Дмитрий Волчек: Несмотря на решение Страсбургского суда, московские власти вновь запретили гей-парад и разогнали его участников, вышедших на несанкционированную акцию. Парад должен был начаться в час дня в Александровском саду у стен Кремля. Накануне организатор гей-парада Николай Алексеев заявил, что участники акции придут к могиле Неизвестного солдата, чтобы выразить протест против фашизма, дискриминации и нетерпимости к сексменьшинствам. Вторая акция должна была начаться у здания мэрии. Но этот сценарий Алексееву и его сторонникам реализовать не удалось. Репортаж Мумина Шакирова.
Мумин Шакиров: Полиция и ОМОН заблаговременно перекрыли металлическими ограждениями площадь перед Александровским садом так, что даже памятник маршалу Жукову остался вне зоны доступа туристов. Народ стал собираться ближе к 13.00 часам на углу гостиницы "Москва". Полиция явно подготовилась к любым неожиданностям. Выстроившись в шеренгу, люди в униформе стали волной оттеснять прохожих и журналистов от входа в Александровский сад в сторону метро. И вот тут-то начались задержания, если кто-то из участников акции, а их невозможно было сразу опознать среди сотен граждан на площади, пытался развернуть флаг или плакат, то на него тотчас набрасывались люди в военной форме и силком тащили к автозакам. Все это происходило под выкрики и улюлюканье бритологовых парней, которые называли себя патриотами и православными.
Среди тех, кто выкрикивал речевки и даже пытался дотянуться кулаком до взятого в тиски омоновцами активиста гей-движения, был парень в майке с надписью «Тадич – пидор, Младич – патриот».
– Россия всегда была русской страной, великой страной, Россия всегда рождала героев и никогда... Люди нетрадиционной ориентации здесь не должны быть просто.
Мумин Шакиров: Отдельные граждане подходили к полицейским и пытались понять, за что задерживают людей, но их вопросы оставались без ответа.
– Почему забрали без понятых, интересно знать? Вы что, здесь самосуд устраиваете?
Мумин Шакиров: Правозащитник Александр Подрабинек, присутствовавший в это время на Манежной площади, считает, что московским властям закон не писан.
Александр Подрабинек: Совершенно очевидно, что этот жестокий полицейский разгон, который учинили сегодня московские власти, свидетельствует о полном нежелании соблюдать российское законодательство. Откровенное, наглое нарушение российских законов и конституции. Есть решение Страсбургского суда, вступившее в силу, о том, что не должны запрещаться массовые гей-парады. И власти это абсолютно игнорируют. Похоже, они готовы пожертвовать членством в Совете Европы для того, чтобы держаться своих предрассудков или, возможно, это такой способ консолидации нации на гомофобной основе.
Мумин Шакиров: Известного организатора московских гей-парадов Николай Алексеева задержали на Манежной площади в последнюю очередь. В то же время пограничники, которые приехали на свой профессиональный праздник, в основном стояли в толпе зевак, поэтому драки между ними и гей-активистами не было. Активисты гей-сообщества и их сторонники так же не смогли провести свою акцию и на Тверской площади. При попытке дать интервью или вывесить плакат несколько человек были задержаны напротив здания мэрии Москвы.
Дмитрий Волчек: Гей-параду предшествовала передача "Поединок" на канале "Россия". Владимир Соловьев пригласил к барьеру депутата Госдумы Александра Хинштейна и организатора прайда Николая Алексеева. Где-то через 40 минут после начала дискуссия переросла в скандал: Алексеева возмутили реплики странной дамы, называвшей себя сексологом, – и он покинул студию, ушли вместе с ним и его сторонники, в том числе западные правозащитники. Под конец передачи вакантное место занял публицист Николай Храмов, главный редактор сайта "Контуры". Николай Храмов – гость программы "Итоги недели", и я приветствую телеобозревателя "Новой газеты" Славу Тарощину. Николай, здравствуйте, ваши закулисные впечатления о передаче Соловьева.
Николай Храмов: Получилась живая передача, мне кажется, хорошее осталось от нее впечатление. Честно сказать, мне немножко досадно, что Николай Алексеев, я так с ним и не разговаривал после этого, но, по всей видимости, у него не выдержали нервы, когда он стал в очередной раз слышать идиотские вопросы, производящие странное впечатление. Но и уровень аргументации, и сами аргументы, они в этой передаче были всегда такие же, какие возникают при обсуждении этой темы.
Дмитрий Волчек: Слава, ваше впечатление от передачи Соловьева?
