Александр Касаткин: Имеет ли смысл деятельность правозащитников и журналистов в тех случаях, когда речь идет о диктаторских или авторитарных режимах, игнорирующих протесты общественности? Наверно, лучший ответ на этот вопрос дал в свое время Марк Аврелий: «Делай, что должен – свершится, чему суждено!» Однако, и в самые тяжелые советские времена деятельность правозащитников приносила конкретную пользу. И сегодня это правило остается неизменным. Об этом – член правления Правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов.
Александр Черкасов: Из Чечни - только хорошие новости, - непременный рефрен нашей рубрики, но, похоже, на этот раз придется им пожертвовать.
Еще утром в четверг, 21 июля, глава республики Рамзан Кадыров благосклонно принимал приветствия, которые ему излагал министр (внимание!) культуры Российской Федерации Авдеев.
А уже к вечеру означенный глава был замечен в турецкой Анталии. За рулем шикарного Роллс-Ройса, в сопровождении многочисленной свиты и охраны он проследовал в отель "Мардан-Палас". Это чуть ли не семизвездочное чудо за соответствующую плату обещает утомленному путнику всё и даже больше. Среди самых скромных удовольствий - необъятных размеров бассейн, внутри которого - аквариум с акулами.
Вот где хорошие новости!
Что же может после этого остаться доброго для нашей рубрики?
В Грозном продолжают решать проблему беженцев - то есть, продолжается их выселение из переименованных в общежития пунктов временного размещения. Жалобщиков, пошедших в Центорой, вице-премьер по силовым структурам Магомед Даудов прогнал, почти что цитируя некрасовское "У парадного подъезда".
Конечно, об этом почти не говорят. Почему? Неужели потому, что люди боятся жаловаться, а журналисты не осмеливаются писать?
Вот и о похищениях людей почти не сообщают, - то есть, нет сообщений с "фамилиями-адресами-явками". Жалуются только самые отчаявшиеся.
За последние недели есть одна жалоба - от родителей похищенного и исчезнувшего в мае, чей дом обыскали в июне. Что примечательно - человек был похищен неизвестными, а обыск проводила вполне официальная полиция.
В сумме "хорошие новости" из Чечни, - и эти наши капельки, и официальные потоки патоки, - должны, по идее, создать у слушателей и зрителей ощущение собственного бессилия и бессмысленности любого противодействия.
Но это неверное ощущение.
Следуя этой логике, острее других бессилие и бессмысленность должны ощущать коллеги похищенной в Грозном и убитой два года назад, 15 июля 2009 года, Натальи Эстемировой.
Наташа ведь как раз этим и занималась - поиском похищенных и помощью бездомным. Ее нет, а похищения и выселения продолжаются.
Накануне годовщины убийства, 14 июля, правозащитники из "Мемориала" и Международной федерации за права человека вместе с журналистами "Новой газеты" представили результаты своего независимого расследования.
Мы опирались на материалы официального расследования - на ту часть уголовного дела, в которой представлена официальная версия , согласно которой убийца - убитый к тому времени боевик Алхазур Башаев "и иные неустановленные лица".
Дело в том, что полгода, до января 2010 года, следствие рассматривало различные версии, включая и причастность к убийству чеченских "силовиков", которым мешала Наташа, деятельность которых она расследовала, - прежде всего, из Курчалоевского РОВД.
Но в январе из руководства Следственного комитета в следственную группу поступили железобетонной - на первый взгляд - убедительности материалы, любезно предоставленные ФСБ и структурами чеченского МВД. Одни нашли пистолет, из которого убили Наташу, а рядом - милицейское удостоверение с вклеенной фотографией Башаева. Другие нашли машину Башаева, а в ней - глушитель, подходящий к пистолету. Плюс - многочисленные свидетельские показания. Что еще надо?
И вот год назад, в годовщину убийства, Следственный комитет озвучил эту версию: Наталью Эстемирову убили боевики.
У следствия были еще материалы генетической экспертизы следов, оставленных похитителями и убийцами на месте преступления. А еще было брат Алхазура Башаева Анзор, скрывшийся во Франции. Его следователи тоже было назвали подозреваемым, и попытались из Франции получить - но безуспешно.
За год мы кое-что сделали в помощь следствию. Мы нашли и опросили Анзора Башаева, официально и в соответствии с законом взяли у него биологический материал, передали для генетического исследования, а далее - специалисту, для сравнения с лежащими в уголовном деле материалами экспертиз.
Мы, наконец, проанализировали материалы самого уголовного дела - те самые железобетонные доказательства.
Вывод - у следствия на самом деле нет никаких доказательств причастности Башаевых к преступлению. Переданные смежниками из ФСБ и МВД материалы создают, скорее, ощущение искусственного происхождения этой версии. И каким образом среди этой искусственной конструкции оказался подлинный пистолет, из которого убили Наташу?
