Диктор: Утро выдалось прекрасным. 27 июня растворялось в лучах солнца под голубым небом. И хотя дела последних дней загружали меня почти все 24 часа в сутки, отсутствие сна компенсировалось сознанием, что сегодня все будет закончено. «Последний советский солдат покидает Чехословакию», - пронеслось в голове, и в тот же момент я понял, что я вновь вернусь к языку армейского офицера и доложу Министру обороны: «Задание выполнено».
Ирина Лагунина: Так начинается книга «Великий уход», написанная четырьмя генерал-майорами Чехословацкой, Польской, Венгерской и Германской армий. Отрывок, который сейчас прозвучал, - это предисловие генерал-майора Чехословацкой армии, человека, координировавшего вывод советских войск, генерал-майора Светозара Надёвича. Он вспоминает, как ехал в то утро в аэропорт Кбелы, а в его голове всплывали картины наиболее значительных событий последнего времени.
Диктор: Во всех них появлялось имя командующего Центральной группой Советских войск в Чехословакии Эдуарда Воробьева. Он не был захватчиком, и никогда себя таковым не чувствовал. Он принял пост командующего вдалеке от дома в то время, когда уже подули свежие ветры политики Горбачева. Он приехал к нам 7 декабря 1987 года. Я знал, кем он был. Я встречался с ним на различных армейских мероприятиях, но я по-настоящему узнал его только тогда, когда мне поручили исполнить договор между ЧССР и СССР о выводе войск, которые находились под его командованием.
Ирина Лагунина: Книга издана в Братиславе в 2005 году. А вот воспоминания самого генерал-майора Светозара Надёвича сейчас:
Светозар Надёвич: У нас было настроение, это настроение уже было с 24 июня. Потому что вывод практически заключился 19 июня. Мы ждали 25 июня, когда официально подпишем протокол о выводе в Чернинском палаце, где сегодня были. После этого нас будет принимать Александр Дубчек, Вацлав Гавел. Но было очень хорошее отношение, Панкин себя хорошо вел. Было видно, что это не карьерный дипломат. Воробьев был уникальный генерал, образованный, честный. Я думаю, когда его выбрали, он это все понял. Это не был дурак, не был человек, который не думает головой, что это не был военный, который только получает приказы, не думает над ними. Он это в Чехословакии видел. Он когда пришел сюда как капитан, видел, каким способом "контрреволюция" приветствовала советские войска. Поэтому он отказался командовать российскими войсками в Чечне. За это наказывалось. Если бы это было при старой власти, то, я думаю, был в тюрьме до конца своей жизни. Я встретился только с одним генералом, который не понимал, что здесь творится, что творится в Европе. Его отсюда убрали, прислали в ставку Восточных войск на монгольскую границу. Надо было думать о будущем, надо было советским солдатам нормально обращаться. Здесь были эмоции. Знаете, сколько здесь было плохих людей с нашей стороны, которые так перевернули, говорили по-другому. Я никогда, если были проблемы, я им всегда говорил: вы нарушили международное право, вы должны уйти. Они поняли.
Ирина Лагунина: Со Светозаром Надёвичем мы встретились на конференции, посвященной 20-летию вывода советских войск из Чехословакии. Генерал-майор принес с собой меню обеда в советском посольстве 25 июня. Обед давал посол Советского Союза в Праге Борис Панкин, ставший потом министром иностранных дел СССР. Глубоко поразившая меня строчка в меню: «Борщок с пельменями». На мой взгляд, это все-таки особый изыск русской кухни. Еще один музейный экспонат принес с собой на конференцию последний Генеральный секретарь Политического консультативного комитета государств-участников Варшавского договора Зденек Матейка. Делясь своими воспоминаниями о тех днях 20 лет назад, он вынул из кармана холщевый мешочек с печатью и латунной печаткой Варшавского договора. Обычно он показывает их своим студентам, а когда выйдет на пенсию, обещает передать в музей. Оказавшись рядом со Зденеком Матейкой во время обеда, я немедленно воспользовалась возможностью и проштамповала табличку со своей фамилией. Печать за долгие годы, конечно, немного износилась.
Как получилось, что печать Варшавского договора осталась у Зденека Матейки?
