей на посадку в самолеты, вездесущих камер наружного наблюдения и полного уже исчезновения того, что по-английски называют privacy. Эта эпоха породила и своих звезд, пусть даже в отрицательном значении; ярчайший пример тому -- Усама Бин Ладен, который стал популярнее Элвиса Пресли и Майкла Джексона, а это что-то да значит.
Вот как раз смерть Бин Ладена в этом году, последовательное уничтожение его подручных – а точнее, довольно вялая общественная реакция на ликвидацию главных злодеев сегодняшнего мира – показали, что жизнь очень изменилась в последние года два-три. Изменилось, прежде всего, сознание людей; «война с терроризмом», хотя остается важной темой политики и журналистики, отошла на второй план перед новыми бедами и сенсациями, прежде всего, перед последствиями экономических неприятностей, разразившихся в 2008 году. Вот об этом, об общественном сознании и о том, как в нем отразились события 11 сентября (и то, что случилось позже), мы и поговорим. Одна из самых авторитетных англоязычных литературно-общественных институций, журнал Granta, только что напечатал специальный выпуск, посвященный «миру после одиннадцатого сентября». Granta существует уже более ста лет; в конце семидесятых журнал пережил второе рождение -- и сегодня, как пишет британский Observer, это издание «сознательно решило стать свидетелем этого мира». Об этих свидетельствах нам расскажет корреспондент Свободы в Лондоне Анна Асланян.
Анна Асланян: Журнал “Гранта” – всемирно известное литературное, политическое, культурное издание – не мог не откликнуться на недавнюю годовщину трагедии 11 сентября. Среди персонажей номера на эту тему – уличный торговец из Туниса, американский морской пехотинец, сигнальщик с северокорейского рыболовного траулера; действие происходит в местах от охваченного войной Афганистана до благополучной Канады. Истории, вошедшие в номер, повествуют о жизни в мире после того, как рухнули башни-близнецы. Элла Олфри, заместитель главного редактора “Гранты”, говорила о том, какие чувства отразились в материалах номера “Десять лет спустя”.
Элла Олфри: Разумеется, о самих событиях 11 сентября известно всем – все видели, что произошло с башнями-близнецами, все смотрели эти кадры по телевизору, снова и снова. Одной из вещей, которые мы хотели выяснить, было влияние этих событий, круги, разошедшиеся от них по всему миру. Другая, более общая задача состояла в том, чтобы понять, что изменилось в мире за последние 10 лет, – причем не привязываясь к одному лишь 11 сентября как к центральной точке, не сосредотачиваясь на одной лишь внешней политике США. Просто понять, что изменилось за это десятилетие в мире. Как следствие, материалы в номер попали самые разные. Например, рассказ американской писательницы Николь Краусс – история вполне обыденная, про их с сыном жизнь в Париже. Это взгляд на нечто весьма личное, а одновременно – размышления о смерти, выживании, жизни. Еще у нас в номере – замечательная вещь Пико Айера; это индийский писатель, выросший в Британии и Калифорнии, теперь он живет в Японии. Он пишет о том, как изменились за эти 10 лет авиапутешествия, а также – о том, каково приходится человеку с кожей другого цвета. Последнее обстоятельство он испытывал на себе всегда, но в последнее время положение усугубилось. Эссе получилось прекрасное, достаточно легкое, но в то же время там приведен серьезный взгляд на то, как мы живем сегодня, в эпоху, когда постоянно идет речь о безопасности. Словом, нашей целью было дать картину как можно более полную, охватить как можно больше стран. А потом, когда работа над номером подходила к концу, произошло то, что принято называть арабской весной, – цепь революций в североафриканских арабских странах. Один из наших авторов, Джанин ди Джиованни, поехала в Ливию и сделала об этом репортаж. На мой взгляд, было бы неправильно говорить о какой-либо прямой связи между арабской весной и трагедией 2001 года, хотя такие разговоры слышать приходится. Как бы то ни было, непосредственно они не связаны. Скорее можно сказать, что к восстаниям привели изменения во внешней и внутренней политике, произошедшие, в свою очередь, в результате событий 10-летней давности. Когда выпуск был готов, нас самих удивило, каким обширным получился набор его тем.
