Гости нового цикла передач Радио "Свобода" - мастера, определяющие тенденции второго столетия кинематографа - классики и дебютанты, традиционалисты и экспериментаторы, повествователи и эксцентрики.
Герой первого выпуска - Жан-Клод Бриссо, режиссер, которого одни критики называют "французским Хичкоком" и даже "Достоевским кинематографа", другие считают автором посредственных детективов и китчевых мелодрам. Его мизансцены до комизма гламурны, сюжетные ходы неправдоподобны, стиль его претенциозен, мораль наивна, - и, тем не менее, он снимает так интересно, что о каждом его фильме можно говорить часами.
Я впервые увидел все ленты Бриссо на последнем Роттердамском кинофестивале, это была вторая полная ретроспектива режиссера - первая, незадолго до этого, прошла в парижском центре Помпиду. В Роттердаме на фильмы Бриссо невозможно было достать билеты, у входа в (не очень, впрочем, большие) залы, толпились отчаявшиеся киноманы. Самым удивительным и, несомненно, постыдным было то, что ни я, ни кинокритики, с которыми мы обсуждали ретроспективу, прежде вообще не считали Бриссо заслуживающим внимания режиссером. Признавалась мы друг другу в собственном невежестве с понятным смущением: Бриссо снимает уже без малого тридцать лет, его ленты пользовались коммерческим успехом, (шли, кстати, и в российском прокате и выпущены в Москве на видео и двд), он работал со звездами - Бруно Кремером, Ванессой Паради, Сильви Вартан: - в общем, конфуз был полный. Понять, почему Бриссо выпал изо всех обойм и поля зрения критиков (за исключением небольшого числа французских знатоков) не так уж сложно: его картины производят впечатление только, если смотреть их подряд, вот на такой ретроспективе, поодиночке они теряются, кажутся непримечательными и необязательными - ну кино как кино, обычные мелодрамы и детективы, таких пруд пруди. Но по многочисленным странностям, мелким отступлениям от жанра - эпиграфам из Достоевского и Элюара, цитатам из Бунюэля, абсурдистким сдвигам сюжета, начинаешь понимать, что Бриссо ведет хитрую игру со зрителем, (и, конечно, с продюсером), предлагая в конвенциональной коммерческой обертке отравленную конфету. Не смертельный яд, но всё же.
Интересно было посмотреть на самого Бриссо и послушать его выступления после просмотров. Физиогномически он производит сильное впечатление - напоминает того незабываемого персонажа из "Ирмы Веп" Оливье Ассайаса, который кричит в ресторане "Китаянка! Зачем нам китаянка!". Огромный, носатый, расхристанный, с рубашкой, непоправимо вылезшей из брюк, Бриссо похож на старого анархиста, потихоньку мастерящего бомбы в захламленной мансарде. Когда мы встретились несколько месяцев спустя, на фестивале в Карловых Варах, я первым делом спросил, не участвовал ли он в майских волнениях 68-го: 24 года, парижанин, все сходится. Оказалось, что участвовал, но предводителем не был.
Жан-Клод Бриссо: До 68-го года во Франции главенствовал пуританизм. Уничтожение этого пуританизма, которые началось в 60-е годы, я принял положительно в общих чертах, но считаю, что в некоторых аспектах мы слишком далеко зашли. Надо сказать, что для бедных это было экономически выгодно. Но были и определенные извращения, о которых я теперь жалею. Например, очень долго такие слова как "принуждение", "садизм" и "репрессии" были синонимами, но ведь человек является членом общества, и в той или иной степени обязан мириться с принуждением. Теперь, глядя на события 68-го года, я понимаю, что это было весьма мелкобуржуазное движение, и его последствия для пролетариата не всегда были полезными.
Дмитрий Волчек: До середины 80-х Бриссо работал учителем - в обычной (если не сказать ужасной) школе на пролетарской окраине Парижа. Многоквартирные дома с мелкими бандитами, склочными соседями, визжащими детьми, консьержем-трансвеститом и хармсовскими старухами, выпадающими из окон - место действия первых его картин.
Жан-Клод Бриссо: Я стал снимать в 1975 году. Тогда я купил новую кинокамеру Супер-8, и мы с друзьями сделали двадцатипятиминутный фильм в духе Хичкока и второй, похожий на мой поздний фильм "Селин", девяностоминутный. Эти фильмы были показаны на любительском кинофестивале. На просмотре был Эрик Ромер, ему мои работы очень понравились, и он помог мне сделать две ленты для телевидения. Потом я снял кинофильм, который получил высокую оценку в журнале "Кайе дю синема", но не пользовался успехом у публики - "Жестокая игра". И, наконец, мне повезло - я снял фильмы "Шум и ярость" и "Белая свадьба", которые имели большой коммерческий успех, и после этого я перестал преподавать в школе.