Зденек Матейка: Я был заместителем министра иностранных дел Чехословакии. И в Москве, когда был саммит Варшавского договора, то по этим правилам та страна, которая председательствовала, передавала следующему государству, заместителю министра пост генерального секретаря так называемого политического консультативного комитета Варшавского договора. И я был заместителем по политическим проблемам, министр решил, что мне передаст советский заместитель министра, который был генеральным секретарем, эту печать и штемпель. Так что сегодня это звучит, конечно, довольно смешно, когда я своим студентам показываю эти печати. Но тогда это было далеко не смешно, потому что мы приехали во главе с президентом в июне 90-го года, полные решимости изменить. Мы не говорили о роспуске Варшавского договора открыто, мы хотели основательные изменения. И нам удалось в этой декларации это отразить очень ясно. Когда мы узнали, когда советская сторона предложила этот саммит, как раз за день до наших демократических выборов, мы в МИДе думали, что это не подходит. Но президент Гавел сказал как раз наоборот – думаю, что нам удастся этот саммит и эти документы сделать такими, что Варшавский пакт изменится. И можем потом представить на пресс-конференции, они создали заранее после приезда в аэропорт пресс-конференцию. И когда я показал эти печати министру, он пошел к президенту Гавелу. Для них было очень смешно и показывали во время передачи. Каждый знал, потому что очень много народу смотрело эту передачу. И когда я действовал как заместитель министра, то многие не только друзья, но и иностранные посетители просили, чтобы показал. И этот штемпель они клали на какую-то бумагу. После того, как распалась федерация, все забыли про эту печать, осталась у меня. Когда я начал преподавать в вузе международные отношения, то некоторые студенты, которые знали, просили показать и из этого возникла такая практика, что когда я начинаю свои занятия в начале семестра, когда представляю себя, то показываю эти печати.
Ирина Лагунина: До этого июньского совещания, о котором рассказывает Зденек Матейка, в феврале 1990 года в Москве прошла встреча Михаила Горбачева и Вацлава Гавела. После переговоров на пресс-конференции Горбачев заявил журналистам, что не договорились президенты лишь о том, о чем не было разговора. Говорили же о выводе войск. Параллельно с саммитом министры иностранных дел двух стран подписали соответствующее соглашение. Это было 26 февраля. Развитие событий в Чехословакии за десять дней до этого генерал-майор Светозар Надёвич описывает в книге «Великий уход».
Диктор: Я помню все, как будто это случилось сегодня. Я был в кабинете. День начался как обычно: рутинные доклады, ежедневные дела, разговоры с коллегами. В то время я был заместителем штаба Восточного округа в Тренчине. Была пятница, 16 февраля 1990 года. Приблизительно в 10:45 зазвонил телефон. К моему великому удивлению звонил офицер из канцелярии министра обороны. Он сообщил, что со мной хочет говорить министр обороны генерал-полковник Мирослав Вацек. После небольшой паузы я услышал очень характерный голос с дружелюбными нотками и неотъемлемым оптимизмом. /…/После короткого вежливого и более или менее формального приветствия и вопросов о моей здоровье и жизни он, как обычно, перешел сразу к делу. Он спросил меня, что бы я сказал, если бы меня назначили главой исполнительного органа, который будет организовывать вывод советских войск с территории Чехословацкой Социалистической Республики.
«Вы знаете, что начались переговоры, и все мы, буквально весь народ Чехословакии, заинтересованы в эффективном выводе этих войск с нашей территории как можно скорее и с наименьшими проблемами», - заявил он лаконично. «Армия должна управлять и контролировать этот процесс».
Предложение, должен признаться, удивило меня настолько, что у меня перехватило дыхание. Я ожидал чего угодно, только не этого. Я колебался – не знал, что сказать и как реагировать. Министр прервал мое молчание: «Вы еще там? Или вы трубку повесили?»
Ирина Лагунина: Через год примеру Чехословакии последовали остальные страны Центральной Европы. Будапештское заявление государств-участников Варшавского договора от 25 февраля 1991 года гласило:
Диктор: С учетом происходящих в Европе глубоких перемен и в осуществление решений Московского совещания ПКК от 7 июня 1990 года государства— участники Варшавского Договора, действуя как суверенные и равноправные государства, решили упразднить его военные органы и структуры к 31 марта 1991 г.
