Анна Качкаева: Сегодня мои гости – знакомый нашим радиослушателям Александр Мельман из «Московского комсомольца» и человек свежий, я бы сказала, режиссер и актер многих юмористических программ телевизионных Юрий Владовский.
Юрий, вам слово.
Юрий Владовский: «Здравствуйте, Владимир Владимирович! Мы очень рады, что вы посетили нас. Меня зовут Наталья, я из города Пенза. У меня вопрос немного неженский... или женский, в общем, про Вооруженные силы Российской Федерации.
Владимир Путин: Девичий вопрос такой. Ваш молодой человек ушел служить в Вооруженные силы?
Ответ: Нет, не совсем. У меня папа – подполковник в отставке. Артиллерийские войска. И, соответственно, я много поездила вместе с ним, видела, как живут военные. И в принципе мне нравился тот статус, который есть у военных, какое отношение было к ним раньше. И вот сейчас, в принципе, я бы хотела выйти замуж за военного…
Владимир Путин: Поаплодируем. Наташка - молодец!
Ответ: Хотела спросить: какие перспективы у меня, если я выйду замуж за военного, в будущем?
Владимир Путин: Двое-трое детей наверняка будут. Сто процентов. «А я люблю военных красивых, здоровенных…» Это вот про вас, Наташка».
Анна Качкаева: Не удивляйтесь, это не литература, не скетч, не кусочек из спектакля. Это фрагмент стенограммы на Селигере, где Владимир Владимирович Путин общался с молодыми людьми. Я не видела этого фрагмента в «Новостях». Саша, вы видели?
Александр Мельман: Нет. Я в обрезанном варианте его читал, но совершенно не так полно, как...
Юрий Владовский: Это удивительная стенограмма, и очень большая.
Анна Качкаева: 25 страниц.
Юрий Владовский: Ее очень сложно назвать стенограммой какой-то пресс-конференции.
Анна Качкаева: Я наблюдала за Юрой с любопытством – он читал это как литературу.
Юрий Владовский: Это литература. Здесь каждый исполняет свою роль. Это пьеса.
Александр Мельман: Это уже готовый сценарий.
Анна Качкаева: Мы неслучайно начали с этой стенограммы. Я хотела с помощью актера, режиссера показать, как жизнь может превратиться в театр и наоборот, как это трансформируется и как антураж этой необъявленной предвыборной кампании сейчас существует и в новостях про тандем, и в предвыборных роликах «Единой России», и вот в таких встречах с молодыми людьми, и в репортажах, которые пишут наши коллеги и в «Коммерсанте», и в других газетах. Обо всем этом мы сегодня и поговорим. И поговорим, главным образом, о стилистике: насколько она работает, насколько она образна, насколько она отличается за эти 15 лет, потому что все мы помним разные предвыборные кампании. А сейчас – еще один ролик.
«Привет! Меня зовут Диана, я - студентка. Я без ума от человека, изменившего жизнь нашей страны. Он - достойный политик и шикарный мужчина. Он - Владимир Путин. Его обожают миллионы, ему верят. Но есть кучка людей, которые поливают его грязью. Может, потому что боятся. Может, в силу собственной слабости, потому что им никогда не быть на его месте. Молодые, умные и красивые девушки объединились в «Армию Путина». Армию, которая за него порвет. Мы объявляем конкурс, правила очень просты: вы снимаете видео...».
Анна Качкаева: Это ролик нового девичьего движения, которые любят и готовы порвать. В этом ролике – симпатичная девушка, идущая по красивым, стильным московским бутикам и обновленному Парку Горького. Там они на лежаках валяются элегантно. Потом рвет на груди красивую, белую майку, где написано «Порву за Путина». Делают они все это не за просто так, потому что лучшим из тех, кто сделает эти ролики, обещан айпад.
Юра, вы посмотрели на режиссуру. Меня интересует то, что этот ролик вряд ли сняли эти милые барышни. Все-таки кто-то им помогал.
Юрий Владовский: Несомненно. Здесь приложена рука опытного специалиста.
Анна Качкаева: Который хорошо это смонтировал.
Юрий Владовский: На удивление. И аудитория определяет качество продукта. Всякий раз, когда я смотрю «Новости» центральных каналов, у меня возникает вопрос: кому это показывают? Президент с премьером пьют чай, непринужденно разговаривают о молочницах, о фермерах, на разные, казалось бы, лежащие на поверхности темы. Разыгрывается все время спектакль. Это - театр, но очень плохой, может быть, именно из-за непритязательности аудитории. Лично я не понимаю. И огромное количество клипов, которые наполнили Интернет, все они сделаны очень топорно, на уровне школьного упражнения. Но я знаю, что бюджет у этой кампании весьма приличный, можно было бы пригласить специалистов. Какое-то противоречие получается. Федор Бондарчук участвует как ведущий пресс-конференции на Селигере. Он говорит: «Хочется сказать как на кинематографической премьере: «Добрый вечер, дамы и господа! Владимир Путин!». Так и звенит этот голос в ушах. Казалось бы, вместо того, чтобы заниматься совершенно не свойственным ему делом – презентовать Владимира Владимировича Путина, снять бы хороший клип.
Анна Качкаева: В стилистике «Девятой роты».
Юрий Владовский: У меня такое ощущение, что все занимаются не своим делом. Эти претворяются артистами. Каждый берет на себя не свойственные ему функции, поэтому получается такой бред. Девочки вместо того, чтобы учиться, рвут на себе майки. 5 тысяч человек собираются на Селигере, вместо того, чтобы заняться чем-то, чисткой сараев...
Анна Качкаева: Нет, они кое-что делают, но периодически... Там один молодой человек говорит: «Возьмите меня в пресс-службу». Или девушка интересуется какими-нибудь жизненными обстоятельствами. Там, вроде бы, все в порядке, но эти зерна на общем фоне превращаются в какой-то абсурд, который достоин либо вот этих стихов, либо обсуждения где-нибудь в «Прожекторперисхилтон» и «Yesterday Life», но так не будут обсуждать.
Юрий Владовский: Основной вопрос всего этого: для кого это и кто в это верит?
Александр Мельман: Я могу объяснить. Я часто подхожу с точки зрения тех оппонентов, то есть – людей из власти и их окружения, пиарщиков. Конечно, априори они неглупые люди, априори они понимают, с кем они имеют дело. «С кем» - с нашим народом. Народ у нас в основном остается советским. Причем советским - в худшем смысле этого слова, потому что советский человек был, как мне кажется, очень многогранный, сложный и пытливый, он считывал какие-то вещи эзопова языка, он занимался реальной культурой, и для него это было не пустое слово. В 90-ые и в 2000-ые, мне кажется, культурный слой советского человека с помощью средств массовой информации, с помощью массовой культуры убрали очень лихо, и этот советский человек с удовольствием повелся на то, что ему подавали. А в результате мы видим других уже людей, которых я, может быть, оскорбительно назову лохами, извините. Может быть, я тоже в чем-то такой же лох. Но с этими лохами можно вот так работать. Там одна стилистика – стилистика «Кривого зеркала», сериалов и того, что сейчас показывают в программе «Время».