Дмитрий Волчек: Бриссо сыграл небольшую роль у своего спасителя Эрика Ромера - в фильме "Четыре приключения Рейнет и Мирабель". Интересно, что свой лучший, - на мой вкус - фильм "Жестокая игра" - тот самый, который понравился снобам из "Кайе дю синема", но был отвергнут публикой - Бриссо снял вот так невзначай, во время школьных каникул. Главный герой - Бруно Кремер (кстати, внешне очень похожий на Бриссо) - гениальный профессор, который тайком убивает детей, игравших в его лаборатории и случайно уничтоживших бесценную вакцину. Попутно он измывается над дочерью-инвалидом - многие сцены напоминают такую же "жестокую игру" дона Лопе и Тристаны у Бунюэля. Садомазохистская любовь-ненависть с примесью инцеста на фоне холодных пейзажей, скупая и элегантная операторская работа, серийные убийства во имя великой цели (герой думает, что дети, с которыми он расправляется, посланцы дьявола) - в общем, весьма необычный и завораживающий микс, завершающийся - словно в насмешку - истасканным приемом - визгом полицейских сирен. Критик Фабрис Рево д'Аллон пишет:
"Если ты хочешь снимать секс, невозможно обойтись без клише, и Бриссо не пытается уклониться от штампов. Но ему удается удачно использовать эти клише за счет доверия персонажам и мизансцене, при этом он остается верен реалистическому подходу и лирическому вдохновению. Поэтическое не бросается в глаза, но скрыто за мАстерскими и дерзкими излишествами, как в сценарии "Жестокой игры" (девочка-инвалид и убитые дети), или визуальными образами в "Шуме и ярости" (появление призрака, шабаш ведьм). Таким образом, он все больше приближается к оперному жанру (от "Черного ангела" до "Тайных вещей"), порой соскальзывая в фантастику (особенно в фильме "Селин"). Элементы оперы и фантастики - средство поднять повседневность до горних высот".
Поскольку фильм предваряет эпиграф из Достоевского, я спросил режиссера, не из русского ли романа появился его персонаж. "Да, он из "Бесов", - ответил Бриссо, - даже если там такого героя нет".
Жан-Клод Бриссо: Практически во всех своих романах Достоевский обсуждает смысл жизни с философских и мистических позиций. То же самое я делаю в своих фильмах - по крайней мере, пытаюсь. Основные задачи Достоевского очень близки моим задачам - точнее, мои задачи близки его задачам. Как говорил Достоевский, "если Бога нет, то все дозволено". Но если Бог существует, как он может мириться с тем, что невинные становятся жертвами мучителей? Все сводится к вечному вопросу о природе зла - если Бог существует, почему есть зло? Каков смысл морали в таком случае? Выход, согласно Достоевскому, - это христианская любовь. В целом, я с ним согласен. Но я ценю Достоевского не только за то, что его мучили эти метафизические вопросы, но и потому что он сам страдал, физически страдал. Он был на каторге, и его романы отражают его собственные моральные конфликты, очень бурные.
Дмитрий Волчек: Фильм Бриссо "Шум и ярость" примечателен, среди прочего, тем, что его римейк (весьма условный римейк, - скорее, вариация на те же темы) принес, наконец, режиссеру славу: его последний фильм "Секретные вещи" пронесся по всем кинофестивалям - в том числе и московскому - сделал хорошие сборы, и на Бриссо с двадцатилетним опозданием обратили внимание критики. Те, кто еще два года назад и не слышал о таком режиссере, теперь безропотно включили его в обойму - налево от Хичкока, направо от Бунюэля. Фабрис Рево д'Аллон пишет:
"Работы Бриссо явно наследуют классическому кинематографу, в первую очередь Хичкоку, на которого он сам открыто ссылается. В одной из первых сцене "Черного ангела" Бриссо показывает человека, лежащего в луже крови. План сверху призван установить связь с убийцей, стоящей на ступенях лестницы. Сначала мы слышим стук ее каблуков, сопровождаемый динамичной музыкой, потом героиня появляется на экране. Она стоит - ледяная аура белокурых волос, черное платье - перед ярко освещенным витражом. Она почти не смотрит на убитого и склонившегося над трупом адвоката. Один единственный кадр идентифицирует ее как убийцу и создает эротическую атмосферу - за счет стука каблуков, освещения, усиленного музыкой, декорациями и царственной позицией, с которой она обозревает мир буржуазной банальности. Она стоит, точно черный ангел возмездия, словно не принадлежит этому миру - высота, витражи, яркий свет.