Участники совещания отметили, что это решение призвано способствовать дальнейшему снижению военных потенциалов в Европе и переходу от блоковых к общеевропейским структурам безопасности в духе договоренностей, достигнутых на Парижской встрече СБСЕ на высшем уровне.
В новой обстановке развитие отношений между государствами, представленными на совещании, будет последовательно переводиться на двустороннюю основу — Это отвечает как взаимной заинтересованности в партнерских, дружественных отношениях, так и современном европейским реалиям.
Ирина Лагунина: Последний Генеральный Секретарь Политического Консультативного Комитета Варшавского договора Зденек Матейка:
Зденек Матейка: Это был результат очень длинных переговоров. В Москве об этом очень много говорилось. И осталось подготовить этот договор об обычных вооружениях. Переговоры об этом шли в комиссии по разоружению и другие, комитет министры иностранных дел, комитет министров обороны, они исчезли, и остался политический консультативный комитет. Велись переговоры. Мы координировали наш подход с поляками и с венграми особенно, возникла такая среднеевропейская тройка, называется эта группа Вышеградская группа. Более-менее нас поддерживали и румыны, и болгары. Советские дипломаты, конечно, Панкин как посол здесь, он понимал, что будущего нет у Варшавского договора. Советские генералы до конца так и не приняли это. Особенно, когда распускались военные структуры в Будапеште в феврале 91 года, советские генералы нам и нашему министру обороны говорили: жалко, потому что вы придете когда-нибудь и позовите нас. Потому что немцы, НАТО – это ваши враги, и мы остаемся вашими друзьями. Со слезами на глазах они говорили, что делаем плохо, мы получили приказ нашего руководства, Горбачева и Шеварднадзе, но не согласны с этим. Конечно, мы понимали и в этом отношении, я помню, что огромную роль играли наши чехословацкие генералы. Они своих коллег знали долгие годы, выпили огромное количество водки. И советские генералы не могли понять: что вы делаете, вы хотите распустить Варшавский договор? Наши генералы, как друзья, очень часто пьяные, им объясняли: обстановка совершенно изменилась.
Ирина Лагунина: Последний Генеральный Секретарь Политического Консультативного Комитета Варшавского договора Зденек Матейка
Генерал-майор Светозар Надёвич координировал вывод войск из страны. Я просила его, в какой момент он понял, что все, что Варшавского договора уже нет, что страница перевернута?
Светозар Надёвич: Я на самом деле не прогностик, но я это понял в ходе вывода советских войск из Чехословакии. Я уже понял это из состояния советской группы войск в Чехословакии и собственных взглядов офицеров и генералов. Мне один сказал: то, что здесь случилось, в Чехословакии – это надо ожидать и в Советском Союзе. Я говорю о переходе от диктатуры к демократии. Это для меня было понятно, потому что когда была совсем другая власть, мы думали, что собственной армии хватит для наших задач, что не надо нам Варшавского договора и советских войск в Чехословакии. Но с политической точки зрения я тоже так быстро как военные не предполагал, что Варшавский договор так быстро дождется вывода последнего советского солдата от нас и из Венгрии. Потому что от нас последний советский солдат был выведен 27 июня, из Венгрии 10 июня.
Ирина Лагунина: И все-таки генерал-майор признается, что это был не самый простой период в его жизни.
Светозар Надёвич: Вы помните, что я получил самое большое образование в Москве, я выпускник Военной академии Генерального штаба имени Ворошилова. Я один из самых молодых офицеров, которые закончили эту для меня прославленную академию. Я был доволен, что учат воевать. Для меня было тяжело вообще быть в позиции координатора вывода советских войск из Чехословакии. Представьте себе, что 17 ноября начнется переворот, уже власти меняются. А уже в начале февраля совсем в другой должности, я уже руковожу выводом советских войск. Чехословакия первая, которая начала вывод. Все здесь ходили на инструктаж. Первые были венгры, после того немцы, последние были поляки. Потому что у нас первый был опыт вывода. Но могу сказать, что поэтому вывод из Чехословакии шел нормально, с пониманием со стороны Советского Союза и советской армии. Потому что вход войск Варшавского договора в 68 году был нарушением международного права. Поэтому это понимали и советские генералы и офицеры.