Все это мы изложили в докладе, который 5 июля был передан президенту Медведеву. 14 июля, в канун годовщины убийства, доклад был представлен общественности. А 15 июля представитель Следственного комитета заявил, что версия - прежняя: во всем виноват Башаев, а те, кто сомневаются, - то есть мы... По выражению Паниковского - "жалкие, ничтожные люди".
Что же, всё было бессмысленно?
Не уверен. Потому что 21 июля руководитель Следственного комитета Бастрыкин заявил, что будут расследоваться все версии убийства Натальи Эстемировой, включая представленную "Мемориалом".
Конечно, это не победа, и даже не продвижение в сторону победы - но хотя бы поворот из тупика.
Хорошая новость, которая была бы невозможна, если поддаться ощущению бессмысленности и бессилия перед сплошной стеной. Вот Наташа Эстемирова не поддавалась. Попробуем научиться у нее.
Александр Касаткин: Власти Грузии ведут кампанию по дискредитации неправительственных организаций, завил в 20 июня руководитель НПО «Центр по правам человека» Уча Нануашвили. Он призвал МВД Грузии прекратить слежку за членами организации и в доказательство предоставил журналистам фотоснимки автомобилей, которые, по его утверждению, перманентно преследуют его. Мнение Нануашвили о том, что после фоторепортеров настанет черед представителей грузинских НПО, разделяют многие его коллеги. Рассказывает Мзия Паресишвили.
Мзия Паресишвили: Руководитель НПО «Центр по правам человека» Уча Нануашвили пригласил на пресс-конференцию не только журналистов, но и аккредитованных в Грузии дипломатов. По словам Нануашвили, он и его коллеги почти привыкли к постоянной слежке. Однако события последних дней вышли за рамки привычного и заставили его сделать публичное заявление:
Уча Нануашвили: Центру стало известно, что высокие должностные лица лично занимаются дискредитацией представителей гражданского сектора. Они убеждают зарубежных гостей в том, что грузинское гражданское общество сотрудничает с российской разведкой. Госчиновники утверждают, что Россия способна влиять на дипломатов при помощи грузинских НПО. Дело фоторепортеров, оказывается, лишь одно из звеньев большой шпионской сети, и в перспективе с помощью «точечных ударов» по нескольким неконтролируемым властями НПО планируется уличить в такой же деятельности представителей гражданского сектора.
Мзия Паресишвили: По словам Учи Нануашвили, усиленная слежка за ним началась с марта нынешнего года. Он предоставил журналистам фотографии автомобилей, которые, по его утверждению, сопровождают его в течение всего дня. На фотографиях видно, что одни и те же номера прикреплены к разных иномаркам, что само по себе уже является правонарушением. Правозащитник отмечает, что он зафиксировал 30 таких автомобилей.
Уча Нануашвили на пресс-конференции официально обратился к МВД Грузии с вопросом: «Что все это значит? Почему идет слежка за членами правозащитной организации. Если у них (правоохранительных органов) есть какие-либо подозрения, что мы шпионы, пусть сегодня же объявят об этом». При этом Уча Нануашвили попытался пошутить, заявив, что готов дать «признательные показания».
Юрист центра Нино Андриашвили защищает права обвиняемого в шпионаже фоторепортера Зураба Курцикидзе. Но в центре считают, что поводом для интенсивной слежки послужило не только это: власти перед парламентскими выборами 2012 года стараются нейтрализовать критикующие их организации.
Юрист по профессии, исполнительный директор НПО «Общественный защитник» Манана Кобахидзе считает, что после истории с фоторепортерами «под прицелом» окажутся и НПО:
Манана Кобахидзе: Прослушивают всех, и я не исключаю, что в один прекрасный день против любого человека могут выложить любой сфальсифицированный документ. Эти опасения усиливаются после ареста фоторепортеров. В конце концов, под прицелом может оказаться и неправительственный сектор - такая опасность реально существует.
Мзия Паресишвили: Делится своими опасениями Манана Кобахидзе.
«Нануашвили просто озвучил то, что давно известно», - говорит глава еще одной НПО «Приоритет - права человека» Лия Мухашаврия, помогавшая беженцам подавать иски в суды против властей. По ее словам, власти давно занимаются дискредитацией их организации:
Лия Мухашаврия: В 2009 году мы стали жертвой прямой атаки. Лично меня суд объявил хулиганкой. 10 декабря того же года в День защиты прав человека по общественному телеканалу был показан сюжет, в котором наша организация была выставлена мошеннической, пользующейся тяжелым положением пострадавших от войны и вымогающей у них деньги.
Мзия Паресишвили: Несмотря на то, что Ассоциация молодых юристов тоже занимается этими делами и часто критикует власти, с проблемами слежки она не сталкивалась.
Обоснованы ли опасения правозащитников? На этот вопрос представители парламентского Комитета по правам человека от правящей партии отвечать отказались. Ответа не последовало и от МВД Грузии. В то же время в последнем заявлении на вебсайте МВД от 18 июля говорится, что контрразведка Грузии продолжает активную работу по выявлению шпионской сети. Там же содержится призыв к гражданам Грузии, которые сотрудничают со спецслужбами других стран, прийти с повинной. В этом случае судебное преследование им не грозит.