В первой сцене "Секретных вещей" представлена аллегория сексуального желания: сначала силуэт обнаженной девушки, совершающей эротический ритуал инициации и симулирующей оргазм. Камера перемещается, и мы видим, что это шоу в ночном клубе, затем замечаем другую девушку, стоящую за стойкой бара - инициируемую. Все это в оперных красно-черных декорациях, цветах желания и смерти. Меньше чем за две минуты очерчен весь замысел фильма".
Мало кто из пишущих теперь о Бриссо обратил внимание на очевидные параллели в "Шуме и ярости" и "Секретных вещах". В частности, на сходство потусторонних вторжений в интригу.
Жан-Клод Бриссо: Это очень близкие фильмы. "Секретные вещи" - это та же "Шум и ярость" только с женщинами, с сексом. И в том, и в другом фильме появляется призрак, но он имеет разное значение. В "Шуме и ярости" можно предположить, что женщина в белом замещает мальчику отсутствующую мать. В то же время можно рассматривать ее как образ, символизирующий переход от жизни к смерти, из одного мира в другой. А, может, это самый настоящий призрак, манипулирующий мальчиком. Все эти толкования не противоречат друг другу, их можно свести воедино. В "Секретных вещах" на первый план выходит второе значение - переход из одного мира в другой. Кристоф бросает вызов смерти, хочет с ней состязаться. Девушка, играющая призрак - это та же Натали, дающая Кристофу все, что тот хочет. Она представляет для меня нечто смутное и романтическое, символизирует страсть, возникающую между этими персонажами. А птица, сопровождающая призрак, очевидно, связана с греческими трагедиями.
Дмитрий Волчек: Необходимость переосмысления и переигрывания старого сюжета с другими героями и в других - куда более шикарных - декорациях Жан-Клод Бриссо объясняет так:
Жан-Клод Бриссо: В "Секретных вещах" есть очень сильный сексуальный элемент, хотя секс - не главное в сюжете. В целом, сюжеты "Секретных Вещей" и "Шума и ярости" одинаковы. Я сделал этот фильм потому, что понял, что до сих пор никто не сумел перенести секс на экран так, как Хичкок перенес страх и насилие. Я, наверное, сниму еще один фильм, где секс либо будет играть роль поэтического элемента, либо элемента саспенса, а может все вместе. А потом сделаю два фильма - не скажу, что более конвенциональные, но секса в них не будет вообще.
Дмитрий Волчек: Занятно, что если первоначально персонажами Бриссо были жители окраинных многоэтажек, то в последних его фильмах - это неизменно богачи, столпы общества. С тем лишь дополнением, что, представляя своих новых героев, Бриссо смотрит на них глазами учителя государственной школы для бедных - они слишком неживые, слишком глянцевые, слишком кукольные, как модели на биллбордах или в затрепанном журнале "Vogue", найденном мусорщиком в пачке макулатуры. Так в мелодраме "Труженики доброго бога" (в российском прокате "Ангелы Фредди") циничные богачи среди бела дня ходят по горной дороге в дизайнерских вечерних туалетах, словно собрались на вручение премии "Оскар". Я поделился своим наблюдением с режиссером, и он слегка обиделся.
Жан-Клод Бриссо: Возможно, это и так. Поначалу я изображал преимущественно бедных людей, но мне не хочется повторяться. Так что теперь у меня другие герои. И мой собственный образ жизни тоже изменился. Так что я, в основном, изображаю людей, с которыми общаюсь. Но обратите внимание, что в фильме "Тайные вещи" обе героини - выходцы из очень скромной среды, а Кристоф, хоть и богат, но это сын человека, который сам сделал состояние, то есть не был богатым с самого начала.
Дмитрий Волчек: В центре каждого фильма Бриссо герой-"юберменш", стоящий над моралью, презирающий закон - в "Черном ангеле" это бандит-робин-гуд Асланян, в "Жестокой игре" профессор-психопат, в "Секретных вещах" миллионер Кристоф, доводящий до самоубийства своих любовниц. Предполагая, что наряду с Достоевским, Бриссо почитает Ницше и маркиза де Сада, я спросил его об этом, и получил - к своему удивлению - отрицательный ответ.