Слава Тарощина: Мое впечатление достаточно грустное. Я сейчас чуть-чуть абстрагируюсь от самой темы гей-парадов, хотя она чрезвычайно важна. Грусть моя заключается в том, что как-то вот так выпукло, окончательно и бесповоротно эта передача показала, насколько мы все во главе с нашими депутатами не готовы к демократии. То есть вообще не было ни одной реплики, ни одного слова о том, что большинство не возможно без меньшинства. Для депутата Хинштейна, видного представителя правящей партии "Единая Россия", права человека и права меньшинств – это пустой звук. И никакой не нужен ни Страсбург, никакая ни 31 статья конституции – это все чепуха. Они устанавливают свои правила игры, по которым хотят играть всегда и везде. Для меня это самый важный и самый печальный итог этой передачи.
Дмитрий Волчек: Николай, согласитесь?
Николай Храмов: Абсолютно согласен, на 150%. Единственное, я не могу согласиться с тем, что никто во время передачи не говорил о правах человека, о правах меньшинств. И Алексеев, и Женя Отто, сменившая его, и я, мы только и делали, что об этом говорили. И об этом же говорила третейский судья Наталья Иванова. Позиция Хинштейна и призванных ему на подмогу каких-то странных дам в шляпах и миллиардера-коммуниста Семаго, и странного человека из "Русского собора" – все это не удивительно. Мы это видим, начиная с первого гей-парада в 2006 году. Дело не только в гей-парадах, такая же проблема возникает по любому другому вопросу. Парламент у нас не место для дискуссий, а вообще наша страна – не место для прав человека, как выясняется в результате правления последних 10 с лишним лет.
Дмитрий Волчек: И Хинштейн, и Владимир Соловьев говорили, что не нужно политизировать дискуссию. Но ведь политический аспект тут присутствует и, может быть, он самый главный. Игорь Кон говорил, что в 2005-2006 годах гомофобия стала фактически государственной политикой.
Николай Храмов: Абсолютно верно. Но я бы не сказал так прямо, что гомофобия стала государственной политикой. Мне кажется, гораздо шире – ксенофобия стала государственной политикой. И, кроме того, стремление, чтобы все было шито-крыто, чтобы не было никаких несанкционированных, неинициированных самой властью проявлений народного гнева и народной радости. Хинштейн обратил внимание на то, что власти запретили в тот же день 28 мая контрдемонстрацию. Это из той же серии. Контрдемонстрации, правда, разрешались в другие дни, но сегодня запретили ее тоже.
Слава Тарощина: Николай, видимо, то ли меня не очень хорошо услышал, то ли не очень хорошо понял, когда я говорила о теме прав человека, то я имела в виду не тех, кто выступает за гей-парады, а я как раз имела в виду атакующую сторону, нашего парламентария и ведущего, который всякий раз, когда его увлекает предмет, забывает о том, что он модератор, и он должен отстранено вести дискуссию. А то, что эти люди говорили о правах человека, понятно, они только об этом и говорили. Добавить к тому, что я сказала, и к тому, что сказал Николай, мне как-то особенно нечего, кроме того, что я вспомнила замечательную фразу Хинштейна в самом начале: "Ой, только давайте не будем вносить в тему нотку западничества". Вот западничество – это по-прежнему ругательство. Все, что с той стороны, все, что о правах человека, все, что о правах меньшинств, все, что о Европарламенте – это все западничество, которое не угодно нашим парламентариям.
Дмитрий Волчек: Мне еще понравилось, как он говорил, что Европейский суд по правам человека осудил запрет на гей-парад 2006, 2007, 2008 года, но ничего не сказал о гей-параде 2011 года, так что его можно снова запретить.
Николай Храмов: Конечно, это ужасно смешно было. Было много смешных моментов в этой передаче. То есть смешных из серии: все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Дмитрий Волчек: Еще один сюжет недели, связанный с темой нашего разговора. Деятели российской культуры подписали очередное коллективное письмо, в котором предлагается установить контроль за нравственностью в СМИ. Механизм воздействия – от порицания до отзыва лицензии.
Авторы письма к Дмитрию Медведеву и Владимиру Путину – Никита Михалков, Владимир Хотиненко, Василий Ливанов, Евгений Стеблов, Николай Бурляев, Юрий Соломин и многие другие видные деятели российской культуры – попросили о создании совета по контролю над российскими СМИ. В документе приведен примерный список "духовно-просветительских мероприятий, проводимых Русской православной церковью, другими традиционными для нашей страны религиозными организациями совместно с государственными и общественными структурами". Никита Михалков и другие авторы письма полагают, что этим мероприятиям необходима "общероссийская программа освещения ВГТРК". Владимир Хотиненко пояснил свою позицию в интервью моему коллеге Юрию Васильеву. Давайте послушаем:
Владимир Хотиненко: Первый раз в жизни подписал коллективное письмо. Я никогда не подписывал коллективных писем, потому что люблю сам отвечать за свои поступки. Сразу хочу вынести за скобки все слова про ущемления свобод. Сегодня предельно ясно: свободу ущемить нельзя, ничего запретить нельзя, уже так устроен мир – даже в России. Но! Вы понимаете, я – человек, не очень смотрящий телевизор - время от времени думаю: а что творится в этом пространстве?" И натыкаюсь на такое! Мат-перемат, чудовищная пошлость... Именно поэтому предпринята попытка поставить какой-то фильтр. Тем более, что становится только хуже.