Ирина Лагунина: Было очень хорошее сотрудничество между Польшей, Венгрией и Чехословакией, но Германия немного была в стороне. Почему?
Светозар Надёвич: Я вам хочу сказать, что касается военных, с Германией мы имели наилучшие отношения, вы не поверите. Но в Германии вывод советских войск начали позже, в 92 году, когда уже в Чехословакии не было ни одного советского солдата. Когда поляки сказали, что прекратят транспортный путь в Советский Союз, мы думали, что за такие деньги сделаем, чтобы транспорт ехал через Чехословакию. Наконец они договорились и все было в порядке, чтобы мы не нарушали политические переговоры поляков с Советским Союзом.
Ирина Лагунина: А в чем состоял конфликт?
Светозар Надёвич: Конфликт состоял, что Советы не хотели из Польши отойти. Поляки сказали: если вы не хотите подписать договор о выводе советских войск из Польши, мы запретим переезд транспорта из Германии в Советский Союз. Но они начали разговор, что если запретили, то они поедут через Чехословакию или много транспорта ехало через порт Мукрен – это на Балтике, водной переправой, кораблями в Ленинград и в Прибалтику.
Ирина Лагунина: Из книги генерал-майора Светозара Надёвича «Великий уход».
Диктор: Советские войска ушли, собственность осталась. Нужно было обеспечить ее передачу. У нас не было методологии и все приходилось делать с нуля. Крестным отцом был очень способный полковник, инженер Штефан Пазтор. Он создал концепцию, привлек юристов и смог привлечь на свою сторону партнеров – несмотря на то, что обе стороны цеплялись за свои идеи, вряд ли стоит даже говорить о том, что весьма отличные друг от друга. В конце концов, мы всегда достигали соглашения, при котором никто не был разочарован. У них был свой метод оценки стоимости зданий, в нас был свой. Но самой серьезной проблемой было оценить ущерб. Советская сторона пыталась его принизить, мы приводили серьезные расчеты. Было практически невозможно прийти к общему знаменателю. Шли дни, недели. Хотя наши отношения были корректными, а у многих из нас сложились вполне дружественные отношения за эти долгие переговоры, правда у каждой из стороны была своя. Всем было ясно, что наша правда была сильнее, но сознание советского солдата определялось его повседневной практикой у него дома. А что касается экологии, то советские стандарты были намного ниже принятых в остальном мире. В конечном итоге в протоколе значились две цифры оценки ущерба – одна, рассчитанная советской стороной, вторая – чехословацкой. Заключительный комментарий гласил, что вопрос будет решен позднее.
Проблемы организации транспорта [при выводе войск – И.Л.] казались идиллией по сравнению с тем, с чем мы столкнулись, принимая собственность. Сумма денег – это последнее, о чем думалось. Вначале была картина катастрофы или, по крайней мере, полукатастрофы. /…/ Самый большой ущерб от их пребывания был экологический. То, как они обращались с топливом и нефтью, было просто страшно. Ржавеющие брошенные танки, протекающие трубы и людское безразличие оставили нас с тысячами гектаров зараженной земли. /…/ Потребовались нечеловеческие усилия, чтобы утихомирить общественность, землевладельцев, экологов, местные власти и организации по защите окружающей среды.
Ирина Лагунина: Цифры из книги «Великий уход», соавтором которой был генерал-майор Светозар Надёвич. На момент подписания соглашения о выводе войск 26 февраля 1990 в Чехословакии находились 73500 человек, 16270 семей, 30 пусковых установок, 1220 танков, 2505 БТРов и БМП, 1218 пушек и гаубиц, 76 военных самолетов, 146 вертолетов, 18594 грузовика и специального военного транспорта. В выводе советский войск были задействованы 825 поездов, 31353 вагона, 18153 контейнера. Если соединить все эти поезда, они растянутся на 465 километров.