Александр Касаткин: Дело фотожурналистов, обвиняемых грузинскими властями в шпионаже, обрастает все более странными деталями. В признательных показаниях одного из фигурантов Георгия Абдаладзе его коллеги обнаружили массу нелепостей и ошибок. Тем не менее, двое журналистов из трех обратились к прокуратуре с просьбой о заключении процессуального соглашения.
Андрей Бабицкий: Огромное количество несоответствий и противоречий в признательных показаниях Абдаладзе указывают по меньшей мере на критический уровень непрофессионализма правоохранительных структур Грузии. Детали истории «падения» фотожурналиста, видимо, были очень плохо известны контрразведке, которая собирала предварительную информацию. Ведь в противном случае, сопоставив факты, легшие в основу обвинения, с признательными показаниями, следователи прокуратуры легко помогли бы Абдаладзе выстроить более стройную версию его «предательства», основанную на реальных, а не ошибочных датах. Но следствие могло справиться и собственными силами, проверив, скажем, по ранним публикациям журналиста хронологию его поездок и встреч.
Со свойственными ему высокомерием и самонадеянностью ведомство Вано Мерабишвили запустило очередное шпионское дело, не потрудившись собрать сколько-нибудь убедительные доказательства. Были, видимо, уверены, что проглотят, как глотали и до этого. Но широкий общественный резонанс, международная реакция, похоже, вынудили стражей закона задуматься о более серьезной доказательной базе, которую можно было бы предъявить городу и миру.
Однако едва ли прокуратура могла помочь в решении этой задачи. Следствие только началось, а данные, собранные контрразведчиками, никуда не годились, судя по тому, что Вано Мерабишвили на встрече с журналистами попросил месяц для поиска неопровержимых улик. Поэтому единственной возможностью хоть как-то подкрепить разваливающееся обвинение оставалось признание самого Абдаладзе: он должен был дать информацию, которая убедила бы общественность в его виновности. И фотограф подробно рассказал о своих контактах с российской разведкой, по ходу дела перепутав все даты и обстоятельства. Можно предположить, что он сделал это умышленно, чтобы продемонстрировать вопиющую некомпетентность следствия, слабость его позиций.
Признание распространили среди журналистов - неясно, на каком основании. Если исключить вероятность непосредственных психологического и физического воздействий, то само лишение свободы является методом очень эффективного давления на обвиняемого. А это означает, что признание, сделанное в условиях содержания под стражей, легко может оказаться самооговором. В любом случае оно должно рассматриваться не как улика, а как вспомогательная информация, не освобождающая следствие от проведения всестороннего и полного расследования. Ведомство Мерабишвили и прокуратура легко пренебрегли принципом презумпции невиновности и в деле фотографов, и в десятках подобных историй.
Но эта драма, похоже, так и не доберется до развязки. Действие будет прервано так называемым досудебным соглашением, о заключении которого собираются просить подследственные. Этот ход даст возможность организаторам спектакля скрыть все изъяны сценария - им уже не нужно будет предоставлять доказательства вины обвиняемых по просьбе самих же обвиняемых.
У меня нет достаточных оснований говорить о виновности или невиновности фотожурналистов, но я могу совершенно определенно сказать, что в нынешнем виде шпионское дело – итог преступной некомпетентности.
Александр Касаткин: В понедельник в Ереване состоялась встреча рабочей группы от правящей коалиции с делегацией, сформированной оппозиционным Армянским национальным конгрессом (АНК). Диалог между оппозицией и властью – тема общественной дискуссии, развернувшейся в Армении в последние месяцы. Первая встреча представителей сторон ознаменовала собой ее начало. Из Еревана Эллина Чилингарян.
Эллина Чилингарян: Официальное предложение о проведении встречи в качестве уполномоченного коалицией лица сделал председатель Национального Собрания Овик Абрамян. Задолго до встречи, ее предсказывали, планировали многие политологи, эксперты и политки. Еще пару месяцев назад общество разделилось на так называемых “верющих” в возможный диалог между властью и оппозицией и “неверющих”. Диалогом это назвать стороны пока не торопятся, но встреча за круглым столом все-таки состоялась.
После встречи представители сторон сообщили, что повестка диалога между властью и оппозицией не сформирована, договоренности не достигнуты, обсуждений по какому-либо вопросу не было, состоялся лишь обмен мнениями. Стороны всего лишь представили свои точки зрения по существующим вопросам.
Несмотря на то, что представитель правящей Республиканской партии Давид Арутюнян настроен оптимистично в вопросе продолжения встреч с оппозиций, глава делегации оппозиционного движения, координатор АНК Левон Зурабян после встречи не исключил, что, возможно, следующей встречи не будет. АНК был готов вести диалог не с представителями политических партий, а с представителями исполнительной власти и в распространенном в воскресенье заявлении «с сожалением отметил», что власти не поняли или сделали вид, что не поняли этот простой факт, что, по оценке оппозиционного блока, означает «неадекватное восприятие действительности или проявление политической безответственности».