Я же видел, как развивался этот процесс. "Давай матернёмся!" Прошло. "Ой, а давай ещё матернёмся". Ой, и это прошло! "А ну-ка, давай-ка еще!". Это усугубляется и усугубляется. Больших свобод, чем у нас, нет нигде. Поэтому попытаться хоть чуть-чуть подмести, вычистить пространство, в котором существуют СМИ, я считаю правильным.
Дмитрий Волчек: В Кремле, как мы знаем, идея Михалкова, Хотиненко и компании не понравилась. "Идея введения цензуры – а это не что иное, как фактически цензура – противоречит Конституции и не соответствует пути, по которому развивается наша страна. Задача деятелей культуры как раз и заключается в том, чтобы своей деятельностью развивать общество, поднимать его культурный уровень...", – заявил анонимный кремлевский источник. Слава, кто прав – Хотиненко, режиссер сериала "Достоевский", который пользовался на этой неделе успехом у зрителей, или источник в Кремле?
Слава Тарощина: Знаете, это тот редкий случай, когда я абсолютно согласна с анонимным источником в Кремле. Что такое нравственность для человека творческого, для художника? Нравственность – это в том числе и качество его продукции. С моей точки зрения, сериал "Достоевский" не самый нравственный. Я достаточно много прочитала произведений Достоевского и огромный массив литературы о нем, я понимаю, что образ писателя искажен. И тот продукт, который получают потребители – это трагическая судьба художника, уложенная в формат, доступный этому потребителю. Было ясно, что жизнь такого яркого человека очень хороша для жанра мелодрамы. Но и мелодраму можно было сделать более качественно, чем это сделал господин Хотиненко.
Первое, что меня поразило – это сценарий. Опытный человек Володарский прекрасно знает нравы шпаны Замоскворецкой и не только, но образ Достоевского ему решительно не удался. Достоевского можно любить или не любить – это дело и право каждого. Но любой, и тот, кто любит, и тот, кто не любит, наверняка согласятся, что Достоевский не был мелким человеком. А герой в интерпретации Хотиненко и Миронова, мелок и пошл во многом. В каких-то ситуациях ты понимаешь, что Федора Михайловича спутали со стариком Карамазовым. За основу взята книжечка Марка Слонима "Три любви Достоевского". Кто читал эту книгу, сразу понимает, откуда растут ноги. А о феномене Достоевского, что он за личность, что за мыслитель, что за философ – мы не узнаем ничего. На уровне сценария допускаются такие примитивные вещи, которые не позволяют, я думаю, первокурсники сценарных факультетов, когда герой говорит цитатами из своих писем и дневников, эти цитаты легко узнаются и выглядят пародией на Достоевского. Я уже не говорю о государственнической тарабарщине, об этой любви к родине. Достоевский был гораздо более сложным, чем он вышел из-под пера Володарского. Да, художник имеет право начинать делать Достоевского из казни петрашевцев. Но тогда Достоевскому было 28 лет. А вся трагичность, вся амбивалентность этой натуры закладывалась в детстве, которое было очень непростым. И вот это все отсечено, отсечено отношение известного человека с видными писателями своего времени, его становление, его учеба.
Я вообще не верю в воспитательную роль телевидения, литературы и прочее. Это, по-моему, преувеличенное представление, идущее из советских времен, навеянное нам советским агитпропом. Нет никакой воспитательной роли, каждый человек формируется сам. Если человек до какого-то времени не прочитал Достоевского и не задумался над тем, что он значит для всех нас, стало быть, этот сериал, эти ликбезы не работают на дело повышения (извините, терпеть не могу этого словосочетания) культурного уровня, а напротив, снижают этот несуществующий уровень. Что касается игры Миронова, мне очень обидно, он действительно большой актер. И в не самой лучшей экранизации "Идиота", но, во всяком случае, экранизации добросовестной, он сделал максимум возможного, и там он мне казался действительно к месту, интересным. Здесь это сделано на коленке, выпирает этот грим плохой, выпирают плохие парички. Иногда кажется, что это сделано даже специально, потому что такой карикатуры, как образ Тургенева я уже давно не встречала в нашем сериале, с этим сбившимся набок паричком, хотя прекрасный актер Симонов исполняет эту роль. Но я понимаю, что это была такая задача: раз уж ты такой либерал-западник, ну вот на тебе, вот и выгляди так, как положено с точки зрения тех, кто борется с любым проявлением либерализма в любые времена. Так что вопрос о нравственности глубокий, и каждый бы установил свою цензуру на телевидении. Я не уверена, что если бы я была цензором (слава богу, мне это не грозит), из того совета, о котором мечтают представители нашей государственнической интеллигенции, я не уверена, что я бы пропустила такой сериал.
