Ирина Лагунина: Президентские кампании всегда привлекают внимание прессы, вызывают приезд многочисленных корреспондентов, которые обычно отслеживают ситуацию вплоть до голосования и подведения итогов. Мне кажется, однако, что самое интересное начинается после выборов. Наш специальный корреспондент в Абхазии Вадим Дубнов дает свой взгляд на тенденции развития непризнанной территории.
Вадим Дубнов: Настоятель Новоафонского монастыря Дорофей Дбар не объявлял автокефалии абхазской церкви, ее два года назад объявил иерей Виссарион. Как рассказывают в Абхазии, на бунт предстоятель Абхазской церкви решился в то время, когда после смерти патриарха Алексия, благоволившего Иллариону, патриарх Кирилл закрыл перед ним двери в патриархию. Когда Москва смягчилась, потерял интерес к самостийности и абхазский владыка; но идея уже стала материальной силой. Отец Дорофей, приехавший из греческого Афона в абхазский Новый Афон, не понял, зачем РПЦ прислала в Новоафонский монастырь своих клириков и даже наделила абхазскими фамилиями.
Дорофей Дбар: Эти люди не приехали возрождать Новоафонский монастырь, делать из него какой-то крупный монашеский центр, либо миссионерский. За ними стояли определенные люди около Московской патриархии, у которых были совершенно другие интересы. И для того, чтобы этот проект реализовать, им нужно было убрать отсюда абхазцев, этнических абхазцев, которые являются священниками, которые бы создавали какие-то препятствия, если бы они видели, что все это идет в ненужном направлении. Так и получилось, как вы поняли. Среди этих людей прибывших присутствовал один дьякон, который в присутствии всей братии сказал: чего ему удивляться – это же олимпийский объект. Я думаю, что это не просто слова, на самом деле человек проговорил видение некоторых людей, которые могут быть даже обличены в священный сан, которые, понимая, что в 2014 году состоится олимпиада рядом с Сочи, понимая, что большинство участников и гостей олимпиады будут ездить в том числе в Новоафонский.
Вадим Дубнов: За публичное напоминание о том, что автокефалия два года как объявлена, Дбар был отстранен от должности настоятеля. Что с правовой точки зрения выглядело несколько странным, но очень символичным.
Формально Абхазская церковь считается канонической территорией Грузинской православной церкви. Однако в практике межцерковного права есть положение о том, что в случае невозможности окормления одна церковь может временно передать территорию в состав другой. Что, судя по всему, и обсуждалось на июльских переговорах патриарха РПЦ Кирилла с патриархом Грузинской церкви Илией II в Киеве. И, видимо, для того Кирилл столь неожиданно подтвердил факт принадлежности Абхазской церкви Грузинской - чтобы никто не усомнился в праве последней передать Абхазскую епархию в аренду РПЦ.
Однако ответного заявления со стороны Илии не последовало. И то ли по инерции, то ли уже явочным порядком РПЦ стала вести себя в Абхазии как на канонической территории. Цена вопроса того стоила.
Дорофей Дбар: В Афоне есть турбаза, три больших здания, еще ряд зданий разного назначения. Это огромная турбаза, которая была передана Абхазской церкви. Я знаю, что речь шла о передаче той же Абхазской православной церкви особняка в Москве под офис этого проекта. То есть там стояли за этим определенные фонды. Спрашивается, для чего это делается? Особенность Нового Афона, в данном случае монастыря заключается в том, что он сочетает две вещи в себе, которые привлекают очень много паломников, то, чего нет на Старом Афоне. Старый Афон – это крупнейший монашеский центр, несравнимый с нашим, но тем не менее, эти паломники, мужчины, которые приезжают исключительно на три дня, на три дня дается виза, монастырь принимает максимум 20 человек. При этом запрещается купание в море, какой-либо вид отдыха, то, что мы называем туристический, чего нет здесь. Все паломники, которые приезжают в Новый Афон, помимо того, что вы будете на богослужении, вы сможете совершенно беспрепятственно, без всяких проблем сходить на море искупаться. Люди, которые создают этот проект, они на что рассчитывают? Если сегодня паломники приезжают, они у нас живут в храме, то есть совершенно бесплатно принимаются монастырем. Люди, которые создают эти проекты, хотят выстроить большие комфортабельные гостиницы для услуг именно для этих паломников и, соответственно, с этого иметь какие-то определенные доходы.