Жан-Клод Бриссо: Ну я не согласен. Я не очень люблю Ницше. И не очень люблю маркиза де Сада. Все мои фильмы - это диалоги о жизни, ее смысле. Я понимаю, что публика, как правило, этого не замечает - всё это имеет значение только для тех, кто хочет видеть. И поскольку я поднимаю моральные проблемы, у меня и должны быть герои, которые переходят границы, люди, не уважающие закон. Закон, добро и зло - таковы проблемы моих фильмов. Всякий раз, когда я пишу сценарий и придумываю персонажа, я пытаюсь поставить себя на его место, определить мотивы его поступков. Так что выходит, что все персонажи - это я сам. А я всегда на стороне проигравших.
Дмитрий Волчек: Ну а как же завершающая фильм оргия, - не сконструирована ли она по рецептам автора "Философии в будуаре"?
Жан-Клод Бриссо: Не обязательно. Но в бунте Кристофа есть нечто, исходящее от маркиза де Сада. Образ Кристофа вдохновлен Дон Жуаном Мольера, Калигулой Камю и отчасти метафизическим бунтом де Сада. У него есть пара реплик, которые напрямую восходят к де Саду. Он тоже бунтует против Бога.
Дмитрий Волчек: Собственно бунтует не только Кристоф, но и его любовницы, одна из которых после оргии убивает мучителя. "Секс делает человека рабом! Так пусть рабом будет другой!"
Жан-Клод Бриссо: В моем фильме присутствуют два бунта. Две девушки участвуют в социальной битве, а парень, Кристоф, в битве метафизической. В социальной битве девушки терпят поражение. Один мой знакомый заметил, что все мои фильмы можно назвать "Утраченные иллюзии". Единственной победительницей в конце фильма можно считать Натали, - она убивает человека, которого любит, оказывается в тюрьме, меняется и принимает жизнь такой, какая она есть. Натали больше не хочет гоняться за вещами, которые ей не суждено получить. Она смиряется со своей судьбой и с самой собой. Возможно, она и есть победительница.
Дмитрий Волчек: Фабрис Рево д'Аллон выводит такую формулу философии Бриссо:
"Красота нарушения границ, - вот магическая формула творчества Жан-Клода Бриссо, как тематическая, так и стилистическая. По тематике Бриссо - моралист-парадоксалист, он сталкивает нас со злом в его очаровании и мерзости. Он сталкивает нас с обществом, в котором раскрывает все ужасы жестокого распада, удушливую атмосферу декаданса. Он показывает людей, которые бегут прочь от установленного порядка, и показывает насилие, на котором строятся взаимоотношения. Как ни соблазнительно выглядит насилие, оно вызывает ужас, особенно когда сопряжено с сексом и касается либо разрушительной страсти, либо игр с властью".
Музыка Баха "Страсти по Матфею" - ключевая тема саундтрека "Секретных вещей" - в сочетании с оперной пышность реплик и декораций придает картине китчевый абсурдистский эффект в духе Пьера и Жиля, - эффект, который делает все работы Бриссо оригинальными и привлекательными. Я спросил режиссера, ценит ли он красоту зла.
Жан-Клод Бриссо: Для меня это очевидно. В том смысле, что проблема в добре, а не во зле. Иногда между добром и злом практически нет разницы. То, что мы называем зло - это когда человек поддается страстям. А добро - это когда человек сопротивляется страстям во имя окружающих. Но, как говорит святой Павел в послании к римлянам, до появления божьего закона, то есть до того, как были написаны десять заповедей, греха не существовало. С появлением закона появился и грех. Несмотря на то, что этот закон является неимоверным прогрессом, позитивной революцией в истории человечества, он порождает грех, фрустрацию, необоримое желание его нарушить - то, что называют запретным плодом. Каждый человек мечтает сделать то, что запрещено. И вот это меня сильно увлекает. Это то, что я бы назвал первым шагом к постижению красоты зла. И это непосредственно связано с грехом. Христиане и все великие мистики считают, что любовь является единственным выходом из этого тупика, а общество тут не при чем.
Дмитрий Волчек: Самая моя любимая сцена в кинематографе Бриссо - финал "Шума и ярости". Герой фильма, тринадцатилетний Брюно, смышленый и приятный во всех отношениях мальчик, живет в ужасном парижском пригороде среди всякого хамья, но при этом тянется к знаниям. Кульминация истории отнюдь не диккенсовская - в конце фильма Брюно спрашивает свою небесную покровительницу, добрую фею, что ему делать, небесная дама протягивает ему пистолет, и говорит, что лучшим выходом будет застрелиться. Мальчик безропотно выполняет указание.