24 июня 1991 года в Праге прошел концерт: «Прощайте, советские войска». 27 июня, на 3 дня раньше срока, генерал Эдуард Воробьев последним покинул Чехословакию. В книге Светозара Надёвича есть фотография Воробьева на борту самолета. Улыбка на задорном лице и огромный букет в руках.
Ирина Лагунина: Так начинается книга «Великий уход», написанная четырьмя генерал-майорами Чехословацкой, Польской, Венгерской и Германской армий. Отрывок, который сейчас прозвучал, - это предисловие генерал-майора Чехословацкой армии, человека, координировавшего вывод советских войск, генерал-майора Светозара Надёвича. Он вспоминает, как ехал в то утро в аэропорт Кбелы, а в его голове всплывали картины наиболее значительных событий последнего времени.
Диктор: Во всех них появлялось имя командующего Центральной группой Советских войск в Чехословакии Эдуарда Воробьева. Он не был захватчиком, и никогда себя таковым не чувствовал. Он принял пост командующего вдалеке от дома в то время, когда уже подули свежие ветры политики Горбачева. Он приехал к нам 7 декабря 1987 года. Я знал, кем он был. Я встречался с ним на различных армейских мероприятиях, но я по-настоящему узнал его только тогда, когда мне поручили исполнить договор между ЧССР и СССР о выводе войск, которые находились под его командованием.
Ирина Лагунина: Книга издана в Братиславе в 2005 году. А вот воспоминания самого генерал-майора Светозара Надёвича сейчас:
Светозар Надёвич: У нас было настроение, это настроение уже было с 24 июня. Потому что вывод практически заключился 19 июня. Мы ждали 25 июня, когда официально подпишем протокол о выводе в Чернинском палаце, где сегодня были. После этого нас будет принимать Александр Дубчек, Вацлав Гавел. Но было очень хорошее отношение, Панкин себя хорошо вел. Было видно, что это не карьерный дипломат. Воробьев был уникальный генерал, образованный, честный. Я думаю, когда его выбрали, он это все понял. Это не был дурак, не был человек, который не думает головой, что это не был военный, который только получает приказы, не думает над ними. Он это в Чехословакии видел. Он когда пришел сюда как капитан, видел, каким способом "контрреволюция" приветствовала советские войска. Поэтому он отказался командовать российскими войсками в Чечне. За это наказывалось. Если бы это было при старой власти, то, я думаю, был в тюрьме до конца своей жизни. Я встретился только с одним генералом, который не понимал, что здесь творится, что творится в Европе. Его отсюда убрали, прислали в ставку Восточных войск на монгольскую границу. Надо было думать о будущем, надо было советским солдатам нормально обращаться. Здесь были эмоции. Знаете, сколько здесь было плохих людей с нашей стороны, которые так перевернули, говорили по-другому. Я никогда, если были проблемы, я им всегда говорил: вы нарушили международное право, вы должны уйти. Они поняли.
Ирина Лагунина: Со Светозаром Надёвичем мы встретились на конференции, посвященной 20-летию вывода советских войск из Чехословакии. Генерал-майор принес с собой меню обеда в советском посольстве 25 июня. Обед давал посол Советского Союза в Праге Борис Панкин, ставший потом министром иностранных дел СССР. Глубоко поразившая меня строчка в меню: «Борщок с пельменями». На мой взгляд, это все-таки особый изыск русской кухни. Еще один музейный экспонат принес с собой на конференцию последний Генеральный секретарь Политического консультативного комитета государств-участников Варшавского договора Зденек Матейка. Делясь своими воспоминаниями о тех днях 20 лет назад, он вынул из кармана холщевый мешочек с печатью и латунной печаткой Варшавского договора. Обычно он показывает их своим студентам, а когда выйдет на пенсию, обещает передать в музей. Оказавшись рядом со Зденеком Матейкой во время обеда, я немедленно воспользовалась возможностью и проштамповала табличку со своей фамилией. Печать за долгие годы, конечно, немного износилась.
Как получилось, что печать Варшавского договора осталась у Зденека Матейки?