В номере отражена целая гамма чувств множества людей. Сразу отмечу важную вещь: наш журнал не занимается политическими манифестами. Мы понимали, что медиа во всем мире как-то откликнутся на эту годовщину и что каждая публикация будет освещать ее под определенным углом. Однако наша сильная черта – умение побудить людей рассказать свои истории. Номер так и построен: это сборник историй, рассказанных разными людьми о мире, в котором они живут, и о том, как он изменился. Два материала выпуска написаны американскими солдатами, которые недавно воевали – в Ираке и в Афганистане. Один из них – талантливый молодой автор Фил Клэй; его история – о возвращении солдата домой, о возвращении к нормальной жизни человека, прошедшего войну. Другой очерк написан Эллиоттом Вудсом: он ездит по всей Америке, расспрашивая людей о том, что произошло в их жизни за это время, встречается с другом, с которым служил в Афганистане. Эти вещи производят очень сильное впечатление. В них слышны выражения и гнева, и гордости, и разочарования, и желания продолжать войну. Некоторые персонажи говорят об экономике как о главном факторе – по их мнению, основные сегодняшние проблемы кроются в экономических трудностях, а не в войнах, которые ведутся в Афганистане и в Ираке. Повторяю, гамма эмоций чрезвычайно широка – люди очень по-разному воспринимают прошедшее десятилетие в зависимости от своей личной ситуации. То же самое мы заметили, когда проводили встречи с читателями по случаю выхода номера. Там выступали не только наши авторы, но и эксперты, комментаторы; каждый предлагал свою точку зрения – именно в этом и состоял наш замысел.
Анна Асланян: Номер открывает дебютный рассказ «Передислокация», автор которого, Фил Клэй, воевал в Ираке в составе армии США. Он рассказал о том, что заставило его написать эту вещь, в которой солдаты приезжают домой после участия в боях за Фаллуджу.
Фил Клэй: Трудно сказать, почему я за это взялся. После возвращения из Ирака меня волновало множество вещей – важных, достойных того, чтобы о них узнали другие. Я размышлял о них и понимал, что их надо строго изложить, перенести на бумагу, иначе с ними не разобраться. То, что видел я сам, то, что слышал от других, – эти вещи представлялись мне важными, я считал, что должен ими поделиться, поэтому в один прекрасный день сел и стал писать. Что получилось, то получилось.
Когда морской пехотинец у меня в рассказе возвращается домой, он попадает в американскую среду, которая сложилась уже после 11 сентября. Помните, он говорит: “Я взял свое жалованье, пошел и накупил побольше всего. Так в Америке борются с терроризмом”. Эта среда образовалась в результате того, что мы – отдельно взятые люди – решили что-то изменить или, наоборот, не менять ничего после тех событий. И вернувшись в эту жизнь, солдат должен сам стать ее частью, как-то вписаться в нее.
Еще я не раз задумывался о разнице в том, как воспринимают события последних десяти лет те, кто в них участвовал, и как они отражаются в американской политической среде. Если вернуться к 11 сентября, то ньюйоркцы – в особенности ньюйоркцы, – которые были там, воспринимают происшедшее как сугубо личный опыт. А политические выводы, последствия всего этого – дело совершенно другое. Похожая ситуация и с военнослужащими. Мы шли в морскую пехоту не для того, чтобы служить какой-либо политической партии. Если сравнить чувства обычного человека, которому приходится участвовать в вооруженном конфликте, то они очень сильно отличаются от тех, что испытывает человек, который преследует какие-то политические цели. Поэтому не надо смешивать одно с другим. То, чем занимались в Ираке мы, стало нашим внутренним переживанием, и я рассматриваю его совершенно отдельно от всего остального. Конечно, если забыть про собственный опыт, то понимаешь: война в Ираке связана с событиями 11 сентября, все это так или иначе взаимосвязано. И все-таки мне трудно рассматривать всю картину в целом. Есть одна вещь, стоящая совершенно особняком, – опыт людей, которым пришлось пережить настоящий ужас.