Герой первого выпуска - Жан-Клод Бриссо, режиссер, которого одни критики называют "французским Хичкоком" и даже "Достоевским кинематографа", другие считают автором посредственных детективов и китчевых мелодрам. Его мизансцены до комизма гламурны, сюжетные ходы неправдоподобны, стиль его претенциозен, мораль наивна, - и, тем не менее, он снимает так интересно, что о каждом его фильме можно говорить часами.
Я впервые увидел все ленты Бриссо на последнем Роттердамском кинофестивале, это была вторая полная ретроспектива режиссера - первая, незадолго до этого, прошла в парижском центре Помпиду. В Роттердаме на фильмы Бриссо невозможно было достать билеты, у входа в (не очень, впрочем, большие) залы, толпились отчаявшиеся киноманы. Самым удивительным и, несомненно, постыдным было то, что ни я, ни кинокритики, с которыми мы обсуждали ретроспективу, прежде вообще не считали Бриссо заслуживающим внимания режиссером. Признавалась мы друг другу в собственном невежестве с понятным смущением: Бриссо снимает уже без малого тридцать лет, его ленты пользовались коммерческим успехом, (шли, кстати, и в российском прокате и выпущены в Москве на видео и двд), он работал со звездами - Бруно Кремером, Ванессой Паради, Сильви Вартан: - в общем, конфуз был полный. Понять, почему Бриссо выпал изо всех обойм и поля зрения критиков (за исключением небольшого числа французских знатоков) не так уж сложно: его картины производят впечатление только, если смотреть их подряд, вот на такой ретроспективе, поодиночке они теряются, кажутся непримечательными и необязательными - ну кино как кино, обычные мелодрамы и детективы, таких пруд пруди. Но по многочисленным странностям, мелким отступлениям от жанра - эпиграфам из Достоевского и Элюара, цитатам из Бунюэля, абсурдистким сдвигам сюжета, начинаешь понимать, что Бриссо ведет хитрую игру со зрителем, (и, конечно, с продюсером), предлагая в конвенциональной коммерческой обертке отравленную конфету. Не смертельный яд, но всё же.
Интересно было посмотреть на самого Бриссо и послушать его выступления после просмотров. Физиогномически он производит сильное впечатление - напоминает того незабываемого персонажа из "Ирмы Веп" Оливье Ассайаса, который кричит в ресторане "Китаянка! Зачем нам китаянка!". Огромный, носатый, расхристанный, с рубашкой, непоправимо вылезшей из брюк, Бриссо похож на старого анархиста, потихоньку мастерящего бомбы в захламленной мансарде. Когда мы встретились несколько месяцев спустя, на фестивале в Карловых Варах, я первым делом спросил, не участвовал ли он в майских волнениях 68-го: 24 года, парижанин, все сходится. Оказалось, что участвовал, но предводителем не был.
Жан-Клод Бриссо: До 68-го года во Франции главенствовал пуританизм. Уничтожение этого пуританизма, которые началось в 60-е годы, я принял положительно в общих чертах, но считаю, что в некоторых аспектах мы слишком далеко зашли. Надо сказать, что для бедных это было экономически выгодно. Но были и определенные извращения, о которых я теперь жалею. Например, очень долго такие слова как "принуждение", "садизм" и "репрессии" были синонимами, но ведь человек является членом общества, и в той или иной степени обязан мириться с принуждением. Теперь, глядя на события 68-го года, я понимаю, что это было весьма мелкобуржуазное движение, и его последствия для пролетариата не всегда были полезными.
Дмитрий Волчек: До середины 80-х Бриссо работал учителем - в обычной (если не сказать ужасной) школе на пролетарской окраине Парижа. Многоквартирные дома с мелкими бандитами, склочными соседями, визжащими детьми, консьержем-трансвеститом и хармсовскими старухами, выпадающими из окон - место действия первых его картин.
Жан-Клод Бриссо: Я стал снимать в 1975 году. Тогда я купил новую кинокамеру Супер-8, и мы с друзьями сделали двадцатипятиминутный фильм в духе Хичкока и второй, похожий на мой поздний фильм "Селин", девяностоминутный. Эти фильмы были показаны на любительском кинофестивале. На просмотре был Эрик Ромер, ему мои работы очень понравились, и он помог мне сделать две ленты для телевидения. Потом я снял кинофильм, который получил высокую оценку в журнале "Кайе дю синема", но не пользовался успехом у публики - "Жестокая игра". И, наконец, мне повезло - я снял фильмы "Шум и ярость" и "Белая свадьба", которые имели большой коммерческий успех, и после этого я перестал преподавать в школе.