Зденек Матейка: Я был заместителем министра иностранных дел Чехословакии. И в Москве, когда был саммит Варшавского договора, то по этим правилам та страна, которая председательствовала, передавала следующему государству, заместителю министра пост генерального секретаря так называемого политического консультативного комитета Варшавского договора. И я был заместителем по политическим проблемам, министр решил, что мне передаст советский заместитель министра, который был генеральным секретарем, эту печать и штемпель. Так что сегодня это звучит, конечно, довольно смешно, когда я своим студентам показываю эти печати. Но тогда это было далеко не смешно, потому что мы приехали во главе с президентом в июне 90-го года, полные решимости изменить. Мы не говорили о роспуске Варшавского договора открыто, мы хотели основательные изменения. И нам удалось в этой декларации это отразить очень ясно. Когда мы узнали, когда советская сторона предложила этот саммит, как раз за день до наших демократических выборов, мы в МИДе думали, что это не подходит. Но президент Гавел сказал как раз наоборот – думаю, что нам удастся этот саммит и эти документы сделать такими, что Варшавский пакт изменится. И можем потом представить на пресс-конференции, они создали заранее после приезда в аэропорт пресс-конференцию. И когда я показал эти печати министру, он пошел к президенту Гавелу. Для них было очень смешно и показывали во время передачи. Каждый знал, потому что очень много народу смотрело эту передачу. И когда я действовал как заместитель министра, то многие не только друзья, но и иностранные посетители просили, чтобы показал. И этот штемпель они клали на какую-то бумагу. После того, как распалась федерация, все забыли про эту печать, осталась у меня. Когда я начал преподавать в вузе международные отношения, то некоторые студенты, которые знали, просили показать и из этого возникла такая практика, что когда я начинаю свои занятия в начале семестра, когда представляю себя, то показываю эти печати.
Ирина Лагунина: До этого июньского совещания, о котором рассказывает Зденек Матейка, в феврале 1990 года в Москве прошла встреча Михаила Горбачева и Вацлава Гавела. После переговоров на пресс-конференции Горбачев заявил журналистам, что не договорились президенты лишь о том, о чем не было разговора. Говорили же о выводе войск. Параллельно с саммитом министры иностранных дел двух стран подписали соответствующее соглашение. Это было 26 февраля. Развитие событий в Чехословакии за десять дней до этого генерал-майор Светозар Надёвич описывает в книге «Великий уход».
Диктор: Я помню все, как будто это случилось сегодня. Я был в кабинете. День начался как обычно: рутинные доклады, ежедневные дела, разговоры с коллегами. В то время я был заместителем штаба Восточного округа в Тренчине. Была пятница, 16 февраля 1990 года. Приблизительно в 10:45 зазвонил телефон. К моему великому удивлению звонил офицер из канцелярии министра обороны. Он сообщил, что со мной хочет говорить министр обороны генерал-полковник Мирослав Вацек. После небольшой паузы я услышал очень характерный голос с дружелюбными нотками и неотъемлемым оптимизмом. /…/После короткого вежливого и более или менее формального приветствия и вопросов о моей здоровье и жизни он, как обычно, перешел сразу к делу. Он спросил меня, что бы я сказал, если бы меня назначили главой исполнительного органа, который будет организовывать вывод советских войск с территории Чехословацкой Социалистической Республики.
«Вы знаете, что начались переговоры, и все мы, буквально весь народ Чехословакии, заинтересованы в эффективном выводе этих войск с нашей территории как можно скорее и с наименьшими проблемами», - заявил он лаконично. «Армия должна управлять и контролировать этот процесс».
Предложение, должен признаться, удивило меня настолько, что у меня перехватило дыхание. Я ожидал чего угодно, только не этого. Я колебался – не знал, что сказать и как реагировать. Министр прервал мое молчание: «Вы еще там? Или вы трубку повесили?»
Ирина Лагунина: Через год примеру Чехословакии последовали остальные страны Центральной Европы. Будапештское заявление государств-участников Варшавского договора от 25 февраля 1991 года гласило:
Диктор: С учетом происходящих в Европе глубоких перемен и в осуществление решений Московского совещания ПКК от 7 июня 1990 года государства— участники Варшавского Договора, действуя как суверенные и равноправные государства, решили упразднить его военные органы и структуры к 31 марта 1991 г.