Анна Асланян: На презентации номера «Десять лет спустя» среди других авторов выступал Эдмунд Кларк, фотожурналист, побывавший в Гуантанамо. Он подчеркивал, что на всех его работах изображены лишь предметы, помещения, связанные с жизнью узников; среди них нет ни одного портрета. Кларк пояснил, что поступил так намеренно: «Что увидели бы западные люди на этих фото? Мужчин ближневосточной наружности, с густыми бородами, и все. Ничего, кроме усиления общей подозрительности, это не вызвало бы». Элла Олфри говорила о том, какие изменения претерпел в западном сознании образ «чужака», «потенциального врага» за 10 лет, прошедшие со дня трагедии, на примере материалов номера.
Элла Олфри: Алия Малек написала замечательное эссе— прежде всего потому, что смешное. Ей удалось с юмором рассказать о весьма непростых вещах. Она из арабской семьи, живущей в Америке. Ее отец всегда носил усы, и дети смеялись — это было немодно. Пока вдруг не стало опасно — внезапно всем стало видно, что он, человек ближневосточной наружности, похож на Саддама Хусейна. Алия убедительно говорит о том, как легко распространяются предрассудки. Человек живет в окружении добрых соседей, продолжает считать, что так и есть, как вдруг какая-то мелочь — например, сходство с врагом номер один – переворачивает его жизнь с ног на голову.
О том, как жизнь меняется в одночасье, повествуют несколько из наших авторов. Так, Саманта Хант пишет об отце — пожарном, участвовавшем в спасательных работах в тот самый день, и о том, как это надломило его, как в результате распалась их семья. Вообще, по-моему, невозможно делать какие бы то ни было общие утверждения: скажем, то-то и то-то произошло в результате событий, о которых идет речь. Меня недавно спрашивали в другом интервью, как изменилась за это время моя жизнь; я не смогла приписать ни одно обстоятельство непосредственно событиям 11 сентября 2001 года. Да, жизнь изменилась – потому что прошло 10 лет.
Еще один из наших авторов – Урваши Буталиа, индийская писательница, издатель, историк. Она пишет о том, как после трагедии в Дели было объявлено о двухминутном молчании, все должны были остановиться, чтобы почтить память погибших. Она очень красноречиво говорит о том, что эти две минуты напомнили ей: ничего подобного не было ни после Бхопальской катастрофы — аварии на заводе в Индии, ни после наводнения в Бангладеш, хотя там тоже погибли люди. Она задается очень важным вопросом: почему индийцы помнят о десятилетней годовщине событий в Америке, при этом забывая про собственные трагедии? Она рассуждает и о мощи Америки, и о том, как относятся к ней правительства разных стран, очень здраво рассуждает, а потом говорит о собственном протесте против такого положения дел. Очень сильный материал, реалистичный. Когда читаешь, вспоминается один пакистанский автор, сказавший: «В Америке говорят про 9/11, в Британии – про 7/7; у нас же другая формула — 24/7»; иными словами, в жизни многих людей жестокость — явление повседневное. Другой автор этого номера «Гранты», марокканский писатель Тахар Бен Джеллун, упоминает, что от рук аль-Каиды погибло больше мусульман на Востоке, чем американцев в Центре мировой торговли. Сравнения тут, разумеется, неуместны; каждая смерть — трагедия, и она оказывает влияние на жизни тех, кто остался. И все-таки важно расслышать разные голоса, понять: эта трагедия — не единственная; сейчас, вспоминая и оплакивая тех, кто погиб в тот день, мы не забываем и про других погибших. Это была одна из наиболее удививших меня вещей — то, что люди хотели об этом говорить. Ведь сделать это непросто; никто не хочет, чтобы его поняли превратно — как будто он считает, что ничего важного не произошло и про годовщину можно забыть. То, что люди поднимали эту тему, было смелым шагом с их стороны.
