Иван Толстой: В эфире программа ''Алфавит инакомыслия''. У микрофона Андрей Гаврилов и Иван Толстой. Би-Би-Си.
Андрей Гаврилов: В ГУМе у фонтана стоит и рыдает маленький мальчик. К нему подходит милиционер и спрашивает:
- Ты что, потерялся?
- Потерялся, дяденька!
- Ну, ничего, сейчас мы по радио объявим и тебя родители тут же найдут.
- Только, дяденька, если можно, объявите по Би-Би-Си: мои родители другое радио не слушают.
Иван Толстой: Анекдот эпохи. Мы с вами, Андрей, в первый раз в этом цикле обращаемся не к личности, не к человеческой фигуре но к организации, к учреждению. Правомочно ли это? Может ли корпорация быть инакомыслящей?
Андрей Гаврилов: Я думаю, дело не в том, может ли корпорация быть инакомыслящей или нет, и, что скрывать от наших слушателей, у нас с вами были жаркие споры по поводу того, правомерно ли включение Би-Би-Си в нашу программу, потому что, в конце концов, Би-Би-Си, будь она корпорация, компания, организация, не может быть инакомыслящей. Но все дело в том, и в этом мы с вами согласны, что как рупор инакомыслия, как поддержка инакомыслия, как средство доведения до всего мира мыслей инакомыслящих, Би-Би-Си сыграла огромную роль, поэтому, я думаю, мы ее и включаем в наш цикл.
Иван Толстой: Ну, раз мы условились, в каком смысле мы будем соотносить Би-Би-Си с идеей нашего цикла, давайте перейдем к делу. Каков, Андрей, ваш личный опыт, когда вы впервые включили эту радиостанцию?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, так получилось, что Би-Би-Си была первой радиостанцией на русском языке, кроме советских, которую я услышал. Мне было лет тринадцать с половиной-четырнадцать и мне страшно повезло, потому что у родителей был очень хороший японский переносной приемник, который был настроен на диапазоны, по-моему, от одиннадцати метров. Напомню, что большинство советских приемников работали с девятнадцати-двадцати пяти метров, где радостно и глушились все ''вражеские голоса''. И я, ничего не зная о том, что есть Би-Би-Си, что есть что-то еще, просто крутил ручку, надеясь услышать музыку. Вдруг я услышал русский язык с легким акцентом и чисто машинально стал прислушиваться. Вот тут-то все и началось. Это была радиостанция Би-Би-Си, и я до сих пор, кстати, помню, что меня зацепило, - по-моему, это был новогодний выпуск или что-то, связанное с новостями культуры, потому что диктор рассказывал о Московском джазовом фестивале. Я не любил джаз и относился к нему абсолютно равнодушно, но в качестве иллюстрации была пущена какая-то пьеса в исполнении оркестра или квартета Георгия Гараняна. Я помню, что меня в мои молодые годы удивило: я уже понял, что это западная радиостанция, и по западной радиостанции пускают музыку советского джазмена, которого я не слышал на советском радио. Я помню это мое удивление очень хорошо. Вот тут я и понял, что это надо слушать дальше. Чисто случайно это было Би-Би-Си.
Иван Толстой: Да, у меня сходная история слушания зарубежных голосов. Я думаю, мне было лет десять-одиннадцать, это 1968 или 1969 год, папа на даче слушал Би-Би-Си. Он половину вечера слушал на английским языке, потом частично на французском и на немецком, просто для поддержания памяти об иностранных языках, а затем он переходил и на русский язык. Никаких комментариев он при этом не делал, слушал и слушал. Если мне или другим моим братьям и сестрам хотелось, мы оставались на веранде, если нет, то расходились. Английские и французские передачи меня совершенно не интересовали, а русская заинтересовала именно, я бы сказал, что не акцентом, а легкой, чуть-чуть иностранной, заграничной интонацией, интонационным рядом каким-то не советским. Надо сказать, что русские журналисты, попадая на Запад, перенимают эту западную манеру интонировать там, где не надо, там, где это по-русски противоестественно, интонация идет вверх или, в нарушение русских гармонических принятых правил, она идет вниз, и так далее. Речь шла о культуре, была какая-то культурно-литературная передача. Она меня абсолютно не заинтересовала, я с удовольствием, наверное, ее бы послушал сейчас, но тогда, в мои десять-одиннадцать лет она была абсолютно неинтересна.
А потом, через несколько дней, я услышал голос знаменитого, легендарного человека, того, ради которого очень часто Би-Би-Си вообще искали на радиошкале, - Анатолия Максимовича Гольдберга. Вот у него был и акцент, и натуральная заграничная интонация, и вот тут он опознавался как такой запрещенный человек. Я помню свою реакцию - я понял, что здесь чем-то пахнет запретным.
Вообще, ты все время в семье, вырастая при советской власти, чувствуешь, что твоя родня занимается чем-то, о чем не нужно рассказывать не только в области идеологической, но в любой - обсуждение каких-то чужих проблем, рабочих каких-то вопросов, денежных... О большей части тем, которые проносятся через твои уши дома в детстве, рассказывать за дверьми твоей квартиры нельзя. Ну и слушание иностранного радио я с легкостью отнес именно к этой группе проблем. Так что действительно Би-Би-Си, пожалуй, одна из двух-трех заграничных станций, которую советский человек слушал прямо с детства и больше всего, я имею в виду ''Би-Би-Си'', ''Голос Америки'' и ''Немецкую Волну''. О Би-Би-Си в народе больше всего сложено всевозможных присказок, каких-то поговорок, суждений. Би-Би-Си было у всех на слуху. Андрей, вероятно, вы на несколько лет меня старше, помните всякие шуточки-прибауточки, которые звучали в 60-х и 70-х годах, правда?