Участники совещания отметили, что это решение призвано способствовать дальнейшему снижению военных потенциалов в Европе и переходу от блоковых к общеевропейским структурам безопасности в духе договоренностей, достигнутых на Парижской встрече СБСЕ на высшем уровне.
В новой обстановке развитие отношений между государствами, представленными на совещании, будет последовательно переводиться на двустороннюю основу — Это отвечает как взаимной заинтересованности в партнерских, дружественных отношениях, так и современном европейским реалиям.
Ирина Лагунина: Последний Генеральный Секретарь Политического Консультативного Комитета Варшавского договора Зденек Матейка:
Зденек Матейка: Это был результат очень длинных переговоров. В Москве об этом очень много говорилось. И осталось подготовить этот договор об обычных вооружениях. Переговоры об этом шли в комиссии по разоружению и другие, комитет министры иностранных дел, комитет министров обороны, они исчезли, и остался политический консультативный комитет. Велись переговоры. Мы координировали наш подход с поляками и с венграми особенно, возникла такая среднеевропейская тройка, называется эта группа Вышеградская группа. Более-менее нас поддерживали и румыны, и болгары. Советские дипломаты, конечно, Панкин как посол здесь, он понимал, что будущего нет у Варшавского договора. Советские генералы до конца так и не приняли это. Особенно, когда распускались военные структуры в Будапеште в феврале 91 года, советские генералы нам и нашему министру обороны говорили: жалко, потому что вы придете когда-нибудь и позовите нас. Потому что немцы, НАТО – это ваши враги, и мы остаемся вашими друзьями. Со слезами на глазах они говорили, что делаем плохо, мы получили приказ нашего руководства, Горбачева и Шеварднадзе, но не согласны с этим. Конечно, мы понимали и в этом отношении, я помню, что огромную роль играли наши чехословацкие генералы. Они своих коллег знали долгие годы, выпили огромное количество водки. И советские генералы не могли понять: что вы делаете, вы хотите распустить Варшавский договор? Наши генералы, как друзья, очень часто пьяные, им объясняли: обстановка совершенно изменилась.
Ирина Лагунина: Последний Генеральный Секретарь Политического Консультативного Комитета Варшавского договора Зденек Матейка
Генерал-майор Светозар Надёвич координировал вывод войск из страны. Я просила его, в какой момент он понял, что все, что Варшавского договора уже нет, что страница перевернута?
Светозар Надёвич: Я на самом деле не прогностик, но я это понял в ходе вывода советских войск из Чехословакии. Я уже понял это из состояния советской группы войск в Чехословакии и собственных взглядов офицеров и генералов. Мне один сказал: то, что здесь случилось, в Чехословакии – это надо ожидать и в Советском Союзе. Я говорю о переходе от диктатуры к демократии. Это для меня было понятно, потому что когда была совсем другая власть, мы думали, что собственной армии хватит для наших задач, что не надо нам Варшавского договора и советских войск в Чехословакии. Но с политической точки зрения я тоже так быстро как военные не предполагал, что Варшавский договор так быстро дождется вывода последнего советского солдата от нас и из Венгрии. Потому что от нас последний советский солдат был выведен 27 июня, из Венгрии 10 июня.
Ирина Лагунина: И все-таки генерал-майор признается, что это был не самый простой период в его жизни.
Светозар Надёвич: Вы помните, что я получил самое большое образование в Москве, я выпускник Военной академии Генерального штаба имени Ворошилова. Я один из самых молодых офицеров, которые закончили эту для меня прославленную академию. Я был доволен, что учат воевать. Для меня было тяжело вообще быть в позиции координатора вывода советских войск из Чехословакии. Представьте себе, что 17 ноября начнется переворот, уже власти меняются. А уже в начале февраля совсем в другой должности, я уже руковожу выводом советских войск. Чехословакия первая, которая начала вывод. Все здесь ходили на инструктаж. Первые были венгры, после того немцы, последние были поляки. Потому что у нас первый был опыт вывода. Но могу сказать, что поэтому вывод из Чехословакии шел нормально, с пониманием со стороны Советского Союза и советской армии. Потому что вход войск Варшавского договора в 68 году был нарушением международного права. Поэтому это понимали и советские генералы и офицеры.
