Как российский кинематограф двухтысячных годов осмысливал военную тему?
Кинокритик газеты "Московские новости" Алена Солнцева:
– Можно сказать, что российское военное кино – это кино неудачное. Причем неудачно оно принципиально: у нулевых годов своей позиции по поводу военного прошлого, в сущности, нет. Режиссеры обращаются к этой тематике по каким-то индивидуальным поводам, а не в результате общественного согласия, например, или даже какой-то дискуссии. Удачным, как ни странно, получился только один фильм и его продолжение – "Мы из будущего". Этот фильм имел реальный успех у публики. Напомню сюжет: четыре "черных следопыта", которые торгуют орденами, найденными на раскопках, попадают в какую-то временную воронку и оказываются в 1942 году на полях сражений. Это абсолютная условность, своего рода компьютерная игра, где нет никакого реального отношения ни к войне, ни к истории. Но она получила определенную поддержку молодого зрителя, для которого сегодня война - это ровно та же "стрелялка", не имеющая к нам с вами никакого эмоционального отношения.
– Есть несколько фильмов, авторы которых пытались следовать классическому героическому советскому канону, рассказывая о Великой Отечественной войне. Скажем, "Звезда", "В августе 44-го", "Брестская крепость". Как вы относитесь к этой продукции?
– Я начала смотреть сериал "Крепость", который идет по Первому каналу. До этого я смотрела фильм Александра Котта "Брестская крепость". Думаю: "Ну, хорошо, авторы не справились с материалом, ничего в фильме не понять, нет героев, нет сюжета, непонятно, за чем следить, все очень условно. Но вот будет сериал - и, может быть, в нем покажут какие-то отношения, выстроятся какие-то линии". Однако сериал еще хуже, чем фильм! Он совсем беспомощный. Когда в перебивках показывают рекламу сериала "Освобождение", то сериал "Освобождение" смотрится могучей классикой, большим, серьезным, мощным кинопроизведением. Невозможно вырвать какой-то кусок войны. Когда мне начинают показывать "Брестскую крепость" как рай на земле перед началом войны, когда все в белых платьях, граммофоны, танцы, – я при этом понимаю, что это уже было чудовищное место.
– Крепость в 1939 году передана Красной армии союзными ей фашистскими войсками...
– Да, все было очень непросто. Военная тема должна быть как-то пережита сначала – может быть, историками; потом это должно быть пережито общественным сознанием – и лишь затем это может попасть уже в массовое искусство, типа сериала. Есть фильм, который мне кажется единственной попыткой что-то новое сказать о войне – "Свои" Дмитрия Месхиева. Он попытался что-то изменить в ракурсе и показать, что между своими продолжается гражданская война, что к сороковым годам Россия представляла собой очень сложный, кровавый, противоречивый, израненный кусок земли. Возникает сложная система отношений: есть одни свои, есть другие свои, и все не свои, и кто кому свой.... Это интересно. Но это – единственный случай, когда какая-то идеология и какое-то новое знание дали возможность создать новый сюжет и даже – местами – новую эстетику.
– А если я попытаюсь продолжить этот ряд фильмом Алексея Германа-младшего "Последний поезд"?
– На мой взгляд, это попытка перенести на российскую почву проблематику европейского искусства о войне. Европейская литература – и кино вслед за литературой – говорили о том, что война - катастрофа, война - это очень плохо для человека. Не подвиг, не доблесть, не мужество, а грязь, кровь, насилие над человеческой природой. Собственно, начиная с Первой мировой войны европейское сознание так к этому относилось. В России же это было не так. У Германа – абсолютно европейская традиция: маленький человек в условиях, когда он ничего не понимает, не знает, куда идти, что делать… Ему просто страшно; вот он попал, что называется. И через него показано, что это просто ужас, хаос и кошмар.
– Но такое кино на отечественной почве не прививается?
– Этот фильм не нашел отклика... Ведь кино - это все-таки очень социальное искусство, и вопрос часто не в качестве. Иногда кино не очень высокого качества попадает в болевые точки и становится очень популярным, очень интересным и каким-то обсуждаемым. Но вот с российскими фильмами о войне, мне кажется, этого не произошло – ни разу, ни с одной работой.
– Пафосное новое российское кино о войне представлено режиссером Никитой Михалковым и его двухчастной сагой. Этот рецепт тоже не работает в сегодняшней России?
– Судя по тому, что в прокате его кино не пошло – при том, что потрачены были большие средства… К войне, на самом деле, в общем, отношения фильм Михалкова не имеет: это собрание мифов, которые режиссер как-то встраивает в сюжет... Но главное российское противоречие, на мой взгляд, вот в чем. Есть желание власти сделать из войны фетиш национального объединения – усиленное пережимание, нажимание на все слезные железы, эксплуатация образа ветерана и так далее, – при полном отсутствии интереса к истории. Релятивистское отношение народа: что бы нам ни рассказывали, мы все равно ничего не знаем. Когда по телевизору выступают люди, которые говорят: "а все это было не так", - рядовые обыватели просто машут рукой и говорят: "Ах, не так? Сами не знаете – и меня не трогайте".