Андрей Гаврилов: Ну, вы знаете, даже не говоря про то, что все, по-моему, знали с рождения - ''Есть обычай на Руси ночью слушать Би-Би-Си'', - я не знаю, были ли анекдоты в таком количестве про какие-то другие радиостанции, но, кстати, смешные истории, связанные с Би-Би-Си, начались еще до анекдотов. Я не знаю, читали вы об этом или нет, но была знаменитая история в ноябре 1947 года, когда радиомонтер Светловского (это в Калининградской области) радиоузла по ошибке врубила на 15 минут на весь город Би-Би-Си. Населенный пункт в некоторым изумлении слушал передачу того, что позже стало называться ''вражеским радио''.
Иван Толстой: За эти четверть часа успели родиться такие интеллектуальные богатыри, которыми мы теперь восхищаемся в истории нашего отечества.
Но это было, вероятно, не все ваше детское впечатление от слушания радио, вы, по мере подрастания, наверное, все больше и больше уделяли внимание вражеским голосам, я в этом абсолютно уверен.
Андрей Гаврилов: Вы знаете, да, на Би-Би-Си, кстати, была замечательнейшая отмазка: когда мама приходила домой с работы и видела, что вместо того, чтобы делать уроки, я сижу, прижавшись ухом к динамику приемника. Прижавшись ухом, совсем не потому, что нужно было это скрыть от соседей, а потому, что это был единственный способ сквозь гушилки нормально расслышать. По крайней мере, мне это очень помогало. Так вот, поэтому я использовал английский язык как прикрытие.
Потом была замечательная история, которую я для себя называю ''Как Андрей Гаврилов и Би-Би-Си прорывали железный занавес'' и с удовольствием вам ее расскажу, потому что история, с моей точки зрения, с точки зрения взрослого человека, абсолютно сюрреалистическая. Когда мне было 14 лет, я услышал, что радиостанция Би-Би-Си объявила конкурс-викторину на знание Великобритании. Там было, по-моему, то ли 20, то ли 25 вопросов. Сейчас я из них не помню ни одного. Нет, вру, помню целых два. Там был вопрос: ''Сколько партий в Великобритании?'' и один удививший и поразивший меня вопрос: ''Сколько в Великобритании синагог?''. Надо сказать, что викторина была довольно легкой. Даже мне в 14 лет ничего не стоило пойти в библиотеку, взять справочник по Великобритании и посмотреть, сколько там было партий. К моему изумлению я узнал, что их не две, хотя я предполагал, что их не две, а три, потому что все знали про Коммунистическую партию Великобритании, а их там было сразу бог знает сколько, чуть ли не с десяток мелких партий, и вот это для меня было неожиданностью. Короче говоря, я пошел в библиотеку (интернета, слава богу, тогда не было), обложился выпусками журнала ''Англия'', из которого почерпнул очень много ответов и, по-моему, оставался только один или два вопроса, на которые я ответ найти не мог. И с этим делом я пришел к моей маме, которая меня гоняла от приемника, но не столько по идеологическим соображениям, сколько по соображениям успеваемости. Моя мама, к моему сегодняшнему изумлению, сказала: ''Ну и что, что ты не мог найти ответа, все равно посылай как есть''. Я написал своим ученическим почерком письмо на Би-Би-Си, ответил на все вопросы, написал честно, что на такие-то два вопроса я ответ найти не смог, положил в конверт и отправил это дело в Лондон. И вот Би-Би-Си объявило, что они подвели итоги конкурса, все будет объявлено, слушайте внимательно и мы сейчас будем говорить правильные ответы на вопросы, если в этих правильных ответах вы услышите цитату из вашего письма, значит, вы получите наш приз. И каждый день, по-моему, это было вечером в 9 или в 10 часов вечера, я включал приемник, уже официально, здесь мама мне не могла запретить, чтобы услышать цитату из своего письма и радостно знать, что я что-то получаю. Но ни одной цитаты не было и ни разу меня не называли.
Тут наступил месяц август, и мама меня отправила в пионерлагерь - санаторий, почему-то в Евпаторию. Я так понимаю, что мы поздно с ней хватились, и это было единственное место, куда меня можно было отправить. В славном городе Евпатории в пионерском лагере мы все жили в одной огромной, лучше всего это назвать палаткой, хотя она была деревянная, но, тем не менее, полностью открытая. Я был просто убит тем, что будут дальше цитировать письма, говорить про победителей, а я ничего не узнаю. Когда я вошел в нашу общую спальную на тридцать мальчиков (там была жесткая половая сегрегация в пионерском лагере), я увидел посредине этой палаты огромный советский приемник - радиола размером с хороший чемодан на колесиках, какие сейчас можно увидеть в аэропорту. Вы, наверное, знаете такие - там диапазоны переключались клавишами, а на шкале, почему-то, были написаны почти все столицы мира - Будапешт, Лондон, Вашингтон, Париж, хотя поймать их было очень трудно.
Но все дело в том, что отбой в нашей палатке наступал раньше, чем должна была быть та передача, в которой, как я надеялся, меня объявят. Делать было нечего, я пошел в вожатому и заявил, что, к сожалению, мне нужно будет после отбоя садиться к приемнику и слушать Би-Би-Си. Повторяю, мне было 14 лет. Вожатый, совершенно обалдев, стал выяснять, в чем дело, почему и что за странная просьба и мне пришлось ему рассказать, что я не могу пропустить сообщение о том, что я получаю приз на Би-Би-Си за викторину.