«Этот формат мы рассматриваем как вспомогательный, поскольку он не создает условий для того, чтобы мы говорили с уполномоченными лицами», - сказал координатор АНК.
Встреча прошла за закрытыми дверями. На вопрос армянской службы Радио Свобода, какой является повестка власти, тогда как в повестку оппозиции входит лишь вопрос проведения внеочередных выборов, Давид Арутюнян ответил:
Давид Арутюнян: Одним из первых и наиболее важных вопросов является принятие взаимоприемлемых правил политической конкуренции, правил, которые дадут возможность нам, обществу действовать в более цивилизованном поле и в этом смысле также повысить доверие в отношении политических процессов.
Эллина Чилингарян: На вопрос, какой временной период переговоров приемлем для оппозиции, координатор АНК Левон Зурабян ответил:
Левон Зурабян: Мы заявили, что если до сентября не будет никакого результата, то мы сочтем возможности диалога исчерпанными, об этом мы сообщили во время встречи.
Эллина Чилингарян: Итогом переговоров, по словам Зурабяна, будет «определение по вопросу внеочередных выборов».
Развивающийся диалог между правящей коалиции Армении и внепарламентским оппозиционным Армянским национальным конгрессом приветствовал содокладчик мониторинговой комиссии ПАСЕ по Армении Аксель Фишер, который на этой неделе побывал с официальным визитом в Ереване. Фишер встретился с президентом Армении Сержем Саргсяном и председателем Национального Собрания Овиком Абрамяном, а также с лидером Армянского национального конгресса Левоном Тер-Петросяном.
Согласно сообщению, опубликованному на официальном сайте ПАСЕ, Аксель Фишер выразил надежду, что данный процесс пойдет параллельно с аналогичным конструктивным диалогом между правящей коалицией и парламентской оппозицией.
Александр Касаткин: Заместитель министра иностранных дел Азербайджана и личный представитель президента Ильхама Алиева Араз Азимов выступил с жесткой публичной критикой российской политики на Кавказе. Означает ли это начало «похолодания» в российско-азербайджанских отношениях? И какое влияние все это может оказать на динамику нагорно-карабахского мирного процесса? Слово политологу Сергей Маркедонов.
Сергей Маркедонов: «Танкеры вместо танков». Эту формулу представитель президента Азербайджана выдвинул 19 июля в эфире радиостанции «Эхо Москвы», говоря о подходах Кремля к кавказской геополитике. С точки зрения Араза Азимова, Россия, претендующая на роль посредника в нагорно-карабахском урегулировании, сохраняет свое военно-политическое присутствие в Армении вместо того, чтобы оказывать на Ереван давление в ходе переговорного процесса. По мнению азербайджанского дипломата, подходы Кремля к Кавказскому региону базируются на «жесткой силе» (то есть танках) в то время, как есть острая необходимость в переходе к экономическим приоритетам (то есть танкерам).
Тезисы, озвученные Аразом Азимовым, вызвали значительный интерес, что легко объяснимо. Еще совсем недавно накануне Казанского саммита и во время визита министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова в Баку азербайджанские политики, дипломаты и эксперты в публичных выступлениях и комментариях оценивали российское посредничество в урегулировании нагорно-карабахского конфликта либо позитивно, либо благожелательном нейтральном ключе. Выступление личного представителя президента Азербайджана в эфире известной радиостанции показало, что картина двусторонних российско-азербайджанских отношений не столь благостная, как кому то могло показаться. Но насколько серьезным по своим последствиям является критический выпад Азербайджана в июле 2011 года?
Для ответа на этот вопрос необходимо более детально представлять себе тот контекст, в котором позиция Азимова прозвучала. А в Азербайджане выступление представителя МИД не может быть самодеятельностью отдельного чиновника, это - хорошо продуманный и подготовленный экспромт. Начиная с саммита «Большой восьмерки» в Довиле, страны-посредники в карабахском урегулировании, резко усилили дипломатическое давление на Ереван и Баку с целью принуждения их к подписанию «базовых принципов». В предыдущие годы столь мощного и консолидированного давления со стороны Москвы, Вашингтона и Парижа не было. Об этом свидетельствуют и завышение планки ожиданий от саммита в Казани, а после его неудачи новые инициативы, появившиеся практически без обычного в таких ситуациях тайм-аута. Заявление Алена Жюппе о «новых предложениях», визит Эльмара Мамедьярова в Париж, Эдварда Налбандяна в Москву, Сергея Лаврова в Ереван и в Баку. Невиданная ранее плотность встреч и переговоров». И все ради подписания «базовых принципов».