Вадим Дубнов: В том же "олимпийском" жанре развиваются и другие интриги российско-абхазской дружбы, и на роль воплощения какой-нибудь очередной их грани может претендовать любая из них. Село Аибга в три десятка стариковских дворов разделено границей еще с советских времен. Сегодня в нескольких километрах от него - олимпийская стройка, до Красной поляны подать рукой. Не надо быть маркетологом, чтобы догадаться, во сколько нулей скоро будет здесь оцениваться любой кусок земли. Как Аибгу, так и прилегающие 160 гектаров, Россия требует отдать и будто бы совершенно искренне поражается черной неблагодарности абхазов. С другой стороны, попасть в Аибгу можно только с российского берега пограничной реки Псоу. Но это еще и пограничная зона, поэтому через несколько километров скверной дороги возникает блокпост, рекомендующий обратиться в ФСБ по адресу Сочи, Театральная, 5 - потому что без пропуска, при всем уважении к прессе, никак. С другой стороны, старики из Аибги хотят считаться россиянами – и просто из-за пенсии, и из-за того, что сама Абхазия явно не готова сделать хоть что-нибудь, чтобы в Аибгу можно было проехать на чем-нибудь, отличном от титана-лесовоза.
Таких историй немало, и раздражение становится взаимным. На российско-абхазских форумах в сети накал страстей сопоставим с тем, который все уже привыкли наблюдать в сетевых полемиках россиян и грузин. Схема универсальна, и так соблазнительно решить, что дело и вправду в столкновении привычных позиций - про "неблагодарного нахлебника" и "жандарма Кавказа".
И понятен незатейливый драматургический гений, водивший рукой тех, кто назначал внеочередные президентские выборы на 26 августа – трехлетнюю годовщину российского признания. Праздник прошел, кстати, как-то совсем незаметно. Эйфории больше нет. Но дело не только в этом, полагает абхазский политолог Олег Домения: "За той эйфорией никто как-то не заметил, что признание стало не счастливым финалом, а вызовом". И вопросом о том, что Абхазия, считавшая признание главной целью, собирается делать после этого финала.
И, может быть, если бы не выборы, никто бы и не задумался, что три года после эйфории – это поиски возможности как можно дольше не отвечать на этот вопрос. Миллиарды рублей российской помощи, последовавшие за признанием, хлынули в абхазскую экономику так, как положено любой дармовщине. Они не стали инвестициями: на пути в социалку они превратились в парк новых "лексусов" и "геленвагенов" - как на презентации припаркованных вдоль сухумской набережной. Цены соответственно ползут вверх, они уже догоняют Анталию, а в гостиницах ломаются души и вываливаются розетки, санатории ветшают, в ресторанах официанты не торопятся, пляжи все грязнее, потому что всем этим надо заниматься. Но – зачем, если есть помощь из России.
И даже строительство не становится альтернативой. Иностранцам жилье не продают - по крайней мере, в открытую; свои, кто мог, уже купили. Ресурс исчерпан.
А нового проекта нет. Даже в черновике.
Наверное, именно это имеет в виду абхазский политолог Олег Домения, когда говорит о кризисе идентичности: старое самосознание, основанное на ожидании признания, исчерпано, а без нового непонятно не только, как разговаривать с Москвой, но и чего, собственно говоря, хотеть от Запада. Сегодня Запада нет, из чего власть заключает, что нет его проблемы.
Во власти принято в самых ехидных тонах говорить о так называемом вовлечении без признания - евросоюзовской программы для Абхазии.
Как считает политолог Ираклий Хинтба, при таком отношении власти эта программа так и останется набором тостов.
Ираклий Хинтба: Концептуальных решений проблемы обеспечения реальной независимости Абхазии, она не разрешена совершенно.
Вадим Дубнов: Она разрешима?
Ираклий Хинтба: По крайней мере, можно приблизиться к ее решению. Для этого нужно внимательное отношение и анализ, понимание того, что происходит на Западе. Они там в любом случае будут за Грузию, даже не надо изучать, что там происходит. Идут соответствующие сигналы об этом. Сегодня очевидно, что очень многие эксперты на Западе прекрасно понимают, что продолжение такой ситуации, когда Абхазия изолирована от Запада, в этих условиях Абхазия будет потеряна для Запада. Абхазия отделяется. Абхазия тоже заинтересована в том, чтобы сохранять какие-то признаки суверенитета, иначе смысл борьбы непонятен.
Вадим Дубнов: А ведь раз нет Запада, то не перед кем и опускать глаза. Интонации, с которыми повторяется всегда говорившееся, становятся все безапелляционнее. Александр Анкваб в интервью Радио Свобода без обиняков сказал: возвращение грузинских беженцев навсегда будет ограничено Гальским районом.