Все это кончилось тем, что после отбоя в 10 часов я подходил к приемнику, мне было велено включать его очень тихо, но, разумеется, я включал его достаточно громко и вся наша палата все 30 человек мальчиков, кончив рассказывать малоприятные, хотя и весьма невинные анекдоты (представляете себе, какие анекдоты рассказывают в 14 лет), замирали, и мы слушали 30 минут Би-Би-Си, весь наш радостный пионеротряд.
Кстати, меня так и не назвали, и я уже совсем было расстроился, как вдруг получил, уже вернувшись в Москву, письмо письмо из Би-Би-Си, где было написано: ''Уважаемый господин Гаврилов, рады сообщить вам, что вы правильно ответили на большинство вопросов и вы можете попросить у нас любую пластинку или любую книгу на английском языке''.
Вы представляете, Иван, вас приводят на кондитерскую фабрику и говорят, что вы можете взять любую конфету, но одну. Сразу хочется повеситься. Я тут же обежал всех своих знакомых, спрашивая, что же мне у англичан попросить. Мне безумно хотелось попросить ''Битлз'', но, с другой стороны, все их пластинки мне и так попадали в руки, детективы я еще толком не читал, хотя уже прочел Джеймса Бонда какого-то. В общем, я решил поступить, как взрослый. Я написал: ''Большое спасибо, и я прошу у вас большой многотомный Оксфордский словарь английского языка''. По-моему, в то время в том издании был порядка 126 томов.
Вот ответа на это письмо я жду до сих пор, хотя я не удивлюсь, если что-то, правда, наверное, сокращенное, они и послали. Как вы знаете, в то время мало что доходило из-за границы, особенно в том что касается посылок и печатной продукции, до советских потребителей.
Вот так мы прорывали железный занавес. Почему я знаю, что мы его пробивали и знаю это точно, потому что много лет спустя я натолкнулся на цитату из доклада Семичастного, который возглавлял тогда КГБ, который заявил: ''Наша идеологическая борьба страдает потому, что Би-Би-Си объявляет конкурс, и из 47 годов СССР туда идут письма''. То есть, разумеется, все письма отслеживались. Но, к счастью, никаких последствий ни мне, ни моей маме не было.
А что касается анекдотов, да, был анекдот, я слышал его касательно Би-Би-Си (хотя потом этот анекдот вернулся через несколько лет и там уже упоминались другие радиостанции).
Лежит пьяный в луже, что-то нечленораздельно бормочет, милиционер подходит, тыкает его носком сапога, и пьяный тут же говорит:
- Вы слушаете Русскую службу Би-Би-Си.
Милиционер, ошалев, вытаскивает рацию, звонит начальнику и говорит:
- Что делать?
Тот говорит:
- Как, что делать? Инструкцию знаешь? Выполняй!
- Слушаюсь! - говорит милиционер, ложится рядом с пьяным и говорит: У-у-у-у!
Кстати, нужно сказать, что, по-моему, Би-Би-Си удостоилось чести быть чуть ли не первой радиостанцией, которую начали глушить, или я ошибаюсь? Это же началось еще в 1949 году, очень недолго длился период любви советской власти и Би-Би-Си. Напомню, что было время, когда передачи на русском языке делали находившиеся в Лондоне корреспонденты ТАСС, а посол товарищ Майский их редактировал. Но это кончилось очень быстро, и в апреле 1949 года глушилки начали свое дело.
Иван Толстой: Несколько фактов из истории Британской радиовещательной корпорации. Всемирная служба Би-би-си (одно время она называлась Имперской службой) начала работать в 1932 году. Здание Буш-хаус в центре Лондона было предоставлено Би-Би-Си в 1940-м. Именно отсюда с призывом к сопротивлению обращался к своим компатриотам генерал де Голль, отсюда пела свою партизанскую песню русская эмигрантка Анна Марли. На волнах Би-Би-Си звучали все политические выступления Уинстона Черчилля, начиная с самого первого, знаменитого ''Все по местам!''
Мне рассказали одну забавную английскую историю. У Черчилля, по понятным причинам, не было времени ездить для выступлений в Буш-хаус. Так что собственной персоной он появился у микрофона в первый раз, а потом ему быстро нашли замену: подобрали английского диктора, чей голос был неотличимо похож на голос премьер-министра. И все бы ничего, но после войны каждый занялся своим делом. Диктор продолжил работать по специальности, и одним из героев, кого ему пришлось озвучивать, был Винни-Пух. И английский медвежонок заговорил голосом Черчилля.
Впрочем, это никого не удивит в России, где Шерлок Холмс разговаривает голосом Крокодила Гены.
Но мы отвлеклись. В 1946-м был набран штат русской службы, и 26 марта в 19:45 по московскому времени в эфир вышла первая передача, которую вела Соня (Бетти) Хорсфолл. За 60 с лишним лет в Русской службе поработали десятки талантливых журналистов и писателей: Светлейший князь Александр Ливен; Виктор Семенович Франк, старший сын философа, перешедший со временем в Мюнхен на открывшуюся станцию ''Освобождение''; англичанин Питер Юделл, произведший в пору своего директорства настоящую революцию и превративший засыхавший гербарий в живое радио; его наследник Барри Холланд, предшественник сегодняшнего Севы Новгородцева, он также популяризировал британскую и американскую музыку.
Назвать всех невозможно, но не обойтись без имен Наталии Рубинштейн, Александра Донде, чей голос звучит из приемника в известном перестроечном кинофильме ''Маленькая Вера'', не пройти мимо джазового знатока Джеральда Вуда (он же – Ефим Барбан) и Зиновия Зиника с его программой ''West End''. Зиник, к тому же, описал кулисы своей работы в небольшом и весьма сатирическом романе ''Русская служба''.