Этот и другие важные материалы итогового выпуска программы "Время Свободы" читайте на странице "Подводим итоги с Андреем Шарым"
Кинокритик газеты "Московские новости" Алена Солнцева:
– Можно сказать, что российское военное кино – это кино неудачное. Причем неудачно оно принципиально: у нулевых годов своей позиции по поводу военного прошлого, в сущности, нет. Режиссеры обращаются к этой тематике по каким-то индивидуальным поводам, а не в результате общественного согласия, например, или даже какой-то дискуссии. Удачным, как ни странно, получился только один фильм и его продолжение – "Мы из будущего". Этот фильм имел реальный успех у публики. Напомню сюжет: четыре "черных следопыта", которые торгуют орденами, найденными на раскопках, попадают в какую-то временную воронку и оказываются в 1942 году на полях сражений. Это абсолютная условность, своего рода компьютерная игра, где нет никакого реального отношения ни к войне, ни к истории. Но она получила определенную поддержку молодого зрителя, для которого сегодня война - это ровно та же "стрелялка", не имеющая к нам с вами никакого эмоционального отношения.
– Есть несколько фильмов, авторы которых пытались следовать классическому героическому советскому канону, рассказывая о Великой Отечественной войне. Скажем, "Звезда", "В августе 44-го", "Брестская крепость". Как вы относитесь к этой продукции?
– Я начала смотреть сериал "Крепость", который идет по Первому каналу. До этого я смотрела фильм Александра Котта "Брестская крепость". Думаю: "Ну, хорошо, авторы не справились с материалом, ничего в фильме не понять, нет героев, нет сюжета, непонятно, за чем следить, все очень условно. Но вот будет сериал - и, может быть, в нем покажут какие-то отношения, выстроятся какие-то линии". Однако сериал еще хуже, чем фильм! Он совсем беспомощный. Когда в перебивках показывают рекламу сериала "Освобождение", то сериал "Освобождение" смотрится могучей классикой, большим, серьезным, мощным кинопроизведением. Невозможно вырвать какой-то кусок войны. Когда мне начинают показывать "Брестскую крепость" как рай на земле перед началом войны, когда все в белых платьях, граммофоны, танцы, – я при этом понимаю, что это уже было чудовищное место.
– Крепость в 1939 году передана Красной армии союзными ей фашистскими войсками...
– Да, все было очень непросто. Военная тема должна быть как-то пережита сначала – может быть, историками; потом это должно быть пережито общественным сознанием – и лишь затем это может попасть уже в массовое искусство, типа сериала. Есть фильм, который мне кажется единственной попыткой что-то новое сказать о войне – "Свои" Дмитрия Месхиева. Он попытался что-то изменить в ракурсе и показать, что между своими продолжается гражданская война, что к сороковым годам Россия представляла собой очень сложный, кровавый, противоречивый, израненный кусок земли. Возникает сложная система отношений: есть одни свои, есть другие свои, и все не свои, и кто кому свой.... Это интересно. Но это – единственный случай, когда какая-то идеология и какое-то новое знание дали возможность создать новый сюжет и даже – местами – новую эстетику.
– А если я попытаюсь продолжить этот ряд фильмом Алексея Германа-младшего "Последний поезд"?
– На мой взгляд, это попытка перенести на российскую почву проблематику европейского искусства о войне. Европейская литература – и кино вслед за литературой – говорили о том, что война - катастрофа, война - это очень плохо для человека. Не подвиг, не доблесть, не мужество, а грязь, кровь, насилие над человеческой природой. Собственно, начиная с Первой мировой войны европейское сознание так к этому относилось. В России же это было не так. У Германа – абсолютно европейская традиция: маленький человек в условиях, когда он ничего не понимает, не знает, куда идти, что делать… Ему просто страшно; вот он попал, что называется. И через него показано, что это просто ужас, хаос и кошмар.
– Но такое кино на отечественной почве не прививается?
– Этот фильм не нашел отклика... Ведь кино - это все-таки очень социальное искусство, и вопрос часто не в качестве. Иногда кино не очень высокого качества попадает в болевые точки и становится очень популярным, очень интересным и каким-то обсуждаемым. Но вот с российскими фильмами о войне, мне кажется, этого не произошло – ни разу, ни с одной работой.
– Пафосное новое российское кино о войне представлено режиссером Никитой Михалковым и его двухчастной сагой. Этот рецепт тоже не работает в сегодняшней России?
– Судя по тому, что в прокате его кино не пошло – при том, что потрачены были большие средства… К войне, на самом деле, в общем, отношения фильм Михалкова не имеет: это собрание мифов, которые режиссер как-то встраивает в сюжет... Но главное российское противоречие, на мой взгляд, вот в чем. Есть желание власти сделать из войны фетиш национального объединения – усиленное пережимание, нажимание на все слезные железы, эксплуатация образа ветерана и так далее, – при полном отсутствии интереса к истории. Релятивистское отношение народа: что бы нам ни рассказывали, мы все равно ничего не знаем. Когда по телевизору выступают люди, которые говорят: "а все это было не так", - рядовые обыватели просто машут рукой и говорят: "Ах, не так? Сами не знаете – и меня не трогайте".
Этот и другие важные материалы итогового выпуска программы "Время Свободы" читайте на странице "Подводим итоги с Андреем Шарым"