Александр Анкваб: Мы в Абхазию никого возвращать не собираемся, не будем возвращать. Это вопросы безопасности Абхазии. Пусть за это отвечают те, кто развязал войну в 92 год. Это не вина абхазской стороны совершенно – это их ответственность. Граждане, о которых вы говорите, они были вчера жителями Абхазии. Многие из них помогали агрессорам. Если они так заботились о судьбе Абхазии, встали бы рядом с абхазами, русскими, армянами и вместе бы помогли остановить врага. А они встречали, кстати, многие с цветами.
Вадим Дубнов: Отсутствие Запада как проблемы позволяет действительно не решать очень важные вопросы, полагает Ираклий Хинтба.
Ираклий Хинтба: У нас, например, никто не связывает проблему урегулирования конфликта с Грузией и перспективы признания Абхазии, предположим. Это не связано в сознании людей. Так есть все будет нормально. Даже проблема беженцев, можно было бы предложить какие-то альтернативные варианты ее решения, не возвращение, а что-то другое. Это проблема внутриполитическая, это проблема этническая. Но с другой стороны есть соглашение 94 года, в котором прописано, кто не может вернуться в Абхазию, сколько человек реально хотят вернуться.
Вадим Дубнов: И теперь абхазский сюжет развивается так, что вся аналогия с дотационными российскими регионами становится все более явственными и справедливыми. С другой стороны, в Абхазии достаточно и тех, кто может очень серьезно отнестись к тому, что Москва потребует совсем уж обидную благодарность. Рано или поздно это непременно случится, в какую бы идеальную модель отношений не верили немногочисленные оптимисты. И вот тогда проект может сформулироваться сам собой.
Граница на востоке еще очень долго останется единственным окном в мир, и едва ли Запад тогда окажется больше принять абхазский SOS, чем сегодня.
И потому - ничего не меняется. И торопиться не надо, деньги идут, как идут и переговоры об Аибге. Беженцы-грузины уже давно нашли себя на исторической родине, и, стало быть, ни перед кем не стыдно. А в Гальском районе говорят, глядя на руины: "Что поделать, была война", потому что только они, зажатые между дальними родственниками и близкими соседями-согражданами, знают правду и о тех, и о других.
Абхазская жизнь размеренна и расслабленна - и так, не отвечая на вопрос, можно прожить один президентский срок точно.
Вадим Дубнов: Настоятель Новоафонского монастыря Дорофей Дбар не объявлял автокефалии абхазской церкви, ее два года назад объявил иерей Виссарион. Как рассказывают в Абхазии, на бунт предстоятель Абхазской церкви решился в то время, когда после смерти патриарха Алексия, благоволившего Иллариону, патриарх Кирилл закрыл перед ним двери в патриархию. Когда Москва смягчилась, потерял интерес к самостийности и абхазский владыка; но идея уже стала материальной силой. Отец Дорофей, приехавший из греческого Афона в абхазский Новый Афон, не понял, зачем РПЦ прислала в Новоафонский монастырь своих клириков и даже наделила абхазскими фамилиями.
Дорофей Дбар: Эти люди не приехали возрождать Новоафонский монастырь, делать из него какой-то крупный монашеский центр, либо миссионерский. За ними стояли определенные люди около Московской патриархии, у которых были совершенно другие интересы. И для того, чтобы этот проект реализовать, им нужно было убрать отсюда абхазцев, этнических абхазцев, которые являются священниками, которые бы создавали какие-то препятствия, если бы они видели, что все это идет в ненужном направлении. Так и получилось, как вы поняли. Среди этих людей прибывших присутствовал один дьякон, который в присутствии всей братии сказал: чего ему удивляться – это же олимпийский объект. Я думаю, что это не просто слова, на самом деле человек проговорил видение некоторых людей, которые могут быть даже обличены в священный сан, которые, понимая, что в 2014 году состоится олимпиада рядом с Сочи, понимая, что большинство участников и гостей олимпиады будут ездить в том числе в Новоафонский.
Вадим Дубнов: За публичное напоминание о том, что автокефалия два года как объявлена, Дбар был отстранен от должности настоятеля. Что с правовой точки зрения выглядело несколько странным, но очень символичным.