Я увидел программу «Время» в пятницу и глазам своим не поверил. Потому что мы пишем про эту программу: там то же самое, как в Советском Союзе, при Брежневе. Но я всегда это писал с некой натяжкой, с неким гандикапом, с некой иронией. А здесь я увидел – просто один в один. К Владимиру Владимировичу приходят разные люди, от мэра Москвы до одного из руководителей «Опоры», они ему докладывают, как все лучше стало, как меньше препон административных – говорит руководитель «Опоры». А Владимир Владимирович кивает. А потом показывают сюжеты про то, как прекрасные врачи вступают в Народный фронт, но это не мешает им лечить, а наоборот, помогает, потому что они теперь имеют больше возможностей спасать людей. И я вспомнил брежневские программы «Время». Но это делается неслучайно. Я понимаю, что это адресовано советской аудитории, которая по-прежнему многочисленна, по-прежнему многогранна, по-прежнему правит бал.
А то, что касается Движения «Наши» и того, что уже в Интернете, - это уже другая аудитория.
Анна Качкаева: Чтобы дать еще чуть больше ощущения, сейчас мы послушаем ролик «Единой России», который уже выложен на сайте партии, он активно обсуждался в эти дни.
«Владимир Путин: Несмотря на все трудности, ограниченность финансовых возможностей, трудовые пенсии в России вновь проиндексированы. Проведем индексацию зарплат бюджетников, начнем внедрение новой системы денежного довольствия военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов. Нам нужно принять решение по увеличению стипендиального фонда, поддержать российское студенчество. Мы понимаем, конечно, что этого недостаточно. Безусловно, одна из главных задач – снижение заболеваемости и смертности. И конечно, мы стараемся, работаем над тем, чтобы качественно улучшить медицинскую помощь. Мы запускаем программы модернизации здравоохранения в регионах, мы активно развиваем массовый спорт, строим стадионы и физкультурно-оздоровительные комплексы, пропагандируем здоровый образ жизни в рамках подготовки к Зимней Олимпиаде в Сочи в 2014 году.
Партия «Единая Россия» сыграла очень важную роль в нашей новейшей истории, особенно в период кризиса. Говорю это совершенно ответственно. В чем ценность была и остается «Единой России»? В том, что она является краеугольным камнем стабильности и в политике, и в экономике. Нам вперед надо идти, надо в будущее смотреть. Мы, конечно, не можем и не будем бросать людей один на один с проблемами, обещая им процветание завтра. Надо найти такие решения, которые, с одной стороны, дают возможность стране эффективно развиваться, а с другой – позволят абсолютному большинству граждан страны ощущать это развитие на себе, судить о нем по реальному улучшению своей жизни, жизни своих детей».
Юрий Владовский: Здесь даже видео не нужно.
Анна Качкаева: А мне кажется, что это просто катастрофа. Если я сейчас не расскажу, что на картинке, то это мантра какая-то.
Александр Мельман: Мантра, конечно. А что в этом плохого?
Юрий Владовский: Владимиру Владимировичу надо ходить с магнитофоном на плече – вдвойне убедительнее будет.
Анна Качкаева: Я все-таки скажу, что на картинке, а то люди-то не понимают.
Юрий Владовский: В этом жанре – иллюстрация слов.
Анна Качкаева: Бюджетники, халаты, младенцы, студенчество, трубы дымящие, больницы и слова: «Мы строим новую Россию. Внимание к людям. Вместе победим», - и так далее.
Юрий Владовский: Все это вызывает чувство ревности глубокой. Как бы ты понимаешь, что тебя не имеют в виду вообще, что все это обращено к чужим людям каким-то, не к тебе. Особо не запариваются, чтобы меня в этом убедить...
Александр Мельман: Юра, ты – не целевая аудитория.
Юрий Владовский: Возможно. Но ведь можно было придумать намного более оригинальные рекламные ролики, если исходить из концепции сериала на центральном канале: квартира обычного человека, дневной свет из окна, на диване под ковром с оленем сидят премьер и президент, молчат долго, напряженная музыка. Потом президент кладет премьеру руку на колено и говорит: «Владимир Владимирович, у нас будет...».
Анна Качкаева: Чудесно!
Александр Мельман: Народ этого не поймет.
Анна Качкаева: Александр, между прочим, стилистика, хотя она разведена, на сайте «Единой России» понятно почему, и на больших каналах реклама такого рода вполне пройдет. «Порву за Путина» - это новая реинкарнация истории с ткачихой: «Умоляю! Останьтесь, Владимир Владимирович!». Собственно, все это было опять же в стилистике измененной, технологической, молодой, другой, вроде бы, России. Но ведь даже образ премьера за эти 10 лет все равно поменялся, как бы мы ни пытались сейчас обсмеять это. Помните, как он начинал? Опять же ролик с ткачихой: часы, Спасская башня, - это все монументально, масштаб Гостиного двора, одинокие люди, которые просят его снизойти. Если мы отмотаем еще на 10 лет, когда практически под полет «Валькирии» - самолеты летят, танки стреляют, он на крейсере, сбегает, входит, летит, стоит, в шлеме и так далее. И вот сейчас он в халате белом в больницу к тем, кто пострадал от пожаров, в окружении людей, с бюджетниками. Утеплили?
Юрий Владовский: Мягчают нравы.
Александр Мельман: С одной стороны, безусловно, утеплили. Он уже четвертый год работает премьер-министром, то есть занимается как бы реальными делами. Поэтому здесь уже ракурс должен быть изменен. Аня, вы вспомнили – на танке, в самолете и так далее. А я вспоминаю вообще самое начало, когда он был кандидатом в президенты первый раз. Идет Кремлевский теннисный турнир, Путина нет. Надо, чтобы выиграл наш теннисист. И вдруг у кого-то родилась идея, может быть, у Шамиля Тарпищева как бы, а на самом деле у пиарщиков, что Путин, который об этом еще не знает, должен срочно приехать и вручить приз. Якобы звонят Путину, появляется Владимир Владимирович, легкой походкой он идет по кремлевскому теннисному залу, он тут как тут. И это как бы импровизация. Это было сделано тогда действительно здорово, на очень многих подействовало. Но вот эта цепочка, о которой вы говорите, мне кажется, можно одним словом объединить - обыкновенный мачизм. То есть Путин как мачо российского народа. А если говорить о девушках, которые рвут, то это просто впрямую. Нужно подать этого человека не только как «отца народов», но и физически, ментально, таким образом, что он отец во всех смыслах этого слова. Я сейчас читаю книгу про Распутина, и там очень похожие ассоциации возникают.