Но является ли данный документ совершенно безопасным для Азербайджана? Думается, ответ на этот вопрос будет отрицательным. Не будем забывать, что «принципы» предполагают «промежуточный статус» Нагорного Карабаха, а также предлагают определение его финального статуса посредством всенародного волеизъявления. И не просто волеизъявления, а референдума, имеющего обязательную юридическую силу. При этом Конституция Азербайджана разрешает только общенациональные референдумы. Но и это еще не все. Последний пункт «базовых принципов» предполагает гарантии в виде международной миротворческой операции, что опять же ставит под вопрос состоятельность Азербайджана и его возможности контролировать территорию, признанную мировым сообществом, как его неотъемлемая часть. Опыт Косово слишком свеж, чтобы его игнорировать, несмотря на все заявления об уникальности этого балканского образования. Таким образом, принятие на себя правил игры, предложенных странами-посредниками, создает для Азербайджана серьезные риски и непредсказуемость. Слишком много новых вводных придется рассматривать. Отсюда и вполне рациональное стремление отсрочить приближение этих политических и правовых новелл. Как следствие, использование имеющегося потенциала для обращения внимания на себя. Так или почти так Баку действовал и раньше. И не только по отношению к России. Вспомним, как в прошлом году представитель администрации президента Азербайджана Али Гасанов в интервью агентству «Reuters» подверг критике позицию США: «Американцы не должны думать только о том, как помочь Армении преодолеть экономический кризис». Да что там США и РФ. В период интенсификации армяно-турецкой нормализации Баку жестко пикировался с Турцией. С одной единственной целью - поднять свою геополитическую капитализацию ради облегчения переговорных позиций. Поэтому нельзя исключать, что мы еще услышим и критику официального Баку в адрес Вашингтона или Парижа.
По словам Араза Азимова, Азербайджану нужно «не просто восстановление территориальной целостности, а именно - установление прямого вертикального суверенного контроля над этой территорией», то есть Нагорным Карабахом. Такая формула - это даже не «широкая автономия». Это звучит как словосочетание из словаря Владимира Путина начала нулевых годов. В итоге, новое повышение планки требований. И новый круг убеждений и поиска доказательств посредниками. Получается эффект Ходжи Насреддина из истории про падишаха и ишака. Время выигрывается, разрешение конфликта отдаляется до лучших времен и лучших условий. Остается только ждать, придут ли эти оптимальные времена.
Александр Касаткин: На этой неделе правозащитный сайт «Кавказский узел» сообщил, что в чеченском селении Гелдаген сотрудники силовых ведомств сожгли дома, принадлежавшие людям, чьи сыновья ушли в лес к боевикам. Таким способом власти Чечни пытаются остановить уход молодежи в ряды исламского сопротивления. Рассказывает Мурат Гукемухов.
Мурат Гукемухов: Перед поджогом силовики не позволили людям вынести никаких вещей из дома. Родственников ушедших в лес молодых людей заставили подписать обязательства о неразглашении сведений о поджогах. Им приказано говорить, что причиной пожаров в их домах было короткое замыкание электропроводки.
Чеченский правозащитник Ахмед Гисаев говорит, что поджоги домов не единственный способ давления на семьи боевиков, который используют власти Чечни:
Ахмед Гисаев: К нам приходили люди, они жаловались, что их лишают социальных льгот, пенсий, детских пособий. Т.е. используются всевозможные методы давления, чтобы как-то воздействовать на этих людей».
Мурат Гукемухов: Правозащитница Татьяна Локшина в 2009 году опубликовала специальный доклад о поджогах домов родственников боевиков. По ее словам, карательные поджоги домов широко применялись в Чечне до 2009 года, но в прошлом году количество этой формы насилия над людьми пошло на спад. Казалось, власти решили отказаться от уничтожения жилья. Татьяна Локшина объясняет, почему чеченские силовики снова вспомнили об этой варварской практике:
Татьяна Локшина: Это, конечно, реакция властей на то, что за последние несколько месяцев сильно выросло количество молодых людей, уходящих в лес. Таким своеобразным образом власти реагируют на эту проблему, пытаясь подавить вооруженное сопротивление, пытаясь пресечь уход молодых людей к боевикам.
Мурат Гукемухов: По оценкам чеченских экспертов, этим летом в лес ушло около сотни молодых людей. Местные жители считают, что силовые структуры отслеживают не всех молодых людей, кто решил пополнить ряды сопротивления.
Многие из страха за своих родных перед тем, как присоединиться к исламистам, поступают в вузы в других регионах России или делают вид, что устроились на работу за пределами Чечни, чтобы таким образом оправдать свое длительное отсутствие дома.
Правозащитник Ахмед Гисаев говорит, что попытки остановить вооруженное сопротивление, используя принцип коллективной ответственности родственников, не приносят ощутимых результатов:
Ахмед Гисаев: Создание живых щитов и политика коллективной ответственности контрпродуктивны. Они не дают никаких положительных результатов в борьбе с тем, что молодежь пополняет ряды сопротивления. Наоборот, это усиливает отток молодежи в лес. Потому что беззаконие, которое существует на территории Чечни и других кавказских республик, беспредел силовых структур побуждают многих людей уйти в лес.