Формально Абхазская церковь считается канонической территорией Грузинской православной церкви. Однако в практике межцерковного права есть положение о том, что в случае невозможности окормления одна церковь может временно передать территорию в состав другой. Что, судя по всему, и обсуждалось на июльских переговорах патриарха РПЦ Кирилла с патриархом Грузинской церкви Илией II в Киеве. И, видимо, для того Кирилл столь неожиданно подтвердил факт принадлежности Абхазской церкви Грузинской - чтобы никто не усомнился в праве последней передать Абхазскую епархию в аренду РПЦ.
Однако ответного заявления со стороны Илии не последовало. И то ли по инерции, то ли уже явочным порядком РПЦ стала вести себя в Абхазии как на канонической территории. Цена вопроса того стоила.
Дорофей Дбар: В Афоне есть турбаза, три больших здания, еще ряд зданий разного назначения. Это огромная турбаза, которая была передана Абхазской церкви. Я знаю, что речь шла о передаче той же Абхазской православной церкви особняка в Москве под офис этого проекта. То есть там стояли за этим определенные фонды. Спрашивается, для чего это делается? Особенность Нового Афона, в данном случае монастыря заключается в том, что он сочетает две вещи в себе, которые привлекают очень много паломников, то, чего нет на Старом Афоне. Старый Афон – это крупнейший монашеский центр, несравнимый с нашим, но тем не менее, эти паломники, мужчины, которые приезжают исключительно на три дня, на три дня дается виза, монастырь принимает максимум 20 человек. При этом запрещается купание в море, какой-либо вид отдыха, то, что мы называем туристический, чего нет здесь. Все паломники, которые приезжают в Новый Афон, помимо того, что вы будете на богослужении, вы сможете совершенно беспрепятственно, без всяких проблем сходить на море искупаться. Люди, которые создают этот проект, они на что рассчитывают? Если сегодня паломники приезжают, они у нас живут в храме, то есть совершенно бесплатно принимаются монастырем. Люди, которые создают эти проекты, хотят выстроить большие комфортабельные гостиницы для услуг именно для этих паломников и, соответственно, с этого иметь какие-то определенные доходы.
Вадим Дубнов: В том же "олимпийском" жанре развиваются и другие интриги российско-абхазской дружбы, и на роль воплощения какой-нибудь очередной их грани может претендовать любая из них. Село Аибга в три десятка стариковских дворов разделено границей еще с советских времен. Сегодня в нескольких километрах от него - олимпийская стройка, до Красной поляны подать рукой. Не надо быть маркетологом, чтобы догадаться, во сколько нулей скоро будет здесь оцениваться любой кусок земли. Как Аибгу, так и прилегающие 160 гектаров, Россия требует отдать и будто бы совершенно искренне поражается черной неблагодарности абхазов. С другой стороны, попасть в Аибгу можно только с российского берега пограничной реки Псоу. Но это еще и пограничная зона, поэтому через несколько километров скверной дороги возникает блокпост, рекомендующий обратиться в ФСБ по адресу Сочи, Театральная, 5 - потому что без пропуска, при всем уважении к прессе, никак. С другой стороны, старики из Аибги хотят считаться россиянами – и просто из-за пенсии, и из-за того, что сама Абхазия явно не готова сделать хоть что-нибудь, чтобы в Аибгу можно было проехать на чем-нибудь, отличном от титана-лесовоза.
Таких историй немало, и раздражение становится взаимным. На российско-абхазских форумах в сети накал страстей сопоставим с тем, который все уже привыкли наблюдать в сетевых полемиках россиян и грузин. Схема универсальна, и так соблазнительно решить, что дело и вправду в столкновении привычных позиций - про "неблагодарного нахлебника" и "жандарма Кавказа".
И понятен незатейливый драматургический гений, водивший рукой тех, кто назначал внеочередные президентские выборы на 26 августа – трехлетнюю годовщину российского признания. Праздник прошел, кстати, как-то совсем незаметно. Эйфории больше нет. Но дело не только в этом, полагает абхазский политолог Олег Домения: "За той эйфорией никто как-то не заметил, что признание стало не счастливым финалом, а вызовом". И вопросом о том, что Абхазия, считавшая признание главной целью, собирается делать после этого финала.
И, может быть, если бы не выборы, никто бы и не задумался, что три года после эйфории – это поиски возможности как можно дольше не отвечать на этот вопрос. Миллиарды рублей российской помощи, последовавшие за признанием, хлынули в абхазскую экономику так, как положено любой дармовщине. Они не стали инвестициями: на пути в социалку они превратились в парк новых "лексусов" и "геленвагенов" - как на презентации припаркованных вдоль сухумской набережной. Цены соответственно ползут вверх, они уже догоняют Анталию, а в гостиницах ломаются души и вываливаются розетки, санатории ветшают, в ресторанах официанты не торопятся, пляжи все грязнее, потому что всем этим надо заниматься. Но – зачем, если есть помощь из России.