Юрий Владовский: Не только отец. Если читать стенограмму селигерской конференции - сквозит эротика в каждом вопросе. Даже когда юноши задают. Понятно, там собрано 4,5 тысячи молодых людей, в самом расцвете, гормоны играют. И все это выливается на премьера, и это видно. И ему это приятно. Мне кажется, это дело психологов и сексологов.
Александр Мельман: Это дело опять же пиарщиков, которые позиционируют Путина как единственного стоящего мужчину для девочек, девушек, женщин...
Анна Качкаева: Как он стоит, сидит в курточке, присевши легко... Дальше мы будем читать, как он прошелся через лагерь – это отдельная песня и литература.
Юрий Владовский: Каждый вопрос – поцелуй в разные места.
Анна Качкаева: Ну да. Желания, приглашения, представления, самопрезентация, как они бежали, как они этого чуда ждут. И это довольно показательно, потому что он действительно годится им в отцы. А Медведев, казалось бы, старший товарищ, но его так не воспринимают вообще.
Александр Мельман: У Медведева другой бэкграунд. Он работает (или те, кто на него работает) на прослойку – демократическую интеллигенцию, на отщепенцев, которые поддерживают его, которым, по-моему, затмевает глаза дуализм. Они говорят: «Путин уже надоел. Если будет Путин – катастрофа!». Они видят себя и не видят огромного народа, который совершенно так не думает. Это большая ошибка наших демократов, мне кажется, которые выстраиваются за Медведевым против Путина.
Юрий Владовский: У меня нет такого ощущения. Все понимают, что это абсолютная замена, имитация.
Александр Мельман: Кто понимает?
Анна Качкаева: Это длинный разговор, про это сейчас не будем.
Слушатели очень точно реагируют на наш литературный, я бы сказала, разговор: «Перечитываю своей внучке «Семь подземных королей».
Юрий Владовский: Там же система была прекрасная: все засыпали, а один бодрствовал.
Анна Качкаева: Давайте послушаем фрагмент текста Андрея Колесникова из «Коммерсанта», называется он «Взвейтесь шатрами», в исполнении Юрия Владовского.
Юрий Владовский: «На входе в лагерь «Селигер-2011» тебя встречает то ли сцена, то ли танцевальная площадка, торжественно убранная портретами Дмитрия Медведева и Владимира Путина с каменными или, вернее, отлитыми в граните лицами. Причем Дмитрий Медведев неуловимо похож на Леонида Брежнева времен его расцвета, а Владимир Путин - на рядового строителя коммунизма.
Справа и слева твой мозг стискивают плакаты с цитатами из раннего и позднего Владимира Путина («Надо мотыжить, как святой Франциск, бум-бум...») и ящик «О ком думает Путин?» с большой дыркой во фронтальной части. Не в силах устоять перед соблазном засунуть голову в эту дырку, ты попадаешь в зеркальный куб и с облегчением понимаешь, что Путин думает о тебе (а не о себе, например).
Владимира Путина оказалось в лагере очень много задолго до того, как он сюда приехал. С одного из плакатов премьер нечеловеческого роста честно предупреждает: «Продавец, не забывай: продал алкоголь несовершеннолетним - сел на скамью подсудимых!».
Была альпинистская стенка, по которой можно подняться, цепляясь за небольшие выступы. Спортсмены этим и занимались здесь с обязательной страховкой. Владимиру Путину страховка оказалась необязательна. Он легко вскочил на стенку и залез по ней примерно на метр. После этого он, наконец, задумался, что же делать дальше. Нащупать ногой следующий выступ он не мог, но и предыдущий тоже. Так он и провел на стенке, припав к ней, несколько непростых секунд. Человек-паук в эти мгновения гордился бы им. Потом премьер решился еще на один отчаянный поступок: он просто спрыгнул со стены - и пошел дальше, по дороге приговаривая что-то укоризненное про каких-то «трусоватых ребят».
Остановился он и у велосипеда с двумя сиденьями. Велосипед по понятным причинам называется «тандемом». Премьер задумчиво глядел на велосипед. Кажется, он ему напомнил о чем-то важном.
По пути следования слева и справа от премьера девушки прыгали на батутах, юноши катались по озеру на байдарках, штангисты брали вес в 300 килограммов, армрестлеры скручивали сковородки в титановые сигары с ручками. Премьер шел по деревянной дорожке с татуировками «Курилы наши!» - и по обе стороны от него Россия вставала с колен в жиме и толчке, и величие ее становилось уже просто невыносимым.
Апофеоз наступил, когда премьер прошел мимо своего голографического изображения, которое накладывалось на такое же изображение президента России Дмитрия Медведева. Под разным углом зрения появлялся то один человек, то другой. Над ними реяло: «Они меняются!» - если смотреть на эту инсталляцию в упор, то отчетливо просматривался кто-то третий, собранный из них двоих. Во лбу у него нездоровым блеском горел третий глаз».
Анна Качкаева: Саша, вы, конечно, смотрели, «Лени Рифеншталь». Мне этот кусок сильно напомнил Олимпию... Я не хочу повышать пафос и градус до ощущения 30-40-ых, стилистики масскульта, маскулинности и так далее. Нет?
Александр Мельман: Нет. Олимпия – это всерьез. Олимпия – это звериная серьезность, то это мне напомнило, скорее» Войновича «Москва 2042», либо Кафку, либо Оруэлла.
Юрий Владовский: Так или иначе, пародия.
Александр Мельман: Можно сказать – пародия, антиутопия, театр абсурда. И все готовы идти в этот абсурд. Нам выстроили его, и назад, вперед, вправо, влево дороги нет. Мы все в этом абсурде, и Колесников отлично это показывает, а Юра правильно это прочитал. Вот у меня все-таки с Войновичем больше это связалось.
Юрий Владовский: С другой стороны, это все-таки некая закрытая структура – «Селигер». Это все-таки отдельный мир.
Анна Качкаева: Как закрытый?! Когда весь день перед его прилетом читали громкоговорители его мюнхенскую речь девушкам и юношам...
Юрий Владовский: Так вот отложили яйца, как в фильме ужасов, оттуда вылупились, и они их там растят. Это же будущие чиновники.
Анна Качкаева: Вы же читали стенограмму. Что, там кроме несколько эротичного отравления властью, приближенностью к тому, что ты сексуальный мужчина...
Александр Мельман: Я видел, как девчонки и мальчишки смотрят на Путина.
Анна Качкаева: Это же не коммунистическая, комсомольская когда-то, за идею. Этого ощущения нет. Тогда эта абсурдность должна вызывать у них тоже двоемыслие, стеб, иронию. Что это за поколение, которое это понимает, задает эти вопросы и делает карьеру, получается.
