Сербский журналист и политический обозреватель, пишущий о военных преступлениях на Балканах и процессе примирения в регионе, в интервью Радио Свобода рассказал, как может развиваться процесс над Ратко Младичем, и в чем состоит его значение для Балкан.
- Какое впечатление произвело на вас первое появление Ратко Младича в Гаагском трибунале?
- Это в каком-то смысле жалкая картина – перед нами предстал физически разрушенный человек, который, помнится, ещё лет 16 назад держал в кулаке десятки тысячи людей в Сараеве, в Сребренице. Человек, возможно, несущий ответственность за злодеяния, совершённые в бывшей Югославии, теперь предстает совсем в другом виде: едва говорит, с трудом общается с судьями. Все указывает на то, что Младич до сих пор он себя виновным не считает.
- Насколько на самом деле Ратко Младич болен, и может ли он выдержать судебный процесс? Белградский адвокат Милош Шальич показал медицинские документы, якобы свидетельствующие о том, что Младич год лечился в Белградском военно-медицинском госпитале от лимфомы – тяжёлой формы рака.
- Есть много доказательств того, что это ложная информация. Достоверным можно считать лишь то, что Младич перенёс три инсульта. Это видно – он тяжело говорит, одна сторона тела у него полупарализована. Однако, несмотря на то, что Младич физически не в лучшем состоянии, его не оставила тяга к самолюбованию и самолюбие.
- Младич в зале трибунала выглядел, по-вашему, нормально, вёл себя адекватно – или в этом есть сомнения?
- Нет сомнений, что Младич полностью отдаёт себе отчёт в том, что происходит в Гааге – он даже, это видно, разработал стратегию. Правда, он не в силах следить за процессом так трезво и сконцентрированно, как, например, Радован Караджич, но в том, в чём его обвиняют, он разбирается. От судьи он потребовал, чтобы охрана больше не вводила его в зал заседаний под руки и повторял почти как заклинание: ”Я генерал Ратко Младич, меня знает целый мир!” Он прекрасно всё понимает, реагирует адекватно. Моментами он выглядел даже чуть испуганным, но это логично. Другие обвиняемые также, впервые появляясь перед трибуналом, были растеряны. Это со временем изменится.
- Многие наблюдатели перед появлением Ратко Младича в судебном зале задавались вопросом: не будет ли он препятствовать проведению процесса?
- Пока не ясно, собирается ли Младич выступать как жертва, или как герой-победитель. В один момент мне даже показалось, что он выбирает, заявить ли сразу своё отношение к обвинительному акту или оставить это для другого момента. Кажется, что внутренняя природа заставляла его говорить о своей невиновности, вопреки договорённости с адвокатом о будущей стратегии. Мне кажется, что судебный процесс Младича будет невероятной игрой человека, который с одной стороны, пытается сотрудничать, а с другой – не может преодолеть личные обиды.
- Насколько важен, по вашему мнению, судебный процесс над Ратко Младичем для примирения в регионе?
- Он позволит лучше разобраться в том, что происходило в прошлом, и даст больше уверенности относительно того, что может происходить в будущем. Однако ни арест, ни процесс сам по себе не поможет примирению до тех пор, пока каждая из противоборствующих сторон в бывшей Югославии не изменит отношения к самому понятию военного преступления, пока не перестает считать "своих" преступников героями.
- Какое впечатление произвело на вас первое появление Ратко Младича в Гаагском трибунале?
- Это в каком-то смысле жалкая картина – перед нами предстал физически разрушенный человек, который, помнится, ещё лет 16 назад держал в кулаке десятки тысячи людей в Сараеве, в Сребренице. Человек, возможно, несущий ответственность за злодеяния, совершённые в бывшей Югославии, теперь предстает совсем в другом виде: едва говорит, с трудом общается с судьями. Все указывает на то, что Младич до сих пор он себя виновным не считает.
- Насколько на самом деле Ратко Младич болен, и может ли он выдержать судебный процесс? Белградский адвокат Милош Шальич показал медицинские документы, якобы свидетельствующие о том, что Младич год лечился в Белградском военно-медицинском госпитале от лимфомы – тяжёлой формы рака.
- Есть много доказательств того, что это ложная информация. Достоверным можно считать лишь то, что Младич перенёс три инсульта. Это видно – он тяжело говорит, одна сторона тела у него полупарализована. Однако, несмотря на то, что Младич физически не в лучшем состоянии, его не оставила тяга к самолюбованию и самолюбие.
- Младич в зале трибунала выглядел, по-вашему, нормально, вёл себя адекватно – или в этом есть сомнения?
- Нет сомнений, что Младич полностью отдаёт себе отчёт в том, что происходит в Гааге – он даже, это видно, разработал стратегию. Правда, он не в силах следить за процессом так трезво и сконцентрированно, как, например, Радован Караджич, но в том, в чём его обвиняют, он разбирается. От судьи он потребовал, чтобы охрана больше не вводила его в зал заседаний под руки и повторял почти как заклинание: ”Я генерал Ратко Младич, меня знает целый мир!” Он прекрасно всё понимает, реагирует адекватно. Моментами он выглядел даже чуть испуганным, но это логично. Другие обвиняемые также, впервые появляясь перед трибуналом, были растеряны. Это со временем изменится.
- Многие наблюдатели перед появлением Ратко Младича в судебном зале задавались вопросом: не будет ли он препятствовать проведению процесса?
- Пока не ясно, собирается ли Младич выступать как жертва, или как герой-победитель. В один момент мне даже показалось, что он выбирает, заявить ли сразу своё отношение к обвинительному акту или оставить это для другого момента. Кажется, что внутренняя природа заставляла его говорить о своей невиновности, вопреки договорённости с адвокатом о будущей стратегии. Мне кажется, что судебный процесс Младича будет невероятной игрой человека, который с одной стороны, пытается сотрудничать, а с другой – не может преодолеть личные обиды.
- Насколько важен, по вашему мнению, судебный процесс над Ратко Младичем для примирения в регионе?
- Он позволит лучше разобраться в том, что происходило в прошлом, и даст больше уверенности относительно того, что может происходить в будущем. Однако ни арест, ни процесс сам по себе не поможет примирению до тех пор, пока каждая из противоборствующих сторон в бывшей Югославии не изменит отношения к самому понятию военного преступления, пока не перестает считать "своих" преступников героями.