Дмитрий Волчек: Бриссо сыграл небольшую роль у своего спасителя Эрика Ромера - в фильме "Четыре приключения Рейнет и Мирабель". Интересно, что свой лучший, - на мой вкус - фильм "Жестокая игра" - тот самый, который понравился снобам из "Кайе дю синема", но был отвергнут публикой - Бриссо снял вот так невзначай, во время школьных каникул. Главный герой - Бруно Кремер (кстати, внешне очень похожий на Бриссо) - гениальный профессор, который тайком убивает детей, игравших в его лаборатории и случайно уничтоживших бесценную вакцину. Попутно он измывается над дочерью-инвалидом - многие сцены напоминают такую же "жестокую игру" дона Лопе и Тристаны у Бунюэля. Садомазохистская любовь-ненависть с примесью инцеста на фоне холодных пейзажей, скупая и элегантная операторская работа, серийные убийства во имя великой цели (герой думает, что дети, с которыми он расправляется, посланцы дьявола) - в общем, весьма необычный и завораживающий микс, завершающийся - словно в насмешку - истасканным приемом - визгом полицейских сирен. Критик Фабрис Рево д'Аллон пишет:
"Если ты хочешь снимать секс, невозможно обойтись без клише, и Бриссо не пытается уклониться от штампов. Но ему удается удачно использовать эти клише за счет доверия персонажам и мизансцене, при этом он остается верен реалистическому подходу и лирическому вдохновению. Поэтическое не бросается в глаза, но скрыто за мАстерскими и дерзкими излишествами, как в сценарии "Жестокой игры" (девочка-инвалид и убитые дети), или визуальными образами в "Шуме и ярости" (появление призрака, шабаш ведьм). Таким образом, он все больше приближается к оперному жанру (от "Черного ангела" до "Тайных вещей"), порой соскальзывая в фантастику (особенно в фильме "Селин"). Элементы оперы и фантастики - средство поднять повседневность до горних высот".
Поскольку фильм предваряет эпиграф из Достоевского, я спросил режиссера, не из русского ли романа появился его персонаж. "Да, он из "Бесов", - ответил Бриссо, - даже если там такого героя нет".
Жан-Клод Бриссо: Практически во всех своих романах Достоевский обсуждает смысл жизни с философских и мистических позиций. То же самое я делаю в своих фильмах - по крайней мере, пытаюсь. Основные задачи Достоевского очень близки моим задачам - точнее, мои задачи близки его задачам. Как говорил Достоевский, "если Бога нет, то все дозволено". Но если Бог существует, как он может мириться с тем, что невинные становятся жертвами мучителей? Все сводится к вечному вопросу о природе зла - если Бог существует, почему есть зло? Каков смысл морали в таком случае? Выход, согласно Достоевскому, - это христианская любовь. В целом, я с ним согласен. Но я ценю Достоевского не только за то, что его мучили эти метафизические вопросы, но и потому что он сам страдал, физически страдал. Он был на каторге, и его романы отражают его собственные моральные конфликты, очень бурные.
Дмитрий Волчек: Фильм Бриссо "Шум и ярость" примечателен, среди прочего, тем, что его римейк (весьма условный римейк, - скорее, вариация на те же темы) принес, наконец, режиссеру славу: его последний фильм "Секретные вещи" пронесся по всем кинофестивалям - в том числе и московскому - сделал хорошие сборы, и на Бриссо с двадцатилетним опозданием обратили внимание критики. Те, кто еще два года назад и не слышал о таком режиссере, теперь безропотно включили его в обойму - налево от Хичкока, направо от Бунюэля. Фабрис Рево д'Аллон пишет:
"Работы Бриссо явно наследуют классическому кинематографу, в первую очередь Хичкоку, на которого он сам открыто ссылается. В одной из первых сцене "Черного ангела" Бриссо показывает человека, лежащего в луже крови. План сверху призван установить связь с убийцей, стоящей на ступенях лестницы. Сначала мы слышим стук ее каблуков, сопровождаемый динамичной музыкой, потом героиня появляется на экране. Она стоит - ледяная аура белокурых волос, черное платье - перед ярко освещенным витражом. Она почти не смотрит на убитого и склонившегося над трупом адвоката. Один единственный кадр идентифицирует ее как убийцу и создает эротическую атмосферу - за счет стука каблуков, освещения, усиленного музыкой, декорациями и царственной позицией, с которой она обозревает мир буржуазной банальности. Она стоит, точно черный ангел возмездия, словно не принадлежит этому миру - высота, витражи, яркий свет.