А популярные уроки английского языка Риты Беловой?.. Как говорится, всего не забудешь.
Об истории станции я беседую со своим коллегой, бывшим сотрудником Би-Би-Си Игорем Померанцевым.
Игорь Яковлевич, так в чем невыразимая прелесть этой станции, чем она была непохожа ни на что другое на свете?
Игорь Померанцев: Так, чтобы нашим слушателям, особенно молодым, стало ясно, о чем речь, я все-таки скажу два слова о нашем радио сначала. Его традиционно называют ''суррогатным''. Что значит ''суррогатным''? Это значит, что вот таким было бы русское радио, если бы Россия была абсолютно свободной, демократической страной.
А Би-Би-Си всегда ставило совершенно другие задачи Би-Би-Си всегда занималось пропагандой британского образа жизни. И не стоит бояться этого латинского слова ''пропаганда''. ''Пропаганда'' всего лишь означает распространение. Что такое британский образ жизни? Это британские ценности. Прежде всего, незыблемость частной собственности, демократия и ее институты, толерантность и, наконец, то, о чем вы спросили, вот это невыразимое обаяние британского образа жизни. Вы знаете, с Западом, с самой концепцией понятия Запада принято связывать демократические свободы и западную цивилизацию. Между тем, строго говоря, это, прежде всего, англосаксонские ценности, и вот этим распространением англо-саксонских ценностей и занималась всегда Англия. Это всегда делалось стильно, элегантно. Вы знаете, есть всякого рода идиомы, словосочетания — ''надежно, как в английском банке'' или ''английский классический стиль'', вот это и есть смысл обаяния. Би-Би-Си и Англия - это есть первоисточники цивилизации, которую принято назвать западной, то есть демократией.
Иван Толстой: Но Русская служба Би-Би-Си - это все-таки не англичане, ведь туда набирались русские эмигранты. Каким же образом, благодаря чему, как же этот знаменатель английскости действовал на этот числитель, как вдруг оказывалось, что, включая Русскую службу Би-Би-Си вы слышали как бы русских и, безусловно, каких-то русских людей, а, вместе с тем, вы не могли спутать - это было из Англии?
Игорь Померанцев: Вы знаете, это когда русского человека спрашивают: ''Как дела?'', он обычно отвечает: ''Хреново'' и вешает вам на уши все свои напасти, невзгоды. У англичан на вопрос: ''Как твои дела?'' все-таки принято отвечать: ''Замечательно, все в порядке''. И я думаю, что психологически вот эта перестройка была очень важна для русских эмигрантов, работавших на Би-Би-Си, тут дело не только в Би-Би-Си, дело в самой Англии. ''How are you?''. ''Да все хорошо'', - поскольку это не принято, это неприлично. Это вопреки всем светским правилам - рассказывать как тебе плохо и почему тебе плохо. И это уже было в голосе, в интонации, не в словах. Когда русский эмигрант или русский человек подходил к микрофону Би-Би-Си, он был все таки уже англичанин, он должен был нести какой-то заряд душевного здоровья или, даже, душевной бодрости.
Иван Толстой: Куда поместили бы вы Би-Би-Си в этом не очень обширном, но совершенно явно существовавшем спектре мнений, спектре радиомнений - ''Голос Америки'', ''Радио Канада'', ''Голос Швеции'', ''Свобода'' и Би-Би-Си, какую роль сыграло Би-Би-Си для всех нас?
Игорь Померанцев: Вы знаете, это несколько ролей сразу. Во-первых, для Би-Би-Си, я думаю, очень важно было продлить существование английского языка и английского менталитета, английской психологии, я думаю, что это было жизненно важно в состоянии постимперского вакуума, когда нация (я имею в виду - нация в политическом смысле, английская нация) искала себя. Поэтому для Англии Би-Би-Си было чрезвычайно важно, потому что все, что осталось от империи, был голос, эфир. А ведь Британская Империя, в общем-то и воплотилась в языке, в английском языке, и она не проиграла благодаря языку и этому голосу.
Я сейчас не помню, кто из иранских аятолл сказал, что ''Англия без Би-Би-Си - это все равно, что лев без клыков''. Вот так воспринимался английский голос.
Но вы, по-видимому, все-таки спрашиваете не вообще о Би-Би-Си, а о Русской службе. Для меня вот какое было откровение, оно пришло через жанр, через понимание жанра. Я впервые на Би-Би-Си понял, что такой Feature documentary - тематическая передача. Это полифония, это многоголосье, и вот этот жанр и был воплощением демократии и демократических ценностей, и за это я благодарен Би-Би-Си, я через жанр, через службу в самом прямом смысле, эфирную службу понял, что такое демократия, - это полифония.
(Звучат заставки, джинглы Би-би-Си)
Иван Толстой: Восемнадцать в общей сложности лет проработал на Би-Би-Си Фрэнк Уильямс. В Русской службе он занимал пост заместителя директора. С ним беседует мой коллега Владимир Тольц. Отрывок из его программы ''Родина слышит'' 2004 года.
Владимир Тольц: Скажите, Фрэнк, когда вы работали на Би-Би-Си, вам была известна какая-то специальная стратегия вещания, направленная на СССР и страны Восточной Европы? Какие цели вы ставили перед собой, ведя эти передачи, на какие группы населения вы нацеливали свой сигнал и каких результатов добивались?
Фрэнк Уильямс: Формально перед нами стояла задача вещать в интересах Великобритании. Те, кто нас финансировали - Forin Office, Министерство иностранных дел британское, - никогда не давали определения, они считали, что люди, работающие на Би-Би-Си, достаточно мудры для того, чтобы самим определять, что такое национальные интересы Великобритании. Было нам дано понять, что, в принципе, Forin Office хотел влиять на советское Политбюро, они хотели, чтобы те, кто правил Советским Союзом — Политбюро, Центральный комитет, аппарат ЦК, те, кто стояли наверху советского общества, — поняли, что в интересах Великобритании, что думает Лондон по тому или иному вопросу.