Юрий Владовский: Вы подозреваете их в неискренности?
Александр Мельман: Программа Сергея Доренко называется «Русские сказки». И там такой слоган, который он или ему придумали: «Не бойтесь сказок, жизнь страшнее». Очень многие люди молодые, пожилые, среднего возраста хотят такой сказки, хотят театра абсурда, хотят второй реальности телевизионной, виртуальной, потому что жизнь действительно кажется им не очень интересной, то, в чем они реально живут, для них это вторая реальность. Первая – это «виртуалка» выстроенная.
И насчет двоемыслия. Александр Минкин, «Московский комсомолец», был на Селигере. Он там дал анкеты ребятам, он перед ними выступал: «Что вы думаете о деле Ходорковского?». И люди писали очень разное, и очень часто жесткое по отношению к власти. И многие понимали, что происходит. Вот они это написали, потом лекция Минкина закончилась, и они опять оказываются в другой реальности и поддаются ей. Хотя это, может быть, «сладкая вата», в которую идут, ну, там им лучше.
Анна Качкаева: В стенограмме есть очень показательный вопрос Бондарчука, который обращается к людям, которые собрались, что есть блогеры, которые ругают и то, что на Селигере происходит, и власть вообще. Как девушки в этом ролике, что есть какая-то кучка всяких, которые чего-то такое делают. И Бондарчук говорит: «А почему бы вам 100 человек сюда не пригласить? Пусть посмотрят, пусть блогеры приедут, пусть пообщаются. И ваши иностранные сверстники должны приезжать, это будет полезно». Но они должны общаться по делу, например, волонтерством заниматься. Там были такие организации, которые занимаются просроченными продуктами, мусором, еще чем-то. А чего добиваются пиарщики, чтобы это поколение... Что? Вот проголосовало 4,5 тысячи. Или больше проголосуют из молодежи?
Александр Мельман: Вы правильно сказали, что там нет идеологической подкладки, потому что страна живет без идеологии. В советское время пионерская организация, комсомольская... ведь не сразу она выродилась в абсурд позднесоветский, сначала там действительно была идейная подкладка. Потом это стало вырождаться, и мы с вами помним, как это все было – именно в жанре антиутопии. Но хотя бы на словах была эта подкладка. А сейчас ее нет вообще. И они не могут найти ее. Люди существуют в неком выстроенном мире. Пиарщикам, может быть, интересно без идейной подкладки их собрать. На чем? Может быть, на этой выдуманной сказке, на том, что взрослые дети хотят стать чиновниками. И это уже тренд, это пропагандируется: чиновник – это самая лучшая профессия, самая выгодная. А с другой стороны говорят: мы же делаем дело. При этом оппозиция становится маргинальной, все их идеи маргинальные. А на прошлом «Селигере» на этих людей, которые называются оппозицией, вывешивали фашистские знаки. То есть здесь какая-то эклектика в этом смысле. Сейчас, слава Богу, не вывешивают, сейчас хотят дать какой-то позитив. Но они не понимают – какой. Но это легко рушится. Как вертикаль, она непрочная, так и эта стилистика, она совершенно выдумана, это совершенно бессмысленно.
Анна Качкаева: Она же не атрибутика уже, она не наполнена смыслами, символами. Это антураж, констатация пустоты.
Юрий Владовский: То есть хуже дерьма. Имитация дерьма – это еще хуже. Вот здесь происходит то же самое, причем в геометрической прогрессии. Когда идешь по этой дорожке, уже ничего тебя не останавливает, нет никаких рамок. То есть поцеловать президента можно в любое место, это уже не считается зазорным.
Анна Качкаева: Может быть, и нет ничего дурного в том, что иногда люди испытывают всеобщую любовь. Просто хотелось бы по делу...
Юрий Владовский: Это опять-таки имитация. Сталина действительно любили. Да?
Александр Мельман: Безусловно. Боялись и любили. И уважали, и было за что. Он же ничего себе не приобрел, в одной гимнастерке, в одних сапогах.
Анна Качкаева: Валентин из Рязани, здравствуйте.
Слушатель: Я смотрел эти ролики, по-моему, это набор картинок, статика кладбищенская, запах гнилостный. И мне это напоминает эпопею с Матвиенко в Ленинграде. Все эти вещи сделаны очень грубо. И сразу возникает вопрос: или им глубоко наплевать на мнение зрителей, будущего избирателя, или же это эксперимент по опущению наших людей.
Юрий Владовский: Они еще умудряются, наверное, из президентской избирательной кампании деньги тырить, мне кажется. У нас большое количество специалистов, чтобы склеить видео нормальное. Почему этим занимается человек, который не умеет это делать?
Сейчас акция Народного фронта в Петербурге. По всему городу – тумбы. Отвратительная типографика, отвратительный дизайн, тошнотный. Кто это делает? Есть же специалисты, дизайнеры. Я даже не знаю, кто это делает.
Александр Мельман: Ты же видишь, как склеивается, монтажируется, как картинка вырабатывается на «Первом» канале, на канале «Россия», на основных каналах. Есть отдельные исключения. Что, там работают высокие дизайнеры-профессионалы? Ничего подобного! Это сделано для определенной аудитории. И на этом фоне совсем по-другому выглядит «Дождь», как новое слово. Они понимают, на кого они работают. Это стилистика замшелого, позднесоветского периода. И это делается, мне кажется, абсолютно сознательно. И телевидение – это же основной воспитатель в этом смысле, основное оружие. Так делаются и ролики под эту стилистику. И все это делается для основной массы населения, электората, который проголосует так, как нужно.
Анна Качкаева: «Все это уже не смешно, - пишет нам Сергей. – У меня только один вопрос: неужели этот ужас будет продолжаться бесконечно?».
Юрий Владовский: Да!
Александр Мельман: Сказал «оптимистично» Юра.
Анна Качкаева: Мы с вами, вроде бы, смеялись, а слушатели нагнали страшилок. Александр пишет: «Что-то просто апокалиптическое, уже слов нет».
Александр Мельман: Сочетание нашего смеха и того, как это воспринимает публика, слушатели, - вот и получается некая апокалиптическая антиутопия, некий ужастик. Кто-то подсмеивается, а этот абсурд происходит. Вот такой фон, действительно, страшноватенький, если вдуматься.
Анна Качкаева: Все-таки это дает возможность не смотреть на происходящее со звериной серьезностью и думать, что и девочки вырастут, порвав майки там, где полагается...
Юрий Владовский: Мое глубокое убеждение в том, что бороться со всем этим совершенно бессмысленно. Над этим надо смеяться.
Александр Мельман: А вот Николай Васильевич Гоголь смеялся-смеялся, а потом вдруг подумал: «Бог ты мой, что ж я делаю!», - и переосознал свои идеи, свои мысли.