В первой сцене "Секретных вещей" представлена аллегория сексуального желания: сначала силуэт обнаженной девушки, совершающей эротический ритуал инициации и симулирующей оргазм. Камера перемещается, и мы видим, что это шоу в ночном клубе, затем замечаем другую девушку, стоящую за стойкой бара - инициируемую. Все это в оперных красно-черных декорациях, цветах желания и смерти. Меньше чем за две минуты очерчен весь замысел фильма".
Мало кто из пишущих теперь о Бриссо обратил внимание на очевидные параллели в "Шуме и ярости" и "Секретных вещах". В частности, на сходство потусторонних вторжений в интригу.
Жан-Клод Бриссо: Это очень близкие фильмы. "Секретные вещи" - это та же "Шум и ярость" только с женщинами, с сексом. И в том, и в другом фильме появляется призрак, но он имеет разное значение. В "Шуме и ярости" можно предположить, что женщина в белом замещает мальчику отсутствующую мать. В то же время можно рассматривать ее как образ, символизирующий переход от жизни к смерти, из одного мира в другой. А, может, это самый настоящий призрак, манипулирующий мальчиком. Все эти толкования не противоречат друг другу, их можно свести воедино. В "Секретных вещах" на первый план выходит второе значение - переход из одного мира в другой. Кристоф бросает вызов смерти, хочет с ней состязаться. Девушка, играющая призрак - это та же Натали, дающая Кристофу все, что тот хочет. Она представляет для меня нечто смутное и романтическое, символизирует страсть, возникающую между этими персонажами. А птица, сопровождающая призрак, очевидно, связана с греческими трагедиями.
Дмитрий Волчек: Необходимость переосмысления и переигрывания старого сюжета с другими героями и в других - куда более шикарных - декорациях Жан-Клод Бриссо объясняет так:
Жан-Клод Бриссо: В "Секретных вещах" есть очень сильный сексуальный элемент, хотя секс - не главное в сюжете. В целом, сюжеты "Секретных Вещей" и "Шума и ярости" одинаковы. Я сделал этот фильм потому, что понял, что до сих пор никто не сумел перенести секс на экран так, как Хичкок перенес страх и насилие. Я, наверное, сниму еще один фильм, где секс либо будет играть роль поэтического элемента, либо элемента саспенса, а может все вместе. А потом сделаю два фильма - не скажу, что более конвенциональные, но секса в них не будет вообще.
Дмитрий Волчек: Занятно, что если первоначально персонажами Бриссо были жители окраинных многоэтажек, то в последних его фильмах - это неизменно богачи, столпы общества. С тем лишь дополнением, что, представляя своих новых героев, Бриссо смотрит на них глазами учителя государственной школы для бедных - они слишком неживые, слишком глянцевые, слишком кукольные, как модели на биллбордах или в затрепанном журнале "Vogue", найденном мусорщиком в пачке макулатуры. Так в мелодраме "Труженики доброго бога" (в российском прокате "Ангелы Фредди") циничные богачи среди бела дня ходят по горной дороге в дизайнерских вечерних туалетах, словно собрались на вручение премии "Оскар". Я поделился своим наблюдением с режиссером, и он слегка обиделся.
Жан-Клод Бриссо: Возможно, это и так. Поначалу я изображал преимущественно бедных людей, но мне не хочется повторяться. Так что теперь у меня другие герои. И мой собственный образ жизни тоже изменился. Так что я, в основном, изображаю людей, с которыми общаюсь. Но обратите внимание, что в фильме "Тайные вещи" обе героини - выходцы из очень скромной среды, а Кристоф, хоть и богат, но это сын человека, который сам сделал состояние, то есть не был богатым с самого начала.
Дмитрий Волчек: В центре каждого фильма Бриссо герой-"юберменш", стоящий над моралью, презирающий закон - в "Черном ангеле" это бандит-робин-гуд Асланян, в "Жестокой игре" профессор-психопат, в "Секретных вещах" миллионер Кристоф, доводящий до самоубийства своих любовниц. Предполагая, что наряду с Достоевским, Бриссо почитает Ницше и маркиза де Сада, я спросил его об этом, и получил - к своему удивлению - отрицательный ответ.