Мурат Гукемухов: Попытки умиротворить Чечню репрессивными методами, утвердить в республике диктаторский режим управления привели к тому, что единственно возможной в Чечне формой реализации гражданского протеста стало вооруженное сопротивление. Но чем больше боевиков, тем больше репрессий, а чем больше репрессий, тем больше становится боевиков. Так замыкается круг насилия.
Александр Касаткин: Миграционная политика норвежских властей совершила окончательный разворот в отношении беженцев с Северного Кавказа. Массовые отказы в предоставлении убежища и депортации стали уже нормой в скандинавском королевстве.
Магомед Ториев: В начале 2011 года норвежские власти, выслав большие группы беженцев в Россию, стали объектом разгромной критики со стороны правозащитников и журналистов. Видимо, поняв, что неизбирательная массовая депортация, привлекает к себе слишком много внимания, миграционная служба Норвегии решила использовать хитроумную тактическую уловку.
Беженцев больше не перевозят во время депортации из Норвегии партиями, как вахтовиков на крайний Север. Подход стал индивидуальным. Правда, как рассказывают сами беженцы в частных беседах, на количество депортируемых это не повлияло. Став точечными, высылки участились. Кто заметит, что в течение месяца из десятка городов и сел королевства испарилось каких-нибудь 10 семей? Рутина…
Но выясняется, что даже депортация не так страшит беженцев, как вероятность того, что информация о преследованиях, которым они подвергались в Чечне, попадет в руки российских властей. Во время интервью, которое дает проситель политического убежища, необходимо обосновать свое нежелание возвращаться в Россию и получить защиту в Европе. И в этой ситуации каждый, не стесняясь, живописует ужасы войны, рассказывает о репрессивной политике Кремля на Кавказе, представляя себя ее жертвой. Очень многие утверждают, что они были активными участниками НВФ или, по крайней мере, оказывали помощь подполью, рискуя жизнью. Кто-то по праву, кто-то без… Понятно, что никому не хотелось бы, чтобы об этих интервью узнали российские спецслужбы. Уже депортированные домой эмигранты говорят, что на допросах в России им предъявляют их интервью норвежским властям и требуют объяснений. Укажу здесь только, что каждому беженцу перед интервью дается гарантия, что предоставленная им информация не будет разглашена миграционными властями ни при каких обстоятельствах.
Сложно сказать, насколько оправданы опасения депортируемых. Мне известен один случай, когда одна европейская страна передала другой протокол интервью с беженцем в нарушение гарантированного Конвенцией о беженцах принципа конфиденциальности. Действует ли это правило в отношении России, не знаю, но почему бы и нет? Если так, многим придется сильно пожалеть о своей чрезмерной откровенности или бурных фантазиях, скрупулезно зафиксированных протоколом интервью.
Миграционная служба Норвегии кардинально изменила свое отношение и к доказательной базе, предоставляемой соискателями убежища. По словам правозащитников, массовые отказы норвежские власти объясняют не только «стабильно-мирной» обстановкой на Северном Кавказе, но и мошенничеством, ставшим обычной практикой среди беженцев при фабрикации подтверждений. Предъявляемые в качестве доказательств справки, документы, подтверждающие факт преследования, уже почти автоматически квалифицируются как фальшивки на том основании, что в России можно купить любой документ. Не вызывают доверия у миграционной службы и письма из правозащитных организаций, как полученные обманным путем или через родственные или иные отношения.
Ну а если беженцу удается пройти через первые круги ада и его бумажки признаны заслуживающими внимания, на следующем этапе он вполне может услышать вопрос от чиновника: «А почему вы не попытались скрыться в Сибири или на Дальнем Востоке?». Ответ, что переезд в любой другой регион России не решает никаких проблем, поскольку претензии со стороны спецслужб остаются неизменными, где бы человек не находился, считается неудовлетворительными. Норвежцы уверены, что за пределами Чечни произвол силовиков теряет силу. Тот кто, пройдя все этапы мучительной процедуры, в итоге получает убежище, не воспринимается братьями по несчастью как человек, сумевший доказать свою правоту. Нет, он – счастливчик, выигравший в миграционной лотерее.
Апелляции, которые подаются в Высший апелляционный совет по надзору за миграционной службой, так же откланяются как беспочвенные. Беженцы, прошедшие через процедуру обжалования первого отказа, утверждают, что доказать собственную правоту европейским бюрократам невозможно, любые аргументы отскакивают от них, как пули от танковой брони. Последняя надежда - это суд, но позволить себе оплатить услуги адвоката и госпошлину могут лишь единицы, стоимость всех издержек составляет около 7 тысяч евро.