Анна Качкаева: Я все-таки думаю, что лучше смеяться – так здоровее. Пусть все-таки юмористические программы будут на телевидении, даже несмотря на то, что грядут выборы.
Юрий, вам слово.
Юрий Владовский: «Здравствуйте, Владимир Владимирович! Мы очень рады, что вы посетили нас. Меня зовут Наталья, я из города Пенза. У меня вопрос немного неженский... или женский, в общем, про Вооруженные силы Российской Федерации.
Владимир Путин: Девичий вопрос такой. Ваш молодой человек ушел служить в Вооруженные силы?
Ответ: Нет, не совсем. У меня папа – подполковник в отставке. Артиллерийские войска. И, соответственно, я много поездила вместе с ним, видела, как живут военные. И в принципе мне нравился тот статус, который есть у военных, какое отношение было к ним раньше. И вот сейчас, в принципе, я бы хотела выйти замуж за военного…
Владимир Путин: Поаплодируем. Наташка - молодец!
Ответ: Хотела спросить: какие перспективы у меня, если я выйду замуж за военного, в будущем?
Владимир Путин: Двое-трое детей наверняка будут. Сто процентов. «А я люблю военных красивых, здоровенных…» Это вот про вас, Наташка».
Анна Качкаева: Не удивляйтесь, это не литература, не скетч, не кусочек из спектакля. Это фрагмент стенограммы на Селигере, где Владимир Владимирович Путин общался с молодыми людьми. Я не видела этого фрагмента в «Новостях». Саша, вы видели?
Александр Мельман: Нет. Я в обрезанном варианте его читал, но совершенно не так полно, как...
Юрий Владовский: Это удивительная стенограмма, и очень большая.
Анна Качкаева: 25 страниц.
Юрий Владовский: Ее очень сложно назвать стенограммой какой-то пресс-конференции.
Анна Качкаева: Я наблюдала за Юрой с любопытством – он читал это как литературу.
Юрий Владовский: Это литература. Здесь каждый исполняет свою роль. Это пьеса.
Александр Мельман: Это уже готовый сценарий.
Анна Качкаева: Мы неслучайно начали с этой стенограммы. Я хотела с помощью актера, режиссера показать, как жизнь может превратиться в театр и наоборот, как это трансформируется и как антураж этой необъявленной предвыборной кампании сейчас существует и в новостях про тандем, и в предвыборных роликах «Единой России», и вот в таких встречах с молодыми людьми, и в репортажах, которые пишут наши коллеги и в «Коммерсанте», и в других газетах. Обо всем этом мы сегодня и поговорим. И поговорим, главным образом, о стилистике: насколько она работает, насколько она образна, насколько она отличается за эти 15 лет, потому что все мы помним разные предвыборные кампании. А сейчас – еще один ролик.
«Привет! Меня зовут Диана, я - студентка. Я без ума от человека, изменившего жизнь нашей страны. Он - достойный политик и шикарный мужчина. Он - Владимир Путин. Его обожают миллионы, ему верят. Но есть кучка людей, которые поливают его грязью. Может, потому что боятся. Может, в силу собственной слабости, потому что им никогда не быть на его месте. Молодые, умные и красивые девушки объединились в «Армию Путина». Армию, которая за него порвет. Мы объявляем конкурс, правила очень просты: вы снимаете видео...».
Анна Качкаева: Это ролик нового девичьего движения, которые любят и готовы порвать. В этом ролике – симпатичная девушка, идущая по красивым, стильным московским бутикам и обновленному Парку Горького. Там они на лежаках валяются элегантно. Потом рвет на груди красивую, белую майку, где написано «Порву за Путина». Делают они все это не за просто так, потому что лучшим из тех, кто сделает эти ролики, обещан айпад.
Юра, вы посмотрели на режиссуру. Меня интересует то, что этот ролик вряд ли сняли эти милые барышни. Все-таки кто-то им помогал.
Юрий Владовский: Несомненно. Здесь приложена рука опытного специалиста.
Анна Качкаева: Который хорошо это смонтировал.
Юрий Владовский: На удивление. И аудитория определяет качество продукта. Всякий раз, когда я смотрю «Новости» центральных каналов, у меня возникает вопрос: кому это показывают? Президент с премьером пьют чай, непринужденно разговаривают о молочницах, о фермерах, на разные, казалось бы, лежащие на поверхности темы. Разыгрывается все время спектакль. Это - театр, но очень плохой, может быть, именно из-за непритязательности аудитории. Лично я не понимаю. И огромное количество клипов, которые наполнили Интернет, все они сделаны очень топорно, на уровне школьного упражнения. Но я знаю, что бюджет у этой кампании весьма приличный, можно было бы пригласить специалистов. Какое-то противоречие получается. Федор Бондарчук участвует как ведущий пресс-конференции на Селигере. Он говорит: «Хочется сказать как на кинематографической премьере: «Добрый вечер, дамы и господа! Владимир Путин!». Так и звенит этот голос в ушах. Казалось бы, вместо того, чтобы заниматься совершенно не свойственным ему делом – презентовать Владимира Владимировича Путина, снять бы хороший клип.
Анна Качкаева: В стилистике «Девятой роты».
Юрий Владовский: У меня такое ощущение, что все занимаются не своим делом. Эти претворяются артистами. Каждый берет на себя не свойственные ему функции, поэтому получается такой бред. Девочки вместо того, чтобы учиться, рвут на себе майки. 5 тысяч человек собираются на Селигере, вместо того, чтобы заняться чем-то, чисткой сараев...
Анна Качкаева: Нет, они кое-что делают, но периодически... Там один молодой человек говорит: «Возьмите меня в пресс-службу». Или девушка интересуется какими-нибудь жизненными обстоятельствами. Там, вроде бы, все в порядке, но эти зерна на общем фоне превращаются в какой-то абсурд, который достоин либо вот этих стихов, либо обсуждения где-нибудь в «Прожекторперисхилтон» и «Yesterday Life», но так не будут обсуждать.
Юрий Владовский: Основной вопрос всего этого: для кого это и кто в это верит?
Александр Мельман: Я могу объяснить. Я часто подхожу с точки зрения тех оппонентов, то есть – людей из власти и их окружения, пиарщиков. Конечно, априори они неглупые люди, априори они понимают, с кем они имеют дело. «С кем» - с нашим народом. Народ у нас в основном остается советским. Причем советским - в худшем смысле этого слова, потому что советский человек был, как мне кажется, очень многогранный, сложный и пытливый, он считывал какие-то вещи эзопова языка, он занимался реальной культурой, и для него это было не пустое слово. В 90-ые и в 2000-ые, мне кажется, культурный слой советского человека с помощью средств массовой информации, с помощью массовой культуры убрали очень лихо, и этот советский человек с удовольствием повелся на то, что ему подавали. А в результате мы видим других уже людей, которых я, может быть, оскорбительно назову лохами, извините. Может быть, я тоже в чем-то такой же лох. Но с этими лохами можно вот так работать. Там одна стилистика – стилистика «Кривого зеркала», сериалов и того, что сейчас показывают в программе «Время».