Мы считали, что это абсолютно глупо, потому что вещать на Политбюро в надежде на то, что они будут как-то изменять свою политику, абсолютно бесполезно. Понять, что думает Лондон, они могли из газет, они все равно получают записи наших передач, они не наши слушатели. А мы хотели работать для слушателей.
Любой человек, когда он сидит у микрофона, имеет в виду перед глазами кого-то. Коллеги мои были главным образом выходцы из Советского Союза, это была Третья волна эмиграции, это были люди из Питера и из Москвы, главным образом, это были очень хорошо образованные люди, это были интеллигентные люди, и мы вещали на тех, кого мы знали. Это, в принципе, интеллигенция.
И я, как руководитель той части службы, которая занималась и культурой, и религией, и наукой, и всеми передачами, не относящимися к политике, конечно, мы дали нашим слушателям ту диету, которую мы сами бы хотели получать, если бы мы сидели в Советском Союзе.
Какие результаты мы получали? Достаточно благородные и благодарные ответы от определённого контингента, мы знали, что вот эти люди, на кого мы вещали, реагируют и реагируют положительно. Как другие реагировали, мы не имели ни малейшего представления. Конечно, Сева Новгородцев, который делал каждую неделю программу о поп-музыке, ставил перед собой свои собственные цели, он работал на ПТУшников и он сознательно ставил перед собой эту цель - пользоваться популярностью именно у ПТУшников.
Мы смотрели на него немножко свысока: пусть Сева вещает на них, но это не наша публика, мы их не понимали и понимать не очень-то хотели. И иногда были скандалы вокруг передач Севы, потому что он пользовался популярностью и на него были нападки в Советской печати. Иногда эти нападки имели отклик у нашего начальства, и было время, когда хотели вообще запретить передачи Севы Новгородцева, при всей популярности в Советском Союзе.
Иван Толстой: В лондонской студии мы разговариваем с ведущим музыкальных и информационных программ Севой Новгородцевым.
Сева Новгородцев: У меня старая шутка была про Би-Би-Си, что ''чистый ручеек правды и фактов, перелетая через границу, превращается в мутный поток лжи''. Другими словами, то, что англичане хотят передать России, и то, что Россия готова была услышать, это были совершенно разные вещи. Отчасти это происходит из-за того, что старая КГБешная система подмены понятий привела к тому, что одно и то же слово в разных странах обозначает разные вещи. И вообще подход к фактам разный. К сожалению, эта традиция продолжается, потому что я объясняю знакомым англичанам, что человек, закончивший Школу Дзержинского прошел не только курс теории и практики допроса, но еще и полный курс теории дезинформации, потому что разводить наши ребята умеют совершенно профессионально, потому что их этому учили. Здесь доходят до дезинформации интуитивно, после нескольких лет работы в политике или как-то любительским образом. Но у дезинформации есть и своя оборотная сторона, потому что люди, распространяющие неправду, полуправду или подмену правды неправдой, начинают постепенно в это дело верить и нынешняя наша камарилья увязает в потоках собственной правды.
Я вспоминаю здесь случай, когда в 1987 году ко мне пришел первый перебежчик из КГБ, он очень боялся и говорил, что встретится со мной только в пять утра. По-моему, мы в этой же студии с ним записывали интервью. И он мне тогда рассказал, что вся перестройка придумана в недрах КГБ и объяснил почему. Потому что органы - единственная была организация, которая знала реальное положение дел в Советском Союзе, у них были в руках факты, все остальное это были тучи, туман. И ничего не меняется в принципиальном плане. Вот эта дезинформационная мифология сегодня стоит во главе угла российского управления, что, с моей точки зрения, исключительно опасно, потому что это сказка про голого короля, которая кончается известно как.
Иван Толстой: Тем не менее, именно в этом здании, насколько я понимаю, именно в Буш-хаус служил тот человек, который и придумал Большого Брата и свой знаменитый роман из одних цифр состоящий, и как бы распространил идею слежки за человеком, идею погибающего от Всемирного Ока честного и частного человека, распространил на всю жизнь, и в ней уже стали видеть отражение коммунистического тоталитаризма. Были ли основания у Джорджа Оруэлла именно здесь, именно в этом здании ощущать себя так, как ощущает герой этого романа?
Сева Новгородцев: Я вам отвечу на материале, которым я занимался здесь 26 лет, на материале рок-н-ролла и популярной культуры.
В 1967 году в нейтральных водах к югу от Англии, на корабле, бывшем плавучем маяке, предприимчивые люди сделали пиратскую радиостанцию ''Кэролайн''. ''Кэролайн'' стояла на приколе как раз за чертой территориальных вод, поэтому на них юрисдикция английская не распространялась. Они стали вещать всю эту популярную музыку, станция стала чрезвычайно популярной, у нее было больше 20 миллионов слушателей.
Вопрос - почему? Почему в свободной стране в начале 60-х годов корпорация, вроде Би-Би-Си, не может обслужить свое население? Выяснилось, что Би-Би-Си вела себя тогда, как однопартийная система. Всякая система, имеющая монополию на все что угодно, в том числе и на вещание, а Би-Би-Си была государственной национальной корпорацией, приводит тому, что взрослые диктуют правила поведения нижестоящим по возрасту и положению людям. То есть, в принципе, это была социалистическая советская система, хотя она родилась в недрах совершенно парламентской демократии. Всякое отсутствие демократии приводит к монокультуре, как сейчас говорят в сельском хозяйстве.