«Из крайности в крайность» - по этому принципу формируется миграционная политика норвежских властей. С 2000 года Норвегия была лидером по количеству принятых беженцев с Северного Кавказа. Но в отличие от Германии, Франции и Австрии, требовавших от просителей убежища дать разъяснения причин бегства из России, норвежские власти принимали всех, кто мог правильно назвать несколько сел в Чечне и не перепутать буквы в самоназвании вайнахов? Теперь же не имеет значения, кто ты, откуда, есть у тебя проблемы или нет. Жив, значит, нет.
Понять норвежские власти можно. За последние годы они сумели понять, что огромное количество решений, принято на основании ложных документов и показаний, многие беженцы сдавались под вымышленными или чужими именами. Экономические мигранты рассматривают статус политического беженца как источник постоянного и высокого дохода. Власти, решив привести в порядок миграционную политику, доверили ее формирование все той же миграционной службе, которая, собственно, в предыдущие годы расписалась в своей некомпетентности. Взяв под козырек, сотрудники службы кинулись выкидывать людей из страны с тем же энтузиазмом, с каким раньше этих же людей принимали. Беженцам, конечно, приходится несладко, но так ли хороши последствия для Норвегии? Репутация страны измеряется еще и в единицах гуманности, человеколюбия и способности к состраданию. По этим показателям страна Генрика Ибсена, Эдварда Грига, Фритьофа Нансена явно не лидирует на европейском пространстве.
Александр Касаткин: Азербайджанские власти, как в свое время советские пытаются взять под полный контроль иностранных журналистов, работающих в республике. По крайней мере, об этом свидетельствует недавняя поездка в Азербайджан немецкого корреспондента. Подробности – в материале Зии Маджидли.
Зия Маджидли: Глава московского бюро германской газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung Михаэль Людвиг надолго запомнит свою поездку в Нахчыванскую автономную республику Азербайджана:
Михаэль Людвиг: Я поехал туда для того, чтобы написать репортаж о том, как Нахчыван живет в определенной изоляции. На севере и востоке границы заблокированы. Выход есть только в Турцию и Иран. Мне интересно было, как в этой ситуации развивается этот регион.
Местные власти, Верховный Меджлис Нахчывана, хотел запретить мою работу. А внешнеполитическое ведомство Нахчывана хотел сделать меня на 150% подконтрольным журналистом. Они заставляли меня ждать около 1,5 суток, чтобы решить, могу ли я работать или нет. Мы дошли до того, что шеф этого учреждения сказал мне так: «Ладно, Вы даете список тех мест, которые хотите посетить. Мы решаем, возможно ли это или нет. Но есть одно условие всей Вашей работы – мы выделяем Вам нашего человека и потом можете приступать к своим делам».Он сказал, что это, якобы, для обеспечения безопасности.
Я явился в это учреждение на следующий день. Конечно, меня там никто не ждал. Опять надо было мне ждать. Потом оказалось, что вчерашней договоренности мало. Они хотят, чтобы я написал список всех вопросов, которых хочу задать обычным людям на улице, в деревнях. А также, мне нельзя задавать никаких других вопросов. Я согласился попробовать, можно ли так работать. Мы поехали.Приставленный ко мне человек записывал все мои вопросы и ответы людей, стоя в метре от меня. После этого, он всегда звонил своему шефу с «доклад»ом о моей работе.
Затем произошел такой случай, когда мы остановились по дороге в Садарак. Там к нам подошли двое, которые хотели со мной побеседовать. Я с удовольствием с ними поговорил. Они начали критиковать власти, делая это на русском языке. Потом они перешли на тюркский. Тогда человек, «прикрепленный» ко мне, запретил моему водителю переводить мне сказанное двумя мужчинами на русский язык, так как «это нельзя публиковать». После этого он сказал: «Всё! Дальше Вы будете ездить только в нашем автомобиле и с нашим водителем. Отправьте этого водителя с его машиной домой». Мне пришлось сказать, что такие условия принимать журналист, который работает, как нормальный человек, не сможет.
Он позвонил своему шефу, доложил ему о произошедшем, и тот начал что-то кричать. Я сказал, что видимо Вы не знаете, что такое свобода прессы. Я так больше работать не смогу.
Зия Маджидли: В работу московского бюро Frankfurter Allgemeine Zeitung входит подготовка репортажей со всего постсоветского пространства. Это к вопросу о том, «что делал российский представитель в Азербайджане». Михаэль Людвиг говорит, что вовсе не обеспокоен случившемся:
Михаэль Людвиг: После того, как я выехал из Нахчывана, начались преследования тех самых людей, которые мне помогали, разговаривали со мной. Они нашли Хекимэльдосту Мехтиева (сотрудник Института свободы и безопасности репортеров – ред.) и сказали ему: «Мы тебе отключаем электроэнергию. Это штраф за то, что ты сотрудничал с этим журналистом». Моей целью на сегодняшний день является защита этих людей. Я уже выехал, я здесь в безопасности. Но их там так наказывают, на них нападают только потому, что они помогли западному журналисту».