Ирина Лагунина: Было очень хорошее сотрудничество между Польшей, Венгрией и Чехословакией, но Германия немного была в стороне. Почему?
Светозар Надёвич: Я вам хочу сказать, что касается военных, с Германией мы имели наилучшие отношения, вы не поверите. Но в Германии вывод советских войск начали позже, в 92 году, когда уже в Чехословакии не было ни одного советского солдата. Когда поляки сказали, что прекратят транспортный путь в Советский Союз, мы думали, что за такие деньги сделаем, чтобы транспорт ехал через Чехословакию. Наконец они договорились и все было в порядке, чтобы мы не нарушали политические переговоры поляков с Советским Союзом.
Ирина Лагунина: А в чем состоял конфликт?
Светозар Надёвич: Конфликт состоял, что Советы не хотели из Польши отойти. Поляки сказали: если вы не хотите подписать договор о выводе советских войск из Польши, мы запретим переезд транспорта из Германии в Советский Союз. Но они начали разговор, что если запретили, то они поедут через Чехословакию или много транспорта ехало через порт Мукрен – это на Балтике, водной переправой, кораблями в Ленинград и в Прибалтику.
Ирина Лагунина: Из книги генерал-майора Светозара Надёвича «Великий уход».
Диктор: Советские войска ушли, собственность осталась. Нужно было обеспечить ее передачу. У нас не было методологии и все приходилось делать с нуля. Крестным отцом был очень способный полковник, инженер Штефан Пазтор. Он создал концепцию, привлек юристов и смог привлечь на свою сторону партнеров – несмотря на то, что обе стороны цеплялись за свои идеи, вряд ли стоит даже говорить о том, что весьма отличные друг от друга. В конце концов, мы всегда достигали соглашения, при котором никто не был разочарован. У них был свой метод оценки стоимости зданий, в нас был свой. Но самой серьезной проблемой было оценить ущерб. Советская сторона пыталась его принизить, мы приводили серьезные расчеты. Было практически невозможно прийти к общему знаменателю. Шли дни, недели. Хотя наши отношения были корректными, а у многих из нас сложились вполне дружественные отношения за эти долгие переговоры, правда у каждой из стороны была своя. Всем было ясно, что наша правда была сильнее, но сознание советского солдата определялось его повседневной практикой у него дома. А что касается экологии, то советские стандарты были намного ниже принятых в остальном мире. В конечном итоге в протоколе значились две цифры оценки ущерба – одна, рассчитанная советской стороной, вторая – чехословацкой. Заключительный комментарий гласил, что вопрос будет решен позднее.
Проблемы организации транспорта [при выводе войск – И.Л.] казались идиллией по сравнению с тем, с чем мы столкнулись, принимая собственность. Сумма денег – это последнее, о чем думалось. Вначале была картина катастрофы или, по крайней мере, полукатастрофы. /…/ Самый большой ущерб от их пребывания был экологический. То, как они обращались с топливом и нефтью, было просто страшно. Ржавеющие брошенные танки, протекающие трубы и людское безразличие оставили нас с тысячами гектаров зараженной земли. /…/ Потребовались нечеловеческие усилия, чтобы утихомирить общественность, землевладельцев, экологов, местные власти и организации по защите окружающей среды.
Ирина Лагунина: Цифры из книги «Великий уход», соавтором которой был генерал-майор Светозар Надёвич. На момент подписания соглашения о выводе войск 26 февраля 1990 в Чехословакии находились 73500 человек, 16270 семей, 30 пусковых установок, 1220 танков, 2505 БТРов и БМП, 1218 пушек и гаубиц, 76 военных самолетов, 146 вертолетов, 18594 грузовика и специального военного транспорта. В выводе советский войск были задействованы 825 поездов, 31353 вагона, 18153 контейнера. Если соединить все эти поезда, они растянутся на 465 километров.
24 июня 1991 года в Праге прошел концерт: «Прощайте, советские войска». 27 июня, на 3 дня раньше срока, генерал Эдуард Воробьев последним покинул Чехословакию. В книге Светозара Надёвича есть фотография Воробьева на борту самолета. Улыбка на задорном лице и огромный букет в руках.