Я увидел программу «Время» в пятницу и глазам своим не поверил. Потому что мы пишем про эту программу: там то же самое, как в Советском Союзе, при Брежневе. Но я всегда это писал с некой натяжкой, с неким гандикапом, с некой иронией. А здесь я увидел – просто один в один. К Владимиру Владимировичу приходят разные люди, от мэра Москвы до одного из руководителей «Опоры», они ему докладывают, как все лучше стало, как меньше препон административных – говорит руководитель «Опоры». А Владимир Владимирович кивает. А потом показывают сюжеты про то, как прекрасные врачи вступают в Народный фронт, но это не мешает им лечить, а наоборот, помогает, потому что они теперь имеют больше возможностей спасать людей. И я вспомнил брежневские программы «Время». Но это делается неслучайно. Я понимаю, что это адресовано советской аудитории, которая по-прежнему многочисленна, по-прежнему многогранна, по-прежнему правит бал.
А то, что касается Движения «Наши» и того, что уже в Интернете, - это уже другая аудитория.
Анна Качкаева: Чтобы дать еще чуть больше ощущения, сейчас мы послушаем ролик «Единой России», который уже выложен на сайте партии, он активно обсуждался в эти дни.
«Владимир Путин: Несмотря на все трудности, ограниченность финансовых возможностей, трудовые пенсии в России вновь проиндексированы. Проведем индексацию зарплат бюджетников, начнем внедрение новой системы денежного довольствия военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов. Нам нужно принять решение по увеличению стипендиального фонда, поддержать российское студенчество. Мы понимаем, конечно, что этого недостаточно. Безусловно, одна из главных задач – снижение заболеваемости и смертности. И конечно, мы стараемся, работаем над тем, чтобы качественно улучшить медицинскую помощь. Мы запускаем программы модернизации здравоохранения в регионах, мы активно развиваем массовый спорт, строим стадионы и физкультурно-оздоровительные комплексы, пропагандируем здоровый образ жизни в рамках подготовки к Зимней Олимпиаде в Сочи в 2014 году.
Партия «Единая Россия» сыграла очень важную роль в нашей новейшей истории, особенно в период кризиса. Говорю это совершенно ответственно. В чем ценность была и остается «Единой России»? В том, что она является краеугольным камнем стабильности и в политике, и в экономике. Нам вперед надо идти, надо в будущее смотреть. Мы, конечно, не можем и не будем бросать людей один на один с проблемами, обещая им процветание завтра. Надо найти такие решения, которые, с одной стороны, дают возможность стране эффективно развиваться, а с другой – позволят абсолютному большинству граждан страны ощущать это развитие на себе, судить о нем по реальному улучшению своей жизни, жизни своих детей».
Юрий Владовский: Здесь даже видео не нужно.
Анна Качкаева: А мне кажется, что это просто катастрофа. Если я сейчас не расскажу, что на картинке, то это мантра какая-то.
Александр Мельман: Мантра, конечно. А что в этом плохого?
Юрий Владовский: Владимиру Владимировичу надо ходить с магнитофоном на плече – вдвойне убедительнее будет.
Анна Качкаева: Я все-таки скажу, что на картинке, а то люди-то не понимают.
Юрий Владовский: В этом жанре – иллюстрация слов.
Анна Качкаева: Бюджетники, халаты, младенцы, студенчество, трубы дымящие, больницы и слова: «Мы строим новую Россию. Внимание к людям. Вместе победим», - и так далее.
Юрий Владовский: Все это вызывает чувство ревности глубокой. Как бы ты понимаешь, что тебя не имеют в виду вообще, что все это обращено к чужим людям каким-то, не к тебе. Особо не запариваются, чтобы меня в этом убедить...
Александр Мельман: Юра, ты – не целевая аудитория.
Юрий Владовский: Возможно. Но ведь можно было придумать намного более оригинальные рекламные ролики, если исходить из концепции сериала на центральном канале: квартира обычного человека, дневной свет из окна, на диване под ковром с оленем сидят премьер и президент, молчат долго, напряженная музыка. Потом президент кладет премьеру руку на колено и говорит: «Владимир Владимирович, у нас будет...».
Анна Качкаева: Чудесно!
Александр Мельман: Народ этого не поймет.
Анна Качкаева: Александр, между прочим, стилистика, хотя она разведена, на сайте «Единой России» понятно почему, и на больших каналах реклама такого рода вполне пройдет. «Порву за Путина» - это новая реинкарнация истории с ткачихой: «Умоляю! Останьтесь, Владимир Владимирович!». Собственно, все это было опять же в стилистике измененной, технологической, молодой, другой, вроде бы, России. Но ведь даже образ премьера за эти 10 лет все равно поменялся, как бы мы ни пытались сейчас обсмеять это. Помните, как он начинал? Опять же ролик с ткачихой: часы, Спасская башня, - это все монументально, масштаб Гостиного двора, одинокие люди, которые просят его снизойти. Если мы отмотаем еще на 10 лет, когда практически под полет «Валькирии» - самолеты летят, танки стреляют, он на крейсере, сбегает, входит, летит, стоит, в шлеме и так далее. И вот сейчас он в халате белом в больницу к тем, кто пострадал от пожаров, в окружении людей, с бюджетниками. Утеплили?
Юрий Владовский: Мягчают нравы.
Александр Мельман: С одной стороны, безусловно, утеплили. Он уже четвертый год работает премьер-министром, то есть занимается как бы реальными делами. Поэтому здесь уже ракурс должен быть изменен. Аня, вы вспомнили – на танке, в самолете и так далее. А я вспоминаю вообще самое начало, когда он был кандидатом в президенты первый раз. Идет Кремлевский теннисный турнир, Путина нет. Надо, чтобы выиграл наш теннисист. И вдруг у кого-то родилась идея, может быть, у Шамиля Тарпищева как бы, а на самом деле у пиарщиков, что Путин, который об этом еще не знает, должен срочно приехать и вручить приз. Якобы звонят Путину, появляется Владимир Владимирович, легкой походкой он идет по кремлевскому теннисному залу, он тут как тут. И это как бы импровизация. Это было сделано тогда действительно здорово, на очень многих подействовало. Но вот эта цепочка, о которой вы говорите, мне кажется, можно одним словом объединить - обыкновенный мачизм. То есть Путин как мачо российского народа. А если говорить о девушках, которые рвут, то это просто впрямую. Нужно подать этого человека не только как «отца народов», но и физически, ментально, таким образом, что он отец во всех смыслах этого слова. Я сейчас читаю книгу про Распутина, и там очень похожие ассоциации возникают.