"Начинало даже казаться, что следующему поколению американцев арабского происхождения будет легко, что они освободятся от груза, лежащего на них по той лишь причине, что они — арабы в Америке. В конце концов они, возможно, займут почетное место среди всех остальных «этнических групп», подобно грекам или итальянцам. Возможно ли, что этот радостный день близок? Но тут произошли события 11 сентября. Стоит ли рассказывать, что было дальше. Реальность в том, что арабы, включая американцев арабского происхождения, недостаточно знакомы другим, их истории недостаточно известны. «Арабы» никогда не считались американской этнической группой, как ислам не считался американской религией. Мы, арабы, живущие в Америке, давно привыкли к циклическому ходу событий, при котором наша судьба была тем или иным образом связана с текущим положением дел. Если в Америке — или в американском небе — что-то взрывалось, или если кто-то из арабов совершал что-то противозаконное, мы понимали, что, переживая свои тяжелые чувства в качестве американцев, мы одновременно должны ожидать ответной реакции против нас как арабов. Война в Персидском заливе 1991 года была одной из таких исторических вех. Обычно, как всегда бывает при циклическом ходе событий, США способны бывали двинуться дальше, и мы выходили из ситуации чуть более закаленными для следующего раза, когда произойдет что-нибудь подобное. Например, те из нас, кто пережил войну 1991 года в положении «врага, чужака», знали, что надо ждать, затаив дыхание, в те дни, когда предполагалось, что федеральное здание в Оклахома-сити в 1995-м подорвал араб. Мы понимали, что к нам так или иначе перестанут относиться с подозрением, что спокойствие можно вернуть, а жизни, унесенные бессмысленным нападением, – нет. Однако на этот раз нам, кажется, толком не удалось за прошедшие 10 лет преодолеть реакцию, вызванную 11 сентября. Тут были свои приливы и отливы, но с самых первых дней после нападения, когда в результате преступлений на почве ненависти были убиты несколько неповинных людей, и до сегодняшних, когда свирепствует исламофобия, мы, кажется, так и живем в эпохе, которой не видно конца".
Анна Асланян: Этот отрывок — из эссе Алии Малек «Об усах и мегаломаньяках», про которое рассказывала редактор «Гранты» Элла Олфри. Аналогии между событиями 11 сентября 2001 года и другими трагедиями — тема, часто упоминающаяся в номере «Десять лет спустя».
Элла Олфри: Да, это верно. Кроме уже перечисленных, Изабель Хилтон написала про Китай и тамошнюю ситуацию. Думаю, одной из наиболее важных наград для нас как создателей журнала стали общественные дискуссии, последовавшие за выходом этого номера. Мы надеялись собрать под одной обложкой стихи, рассказы, репортажи, которые вызовут к жизни умные разговоры, вдумчивые размышления о прошедшем десятилетии, о том, как мы живем вместе и как нам двигаться дальше. Именно это произошло и происходит. Одна из наших встреч с читателями была организована в Америке. Началась гроза, и автор, которого ожидали, Эллиотт Вудс, не смог приехать. Мой коллега, который организовывал мероприятие, рассказал, как люди приходили в тот книжный магазин и, когда поняли, что выступающего не будет, сели кружком и сами стали рассказывать. Прозвучали свидетельства о том, кто и как провел тот день, что было потом, как изменилась их жизнь. Были и другие похожие встречи. Подобная реакция возникала, как правило, в Америке. Это естественно — речь об их стране, события 11 сентября оказали на многих американцев влияние на личном уровне, если так можно сказать. Потому и выходило так, что встречи превращались в своего рода собрания жителей города, на каких обычно говорится о насущных вещах. Я ездила в Берлин, представлять номер; там отклик аудитории тоже был самый горячий. И здесь, в Европе, трагедия оказала на нас немалое влияние, в результате какие-то из наших стран вступили в войну. Именно этим объясняется подобное стремление людей обсуждать происшедшее. Мы приглашали на эти встречи и авторов других наших номеров, тех, кто высказывался на данную или близкие темы по другим поводам. В результате спектр голосов и мнений получился очень широкий. Для нас это было очень важно — создать подобный резонанс, выпустить этот номер, собрать в нем разные истории разных людей. Мне представляется, что нам удалось свести воедино то, что произошло за эти 10 лет.