И чем все это кончилось? Когда ''Кэролайн'' смела всю страну по популярности, на Би-Би-Си пришли к настоящему английскому компромиссу. С одной стороны, они нажали на полицию, устроили какие-то провокации, закрыли ''Кэролайн'', а, с другой стороны, всех популярных диск-жокеев взяли к себе на работу и организовали Би-Би-Си-1, которая живет и здравствует до сегодняшнего времени.
Так что ''1984'' родился в 1948 году, когда против начальства Би-Би-Си ходить было бесполезно, это была абсолютно однопартийная система.
Иван Толстой: Сева, какие легенды о Би-Би-Си и, если конкретно, о Русской службе, следует знать культурному человеку?
Сева Новгородцев: Во-первых, о том, что в столовой Би-Би-Си, где Джордж Оруэлл и зародил свою концепцию, свет не гас с 1932 года, когда Би-Би-Си начала вещать. Это такая круглосуточная штука, которая никогда не останавливается, потому что здесь в лучшие дни работало около 5 тысяч человек. Разные службы на разные регионы мира выходят в эфир в разное время, поэтому когда-то, когда я пришел сюда работать, можно было в столовую прийти в три часа ночи и совершенно спокойно поесть.
Кроме того, не было никакого терроризма - ни ирландского, ни арабского, двери были на Би-Би-Си открыты, любой человек мог прийти совершенно спокойно в гости, и можно было назначать свидания в столовой Би-Би-Си в полвторого ночи или в шесть утра. Это было сладкое время, которое уже никогда не возвратится.
Иван Толстой: Правда ли, что Би-Би-Си передавало во время войны или, может быть, в годы Холодной войны какие-то шифрованные сообщения, которые предназначены были особым агентам?
Сева Новгородцев: Сообщения были, но не агентам, а партизанам, с партизанами была связь. У нас здесь есть в подвале студия, которая в 20-е годы была плавательным бассейном, но в связи с войной ее переоборудовали в подземную студию S-6, и оттуда вещал де Голль. Я еще в 70-е видел микрофон, в который де Голль говорил, такой черный кирпич здоровый, который по звуку был ничуть не хуже современных. Поэтому история французского Сопротивления (я знаю это, в частности, на нашем конкретном материале) совершенно неразрывно связана с этим зданием и с тем, что де Голль отсюда вещал.
Кроме того, было Оперативное управление операциями, там какие-то наверняка были зашифрованные слова, потому что нужно было организовывать людей, интернета не было, по мобильному телефону не позвонишь, так что передачи Всемирной службы какие-то кодированные сообщения время от времени наверняка имели.
Иван Толстой: Какие существуют уставные или внеуставные традиции, понятия, представления, моральные требования для человека, который садится к микрофону Би-Би-Си, может быть, идущие из 30-х годов, а, может, быть родившиеся уже на вашей памяти?
Сева Новгородцев: Би-Би-Си основывал такой лорд Рис (John Reith), ну лордом он потом стал, и он прописал весь моральный кодекс работников Би-Би-Си о сбалансированности информации, о том, что нельзя брать ничью сторону, что нельзя никогда никого рекламировать, и так далее.
Ярким выразителем этих принципов для людей конца 50-х — 70-х годов был Анатолий Максимович Гольдберг, который, хоть и вещал на русском языке, но в России, насколько я понимаю, даже никогда и не появлялся. Он был типичный европейский либерал такого розового разлива, социалист, он знал немецкий, потому что имел образование, по-английски он выходил в эфир, русский у него был, видимо, семейный, он еще говорил на языке мандарин и, по-моему, на болгарском. В общем, он был востребован во всех редакциях, он был одним из ранних глав Русской службы. Он всегда взвешенно, с двух сторон освещал, так что здесь отдельные горячие головы называли его ''дистилированной водой''. Вот эта ''дистиллированная вода'', с точки зрения разных мнений, видимо, есть главный составляющий принцип морального кодекса Би-Би-Си.
Иван Толстой: Это правда, что некогда у микрофона Би-Би-Си сидели дикторы в галстуке, в пиджаке, в рубашке?
Сева Новгородцев: Анатолий Максимович Гольдберг до последних своих дней приходил в эфир в бабочке, причем не какой нибудь магазинной, заглаженной и склеенной, а завязанной, и он ее развязывал с тем, чтобы облегчить себе дыхание.
Иван Толстой: Тему Гольдберга я продолжаю с моим коллегой, бывшим би-би-сишником Игорем Померанцевым.
Вам удалось пересечься с легендой Би-Би-Си Анатолием Максимовичем Гольдбергом?
Игорь Померанцев: Да, конечно, мы вместе работали несколько раз, мы были в студии, и я даже помню, были забавные эпизоды, я был совсем новичок, и мы сидели вместе в студии... При нем, кстати, всегда был хронометр, я реагировал поначалу нервно на этот хронометр, потому что я его всегда слышал в наушниках. В эфир он не выходил, но он всегда поглядывал на свой хронометр. И я помню, это буквально мои первые месяцы работы, он что-то комментировал и перепутал Западную Германию и Восточную, ФРГ и ГДР. Я, выходя, сказал: ''Анатолий Максимович, вы перепутали''. Он сказал: ''Боже! Конечно, я переговорю''.
Иван Толстой: Сейчас, через несколько десятилетий, очень здорово забылось, каков был комментарий Анатолия Максимовича Гольдберга, что, собственно говоря, он давал в эфир, какова была его позиция?