Юрий Владовский: Не только отец. Если читать стенограмму селигерской конференции - сквозит эротика в каждом вопросе. Даже когда юноши задают. Понятно, там собрано 4,5 тысячи молодых людей, в самом расцвете, гормоны играют. И все это выливается на премьера, и это видно. И ему это приятно. Мне кажется, это дело психологов и сексологов.
Александр Мельман: Это дело опять же пиарщиков, которые позиционируют Путина как единственного стоящего мужчину для девочек, девушек, женщин...
Анна Качкаева: Как он стоит, сидит в курточке, присевши легко... Дальше мы будем читать, как он прошелся через лагерь – это отдельная песня и литература.
Юрий Владовский: Каждый вопрос – поцелуй в разные места.
Анна Качкаева: Ну да. Желания, приглашения, представления, самопрезентация, как они бежали, как они этого чуда ждут. И это довольно показательно, потому что он действительно годится им в отцы. А Медведев, казалось бы, старший товарищ, но его так не воспринимают вообще.
Александр Мельман: У Медведева другой бэкграунд. Он работает (или те, кто на него работает) на прослойку – демократическую интеллигенцию, на отщепенцев, которые поддерживают его, которым, по-моему, затмевает глаза дуализм. Они говорят: «Путин уже надоел. Если будет Путин – катастрофа!». Они видят себя и не видят огромного народа, который совершенно так не думает. Это большая ошибка наших демократов, мне кажется, которые выстраиваются за Медведевым против Путина.
Юрий Владовский: У меня нет такого ощущения. Все понимают, что это абсолютная замена, имитация.
Александр Мельман: Кто понимает?
Анна Качкаева: Это длинный разговор, про это сейчас не будем.
Слушатели очень точно реагируют на наш литературный, я бы сказала, разговор: «Перечитываю своей внучке «Семь подземных королей».
Юрий Владовский: Там же система была прекрасная: все засыпали, а один бодрствовал.
Анна Качкаева: Давайте послушаем фрагмент текста Андрея Колесникова из «Коммерсанта», называется он «Взвейтесь шатрами», в исполнении Юрия Владовского.
Юрий Владовский: «На входе в лагерь «Селигер-2011» тебя встречает то ли сцена, то ли танцевальная площадка, торжественно убранная портретами Дмитрия Медведева и Владимира Путина с каменными или, вернее, отлитыми в граните лицами. Причем Дмитрий Медведев неуловимо похож на Леонида Брежнева времен его расцвета, а Владимир Путин - на рядового строителя коммунизма.
Справа и слева твой мозг стискивают плакаты с цитатами из раннего и позднего Владимира Путина («Надо мотыжить, как святой Франциск, бум-бум...») и ящик «О ком думает Путин?» с большой дыркой во фронтальной части. Не в силах устоять перед соблазном засунуть голову в эту дырку, ты попадаешь в зеркальный куб и с облегчением понимаешь, что Путин думает о тебе (а не о себе, например).
Владимира Путина оказалось в лагере очень много задолго до того, как он сюда приехал. С одного из плакатов премьер нечеловеческого роста честно предупреждает: «Продавец, не забывай: продал алкоголь несовершеннолетним - сел на скамью подсудимых!».
Была альпинистская стенка, по которой можно подняться, цепляясь за небольшие выступы. Спортсмены этим и занимались здесь с обязательной страховкой. Владимиру Путину страховка оказалась необязательна. Он легко вскочил на стенку и залез по ней примерно на метр. После этого он, наконец, задумался, что же делать дальше. Нащупать ногой следующий выступ он не мог, но и предыдущий тоже. Так он и провел на стенке, припав к ней, несколько непростых секунд. Человек-паук в эти мгновения гордился бы им. Потом премьер решился еще на один отчаянный поступок: он просто спрыгнул со стены - и пошел дальше, по дороге приговаривая что-то укоризненное про каких-то «трусоватых ребят».
Остановился он и у велосипеда с двумя сиденьями. Велосипед по понятным причинам называется «тандемом». Премьер задумчиво глядел на велосипед. Кажется, он ему напомнил о чем-то важном.
По пути следования слева и справа от премьера девушки прыгали на батутах, юноши катались по озеру на байдарках, штангисты брали вес в 300 килограммов, армрестлеры скручивали сковородки в титановые сигары с ручками. Премьер шел по деревянной дорожке с татуировками «Курилы наши!» - и по обе стороны от него Россия вставала с колен в жиме и толчке, и величие ее становилось уже просто невыносимым.
Апофеоз наступил, когда премьер прошел мимо своего голографического изображения, которое накладывалось на такое же изображение президента России Дмитрия Медведева. Под разным углом зрения появлялся то один человек, то другой. Над ними реяло: «Они меняются!» - если смотреть на эту инсталляцию в упор, то отчетливо просматривался кто-то третий, собранный из них двоих. Во лбу у него нездоровым блеском горел третий глаз».
Анна Качкаева: Саша, вы, конечно, смотрели, «Лени Рифеншталь». Мне этот кусок сильно напомнил Олимпию... Я не хочу повышать пафос и градус до ощущения 30-40-ых, стилистики масскульта, маскулинности и так далее. Нет?
Александр Мельман: Нет. Олимпия – это всерьез. Олимпия – это звериная серьезность, то это мне напомнило, скорее» Войновича «Москва 2042», либо Кафку, либо Оруэлла.
Юрий Владовский: Так или иначе, пародия.
Александр Мельман: Можно сказать – пародия, антиутопия, театр абсурда. И все готовы идти в этот абсурд. Нам выстроили его, и назад, вперед, вправо, влево дороги нет. Мы все в этом абсурде, и Колесников отлично это показывает, а Юра правильно это прочитал. Вот у меня все-таки с Войновичем больше это связалось.
Юрий Владовский: С другой стороны, это все-таки некая закрытая структура – «Селигер». Это все-таки отдельный мир.
Анна Качкаева: Как закрытый?! Когда весь день перед его прилетом читали громкоговорители его мюнхенскую речь девушкам и юношам...
Юрий Владовский: Так вот отложили яйца, как в фильме ужасов, оттуда вылупились, и они их там растят. Это же будущие чиновники.
Анна Качкаева: Вы же читали стенограмму. Что, там кроме несколько эротичного отравления властью, приближенностью к тому, что ты сексуальный мужчина...
Александр Мельман: Я видел, как девчонки и мальчишки смотрят на Путина.
Анна Качкаева: Это же не коммунистическая, комсомольская когда-то, за идею. Этого ощущения нет. Тогда эта абсурдность должна вызывать у них тоже двоемыслие, стеб, иронию. Что это за поколение, которое это понимает, задает эти вопросы и делает карьеру, получается.
Юрий Владовский: Вы подозреваете их в неискренности?