Жан-Клод Бриссо: Ну я не согласен. Я не очень люблю Ницше. И не очень люблю маркиза де Сада. Все мои фильмы - это диалоги о жизни, ее смысле. Я понимаю, что публика, как правило, этого не замечает - всё это имеет значение только для тех, кто хочет видеть. И поскольку я поднимаю моральные проблемы, у меня и должны быть герои, которые переходят границы, люди, не уважающие закон. Закон, добро и зло - таковы проблемы моих фильмов. Всякий раз, когда я пишу сценарий и придумываю персонажа, я пытаюсь поставить себя на его место, определить мотивы его поступков. Так что выходит, что все персонажи - это я сам. А я всегда на стороне проигравших.
Дмитрий Волчек: Ну а как же завершающая фильм оргия, - не сконструирована ли она по рецептам автора "Философии в будуаре"?
Жан-Клод Бриссо: Не обязательно. Но в бунте Кристофа есть нечто, исходящее от маркиза де Сада. Образ Кристофа вдохновлен Дон Жуаном Мольера, Калигулой Камю и отчасти метафизическим бунтом де Сада. У него есть пара реплик, которые напрямую восходят к де Саду. Он тоже бунтует против Бога.
Дмитрий Волчек: Собственно бунтует не только Кристоф, но и его любовницы, одна из которых после оргии убивает мучителя. "Секс делает человека рабом! Так пусть рабом будет другой!"
Жан-Клод Бриссо: В моем фильме присутствуют два бунта. Две девушки участвуют в социальной битве, а парень, Кристоф, в битве метафизической. В социальной битве девушки терпят поражение. Один мой знакомый заметил, что все мои фильмы можно назвать "Утраченные иллюзии". Единственной победительницей в конце фильма можно считать Натали, - она убивает человека, которого любит, оказывается в тюрьме, меняется и принимает жизнь такой, какая она есть. Натали больше не хочет гоняться за вещами, которые ей не суждено получить. Она смиряется со своей судьбой и с самой собой. Возможно, она и есть победительница.
Дмитрий Волчек: Фабрис Рево д'Аллон выводит такую формулу философии Бриссо:
"Красота нарушения границ, - вот магическая формула творчества Жан-Клода Бриссо, как тематическая, так и стилистическая. По тематике Бриссо - моралист-парадоксалист, он сталкивает нас со злом в его очаровании и мерзости. Он сталкивает нас с обществом, в котором раскрывает все ужасы жестокого распада, удушливую атмосферу декаданса. Он показывает людей, которые бегут прочь от установленного порядка, и показывает насилие, на котором строятся взаимоотношения. Как ни соблазнительно выглядит насилие, оно вызывает ужас, особенно когда сопряжено с сексом и касается либо разрушительной страсти, либо игр с властью".
Музыка Баха "Страсти по Матфею" - ключевая тема саундтрека "Секретных вещей" - в сочетании с оперной пышность реплик и декораций придает картине китчевый абсурдистский эффект в духе Пьера и Жиля, - эффект, который делает все работы Бриссо оригинальными и привлекательными. Я спросил режиссера, ценит ли он красоту зла.
Жан-Клод Бриссо: Для меня это очевидно. В том смысле, что проблема в добре, а не во зле. Иногда между добром и злом практически нет разницы. То, что мы называем зло - это когда человек поддается страстям. А добро - это когда человек сопротивляется страстям во имя окружающих. Но, как говорит святой Павел в послании к римлянам, до появления божьего закона, то есть до того, как были написаны десять заповедей, греха не существовало. С появлением закона появился и грех. Несмотря на то, что этот закон является неимоверным прогрессом, позитивной революцией в истории человечества, он порождает грех, фрустрацию, необоримое желание его нарушить - то, что называют запретным плодом. Каждый человек мечтает сделать то, что запрещено. И вот это меня сильно увлекает. Это то, что я бы назвал первым шагом к постижению красоты зла. И это непосредственно связано с грехом. Христиане и все великие мистики считают, что любовь является единственным выходом из этого тупика, а общество тут не при чем.
Дмитрий Волчек: Самая моя любимая сцена в кинематографе Бриссо - финал "Шума и ярости". Герой фильма, тринадцатилетний Брюно, смышленый и приятный во всех отношениях мальчик, живет в ужасном парижском пригороде среди всякого хамья, но при этом тянется к знаниям. Кульминация истории отнюдь не диккенсовская - в конце фильма Брюно спрашивает свою небесную покровительницу, добрую фею, что ему делать, небесная дама протягивает ему пистолет, и говорит, что лучшим выходом будет застрелиться. Мальчик безропотно выполняет указание.