Игорь Померанцев: Он, кстати, был обозревателем (он предпочитал слово ''обозреватель''') и английского Би-Би-Си, хотя выходил не в прайм тайм - он днем звучал по-английски. Надо сказать, что это был человек леволиберальных взглядов, он был сторонником лейбористов, никаких сомнений в этом нет. К нему критически относились и высказывали свои критические замечания Александр Солженицин, Владимир Буковский, они считали его ''розоватым'' и, поскольку он каждый вечер выходил в эфир, он все-таки был соперником, соперником властителей дум, а и Солженицин и Буковский относились к властителям дум.
Так вот, мне кажется, что их критика по отношению к Анатолию Максимовичу была несколько зряшной, поскольку это критика его взглядов, а весь смысл его ночного эфирного существования заключался в том, что у него было мнение. И вот это было поразительно для советской аудитории, что человек рассуждает от первого лица. Можно было не соглашаться с его аргументами и, вообще, с его видением, - да, действительно, лейбористским, да, действительно, либеральным видением мира, но, тем не менее, самый большой педагогический урок был в том, что человек имеет право рассуждать, имеет право говорить вслух, он говорит сложно, он говорит сложноподчиненными и сложносочиненными предложениями, и вот это и был урок английского.
Иван Толстой: Еще одну человеческую сторону Анатолия Максимовича описывает ветеран Би-Би-Си (но также и наш, свободовский ветеран) Леонид Владимиров.
Леонид Владимиров: Он был такой человек: он стоял в очереди за муниципальным жильем в Лондоне и получил его через 15 лет ожидания. Получил квартиру в обычном многоквартирном муниципальном доме, где живут обычно люди иной краски, большинство их. Жил со своей старушкой абсолютно неприхотливо. Одного его слова было достаточно, чтобы ему дали квартиру или дом, потому что он 34 года выступал по Би-Би-Си на четырех языках -английский, французский, немецкий. А как-то я захожу к нему, смотрю - что это он читает? А он читал ''Женьминь Жибао''. Он некоторое время жил в Китае и, конечно, выучился мандарину. Что вы хотите! Он был звездой и ему бы дали все, что угодно. Нет.
Во-первых, он был очень скромный, как положено социалисту, во-вторых, вся служба знала, что у Гольдберга всегда можно стрельнуть деньгу. Шантрапа, девчонки, мальчишки, особенно которые недавно приехали — десятку, двадцатку. Он, ни слова не говоря, открывал кошелек и никогда не спрашивал. Они обычно, конечно, отдавали, но, в общем, далеко не сразу.
Когда он умер, вскрыли его стол - в ящике стола лежало около 200 фунтов мелкими. Это был его обменный фонд. Он давал и бросал деньги обратно, когда ему отдавали, не считая.
Ну, теперь социалист, и всё. Какой был самый счастливый момент в его жизни? Самый счастливый момент был, когда Ее Величество Королева вручала ему Медаль Британской Империи - MBE. Вдруг в одно из награждений он попал. Когда он вернулся, кто-то его спросил: ''Ну, Анатолий Максимович, как было?''. Человек засветился совершенно и, взяв его за пуговицу, начал долго и вдохновенно рассказывать. Так потом наши жестокие люди делали это каждый день по нескольку раз. ''Анатолий Максимович, ну расскажите, как вам вручали?''. И он с самого начала опять начинал рассказывать.
Иван Толстой: Народность Гольдберга удостоверена и в песне Александра Галича. Домашняя, кухонная запись.
Александр Галич:
Прикрывши дверь, сижу в ночи
С одной мольбой неистовой
- Поговори, поклевещи -
Родной ты мой, транзисторный!
Я как по карте школьник,
Ищу в эфире путь:
- Товарищ-мистер Гольдберг,
Скажи хоть что-нибудь!..
Поклевещи! Поговори!
Молю, ладони потные.
Но от зари и до зари
Одни глушилки подлые!
Молчит товарищ Гольдберг,
Не слышно Би-Би-Си,
И только песня Сольвейг
Гремит по всей Руси!
Я отпер дверь, открыл окно,
Я проклял небо с сушею -
И до рассвета, все равно,
Сижу - глушилки слушаю!
Иван Толстой: Пора уже, наконец-то, послушать самого Анатолия Максимовича. Тем более, что в нашем распоряжении запись 1976 года, где он сам рассказывает историю Русской службы Би-Би-Си.
Анатолий Гольдберг: Тридцать лет. Из тех, кто работал с нами тогда, некоторых уже нет. Скончался Ангус Моррисон, который 26 марта 1946 года открыл нашу первую регулярную передачу. Шотландец по происхождению, филолог по профессии, он знал несметное количество языков, переводил Пушкина на английский, был в равной степени влюблен и в стихи, и в грамматику. Помню, как в разгар какого-то особенно противного международного кризиса он мне сказал: ''Меня страшно волнует звательный падеж существительных женского рода по-польски: Зосю, - проговорил он, наслаждаясь каждым слогом, - Зосю, - разве это не прелесть''?
Не стало Николая Губского, петербуржца, писателя, который, поселившись в Англии, стал писать по-английски. В тот день он вместе с Бетти Хорсфолл прочел наш первый выпуск ''Последних известий''.
Скончался присоединившийся к нам два месяца спустя Тедди Виган. Некоторые слушатели, вероятно, помнят его как нашего спортивного корреспондента. У него был голос Качалова. Да, Качалова из МХАТа. Но перед каждым репортажем он волновался так, как будто выступал в первый раз.
В течение первых семи лет кривая международной напряженности и напряженности в англо-советских отношениях сначала постепенно, затем круто шла вверх и, в результате, наши передачи заглушались. После смерти Сталина положение изменилось, наступил период период метеорологических метафор. В заявлениях государственных деятелей все чаще встречалось слово ''оттепель'', говорили, что можно и нужно ''пробить лед холодной войны'', что ''лед уже начинает таять''.