Зия Маджидли: Людвиг даже не скрывает своего удивления положению дел в Нахчыване, делая выводы в результате своих наблюдений и малочисленных контактов с местным населением:
Михаэль Людвиг: Если ты куда-то едешь и там нет войны, там нормальная жизнь, но в гостинице не хотят возвращать тебе твой же паспорт, то что это за режим?
Если тебе торговец рассказывает, что «пришли полицейские шантажировать его, деньги взымать, иначе он и его семья столкнется со страшными проблемами»; а он не в состоянии даже об этом говорить повсюду в Нахчыване - так как боится за свою семью - то что это за режим?
Если другие люди говорят, что всю экономику контролируют монополии, связанные с властью и, что никакой бизнес самостоятельно не развивается, ну что это за режим?
Если люди привозят с Турции картошку, например, прокормить этим свою семью, а таможенники это отбирают, продают на рынке и деньги кладут к себе в карман, то извините меня, что это за режим?
Зия Маджидли: Глава московского бюро германской газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung уже написал статью о поездке в Нахчыван, и она на днях будет опубликована.
Александр Черкасов: Чеченская политическая жизнь, хотя и несколько однообразна, но иногда ее пронизывает такими экзотическими разрядами, что наблюдатели еще долго качают головами, не в силах понять, что же произошло. Самые одиозные лидеры русских националистических организаций побывали в Чечне и были обласканы ее руководством. В этой странной истории пытался разобраться писатель Герман Садулаев.
Герман Садулаев: Лидеры русских националистов в жарком месяце Июле посетили Чечню, ещё недавно – горячую точку на карте России, а теперь – точку замерзания социальной и политической жизни. Посетили, чтобы разобраться, как реально обстоят дела на местах. И не простые националисты, а лидеры самых радикальных националистических организаций. Александр Белов из запрещённого Движения Против Нелегальной Иммиграции, ДПНИ, и Дмитрий Дёмушкин из Славянского Союза, то есть СС. Никаких аллюзий, просто такая аббревиатура, видимо, случайно совпало.
Русских националистов встретили радушно, чуреком и солью, показали русским националистам славянских бабушек и казаков в красных лампасах, которые сказали русским националистам, что очень счастливы и довольны, что им хорошо живётся в Чеченской республике, и с каждым годом всё лучше и веселее. Русские националисты потом говорили в интервью русским националистическим изданиям, что раньше они думали – русских в Чечне больше нет, но теперь знают, что были не правы, русские в Чечне есть, ходят в красных лампасах по православным церквам и кладбищам, и всем довольны.
Вообще русские националисты вернулись очарованными и влюблёнными. В твёрдую руку, строгий порядок, сильную и заботливую национальную власть. Что удивительно для человека из организации с аббревиатурой СС. Или не удивительно. Особенно сильно русские националисты полюбили лично главу республики, и заявили, что они мечтают о том, чтобы такой же лидер был и у русского народа, и у русского государства.
Ничего сложного, хочется им сказать. Поскольку государство у нас одно, общее, то устроить рокировочку – пара пустяков. Не только такой же, а прямо тот же самый лидер может стать и у руля русского государства. Всё равно никакой равнозначной по силе и харизме фигуры у самих русских националистов нет. Не Белов же, в самом деле, который Поткин?
Русских националистов встретили на самом высшем уровне. То есть, на самом-самом высшем. Вы понимаете. И, как впоследствии очень гордились русские националисты, приняли их как сторону переговоров! Ура! Счастье-то какое! Правда, никакого даже самого завалящего пактика о дружбе и ненападении между русским и чеченским народами с русскими националистами чеченские чиновники не подписали. Но заверили в самых тёплых чувствах. И суровые легионеры национальной идеи, борцы за расовую чистоту, покинули Чечню в слезах и соплях от радости и чувства благодарности к принимавшей стороне. Нашли, как ни странно, родственные души! И даже образец для подражания. Расовая чистота, спорт, национальная культура, новый порядок – всё уже есть, в трёх часах полёта от Москвы, земля обетованная. Правда, не славянская. Но ничего. Можно сменить национальность. Ведь если из Асланбека Дудаева можно стать Владиславом Сурковым, то можно, наверное, и наоборот? И если фюрер, то есть, лидер, простите, я недавно из Германии и как-то автоматически на ум приходят германизмы вместо англицизмов, а в слове фюрер нет ничего особенного, это то же самое, что лидер по-английски, так вот, если лидер чеченской нации может своим заявлением лишать кого угодно принадлежности к чеченскому этносу, то может ведь и наоборот, даровать?
Так что я предлагаю простое решение. Потому что не все россияне согласятся, чтобы лидером русского государства стал кто-то не Путин. А Белов, бывший Поткин, и Дёмушкин, если хотят, то свои личные проблемы с поиском своего личного фюрера, то есть, лидера, могут решить очень просто - обратиться сами знаете к кому с заявлением: просим принять нас в истинные чеченцы и записать под именами, например Ибрагим Беноев и Магомет Дубаев.