"В Чили, несмотря на все недостатки и провалы политики страны, нашли способ ответить на ужас, который на нас обрушился (да, на нас, чилийцев), путь к миру, а не к войне, путь понимания, а не возмездия. Модель, последовать которой у Соединенных Штатов, борющихся с миражом своих имперский амбиций, не хватило мудрости. И все-таки спокойная неуязвимость этого народа, среди которого я сегодня живу, получила незаживающую рану, свидетельством которой – этот глубокий порез на месте Ground Zero. Мы, граждане, хотим мы того или нет, должны будем разделить ту ненадежность, ту неопределенность, которая представляет собой обычный удел большинства других обитателей планеты. Кризис подобного масштаба — одна из возможностей для возрождения, познания самих себя, что время от времени даются некоторым народам. Он может привести к обновлению или разрушению, может вызвать агрессию или примирение, отмщение или правосудие, милитаризацию общества или его гуманизацию. Один из способов справиться с неуверенностью, охватившей нас после 11 сентября 2001 года, для американцев состоит в том, чтобы признать: наши страдания не уникальны, не исключительны. Если мы готовы взглянуть на себя в огромное зеркало нашей общей человеческой природы, то сможем обнаружить, что мы связаны со множеством людей, мужчин и женщин, на первый взгляд находящихся столь далеко от нас, которые прошли через похожие ситуации, сопряженные с потерями и гневом".
Анна Асланян: Ариэль Дорфман, отрывок из воспоминаний которого только что прозвучал, называет себя «мостом между двумя Америками». Название его эссе, «Другое 9/11», отсылает к военному перевороту 1973 года в Чили. Дорфман – чилиец, некогда советник президента Альенде по культуре, вынужден был бежать с родины, в 2005-м году принял американское гражданство, поддавшись на уговоры семьи — но еще и для того, чтобы у него появилось право говорить «мы, американцы», анализируя последствия атак 2001 года.
Среди статей в британской прессе, приуроченных к десятилетию трагедии по ту сторону Атлантики, попадаются такие, где говорится: пора закрыть эту страницу прошлого за давностью лет, время горячих обсуждений прошло, это больше не актуально, история получила завершение. Приходилось ли Элле Олфри при работе над номером сталкиваться с подобной точкой зрения?
Элла Олфри: Нет — вовсе нет! Странно, что используют эти слова: «закрыть», «завершение». Этот последний термин слишком оптимистичен. То, что произошло, произошло, это не отменишь, как и те круги, которые разошлись впоследствии. В материалах нашего номера подчеркивалось совсем другое — они призывали к тому, чтобы размышлять и обмениваться мнениями. Об этом говорит и Ахмед Эррачиди, бывший узник Гуантанамо, который вспоминает о безнадежности, охватывавшей его в заключении. Предисловие к его тексту написал его адвокат, Клайв Стаффорд Смит. Там он задает важные вопросы, говорит о том, что нам всем необходимо серьезно задуматься о том, что, по нашему мнению, разрешено совершать во имя нас, как нам следует реагировать на творящиеся ужасы. Большинство авторов придерживались такого же курса: вместо того, чтобы искать повод закрыть страницу истории, они хотели понять — и выслушать. Выслушивать истории других людей — это, на мой взгляд, куда важнее, чем стремиться к завершению; ведь последнего не бывает.
Анна Асланян: Говорила Элла Олфри, заместитель главного редактора журнала «Гранта», которая вместе с коллегами подготовила его специальный выпуск «Десять лет спустя», вышедший в сентябре этого года.