Александр Мельман: Программа Сергея Доренко называется «Русские сказки». И там такой слоган, который он или ему придумали: «Не бойтесь сказок, жизнь страшнее». Очень многие люди молодые, пожилые, среднего возраста хотят такой сказки, хотят театра абсурда, хотят второй реальности телевизионной, виртуальной, потому что жизнь действительно кажется им не очень интересной, то, в чем они реально живут, для них это вторая реальность. Первая – это «виртуалка» выстроенная.
И насчет двоемыслия. Александр Минкин, «Московский комсомолец», был на Селигере. Он там дал анкеты ребятам, он перед ними выступал: «Что вы думаете о деле Ходорковского?». И люди писали очень разное, и очень часто жесткое по отношению к власти. И многие понимали, что происходит. Вот они это написали, потом лекция Минкина закончилась, и они опять оказываются в другой реальности и поддаются ей. Хотя это, может быть, «сладкая вата», в которую идут, ну, там им лучше.
Анна Качкаева: В стенограмме есть очень показательный вопрос Бондарчука, который обращается к людям, которые собрались, что есть блогеры, которые ругают и то, что на Селигере происходит, и власть вообще. Как девушки в этом ролике, что есть какая-то кучка всяких, которые чего-то такое делают. И Бондарчук говорит: «А почему бы вам 100 человек сюда не пригласить? Пусть посмотрят, пусть блогеры приедут, пусть пообщаются. И ваши иностранные сверстники должны приезжать, это будет полезно». Но они должны общаться по делу, например, волонтерством заниматься. Там были такие организации, которые занимаются просроченными продуктами, мусором, еще чем-то. А чего добиваются пиарщики, чтобы это поколение... Что? Вот проголосовало 4,5 тысячи. Или больше проголосуют из молодежи?
Александр Мельман: Вы правильно сказали, что там нет идеологической подкладки, потому что страна живет без идеологии. В советское время пионерская организация, комсомольская... ведь не сразу она выродилась в абсурд позднесоветский, сначала там действительно была идейная подкладка. Потом это стало вырождаться, и мы с вами помним, как это все было – именно в жанре антиутопии. Но хотя бы на словах была эта подкладка. А сейчас ее нет вообще. И они не могут найти ее. Люди существуют в неком выстроенном мире. Пиарщикам, может быть, интересно без идейной подкладки их собрать. На чем? Может быть, на этой выдуманной сказке, на том, что взрослые дети хотят стать чиновниками. И это уже тренд, это пропагандируется: чиновник – это самая лучшая профессия, самая выгодная. А с другой стороны говорят: мы же делаем дело. При этом оппозиция становится маргинальной, все их идеи маргинальные. А на прошлом «Селигере» на этих людей, которые называются оппозицией, вывешивали фашистские знаки. То есть здесь какая-то эклектика в этом смысле. Сейчас, слава Богу, не вывешивают, сейчас хотят дать какой-то позитив. Но они не понимают – какой. Но это легко рушится. Как вертикаль, она непрочная, так и эта стилистика, она совершенно выдумана, это совершенно бессмысленно.
Анна Качкаева: Она же не атрибутика уже, она не наполнена смыслами, символами. Это антураж, констатация пустоты.
Юрий Владовский: То есть хуже дерьма. Имитация дерьма – это еще хуже. Вот здесь происходит то же самое, причем в геометрической прогрессии. Когда идешь по этой дорожке, уже ничего тебя не останавливает, нет никаких рамок. То есть поцеловать президента можно в любое место, это уже не считается зазорным.
Анна Качкаева: Может быть, и нет ничего дурного в том, что иногда люди испытывают всеобщую любовь. Просто хотелось бы по делу...
Юрий Владовский: Это опять-таки имитация. Сталина действительно любили. Да?
Александр Мельман: Безусловно. Боялись и любили. И уважали, и было за что. Он же ничего себе не приобрел, в одной гимнастерке, в одних сапогах.
Анна Качкаева: Валентин из Рязани, здравствуйте.
Слушатель: Я смотрел эти ролики, по-моему, это набор картинок, статика кладбищенская, запах гнилостный. И мне это напоминает эпопею с Матвиенко в Ленинграде. Все эти вещи сделаны очень грубо. И сразу возникает вопрос: или им глубоко наплевать на мнение зрителей, будущего избирателя, или же это эксперимент по опущению наших людей.
Юрий Владовский: Они еще умудряются, наверное, из президентской избирательной кампании деньги тырить, мне кажется. У нас большое количество специалистов, чтобы склеить видео нормальное. Почему этим занимается человек, который не умеет это делать?
Сейчас акция Народного фронта в Петербурге. По всему городу – тумбы. Отвратительная типографика, отвратительный дизайн, тошнотный. Кто это делает? Есть же специалисты, дизайнеры. Я даже не знаю, кто это делает.
Александр Мельман: Ты же видишь, как склеивается, монтажируется, как картинка вырабатывается на «Первом» канале, на канале «Россия», на основных каналах. Есть отдельные исключения. Что, там работают высокие дизайнеры-профессионалы? Ничего подобного! Это сделано для определенной аудитории. И на этом фоне совсем по-другому выглядит «Дождь», как новое слово. Они понимают, на кого они работают. Это стилистика замшелого, позднесоветского периода. И это делается, мне кажется, абсолютно сознательно. И телевидение – это же основной воспитатель в этом смысле, основное оружие. Так делаются и ролики под эту стилистику. И все это делается для основной массы населения, электората, который проголосует так, как нужно.
Анна Качкаева: «Все это уже не смешно, - пишет нам Сергей. – У меня только один вопрос: неужели этот ужас будет продолжаться бесконечно?».
Юрий Владовский: Да!
Александр Мельман: Сказал «оптимистично» Юра.
Анна Качкаева: Мы с вами, вроде бы, смеялись, а слушатели нагнали страшилок. Александр пишет: «Что-то просто апокалиптическое, уже слов нет».
Александр Мельман: Сочетание нашего смеха и того, как это воспринимает публика, слушатели, - вот и получается некая апокалиптическая антиутопия, некий ужастик. Кто-то подсмеивается, а этот абсурд происходит. Вот такой фон, действительно, страшноватенький, если вдуматься.
Анна Качкаева: Все-таки это дает возможность не смотреть на происходящее со звериной серьезностью и думать, что и девочки вырастут, порвав майки там, где полагается...
Юрий Владовский: Мое глубокое убеждение в том, что бороться со всем этим совершенно бессмысленно. Над этим надо смеяться.
Александр Мельман: А вот Николай Васильевич Гоголь смеялся-смеялся, а потом вдруг подумал: «Бог ты мой, что ж я делаю!», - и переосознал свои идеи, свои мысли.
Анна Качкаева: Я все-таки думаю, что лучше смеяться – так здоровее. Пусть все-таки юмористические программы будут на телевидении, даже несмотря на то, что грядут выборы.