Дмитрий Волчек: Владимир Хотиненко больше всего возмущен матом в эфире, а как раз в том эфире Соловьева, в котором вы, Николай, принимали участие, Александр Хинштейн в полемическом запале выругался матом. Я, честно говоря, вздрогнул от неожиданности. Не знаю, как это в студии прозвучало.
Николай Храмов: Я, честно говоря, это заметил только в записи. Это звучало естественно, молодец, за это честь ему и хвала. С вашего позволения, от Достоевского я вернулся бы к проблеме морально-нравственной цензуры и к этому обращению деятелей культуры. На следующий день после этого у себя в Живом Журнале выступил журналист и известный оппозиционер Роман Доброхотов. Его открытое письмо было удивительно лапидарным и состояло из трех слов. Он написал: "Уважаемые деятели культуры (перечислил фамилии, регалии авторов обращения к правящему тандему), идите в жопу". И через несколько часов триста с лишним подписей появилось под этим призывом в Живом Журнале. Мне показалось, что на самом деле письмо этих деятелей культуры – это письмо не о чем. И интерес это письмо представляет для меня исключительно в контексте блестящей, остроумной реакции Романа Доброхотова. Действительно, на это можно сказать только три этих коротких слова, которые нашлись у Доброхотова. И он приписал к своему посту, что к его открытому письму присоединился анонимный источник в Кремле. По сути дела это так и есть. Меня, честно говоря, насторожило и встревожило бы, если с подобными предложениями обратились не эти мастера советской культуры, а обратился бы Владимир Жириновский. Потому что это означало бы, что Кремль зондирует почву для того, чтобы провести то или иное мероприятие. Но здесь Хотиненко сказал, что речь не идет о попытке что-то кому-то запретить. Тогда о чем это? О том, что мы такие нежные, нам больно смотреть и слушать телевизор, пожалуйста, услышьте нас, мы хотели бы материалы православной церкви, а не матерящегося депутата Хинштейна? Бедные авторы письма. Их время прошло, и они интересны только тогда, когда им отвечает Роман Доброхотов. У меня такое осталось впечатление.
Дмитрий Волчек: Слава, не было у вас соблазна поставить подпись под этой короткой отповедью?
Слава Тарощина: Да, конечно, я бы с удовольствием поставила. Мне кажется, что к таким письмам нужно относиться, как к явлениям природы. По весне всякий раз возникают такие инициативы насчет морали и нравственности – это ведь не первая. Почему-то всегда стремление что-то оградить, упредить, отцензурировать, они укрепляются именно в мае, май-июнь – такой классический месяц. В прошлом году были советы по нравственности на телевидении. Конечно, целятся прежде всего в телевидение. Так что действительно явление природы.
Дмитрий Волчек: Может это как-то связно с гей-парадом? Николай, будет когда-нибудь в Москве легальный гей-парад?
Николай Храмов: Конечно, будет. Вы меня простите, но я уже второй раз упомяну Владимира Вольфовича Жириновского, тем более что ведущего Соловьева депутат Хинштейн дважды назвал Владимиром Вольфовичем Соловьевым. Жириновский произнес замечательную фразу в Думе, когда в 2002 году обсуждалась странная инициатива выступить с осуждением голландского парламента, принявшего закон о легализации эвтаназии. Жириновский призвал своих коллег не голосовать за это глупое заявление. И мотивировал он это так: все, что есть сейчас в Голландии – и свобода употребления легких наркотиков, и свобода манифестации, и гей-парады, и эвтаназия и все прочее, все это будет и у нас, потому что это вектор движения. Мы просто отстаем на 50-70 лет. И не позорьтесь сейчас, депутаты, не голосуйте за эту глупость, – сказал он. И действительно не был принят проект этого заявления. Мне хотелось бы надеяться, что на самом деле история убыстряется, и что не 50 лет нам придется ждать того, что в Москве пройдет гей-парад. Уверен, что он неизбежно произойдет через несколько лет. Это вектор развития, это неизбежно.