Кривая напряженности шла то вверх, то вниз, заглушение прекращалось, возобновлялось, прекратилось снова. Время от времени о нас появлялись статьи в советской печати. Не буду пересказывать их все, упомяну только об одной. Автор в остроумной форме описывал воображаемое заседание руководителей Русского отдела Би-Би-Си, как мы, якобы, точно высчитываем, сколько процентов объективных сообщений и сколько процентов антисоветского материала включить в данный день в наши передачи, и как кто-то из нас, когда другие увлекаются, неустанно повторяет: ''Мягче, мягче, джентльмены''.
Статью писал талантливый советский журналист, только на самом деле у нас работа планируется не так, слава богу, иначе это было бы пыткой. Мы не высчитываем, сколько ложек меду добавить к бочке дегтя. А что, если в тот или иной день в сообщениях из главных политических центров мира будет только мед? Где тогда взять деготь? Мы не дозируем материал, как в аптеке или в лаборатории. Когда происходит то, что мы считаем положительным событием, мы говорим, не стесняясь, что мы это приветствуем. А когда мы имеем дело с отрицательным, на наш взгляд, явлением, мы его осуждаем. Принцип простой, хотя на практике делать это не так просто.
Не так просто потому, что кто такие ''мы'', что значит ''на наш взгляд''?
В начале каждой передачи диктор объявляет: ''Говорит Лондон''. То есть, Англия. А в Англии нет единства взглядов. Правительство и оппозиция большей частью смотрят на вещи не одинаково, английское общественное мнение многогранно. Это ощущается особенно сильно теперь: одни - за разрядку напряженности между Востоком и Западом, другие - против. Британское правительство только что подтвердило свое твердое намерение далее проводить политику разрядки. Другие считают разрядку аморальной, чуть ли не губительной для Англии и всего Запада. Ясно, что все это должно находить отражение в передачах, которые открываются словами ''Говорит Лондон''. Он говорит на русском языке по несколько часов в день уже тридцать лет. За эти годы бывали тяжелые, даже кошмарные, но бывали и отрадные моменты.
''Говорит Лондон'', продолжаем передачу.
Иван Толстой: И еще один важный для нашей темы фрагмент разговора с бывшим заместителем директора Русской службы Би-Би-Си Фрэнком Уильямсом из программы Владимира Тольца ''Родина слышит'' 2004 года.
Владимир Тольц: Существовали ли какие-либо отличия в вещании на советский блок и СССР и на весь остальной мир? Как отличалось британское радиовещание на английском языке от тех передач, которые шли из Лондона на коммунистический лагерь?
Фрэнк Уильямс: Такого письменного или даже устного объяснения не было, но мы жили немножко в стороне от других служб и психологически, и географически, и мы ставили перед собой немножко другие задачи. Но это было не мотивировано каким-то руководствам со стороны начальства: если мы работали по-другому, то это был наш собственный выбор. Очень много в Би-Би-Си зависело от людей, от личностей тех, кто там работал, от личности руководителя службы. При мне мы ушли от службы, которая работала как система переводов английских текстов, и стали сами готовить тексты на русском языке.
До меня было принято такое мнение, что бывших советских нельзя допускать до микрофона, они должны переводить материалы, написанные англичанами, чтобы передачи были правильные по тону, по содержанию, и так далее. При мне мы перешли к тому, что 99 процентов текстов, которые выходили в эфир, были написаны выходцами из Советского Союза. Мы дошли до абсурда в один прекрасный момент, когда московский театральный обозреватель переводил заметки британского театрального критика. Зачем? Или литературовед советский должен был переводить материал о Шекспире или о другом писателе, когда он сам был способен это делать. Значит, при мне в 70-е годы мы перешли от системы недопущения людей из Советского Союза до микрофона к тому, что мы стали вещать голосами и словами тех, кто оттуда уехали. Это отличало нас от других служб, потому что в других службах они продолжали переводить материалы, которые были допущены сверху, написанные по-английски.
Я помню, когда мы организовали передачу на русском языке под названием ''Севаоборот'', это была передача Севы Новгородцева, мы хотели создавать атмосферу московской интеллигентской кухни в полночь по субботам, и такой создавать минитреп. И был феноменальный скандал на Би-Би-Си, когда услышали, что Уильямс готов пускать русских к микрофону без текста и без предварительной записи.
Но все-таки Британская Империя закончила свою жизнь до этого и Британия не рухнула под влиянием высказывания русских или советских эмигрантов у микрофона.
Иван Толстой: И под конец, Андрей, Вы обещали еще один анекдот на нашу тему.
Андрей Гаврилов: Идет заседание Политбюро, и Брежнев говорит:
У нас происходит странная вещь: только мы что-нибудь решим - и тут же по Би-Би-Си об этом сообщают. Так вот, сегодня никто не выйдет из комнаты, пока мы не выясним, кто же снабжает Би-Би-Си сведениями о наших делах.
Проходит минут пять Косыгин поднимает руку.
- Леша, тебе чего?
- Мне в туалет.
- Нет, сиди.
Проходит еще минут пять. Косыгин снова поднимает руку.
- Тебе чего?
- Мне в туалет.
- Нет сиди.
Проходит минут пять, все смотрят на Косыгина, а он руку не поднимает:
- Да ладно, поздно уже.
Стук в дверь. Брежнев встает, открывает дверь. Стоит уборщица со шваброй и ведром.
- Тетя Паша, тебе чего?
- Да по Би-Би-Си передали, что Косыгин обделался.