И даже строительство не становится альтернативой. Иностранцам жилье не продают - по крайней мере, в открытую; свои, кто мог, уже купили. Ресурс исчерпан.
А нового проекта нет. Даже в черновике.
Наверное, именно это имеет в виду абхазский политолог Олег Домения, когда говорит о кризисе идентичности: старое самосознание, основанное на ожидании признания, исчерпано, а без нового непонятно не только, как разговаривать с Москвой, но и чего, собственно говоря, хотеть от Запада. Сегодня Запада нет, из чего власть заключает, что нет его проблемы.
Во власти принято в самых ехидных тонах говорить о так называемом вовлечении без признания - евросоюзовской программы для Абхазии.
Как считает политолог Ираклий Хинтба, при таком отношении власти эта программа так и останется набором тостов.
Ираклий Хинтба: Концептуальных решений проблемы обеспечения реальной независимости Абхазии, она не разрешена совершенно.
Вадим Дубнов: Она разрешима?
Ираклий Хинтба: По крайней мере, можно приблизиться к ее решению. Для этого нужно внимательное отношение и анализ, понимание того, что происходит на Западе. Они там в любом случае будут за Грузию, даже не надо изучать, что там происходит. Идут соответствующие сигналы об этом. Сегодня очевидно, что очень многие эксперты на Западе прекрасно понимают, что продолжение такой ситуации, когда Абхазия изолирована от Запада, в этих условиях Абхазия будет потеряна для Запада. Абхазия отделяется. Абхазия тоже заинтересована в том, чтобы сохранять какие-то признаки суверенитета, иначе смысл борьбы непонятен.
Вадим Дубнов: А ведь раз нет Запада, то не перед кем и опускать глаза. Интонации, с которыми повторяется всегда говорившееся, становятся все безапелляционнее. Александр Анкваб в интервью Радио Свобода без обиняков сказал: возвращение грузинских беженцев навсегда будет ограничено Гальским районом.
Александр Анкваб: Мы в Абхазию никого возвращать не собираемся, не будем возвращать. Это вопросы безопасности Абхазии. Пусть за это отвечают те, кто развязал войну в 92 год. Это не вина абхазской стороны совершенно – это их ответственность. Граждане, о которых вы говорите, они были вчера жителями Абхазии. Многие из них помогали агрессорам. Если они так заботились о судьбе Абхазии, встали бы рядом с абхазами, русскими, армянами и вместе бы помогли остановить врага. А они встречали, кстати, многие с цветами.
Вадим Дубнов: Отсутствие Запада как проблемы позволяет действительно не решать очень важные вопросы, полагает Ираклий Хинтба.
Ираклий Хинтба: У нас, например, никто не связывает проблему урегулирования конфликта с Грузией и перспективы признания Абхазии, предположим. Это не связано в сознании людей. Так есть все будет нормально. Даже проблема беженцев, можно было бы предложить какие-то альтернативные варианты ее решения, не возвращение, а что-то другое. Это проблема внутриполитическая, это проблема этническая. Но с другой стороны есть соглашение 94 года, в котором прописано, кто не может вернуться в Абхазию, сколько человек реально хотят вернуться.
Вадим Дубнов: И теперь абхазский сюжет развивается так, что вся аналогия с дотационными российскими регионами становится все более явственными и справедливыми. С другой стороны, в Абхазии достаточно и тех, кто может очень серьезно отнестись к тому, что Москва потребует совсем уж обидную благодарность. Рано или поздно это непременно случится, в какую бы идеальную модель отношений не верили немногочисленные оптимисты. И вот тогда проект может сформулироваться сам собой.
Граница на востоке еще очень долго останется единственным окном в мир, и едва ли Запад тогда окажется больше принять абхазский SOS, чем сегодня.
И потому - ничего не меняется. И торопиться не надо, деньги идут, как идут и переговоры об Аибге. Беженцы-грузины уже давно нашли себя на исторической родине, и, стало быть, ни перед кем не стыдно. А в Гальском районе говорят, глядя на руины: "Что поделать, была война", потому что только они, зажатые между дальними родственниками и близкими соседями-согражданами, знают правду и о тех, и о других.
Абхазская жизнь размеренна и расслабленна - и так, не отвечая на вопрос, можно прожить один президентский срок точно.
